Мемуары

Действующие лица

МАРК ТВЕН

УЛИСС С. ГРАНТ

Место действия

Переднее крыльцо американского дома в «позолоченный» век (последняя четверть 19 в.)

Картина 1

Слышится пение птиц. Когда зажигается свет, на крыльце в двух старомодных креслах-качалках сидят бывший президент США Улисс С. Грант и его друг Марк Твен. Оба курят сигары. Вторая половина летнего дня «позолоченного» века.

ТВЕН. Как думаешь, Бог курит сигары?

ГРАНТ. Если и курит, надеюсь, у него они получше, чем эта. Что, по-твоему, они в нее положили? Собачью шерсть?

ТВЕН. Все, что угодно. Болотную траву. Рыбьи головы. Навоз яка. Толченые верблюжьи копыта. Предполагаю, когда-нибудь эти сигары убьют нас обоих.

ГРАНТ. Похоже на то.

ТВЕН. И какой дурак однажды подумал, что неплохая это идея – поджечь скатанную траву с одного конца, сунуть второй в рот и всасывать дым? Смысла не больше, чем совать горячий крендель в нос.

ГРАНТ. Еще и воняет.

ТВЕН. Как грузчик на пердежной фабрике.

(Пауза. Оба курят).

ГРАНТ. Бросить не пробовал?

ТВЕН. Теперь поздновато будет. Остается только наслаждаться.

ГРАНТ. И я того же мнения.

ТВЕН. Однажды у меня служил дворецким англичанин, который воровал у меня сигары и курил в сортире во дворе.

ГРАНТ. У тебя был дворецкий?

ТВЕН. И сортир во дворе. Дворецкому приходилось платить так много, что мы не могли позволить себе канализацию в доме.

ГРАНТ. Зачем тебе понадобился дворецкий?

ТВЕН. Видишь ли, я всегда ненавидел мыть собаку, вот и подумал: если найму дворецкого, он будет мыть собаку, а я – сидеть в сортире и курить сигару. Но получилось так, что всякий раз, когда я пытался попасть в сортир, там уже сидел дворецкий и курил мою сигару, а заставить этого сукиного сына помыть собаку мне так и не удалось.

ГРАНТ. Странные люди, эти англичане.

ТВЕН. Выпекают отличные кексы, однако. По сей день, стоит мне подумать о кексах, я вспоминаю о том, что надо вымыть собаку.

ГРАНТ. Меня всегда тревожила ассоциативная природа памяти.

ТВЕН. Вот и мне твои слова напомнили о теме, которую я собирался затронуть.

ГРАНТ. Но я слышать об этом не хочу, правда?

ТВЕН. Вероятно, не хочешь, хотя я об этом много думал.

ГРАНТ. Женщины?

ТВЕН. Нет, я давно уже оставил попытки понять женщин, и с тех пор счастлив. Просто даю им то, что они хотят, и стараюсь не попадаться у них на пути.

ГРАНТ. Мне тоже это помогает.

ТВЕН. Похоже на лоботомию или кастрацию кота. Поначалу не кажется привлекательным, зато потом тебе гораздо спокойнее. Но я думал не об этом.

ГРАНТ. Нет у меня кота.

ТВЕН. Думал я…

ГРАНТ. Однажды была кошка, но она сбежала с торговцем рыбой.

ТВЕН. Это грустная история, генерал.

ГРАНТ. С тех пор я никогда кошкам не доверял.

ТВЕН. И я тебя не виню.

ГРАНТ. Разумеется, теперь у нас крысы.

ТВЕН. Ты знаешь то, что должен знать?

ГРАНТ. Завести хорьков?

ТВЕН. Нет.

ГРАНТ. Как я это понимаю, хорьков надо заводить только в том случае, если в доме крысы.

ТВЕН. Ход твоих мыслей мне понятен, но я думаю, что тебе нужно…

ГРАНТ. Обычно я прилагаю максимум усилий, чтобы увильнуть от твоего совета.

ТВЕН. Да, и обычно совет мой дельный, за исключением, возможно, этого случая.

ГРАНТ. Ну-ну.

ТВЕН. Ты должен написать мемуары.

ГРАНТ. Мемуары?

ТВЕН. Да.

ГРАНТ. Да за каким чертом мне писать мемуары?

ТВЕН. Ради потомков.

ГРАНТ. Потомки могут катиться куда подальше. И потом, я не писатель.

ТВЕН. Это никогда не останавливало Джеймса Фенимора Купера, так что не понимаю, почему должно останавливать тебя? Черт, я сам – речной лоцман. Просто однажды взял ручку и начал писать, и с тех пор более-менее успешно выдаю себя за писателя. Но держу наготове саквояж со всем необходимым, на случай, что придется срочно сматываться, если кто-то об этом прознает и решит меня линчевать, как того требует его христианский долг.

ГРАНТ. А с чего ты вообще начал писать?

ТВЕН. Думаешь, допустил ошибку, да?

ГРАНТ. Пожалуй, что да, но я сейчас о другом. Мне представляется, неестественно это для человека – вдруг сесть и начать писать. Отчасти напоминает икоту.

ТВЕН. Знаешь, я не очень отчетливо помню, что побудило меня к литературной деятельности, но практически уверен, что не икота. Как я представляю себе, это была попытка если не избавиться, то хотя бы урезать самобичевание.

ГРАНТ. Получилось?

ТВЕН. Не так, чтобы очень. Но ты обязательно должен попробовать.

ГРАНТ. Я восемь лет был президентом Соединенных Штатов. Так что самобичеванием меня не удивишь.

ТВЕН. Но я про другое. Про мемуары.

ГРАНТ. Мемуары противоречат моей религии.

ТВЕН. Но именно память делает нас людьми.

ГРАНТ. Тогда я предпочел бы забыть. С годами список того, что я предпочел бы забыть, растет и растет, как и другой список: того, что для тебя уже в прошлом. В результате воспоминание о чем-то плохом портит тебе настроение, потому что ты вспоминаешь что-то плохое. Но и воспоминание о чем-то хорошем тоже портит, потому что такого уже не будет. А если вычеркнуть первое и второе, останется всякая ерунда, на которую наплевать, так стоит ли тратить время на такие воспоминания?

ТВЕН. Я – писатель, генерал. Память – это все, что у меня есть.

ГРАНТ. Никто у тебя ее и не отнимает.

ТВЕН. Согласен. Просто пришла в голову мысль.

ГРАНТ. И чертовски глупая.

ТВЕН. Водится за мной такой грех. (Пауза). Пожалуй, пойду домой и помою собаку.

ГРАНТ. Не хочешь остаться и съесть кусок пирога?

ТВЕН. Конечно, я хочу остаться и съесть кусок пирога. Зачем, по-твоему, я сюда прихожу?

ГРАНТ. Понятия не имею.

(Пауза. Они курят. Свет медленно гаснет).

Картина 2

Слышится пение птиц. Когда зажигается свет, на крыльце в двух старомодных креслах-качалках сидят Грант и Твен. Грант читает контракт.

ТВЕН. Ты никогда не задумывался, а говорят ли белки, когда занимаются сексом? Я к тому, что бегают они, постоянно издавая какие-то щелкающие звуки. Вот и гадаю, удается ли им замолкать на то время, когда у них романтическое настроение. Конечно, я уверен, что белки находят друг друга куда более привлекательными, чем мы – их. Хотя пару раз возникали моменты, когда мне хотелось наладить теплые, дружеские отношении я с одной или двумя белками. (Пауза. Никакой реакции Гранта, который поглощен контрактом). Знаешь, вчера моя левая рука отвалилась и упала на пол, когда я играл на скрипке. Мне пришлось ее поднять и отправить во Францию.

ГРАНТ. Как насчет того, чтобы заткнуться на пару минут?

ТВЕН. Это маловероятно. (Пауза). До меня дошли слухи, что ты готов пересмотреть свое отношение к самой идее мемуаров.

ГРАНТ. Нет, я по-прежнему ненавижу мемуары. Но недавно мой банкир привлек мое внимание к тому факту, что я практически разорен, и скоро мне придется продать собственный дом, а потом какой-то издатель прислал мне этот контракт. Такое впечатление, что написан он на суахили. В попытке его расшифровать я вновь и вновь сожалею о том, что во время войны мы не воспользовались возможностью пристрелить еще пару десятков адвокатов. Но, вероятно, они все прятались за женщинами и детьми.

ТВЕН. Да, я бы тоже так поступил. Хочешь, чтобы я взглянул?

ГРАНТ. Взглянул? На это? Да зачем тебе это надо?

ТВЕН. В свое время мне довелось такие подписывать.

ГРАНТ (бросает контракт ТВЕНУ). Изволь.

ТВЕН (просматривая контракт). Знаешь, это не суахили. Я готов предположить, что это один из почти исчезнувших диалектов восточной Монголии. Исхожу из того, что контракт выпачкан в татарском соусе.

ГРАНТ. Нет, соус – моя заслуга. Миссис Грант подавала на днях сома. Я не смог его есть. Очень напоминал Эмброуза Бернсайда. А мое жизненное правило: если есть возможность – не класть в рот то, что когда-то смотрело на тебя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.