Роддом. Сценарий. Серии 9-16

9-я серия

(ЕВГРАФОВ, СЫТИН, АЛИНА, ЕЛЬСКИЙ.)

Скрестив руки на груди, на скамье сидит (в хирургической пижаме) Сытин, мрачно наблюдая за товарищем. Евграфов (в хирургической пижаме и боксёрских перчатках) метелит боксёрскую грушу изо всех сил. По нему градом катится пот.

ЭКРАННАЯ НАДПИСЬ:

«Я ДОЛЖЕН МНОГО РАБОТАТЬ, МНОГО УЧИТЬСЯ, ОТ МНОГОГО ОТКАЗАТЬСЯ…» СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ БОТКИН, ОСНОВОПОЛОЖНИК РУССКОЙ КЛИНИЧЕСКОЙ МЕДИЦИНЫ.

Заходит Алина, в спортивном костюме, со спортивной сумкой на плече, подходит к скамье, опускает сумку на пол, садится рядом с Сытиным, целует его в щёку. Их ровный спокойный диалог – по фону молотящего с рыками грушу Евграфова.

АЛИНА

И давно он так?

СЫТИН

Две недели…

Алина поворачивается, смотрит на него: «ку-ку!»

СЫТИН

А!.. Сорок минут.

Алина садится, как Олег, скрестив руки на груди, уставляется на Евграфова.

СЫТИН

Жду обезвоживания, дисбаланса электролитов, судорог…

Алина достаёт из сумки бутылку минеральной воды, раскручивает, отпивает, протягивает Сытину. Тот принимает, делает глоток, возвращает. Она закручивает бутылку, ставит на скамью. Не глядя друг на друга – смотрят на Евграфова.

АЛИНА

С Яной поговорил?

Одномоментно: в зал заходит Ельский в пижаме, со спортивной сумкой на плече; а Евграфов припадает на колено, хватаясь за икроножную мышцу: судорога.

ЕЛЬСКИЙ

Всем привет!

ЕВГРАФОВ

Чёрт!

Сытин, тыча в Евграфова указательным пальцем.

СЫТИН

Есть! Судороги!

Алина бросает на Сытина взгляд: «если ты думаешь, что я не заметила, как ты «не заметил» про Яну…», усмехается, берёт бутылку, идёт к Евграфову, присаживается на корточки рядом с ним, протягивает минералку. Ельский – уже у становой тяги.

АЛИНА

Груша, понимаю, освободилась?

Евграфов принимает бутылку, сдувает прилипшие ко лбу волосы, делает глоток, обессилено утвердительно кивает. Снимает перчатки, отдаёт Алине. Алина, надевая, громко обращается к Сытину.

АЛИНА

Ты сегодня в общагу или ко мне?

Сытин на скамеечке, снова скрестив руки на груди.

СЫТИН

Дежурю.

Ельский слышит реплику Сытина, реагирует движением бровями: «взято на заметку». Евграфов отползает, Алина начинает разогреваться у груши.

(РАМИШ, ЕЛЬСКИЙ, СТУДЕНТЫ.)

Рамиш невдалеке от подъезда общаги. Ходят студенты. Где-то хохочут. Она нахмуренно смотрит на наручные часы. Подходит Ельский. От её обыкновенного высокомерия и следа не остаётся – она нежнее котёнка.

РАМИШ

Вовка!

Ельский в своей обычной манере, без эмоций. Не поймёшь, он рад или не рад.

ЕЛЬСКИЙ

Привет.

РАМИШ

Я жду-жду!

ЕЛЬСКИЙ

Подольше позанимался, завтра дежурю, зал пропущу.

Рамиш, беря его под руку и чуть не в рот заглядывая:

РАМИШ

Идём?

Поднимаются по ступенькам ко входу в общагу.

(ЕЛЬСКИЙ, РАМИШ, ВАХТЁРША, СТУДЕНТЫ.)

Снуют студенты. К вахте подходят Ельский и Рамиш. Ельскому вахтёрша улыбается, как мать родная.

ВАХТЁРША

Добрый вечер, Владимир Сергеевич!

ЕЛЬСКИЙ

И вам…

Рамиш вахтёрша строит натужное лицо, явно узнавая её. Рамиш не особо парится вахтёршей, вся погружённая в созерцание Ельского, – формально той кивает. Проходят. Вахтёрша провожает их взглядом, злорадно бормоча под нос.

ВАХТЁРША

Сколько ты Олегу нервы трепала – тут с лихвой вернётся.

Через вертушку пытается проникнуть стайка студентов.

ВАХТЁРША

Куда?! Студенческие показывайте… Тут вас половина не с нашего вуза!

(ЕВГРАФОВ.)

Поднимается по пролёту, привычно доставая из кармана ключи, вставляет в замок, открывает, заходит. Отрешённый.

(ЕВГРАФОВ, АВЕРЧЕНКО.)

Евграфов уже в домашнем, но такой же отрешённый, – ставит чайник на плиту. Заходит Аверченко.

ЕВГРАФОВ

Добрый вечер, Роза Борисовна.

Она кивает, глядя на него с укоризной, но жалеючи и с приязнью – как смотрят пожившие старухи на симпатичных им молодых мужиков. Берёт свой чайник, идёт к крану, набирает воду. Евграфов достаёт из кармана пачку сигарет, крутит.

АВЕРЧЕНКО

Чего последнее время сам не свой? … Кури уже.

ЕВГРАФОВ

Вы же не разрешаете.

АВЕРЧЕНКО

Твоей!.. Можно подумать, она слушается.

Роза Борисовна поджимает губы. Евграфов закуривает, жадно затягивается, выпускает дым. Грустно улыбается.

ЕВГРАФОВ

Если бы вы ей разрешали – она бы не курила.

АВЕРЧЕНКО

И где баба, когда мужику ужин нужен?!

ЕВГРАФОВ

На дежурстве.

АВЕРЧЕНКО

Известно, чем врачи на дежурствах занимаются!

Евграфов мрачнеет (о своём, вовсе не в смысле подозрений о Чекалиной). Роза Борисовна, что-то почуяв, смотрит на него, прищурившись, с некоторым удовлетворением. Усмехается.

(ЧЕКАЛИНА, АЛИК.)

Пустая дежурка (стол, шкафы, две кровати у стен), выключен свет. Раскрывается дверь – свет из коридора, входит смеющаяся Чекалина, включает свет. Вместе с ней – Алик, улыбающийся.

ЧЕКАЛИНА

Фууф! Хорошо, твой папа – главврач!

Алик передразнивает дежурного хирурга:

АЛИК

«Это острый живот! Это острый живот!.. Я напишу на вас докладную!..»

Копируя дежурного хирурга, отвисая челюстью и пуча глаза, Чекалина подхватывает, тоже пародируя дежурного хирурга:

ЧЕКАЛИНА

…глав!.. ггглав!.. Главврачу?..

И на мгновение уставляется на Алика с выражением лица дежурного хирурга после осознания смысла произнесенного. Хохочут. Чекалина идёт к столу, нажимает кнопку электрического чайника. Она спиной к Алику. Он смотрит на неё однозначно плотски, но она не видит, продолжая обсуждение:

ЧЕКАЛИНА

Хирурги обнаглели! Урология? – лезут! Гинекология? – лезут!

Он подходит к ней, обнимает сзади. Она замирает. Выражение лица ошарашенное. Выворачивается, отходит на безопасное расстояние. Говорит аккуратно, не желая обидеть.

ЧЕКАЛИНА

Алик… Я не давала повода…

Алик, чуть не с детской обидой:

АЛИК

Чем я хуже твоего Лёшки?!

Чекалина пятится на выход.

ЧЕКАЛИНА

Ничем. Ты – другой. Он – мужчина. А ты… Красивый, приятный… мальчик.

АЛИК

Мы ровесники! И я уже врач, а он – всего лишь интерн!

ЧЕКАЛИНА

Это не возраст… И не статус.

Она уже у дверей.

ЧЕКАЛИНА

Чай в сестринской попью. И там же… подремлю. Или – хочешь? – я в приёме буду бдеть, чтобы хирурги в наше забрюшинное пространство не лезли?

Чекалина улыбается, но Алик качает тему надутости. Она взъерепенивается, потому что по натуре не из тех, кто слишком долго возится с великовозрастными инфантилами. Говорит резко, с присущей ей язвительностью.

ЧЕКАЛИНА

Даже для «просто переспать» нужна страсть. У меня на тебя не встаёт.

Тут же жалеет, что была так резка. С мягким выражением лица пожимает плечами.

ЧЕКАЛИНА

Да и ты в меня не… не увлечён мною. Это просто ночь. Руки по локоть в крови… Кто рядом – тот и родной.

Алик не смотрит на неё. Она ещё раз, извинительно втянув голову в плечи, выскальзывает за дверь.

(ЕЛЬСКИЙ, РАМИШ.)

Комната общаги «на одного», такая же непрезентабельная, как комната Сытина/Евграфова. Но Рамиш сейчас этого совершенно не замечает. Горит настольная лампа. Лежат в постели с Ельским – «после». Он на спине, закрыв глаза и откинувшись на подушку. Рамиш, приподнявшись на локте, любуется, проводит указательным пальцем ему по спинке носа, верхней губе – к подбородку.

РАМИШ

У тебя волевое лицо.

Он открывает глаза, стряхивает с себя послеоргазменное оцепенение, мягко отводит её руку, садится на кровати.

ЕЛЬСКИЙ

С утра на сутки. Надо выспаться. Схожу в душ…

Находит штаны, надевает. Встаёт, берёт полотенце, идёт к двери, – выходит. Рамиш, не замечая его очевидного равнодушия, блаженно откидывается, прижимает к себе его подушку, нюхает…

(ЕВГРАФОВ, АВЕРЧЕНКО.)

Сидят у её кухонного стола, пьют чай после совместного ужина, разговаривают.

АВЕРЧЕНКО

…так никогда о папаше и не старался разузнать?

ЕВГРАФОВ

Не было, Роза Борисовна, у меня никакого папаши.

АВЕРЧЕНКО

(усмехается) Сказка про дух святой своё отработала! Да и там Иосиф неподалёку вертелся!

Евграфов улыбается.

ЕВГРАФОВ

Какая вы, мадам Аверченко, богохульница! … Геологоразведка невдалеке стояла. Мать была молодая и…

АВЕРЧЕНКО

Дурная!

ЕВГРАФОВ

Может, просто доверчивая?

АВЕРЧЕНКО

Как её в деревне-то не съели?!

Евграфов пожимает плечами, снова улыбнувшись. Через паузу.

ЕВГРАФОВ

Бабка говорила, что она была не от мира сего. Всё улыбалась, по перелескам бродила, живот гладила. Никто и не смел.

Роза Борисовна, покачав головой и поджав губы.

АВЕРЧЕНКО

Точно не в мать! Ты умный, жёсткий.

ЕВГРАФОВ

Как иначе сироте выжить?

Роза Борисовна не замечает его шутливого тона, гнёт своё.

АВЕРЧЕНКО

У тебя только одна слабость.

Тычет подбородком в сторону из кухни, намекая на Чекалину. Евграфов улыбается.

ЕВГРАФОВ

Машку невозможно не любить. Я виноват перед нею. Был виноват. И… буду ещё. Наверное…

Роза Борисовна, саркастически усмехнувшись и прищурившись:

АВЕРЧЕНКО

Ой! Чем это?!

Евграфов, ясно глядя Розе прямо в глаза:

ЕВГРАФОВ

А мужчина всегда перед женщиной виноват!

АВЕРЧЕНКО

Говорю же – изворотливый лис!.. Если речь не о твоей прекрасной Матильде. … Вот где ты денежки взял?

Евграфов поднимается, собирает тарелки, улыбаясь:

ЕВГРАФОВ

Где бы ни взял – так уж вам отдал!.. Я посуду помою? По-соседски. Можно даже сказать: по-родственному!

(ЕЛЬСКИЙ, РАМИШ.)

Рамиш одета, хлопочет у стола, сервируя чай. Возвращается Ельский из душа. Видит приготовления – не слишком доволен.

РАМИШ

Сейчас будем чай пить!

ЕЛЬСКИЙ

Яна…

Идёт к столу, присаживается, она подаёт ему чашку, всё ещё не замечая его настроения. Он принимает чашку, делает глоток.

ЕЛЬСКИЙ

Яна… Ты – красивая девушка. У тебя хороший потенциал… Я видел твоё поведение в родзале…

РАМИШ

Спасибо! Спасибо! Спасибо! Мне очень приятно.

Ельский, указывая глазами на стол и поднимая взгляд на неё.

ЕЛЬСКИЙ

С этим всем не вяжется…

До Рамиш что-то начинает доходить.

РАМИШ

Что не вяжется? В смысле?..

ЕЛЬСКИЙ

Секс – это всего лишь секс. Манипуляция. Операция. Процедура.

РАМИШ

Я тебе не нравлюсь?!

ЕЛЬСКИЙ

Нравишься. Я не приглашаю на свидания и в постель женщин, которые мне не нравятся. Но…

РАМИШ

Что – но?

ЕЛЬСКИЙ

Я не стремлюсь к долгосрочным отношениям или, не дай бог, семейной жизни.

РАМИШ

Ты же любишь детей!

Ельский мимикой: «о, господи! Как же это всё…»

ЕЛЬСКИЙ

Новорождённых младенцев. Потому что они не разговаривают.

Рамиш от обиды вот-вот расплачется, смотрит на Ельского как обиженное дитя. Ельский – мягок, но настойчиво-упрям.

ЕЛЬСКИЙ

Сейчас выпьем чай. Провожу тебя. В этой кровати тесно. Я высыпаюсь только когда сплю один.

Она совсем растеряна.

РАМИШ

Я сказала дома, что дежурю…

ЕЛЬСКИЙ

Ты умная девочка, придумаешь что-нибудь…

Он пьёт чай, берёт бутерброд, с аппетитом жуёт. Рамиш сидит как в воду опущенная. Он – уже весь «врач в работе, беседующий с другим врачом».

ЕЛЬСКИЙ

Через два месяца интересная конференция по перинатальному инфицированию. Участвуешь?

А у Рамиш глаза на мокром месте, она не вникает в смысл слов Ельского. Он – хмурится. У него «встаёт» в основном на профессионализм.

(РАМИШ, ЕЛЬСКИЙ.)

Ельский с Рамиш подходят к подъезду. Он – равнодушно-галантен, она – в непонятных чувствах, её больше беспокоит нет ли поблизости зорких соседей. Расстаются формально.

РАМИШ

Спасибо. Это было лишнее. Я бы сама добралась.

ЕЛЬСКИЙ

Мужчина обязан проводить женщину. Этому учат между чистить зубы и родину любить. Спокойной ночи, Яна. До завтра.

Яна кивает. Заходит в подъезд. Ельский уходит. Через несколько секунд она с опаской выглядывает из подъезда. Всматривается – ушёл… Тихонько выскальзывает, быстро идёт в другую сторону.

(РЫБА, СВЯТОГОРСКИЙ.)

Рыба курит в одиночестве. Всхлипывает. Старается удержаться – не может. Плачет. Звук подъехавшего лифта, раскрывающихся дверей. Рыба быстро утирает слёзы. Подходит Святогорский. Видит, что она плакала. Достаёт из кармана пачку сигарет. Вытряхивает. Прикуривает. Укоризненно глядит на Рыбу.

СВЯТОГОРСКИЙ

Хватит! Полторы недели прошло! Двадцать раз уже можно влюбиться!

Рыба смотрит на него, и снова начинает плакать.

РЫБА

Он меня бросил…

СВЯТОГОРСКИЙ

Что значит: бросил? Он тебя подбирал?

РЫБА

Да-а-а… Если бы не он!

СВЯТОГОРСКИЙ

Вот и будь благодарна за то, что сделал. И не вой! Бросил он её, ишь! Не бросил, а освободил! Да ещё и… Во!

Щёлкает языком, делает многозначительно лицо. Рыба вышвыривает бычок, и, ревя белугой, убегает прочь, вдаль по подвалу – не в сторону лифта.

РЫБА

Мне ничего не надо! Я люблю его!

Святогорский смотрит вслед, качая головой. Тихо, ласково:

СВЯТОГОРСКИЙ

Это пройдёт, девочка. Это пройдёт.

Поведя бровями, усмехнувшись, отправив бычок щелчком в кастрюлю.

СВЯТОГОРСКИЙ

…а квартирка – останется!.. Зильберман – широкий мужик!

(БЕЛЯЕВ, СЫТИН, САНИТАРКА ЛИЛЯ.)

Беляев (в прекрасном настроении) и Сытин (в расстроенных чувствах) сидят за столом, между ними – огромная пицца. Беляев ест жадно. Сытин – без особого аппетита, хотя прежде отсутствием оного не страдал.

БЕЛЯЕВ

Капитализм шагает семимильными шагами! Теперь – и ночная пиццерия с доставкой!.. Обглодин, чего сам не свой?

Сытин сперва наигранно возмущается, а затем пытается перевести тему, ибо ему уже известна цепкость Беляева.

СЫТИН

Вот вы ж прекрасно знаете, что я Сытин! Не надоело вам?

БЕЛЯЕВ

Не-а… Так чего…

СЫТИН

(перебивает) Игорь Анатольевич, а вы не расстроились, что с вас высшую категорию сняли из-за…

Замолкает. Беляев, пристально глянув на Сытина («похоже сплетники не врут!»), берёт следующий кусок пиццы.

БЕЛЯЕВ

Да-а-а! Мне эти двадцать пять рублей… или какой у нас там нынче курс инфляции на дворе? – ооочень погоду делали! … Давай, колись!

СЫТИН

Игорь Анатольевич, вы про что?

БЕЛЯЕВ

Тебя явно не мёртвые бабы беспокоят, а живые… Янке что ли изменил? И с кем?

Откусывает громадный кусок, жуёт, со смешинкой глядя на Олега. В буфет забегает санитарка Лиля.

САНИТАРКА ЛИЛЯ

Олег Андреевич, потужной поступил!

Олег радостно вскакивает – отсрочил пытку проницательностью Беляева, – проносится мимо Лили на выход.

БЕЛЯЕВ

Лилька, тебе мужья изменяли?

САНИТАРКА ЛИЛЯ

Да кто ж их знает? Первый – да. А дальше – не признавались!

БЕЛЯЕВ

О! Молодцы! А ты им?

САНИТАРКА ЛИЛЯ

Первому – нет. А дальше – да. И признавалась немедленно! Я честная. И – влюбчивая. Чуть что: следующий!

Выходит, хохоча.

БЕЛЯЕВ

Не жизнь, а праздник! Честная. Влюбчивая. …

Берёт следующий кусок пиццы.

БЕЛЯЕВ

Следующий!

Отправляет в рот.

(РЫБА, СЫТИН, РОЖЕНИЦА, САНИТАРКА ЛИЛЯ.)

Рыба удерживает молодую роженицу (лет двадцати, простая), которая вырывается с воплями.

РОЖЕНИЦА

Где туалет? Я прям здесь… А-а-а!

Забегает Сытин.

РЫБА

Доктор, помогите!

Сытин бросается на помощь. В приём заходит Лиля с каталкой.

РОЖЕНИЦА

Мне надо по большому!

СЫТИН

Это предлежащая часть плода опустилась на тазовое дно и давит на ампулу ректум…

РОЖЕНИЦА

А-а-а! Что он несёт?! Я сейчас обосрусь!

РЫБА

Ртом дыши! Расслабься и не ори!

Рыба переглядываются с Лилей, со смешинкой в глазах.

САНИТАРКА ЛИЛЯ

Олег Андреевич, помогите уложить роженицу на каталку!

(СЫТИН, РЫБА, САНИТАРКА ЛИЛЯ, РОЖЕНИЦА, 1-Я РОЖЕНИЦА, 2-Я РОЖЕНИЦА, 3-Я РОЖЕНИЦА.)

По коридору обсервации бродит три роженицы, распахиваются двери, Сытин, Рыба и санитарка Лиля вкатывают каталку с ещё одной.

РОЖЕНИЦА

Господи, изверги! На горшок живому человеку нельзя… А-а-а!

САНИТАРКА ЛИЛЯ

Не тужься!

РОЖЕНИЦА

Оно само!

Роженицы расступаются под стеночки, с любопытством, которое на время отвлекает их от собственных страданий. Двери в родзал распахнуты, оттуда раздаются характерные рыки-кряхтения-оры. Всё перекрывает закадровый голос Марго.

МАРГО

Рыбу в родзал!

Рыба немедленно оставляет каталку, кивнув Сытину, мол, рулите. Забегает в родзал. Из родзала раздаётся плач новорождённого вместе с рыком Марго.

МАРГО

Лиля!

Лиля уносится в родзал. Сытин сам на сам с роженицей на каталке, которая уже безо всяких его указаний лежит в характерной позе: согнув ноги, широко разведя колени.

РОЖЕНИЦА

А-а-а!

Сытин становится у ножного конца каталки, растерянный, не зная куда и как руки девать. Вокруг него кучкуются три роженицы. 1-я роженица (держит низ своего живота обеими руками) смелее всех, заглянув в «рабочее поле», ехидно обращается к Сытину, указывая подбородком.

1-Я РОЖЕНИЦА

Доктор, насколько я разбираюсь в акушерстве, ваши руки должны быть ТАМ.

(МАРГО, РЫБА, САНИТАРКА ЛИЛЯ, 4-Я РОЖЕНИЦА, 5-Я РОЖЕНИЦА, ПАЛЕЙ.)

На двух рахмановках (расположенных параллельно друг другу через проход) лежат роженицы. У одной – 4-й, – на животе уже лежит новорождённый (обнимает, слёзы радости, плач младенца), у ножного конца рахмановки стоя работает Марго.

МАРГО

Дуйся! Рожаем послед!

На второй ещё рожает 5-я роженица, у ножного конца рахмановки стоит Рыба, берёт со столика пакет стерильных перчаток, разрывает, санитарка Лиля завязывает ей сзади халат. Палей стоит чуть кзади и сбоку от Рыбы – бдит состояние предлежащей части плода с хмурым лицом.

РЫБА

Не дуйся!

4-я роженица на рахмановке Марго перестаёт дуться с перепуганным лицом, прижимает к себе новорождённого крепче.

МАРГО

Да не ты!

Рыба уже надела перчатки и командует 5-й роженице.

РЫБА

Дуйся!

5-я роженица начинает тужиться.

(СЫТИН, РОЖЕНИЦА, 1-Я РОЖЕНИЦА, 2-Я РОЖЕНИЦА, 3-Я РОЖЕНИЦА.)

Роженица на каталке выдаёт финальный вопль, после которого обессилено откидывает голову на каталку.

РОЖЕНИЦА

А-а-а!

Сытин ошалело заглядывает ей между ног. Все три роженицы тоже туда склонились.

СЫТИН

Что это?!

Между ног роженицы на каталку выдувается большой плотный непрозрачный радужный переливчатый пузырь.

1-Я РОЖЕНИЦА

«Рубашка»! Надо разрезать «рубашку»! Иначе задохнётся!

Оглядывается на стол – там лежат канцелярские ножницы. 1-я роженица мухой к ним, хватает, приносит, вручает Сытину.

РОЖЕНИЦА

Почему он не кричит?!

1-Я РОЖЕНИЦА

(Сытину) Давай!

Сытин с судорожным вздохом опасливо делает на радужном пузыре небольшой надрез, смотрит. 1-я роженица пододвигает его, разводит разрез пальцами – около трёх литров прозрачной опалесцирующая жидкости вытекают на каталку, стекают на пол. Раздаётся возмущённый могучий рёв здорового новорождённого. 1-я роженица освобождает дитя от оболочек, выкладывает роженице на грудь.

1-Я РОЖЕНИЦА

Девочка. Счастливой будет. В «рубашке» родилась!

Вдруг оставляет хлопоты, поднимает на Сытина перепуганные глаза.

1-Я РОЖЕНИЦА

Доктор! Мне срочно надо по большому…

СЫТИН

Не тужься!

1-Я РОЖЕНИЦА

Не могу-у-у! Оно само-о-о!..

СЫТИН

Дыши! Дыши ртом! Вот так!

Показывает как. Берёт её за плечи – на её рубашке остаются кровавые следы, – с роженицей на каталке Сытин работал без перчаток. Уводит её в двери родзала.

СЫТИН

Как будто понос застал в автобусе, и тебе же неудобно будет…

1-я роженица мимо воли хихикает.

СЫТИН

Дыши! Ды-ши!

Около родильницы на каталке с младенцем остаются 2-я и 3-я роженица. Ахают своим схваткам, но умиляются новорождённой…

(МАРГО, РЫБА, САНИТАРКА ЛИЛЯ, 4-Я РОЖЕНИЦА, 5-Я РОЖЕНИЦА, ПАЛЕЙ, СЫТИН, 1-Я РОЖЕНИЦА.)

Марго и Рыба работают со своими родильницами (стук инструментов). В проходе между двумя рахмановками стоит каталка – на ней лежит 1-я роженица. У ножного конца каталки стоит Сытин – уже в перчатках и халате, – Лиля завязывает сзади халат, Палей переместилась за спину Сытину.

СЫТИН

Тужься!

1-я роженица кряхтит изо всех сил: дуется как следует, без воплей. Сытин пытается грамотно оказывать акушерское пособие. Палей из-за его спины:

ПАЛЕЙ

Куда! Не можешь помочь – не мешай! Просто лови!

В руках у Сытина оказывается новорождённый. Плачет. Сытин держит на руках крохотное тельце – и его лицо вдруг сияет, он приходит в эйфорию, как будто вдруг ему открылись все тайны и загадки вселенной. Палей видит его выражение лица – усмехается, смягчившись. Дружески похлопывает его по спине.

ПАЛЕЙ

Будет толк! Только учись и работай, работай и учись.

Смотрит на него, как бы подсказывая: «ну? Что надо сказать женщине?»

СЫТИН

У вас мальчик! Поздравляю!

1-я роженица плачет от счастья, принимая новорождённого в объятия. Три новорождённых, выложенные на живот матерям, плачут – плюс из коридора доносится басистый рёв «рубашечной». Палей на мгновение закрывает глаза, балдея от «музыки сфер». Марго, Рыба и санитарка Лиля с удовольствием и умилением смотрят на очумевшего Сытина.

МАРГО

Добро пожаловать в клуб, Олег Андреевич!

Палей снова включается в работу, надевая маску серьёзного неонатолога, мизантропа-социопата.

ПАЛЕЙ

Бэби-бум какой-то! … Здоровы. Всех на совместное пребывание!

(СЫТИН, МАРГО, РЫБА, РАМИШ.)

Никого, светлая ночь. За порог приёмного покоя выскакивает Сытин в одной пижаме, и танцует, победно выкрикивая-напевая:

СЫТИН

Да! Да! Будет толк! Только у-чись! Только ра-бо-тай! Только ра-бо-тай! Только у-чись!

Выходят Рыба и Марго, в наброшенных синих халатах для выхода. Улыбаясь, смотрят на Сытина. Марго прикуривает. Он их замечает, хватает Рыбу, кружит в танце. Она вырывается, смеясь.

РЫБА

Уймитесь, доктор!.. На минутку на перекур выскочили, ещё две созревают.

Сытин выпускает Рыбу, подаёт ей огонёк, сам закуривает. В запале, не может сформулировать свои чувства.

СЫТИН

Это!.. Это!.. Мы… Мы как… Как будто мы…

Марго вроде как иронично, но вполне серьёзно: всё уже давно прочувствовано.