Дневник путешественника, или Душа Кавказа

Вновь приезжий

3 сентября 2019

В вокзальной толпе чувствуешь себя вновь приезжим – как когда-то чувствовал себя и М.Ю.Лермонтов возвращаясь во время первой ссылки в 1837 году в колыбель собственных мечтаний.

Как же молодой поэт оказался вновь приезжим на Кавказ? Лермонтов приехал в Пятигорск "весь в ревматизмах”, как сам вспоминал потом. Его вынесли из повозки на руках, и он был вынужден первое время провести в госпитале. Болезнь – война, дала ему досуг, необходимый для раздумий. Что это были за дни! Тянулись медленно, будто каждый с год… Он вспоминал, что было с ним за его короткую, такую неудачную, несколько раз ломавшуюся жизнь. Это и Москва, с своими студенческими годами – поначалу счастливыми, таинственными и воздушными, а потом мрачными и пустыми. Он вспоминал тогда неясные мечты о каком-то великом подвиге. Мечты о славе на поприще литературном. Сколько стихов, поэм, трагедий было написано тогда! Он помнил как из рук в руки они, юные студенты, передавали друг другу запрещенные цензурой журналы и стихи…Сколько в этом было таинственного, необыкновенного, мальчишеского. Но вдруг перед его взором вся эта наполненная мечтаниями жизнь оказалась позади. Все пошло прахом – Московский университет пришлось оставить, расстаться с друзьями. Ему было посоветовано "уйти" – как и многим другим, замеченным в вольнодумстве. И незаметно начался Петербург с казармами и бойней; вместо заносчивых стихов, волнующего шепота о запретном, чтения потаенной литературы пошли шагистика и муштра в военной школе. Вместо студенческой вольницы – чинное, бесцветное светское общество. И самое главное – никакой справедливости и литературы! Он буквально чувствовал, как приходил домой пустой и разбитый, в душе было холодно и ветрено – ведь занимался не тем, чем хотел на самом деле. Но вот, двух страшных лет как не бывало; школа окончилась, и он снова оказался на перепутье. Но драгоценная, неожиданно вернувшаяся муза решила все за него: яркое воспоминание – смерть А.С.Пушкина породила в свободолюбивой душе гневные, обличительные стихи, и совсем неравнодушные:

Погиб поэт! – невольник чести —

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

(Смерть поэта)

Так, настал день, которого желал юный поэт всю свою жизнь: М.Ю.Лермонтов наконец стал знаменитым, и в то же время сгорающим от стыда и унижения. За непокорные, обвиняющие общество стихи поэта вскоре сослали на Кавказ.

Таким образом, оказавшись здесь, в Пятигорске, не по своей воле – болезнь во время поездки на фронт настигла его случайно, – поэт вероятно чувствовал себя невероятно растерянным. Невозможно себе представить какой ураган эмоций чувствовал человек, переживший смерть А.С.Пушкина, написавший обличительные стихи власти, и ими же сосланный на Кавказ, умирать под пулями горцев. Таков, представал перед непредвзятым взором молодой солдат, прибывший в Пятигорск для лечения подхваченных на пути к фронту болезней. Одинокий и нелюдимый.

***

Я вдыхаю чистый воздух, и всецело чувствую его прохладу. Над Пятигорском все еще поразительно видно утренние звезды. Между старинными зданиями в пару этажей хорошо видно заснеженные у самых верхушек горы – справа двуглавый Эльбрус, слева гора Столовая и золотой Курган. Цепь замыкает Казбек. Часы на колокольне показывают пять, сторож скоро отбивает семь ударов, и в городе начинает потихоньку течь жизнь. Вот, люди открывают окна, высовываются из маленьких квартирок и радостно улыбаются небу. Интересная параллель – наверное, когда-то и одинокий поэт также гулял по этим улочкам; писал, глядя на небо; и выглядывал из окна съемной квартиры.

Изящно стучит чье-то открытое настежь окно. Я продвигаюсь все дальше, вглубь города, почти доходя до бывших окраин – где когда-то на окружной улочке, жил и поправлялся от болезни великий поэт. Вдруг вижу надпись на небрежно сколоченных досках: "ДОМЪ, В КОТОРОМ ЖИЛ ПОЭТЪ М.Ю.ЛЕРМОНТОВЪ". Не могу наглядеться на маленький, даже неприметный на первый взгляд домик, с тростниковой крышей. С трудом вериться, что здесь когда-то мог жить такой большой поэт. Но я уверенно вступаю на порог дома-музея. Тотчас понимаю – приметность и значительность здания в другом: в собрании документов, живописных полотнах, предметах интерьера, одежды и мебели – которые и сейчас отражают эстетику лермонтовской эпохи. Однажды Лермонтов написал своему московскому другу М.А.Лопухиной: "…у меня очень славная квартира…сразу приглянулась мне, только переступил через порог. Даже простой деревянный стол казалось улыбнулся мне, а стоявший рядом колченогий стул пригласил сесть. По всей комнате были развешаны до боли знакомые лубочные картинки…и только из зеркала пахнуло какой-то безобразиной…" Что ж, сквозь мутное стекло до сих пор видно вещи, напоминающие случайному прохожему о том, что здесь жил поэт-изгнанник, вынужденный странствовать. Вот, и кресло-качалка у окна в кабинете-спальне, на которой наверняка сидел уставший писатель… Покидая музей, я думала о том, как важно приобщаться к подобным местам – с особой творческой энергетикой, которая сумела оставить неизгладимый след в искусстве – не только слова, но и живописи..