– Все правильно, Лехав, – говорил между тем Виллет. – Чего тебе тратить время на ребят вроде нас? Ты ведь из этого дерьма вылез.
– Иногда я в этом сомневаюсь, – покачал головой солдат.
Он, поджав губы, осмотрел грязную улицу, гнилые заборы, узкую полоску неба наверху.
– Этот город прогнил насквозь, – сказал он больше самому себе. – Как и вся империя.
Он долго молчал, прежде чем снова покачать головой и отвернуться от них.
– Ну, Виллет, Оррен, бывайте!
У Адер сжалось сердце. Язык лежал во рту полоской сухой кожи.
Виллет, не скрывая облегчения, ощерился в улыбке:
– Как-нибудь свидимся, Лехав.
– Не свидимся, – отрезал солдат.
И тогда, словно россыпь отдельных фишек на доске ко сложилась в позицию, Адер поняла: солдат, нашедший себе «службу почище», уходит, чтобы никогда не вернуться, с мечом у бедра и ранцем за спиной…
– Прошу тебя! – отчаянно выпалила она. – Во имя Интарры, умоляю!
И Лехав снова остановился, устремил на нее непроницаемый взгляд:
– Что тебе до богини?
Все правильно, уверилась Адер, чувствуя, как ее захлестывают облегчение и ликование. Дело еще не сделано, но путь к нему она видит.
– Она – мой путеводный свет, – произнесла Адер слова старинной молитвы. – Огонь, согревающий лицо, искра во мраке.
– Воистину, – без выражения ответил солдат.
– Я паломница, – уверенно сказала Адер. – Иду в храм Света. Хотела пристать к другим паломникам. Я ухожу из Аннура в Олон.
Рядом с ней нервно дернулся Виллет:
– Даже не думай, Лехав.
Солдат нахмурился:
– А вот пожалуй, что подумаю. – Он снова обратился к Адер: – Одежда на тебе не паломничья.
– Как и на тебе, – возразила она. – Я собиралась купить. Сегодня, на дороге Богов.
– Врет она, – процедил сквозь зубы Оррен. – Врет сучка. У нее ж ничего нет – ни мешка, ничего.
Но эту ложь Адер заготовила заранее, слова так и посыпались с языка:
– Нельзя было ничего брать. Дома бы узнали. Пришлось выбираться ночью.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Лехав. – В этой части города?
– Я заблудилась, – всхлипнула Адер (слезы выжимать не пришлось). – Хотела к рассвету выйти на дорогу Богов, но в темноте заблудилась.
– Брось ты ее, – пробурчал Оррен. – Иди своей дорогой.
Солдат поднял глаза к узкой полоске синевы над ветхими домишками, словно утомился смотреть на все это: на крыс, на грязь, на вонючую улицу.
Пожалуйста, умоляла про себя Адер. Ноги дрожали, отнимались. Хотелось бежать, но по этой грязи она не сделала бы и десятка шагов. Пожалуйста!
– Нет, – заговорил наконец солдат, – не пойду я своей дорогой.
Он стоял, подцепив большими пальцами лямки ранца, и даже не покосился на свой меч.
– А вдруг мы и тебя кокнем? – подал голос Оррен. – Возьмем да и кокнем обоих.
– Попробовать вы, конечно, можете.
Виллет побелел, покрепче ухватил багор и попятился, заерзав по грязи, в то время как его приятель подался вперед, выставив перед собой нож и беспокойно облизывая губы. Лехав высвободил одну руку и молча положил ладонь на рукоять меча.
Позже, вспомнив его движение, Адер отчетливо поняла, что все решила простота его жеста, полное отсутствие наигрыша. Вздумай он дразнить тех двоих, угрожать, все могло повернуться иначе. Но застывшая в неподвижности рука на потертом яблоке рукояти – ни единого лишнего движения – выражала готовность сражаться и убивать, не отвлекаясь ни на что другое.
Тянулись мгновения, сердце отбивало удар за ударом. А потом Оррен плюнул в грязь и злобно, испугано скривился.
– Да хер с ним! – буркнул он, мотнул головой и повернул обратно к мосту.
Виллет еще чуть помедлил, развернулся к Адер и злобно толкнул ее в грязь.
– Мокрощелка тухлая, – прорычал он и, озираясь через плечо, бросился следом за приятелем.
Лехав задумчиво смотрел на распластавшуюся в гнусной жиже Адер. Помогать ей он и не думал.
– Спасибо, – выговорила она.
Адер поднялась на колени и с трудом выбралась из грязи, безнадежно пытаясь отряхнуть платье.
– Во имя богини, благодарю тебя.
– Если ты врешь, – ответил солдат, – если ты не паломница, а просто прикрылась именем Интарры, я сам отберу твои монеты и не поленюсь сделать крюк через весь город, чтобы вернуться на это самое место и оставить тебя Виллету с Орреном.
6
Кости говорили достаточно красноречиво. Широкие переходы и узкие комнатки приюта были усыпаны костями – детскими скелетиками, сотнями и сотнями скелетов: одни принадлежали почти подросткам, другие – младенцам с ребрышками тоньше Каденова мизинца. Годы перемололи и раскрошили большую часть, но сохранилось довольно маленьких фигурок – по углам и в коридорах или цеплявшихся друг за друга под лестницами, – чтобы рассказать о пронесшемся здесь внезапном и невообразимом ужасе.
Каден пытался расспросить Тана, но Валин торопил их наверх, да и старший монах после непонятной заминки перед входом, казалось, спешил на последний этаж, к ожидавшим там кента. Кадену, и на лестнице продолжавшему расспросы, Тан ответил пустым взглядом.
– Думай о настоящем, – изрек он, – не то канешь в прошлое.
