– Не понимаю, – сказал я.
– Ци-бус, ци-бус, цибус…
– Что ты хочешь?
Он задрал голову верх, открыл рот и зацокал клювом и затем сделал глотательное движение.
– Ты хочешь, чтобы я …
Он снова задрал голову и повторил это.
– … чтобы я это…съел?
– Цибус, цибус, цибус.
Я широко раскрыл глаза. «Абсолютный бред» крутилось в моей голове. Тем не менее… тем не менее, я оторвал желудь и, очистив его от скорлупки, положил в рот и стал жевать. У него был горький вкус, что сразу отразилось на моём лице. Птица, видимо, заметила это и тут же разразилась гортанным бормотанием больше похожим на смех. Похоже, он действительно смеялся надо мной. На ум мне сразу пришло старинное слово «гортанобесие» из церковно-славянского, осуждающее гурманство как постыдную страсть к смакованию пищи – за что Витольд был бы причислен к лику грешников. Однако, здесь я нашёл это слово как ничто лучше описывающее звуки, издаваемые вороном: что-то гортанно-бесовское выходило из его горла.
Он опять, чуть сгорбившись, прошёлся взад-вперед по рулю, словно прикидывая что я чувствую, потом распрямился и каркнул:
– Рурсус!
Похоже, это опять была латынь. Но на сей раз мои познания в ней закончились.
Я не ответил.
– Рурр-сус… – опять произнес он более плавно. И тут же стал делать короткие и частые кивки головой.
Я правда не знал чего он хочет. Но сомневался, что он снова хочет что-то от меня…
Ворон опять что-то гортанно пробормотал.
Я вспомнил недавний сон, где я видел мага, понимавшего язык птиц. Как я хотел быть сейчас как он! Ворон очередной раз прошёлся взад-вперед. Наконец остановился, чуть задрал голову вверх и разразился длинной гортанной тирадой…
Я слушал. К своему удивлению, чем больше я слушал, тем более я не мог оторваться от его монолога. Постепенно его речь менялась; становилась то тише, переходя на шёпот – то делалась громкой. Странно, в промежутках между гортанным булькающим потоком из его горла, я различал междометия, подобия слов, смех и вздохи. Мне казалось, я уже понимаю о чём он говорит. Эта речь гипнотизировала меня как психоделическая симфония.
Я чувствовал, как ствол дуба, ставший мне креслом, пропадает и дерево словно заключает меня в свои объятия.
– Рурсус… рурсус, – было последнее, что я услышал.
II
Марциан
«Карфагенский диверсант был доставлен во Врата Цербера. Я знал, что он бесстрашен, поэтому допрос с пристрастием с помощью галлов-близнецов я оставил на крайний случай. Элий Марциан, один из моих сотрудников, был весьма искусен в дознании. Он умел переманить тех, кто упорствовал, и порой даже самые несговорчивые переходили на нашу сторону. Одной из причин было и наше обещание, скреплённое клятвой богам, не лишать их жизни после требуемых показаний и сокрыть от мести сородичей. Так, без всякого насилия и пыток ему удалось склонить шпиона иллирийского царя Агрона. Царь этот бессовестно лгал нашим послам, что ничего не знает о пиратах в Адриатике. Тогда как из показаний его шпиона не вызывало сомнений, что он не только не знал, но и поощрял их нападать на наши торговые суда. Так же было и с подручным этого карфагенянина, который бежал к нам и всё рассказал о подлом убийстве купцов недалеко от Сицилии. Так же было и с некоторыми другими, где Марциан проявил недюжинный ум и хитрость, сумев склонить их на нашу сторону».
***
Лучи уходящего солнца били скозь решетчатую прорезь, высвечивая яркий жёлтый квадрат на каменном полу в центре. Было душно и сыро.
Внутри находилось трое. Один был тюремным секретарём; он сидел за столом с папирусом и пером в руке, чтобы записывать ход допроса. Другим был Элий Марциан.
Толстая дверь широко распахнулась. Два охранника ввели узника. Гремя кандалами, он медленно прошёл внутрь слегка прихрамывая, бросив недобрый взгляд на дознавателя. Его одежда была грязна и порвана. Один его глаз сильно заплыл, а на голове у правого виска была видна запекшаяся кровь. Его усадили на скамью вдоль стены, закрепив кольца на кандалах в железные пазы к ещё более длинным цепям между камней. После этого охранники удалились.
Марциан приблизился к нему.
– Вижу твоё лицо размалёвано как у карфагенской потаскухи, – заметил он с усмешкой, разглядывая узника.
– Ты, верно, их большой знаток? Сочувствую твоей жене.
– Хочу сказать тебе, это только начало. Тебя уже заждались два галла.
Карфагенянин повернул голову. Он был сильно измучен.
– А где твой начальник?
– Появится, когда ты выложишь мне всё.
Карфагенянин презрительно посмотрел и сплюнул на пол.
– Вы – просто кучка трусливых псов.
– На твоём месте я бы задумался о твоём будущем. Тебе известно как поступают у вас с предателями. Для них ты мертвец уже потому, что попал к нам. Твои родственники будут считаться родственниками предателя до конца жизни.
Пленник усмехнулся.
– Что ты знаешь об этом, дурак? Я умру героем. И даже после вашей тюрьмы ни один на моей родине не поверит что воин Решефа – предатель.
– Ты в этом так уверен?
– Как и в том, что ты подохнешь гораздо раньше, чем я выйду отсюда.
– У тебя буйная фантазия, пун, – усмехнулся Марциан.
– Ты ещё вспомнишь мои слова.
Марциан промолчал.
Он несколько раз прошёлся взад-вперёд. Звук от его шагов отдавался слабым эхом в каземате. Луций предупреждал, что этот человек не похож на всех тех, с кем он доселе имел дело. Но Луций, также, знал и о способностях своего дознавателя.
Марциан остановился перед ним.
– Ладно, ответь, если у тебя ещё остались мозги. Ты говоришь словно тебе не стыдно за свою работу. Но так ли это? Так ли хороши твои дела, как ты пытаешься представить? Как ты ни прятался, тебя поймали. Твой человек сдал тебя, и теперь мы знаем кто послал тебя. Мы нашли деньги для проведения диверсий. Ты не достиг своей цели. Ты провалил задание, но раздуваешься словно жаба и говоришь о себе как о герое… Я собью с тебя спесь. Клянусь Марсом, ты расскажешь кого ты нанял, и кто на тебя работал. Потом я узнаю почему твои хозяева хотят войны с нами.
– Как насчёт твоих хозяев?
Марциан вопросительно посмотрел на него.
– Ты что, намекаешь…
