У зеркала три лица

История не любит сослагательного наклонения, но сказки его обожают. Что, если Снежная королева не творила злых чар? Что, если осколок волшебного зеркала не попадал Каю в сердце? Что, если Герда выменяла сердце Маленькой Разбойницы на магию троллей? И как быть, если Снежная королева потеряла волшебные силы, Кай – память, а Герда – терпение?

I – Герда

Прага, год 2019.

День осеннего равноденствия сменился наконец густой, по-сентябрьски терпкой ночью. Город шумел, захлебывался развеселыми толпами, растекался ими от площади до площади, от моста к мосту. Лишь узкие улочки вокруг Сада благочестивых дев, названного на картах чужим именем, вдруг опустели: яркие огни, гипнотизируя и маня, увели туристов и праздных прохожих прочь от монастырских стен и неприметной арки, которую и днем-то захочешь – не сыщешь. В ночь же равноденствия сад от чужаков защищало древнее заклинание, слова которого помнили теперь лишь вековые деревья да истертый булыжник. Заклинание, что не позволяло расслышать перезвон бубенцов и мелодию старой шарманки да увидеть то, что не предназначено для человеческих глаз.

Но Герда видела.

«Город засыпает, просыпается нечисть», – хмыкнула она и прислонилась к двери сувенирной лавки, с усмешкой наблюдая, как притихшая улочка заполняется рваным туманом, как подсвеченные блуждающими огоньками проступают сквозь него безликие силуэты, как, впуская гостей, вспыхивает золотом подкова высокой арки, как гаснет она и вспыхивает вновь.

Герда нечистью не была, и потому в ночь равноденствия вход в сад был для нее закрыт. Но, однажды выторговав для себя право устанавливать собственные правила, Герда давно уже не считалась с чужими.

Единственная уступка – черная накидка да широкий капюшон, отбрасывающий на лицо жидкую тень. В похожих, щедро скармливая туристам сказочки про вампиров, водили по ночному городу экскурсии местные гиды. В такие же накидки облачались и те, кто каждый год собирался в саду на праздник.

Идеальный наряд, чтобы скрыть звериные морды, рога и крылья – или их отсутствие.

Говорили, раз в год твари собирались на праздник; раз в год забывали о кровопролитии и вражде, чтобы разделить друг с другом силу, опыт и знание о том, что грядет. Потому что, как выжить иначе в мире, где с каждым днем всё больше тьмы, но всё меньше места для тех, кого эта тьма породила, они не знали.

В ночь праздника все твари становились равны – и, конечно, равнее, чем люди. Глупые, жалкие люди, которые не стоили и гроша, но умудрились подмять под себя целый мир, разрушить его и пустить по ветру. И потому, несмотря на разногласия и распри, твари объединялись: чтобы отдать свои черные души в залог и выторговать для мира еще один год.

Да, так говорили, и Герда слушала: городские сплетни, отголоски старых легенд да случайно оброненное слово. Слушала, запоминала и складывала в копилку, как складывают монеты, которым суждено стать однажды разменными.

На мир ей, положим, было плевать. И в баланс, который так старались поддерживать твари, Герда не верила: благодаря магии, выменянной когда-то у древних сил, мир оказался всего лишь набором «Сделай сам», и Герде давно наскучил.

И всё же она здесь: чтобы найти того, кого спрятали стены Старого города*, кого не выдало волшебное зеркало, но чья кровь меткой горела на ее губах.

И если для этого мир придется разрушить, так тому и быть.

***

Вход в сад охраняли призрачные псы. Черный и огненный. Ничего особенного, всё в точности, как гласили легенды: красные, светящиеся в темноте глаза; раскаленные цепи на мощных шеях.

При приближении Герды псы вздрогнули, приподняли косматые головы, жадно втянули воздух – почуяли чужака. Но ни зарычать, ни залиться лаем Герда им не позволила: приложила к губам палец, едва заметно кивнула – и псы безвольными болванчиками замерли на границе города и сада. Но их красные глаза по-прежнему горели огнем, шерсть на загривках стояла дыбом, а лапы и бока мелко подрагивали: сильные тела рвались в атаку, но оказались бессильны перед магией чужих земель, которой не знали, но не могли не почуять.

Почуяла и арка, в эту ночь служившая порталом меж двух миров: стоило Герде сделать шаг, пересекая границу, и арка заискрилась – не празднично, как встречала других гостей, а с громким противным треском. Будто закоротило проводку и вот-вот случится пожар.

Но никто не обернулся в сторону Герды, никто не заметил: праздник набирал обороты, и никому не было дела до еще одной темной фигуры, явившейся из тумана.

Играла музыка: скрипки и барабаны. Горели ведьмины огни и похожие на звезды свечи: летали над садом, сталкивались друг с другом и разгорались ярче. Среди деревьев – магнолий и буков – раскинулись шатры: из тяжелого бархата и блестящего атласа, черные и червонные, украшенные золотым шитьем и крупными самоцветами. В шатрах творили свое колдовство верховные ведьмы, раз в год снизойдя до роли балаганных зазывал: предсказывали будущее, раскрывали прошлое, привораживали или освобождали от ворожбы. Плату принимали кровью – только она и стоила того, чтобы выставлять себя публике на потеху.

В полночь кровь сольют в чашу старого каменного фонтана в виде четырехлистного клевера: принесут жертву, произнесут заклинание. А через год соберутся снова. То еще развлечение.

Герда поправила капюшон, обошла длинный стол, накрытый вдоль одной из аллей, и направилась к дальнему из шатров: на его верхушке горел перевернутый вверх рогами серебряный полумесяц. Символ одного из ведьминских кланов. Каджу́ – самая сильная ведьма города, возможно, единственная, кто мог помочь Герде найти ее бедовую пропажу.

***

– Ты не бывала у меня прежде, – опустив приветствия, молвила Каджу, когда Герда вошла в шатер и прикрыла за собой тяжелый полог, который, будто живой, извивался и дрожал под ее пальцами.

Верховная ведьма, когда-то красивая, а теперь истончившаяся и выцветшая, будто старая шаль, Каджу сидела за круглым столом, заставленным кристаллами, почерневшими зеркалами и тусклой от времени медной посудой. В руках перебирала нить со стеклянными бусинами, и в каждой из них вспыхивали крохотные лица, обезображенные в крике.

– Не было нужды, вот и не бывала, – ответила Герда холодно и ровно: привычки заискивать перед ведьмами она не имела.

– Здесь новые лица встретишь нечасто, – проскрежетала Каджу и жестом велела Герде снять капюшон. – Обычно наоборот: каждый год кого-то да теряем. Не вампира, так фавна; не фавна, так фею. Но куда чаще – ведьм.

Каджу смотрела с подозрением, явно прощупывала, но страха, что разоблачат, в Герде не было. Сад впустил ее, а остальное никого не касалось.

– Ты не ведьма, – закончив осмотр, подвела итог Каджу и по-птичьи склонила голову. – Крыльев или рогов я тоже не заметила. И всё же ты здесь, значит, тому есть причина.

Скупо кивнула и указала на стул, накрытый блестящей тканью. Та тоже показалась Герде живой: трепыхалась, шла волнами, но стоило Герде присесть, замерла и сменила цвет с алого на черный.

– Кого-то ищешь, – проведя ладонью перед лицом Герды, считала ее намерение ведьма. И с расстановкой предупредила: – Учти, я не стану помогать, если в тебе нет добра.

– До меня здесь был вампир: уж в нем, конечно, добра достаточно.

– Бедолага, влюблен в фею и ищет способ ее обратить. Но обратить фею, значит, лишить ее крыльев, а этого ни одна из них не простит. Конечно, я могла бы заставить ее забыть о том, кем она была прежде, но даже во имя любви зло остается злом.

– С каких пор ведьмы рассуждают о добре и зле? – не сдержавшись, рассмеялась Герда. – И с каких пор выбирают, кому помогать? Разве вы не служите тому, кто больше заплатит? Или тому, кто сильнее?

– Кровь неведомой зверюшки – вряд ли высокая плата, – не осталась в долгу ведьма. Но Герда знала, та в замешательстве: Каджу силилась, но не могла понять, кто перед ней да чья магия открыла незнакомке вход в сад.

Но что они видели, эти верховные? Всю жизнь прожившие в Старом городе, никогда не пересекавшие его границ. Только и знают, что трястись над своей магией, как мать над больным младенцем. Будто не понимают: река не сможет стать полноводной, если мелочиться и вести счет каждой капле.

Быть может, потому и приходится тварям каждый год приносить новую жертву, что цена этим жертвам – грош за десяток.

– Помоги мне найти того, кого ищу, и я принесу жертву, которой с лихвой хватит на десять лет. Вам даже заклинания читать не придется. – Отзываясь на обещание, в груди запекло, сильно, на грани того, что возможно вытерпеть, но Герда не позволила боли отразиться в чертах лица. Сжала кулаки, вдавила подошвы ботинок в укрытый соломой пол и, дождавшись, когда боль уйдет в землю, с дерзкой улыбкой спросила:

– Ну что, такая цена достаточно высока?

– Девчонка! – Рассмеялась ведьма, и в смехе ее послышались пренебрежение и усталость. – Что можешь ты, чего не может мой клан? Мы живем на этих землях с восьмого века, наши кости – фундамент Старого города. А сколько лет разменяла ты? Не больше, чем два-три десятка.

Ведьма осеклась, на лицо ее легла тень, во взгляде коротко вспыхнуло подозрение, но решить загадку Каджу не сумела.

Еще бы.

Перед ней действительно сидела девчонка: худенькая, светлокудрая, ясноглазая. Такую легко представить в образе сказочной принцессы, мысленно обрядить в корсет и пышное платье, но как поверить, что та, кому на вид дашь не больше двадцати пяти, застала времена, когда по улицам города разъезжали кареты, а по Карлову мосту проходил не туристический маршрут, а Королевский путь?

Даже ведьмы не жили так долго, а крови тварей в Герде не было отродясь.

Конечно, Каджу чуяла неладное, но, не сумев отыскать ответ, изрекла лишь короткое:

– Разберемся.

Дала себе время собраться с мыслями, медленно и аккуратно расчистила центр стола, развернула белую салфетку и наконец, вскинув голову, внимательно посмотрела на Герду:

– Если ищешь того, кто прячется от тебя, где он, я не скажу. Если использовал заклинание отвода глаз, быть может, даже не увижу. Но тебе всё равно придется заплатить кровью: и своей, и чужой – таков уговор.

– Он не прячется, – откинувшись на спинку стула, с небрежной ленцой ответила Герда. – Но один, без присмотра… Черт знает, что он мог натворить. И кого встретить. Я всего лишь пытаюсь вернуть всё – и всех – на свои места.

– В тебе есть магия, иначе сад бы тебя не впустил. Но сама ты найти не смогла… – рассуждая вслух, ведьма водила пальцами по салфетке, вырисовывала замысловатые знаки, и те, вспыхивая алым, оставляли на ткани подпалины. – Неспроста. Я ведь всё равно узнаю.

– Найди моего Кая, и я сама тебе расскажу.

В груди вновь запекло: еще одно обещание, которое придется исполнить.

Каджу закрыла глаза, беззвучно зашептала, сжала в одной руке салфетку, вдруг окрасившуюся красным, в другой – горсть стеклянных бусин. Вместо лиц в них теперь вспыхивали дома и дороги, замки и набережные, церкви и подворотни.

Ведьма искала, и город откликался на ее призыв.

*Здесь и далее понятие "Старый город" включает в себя пять центральных исторических районов Праги: Старе Место, Нове Место, Градчаны, Мала Страна и Вышеград.

II – Кай

«Музыка ветра» молчала так долго, что Та́кис, не привыкший к затишью в лавке, успел пригреться возле старенького обогревателя и провалиться в сон. Обволакивающий, мягкий и невесомый, как кашемировая шаль, которую носила когда-то прабабка. Во сне негромко шумели сосны; море, знакомое до каждого медного блика, нежилось на фоне заката; да под ногами хрустели ракушки, галька и выбеленные водой веточки. Берег родины, на котором не был так долго.

Но в глубине лавки внезапно зафыркала кошка, зашипела, рванула в атаку – и что-то со звоном обрушилось на пол.

Подняться бы, отругать хулиганку, выставить за порог, но для сентября вечер выдался непривычно холодным и зябким, а кошка, она ж как дитя, жалко ее, горемычную.

Впрочем, хотя бы один такой мрачный вечер выпадал, пожалуй, каждый сентябрь: Такис запоминал их по тому, как начинали ныть не старые еще, казалось бы, кости; как внезапно затихали обычно оживленные улочки; как туман опускался стеной, точно изъеденный молью занавес, чтобы спрятать в своих пыльных складках все, до чего сумел дотянуться. Дома, забор вокруг старого сада, даже мастерскую, которая стояла наискосок, так близко к лавке Такиса, что в другие вечера он мог разглядеть, как соседка, устроившись у окна, плела раскидистые бисерные деревья, как продевала проволоку через стеклянные бусины да подвешивала на тонкие веточки золотые орешки, тропические цветы и крохотные ловцы снов.

Но сегодня за туманом даже свет из соседского окна было не различить. А может, и не горел он там вовсе. Может, вымерла и улица их, и берег, вдоль которого мостилась, и город, отчего-то притихший, а ведь не засыпал, кажется, никогда.

Закрыться бы, что ли, пораньше, пойти домой, порадовать жену – выручки в такой вечер все равно не видать – но стоило решиться, потянуться за курткой, поискать глазами ключи, и на душе стало муторно и тревожно. Не то чтобы Такис верил в легенды Старого города, но туман, однако, не жаловал. Что за твари в нем прячутся, кто разберет? Найдут потом в реке, со вспоротым брюхом да пустым кошельком, а то и не найдут вовсе…

Кошка вновь завопила, так пронзительно и резко, что Такис вздрогнул, поднялся на ноги и сжал в горсти спрятанный под рубашкой старинный греческий крест. А ведь и в Бога Такис не то чтобы верил. Но прабабка говорила, кошки чувствуют то, чего люди не видят, а только того, что не видишь, и стоит бояться.

Еще говорила, что каждой божьей твари, которую приютил, должно дать имя, но кошка так и осталась Кошкой. Глухая от рождения, трехцветная и худая. Проведешь пальцем вдоль спинки – пересчитаешь все позвонки, позовешь – не откликнется. А в том, что трехцветные кошки якобы приносят удачу, Такису убедиться пока не пришлось.

– Ладно тебе, чего орешь? – проворчал он негромко, переставил случайно попавшую под руку вазу с витрины на полку, и вновь все стало простым и привычным. Хмарь развеялась, и даже «Музыка ветра» вдруг ожила, наполнив лавку тихим перезвоном ракушек, монет и обласканных морем стеклышек.

– Ясас. Ти канете? – раздалось от двери, и в щель между стеллажами Такис увидел остановившегося у прилавка парнишку. Как всегда бледного, нахохлившегося, ссутулившего плечи.

Кай появлялся в лавке раз в месяц: приносил деревянные игрушки, вырезанные и раскрашенные вручную, иногда – забавные вешалки, подносы и садовые фигурки, реже – картины на растрескавшихся спилах сосны или бука.

Животные, птицы, шишки и мухоморы, гномы и фигурки для рождественских яслей. Нарочито грубоватые, неказистые, обшарпанные – самое место на средневековой ярмарке – игрушки Кая притягивали взгляд и выделялись на фоне китайского ширпотреба, заполонившего город. Было в них что-то особенное: уютное, будто знакомое с детства, – и Такис готов был платить втридорога, лишь бы парнишка не ушел к конкурентам. К тому же Кай использовал для работы только бурелом, а Такис давненько смекнул, что пометка «эко» на ценнике любому товару помогает расходиться быстрее.

Одна беда – даже летом Кай приносил игрушки, от которых так и веяло зимним духом. Хватало короткого взгляда, чтобы запахло хвоей и имбирем, в памяти зазвучали рождественские колядки, а кончики пальцев вдруг закололо от холода.

Да и сам Кай походил на озябшего воробья: вечно кутался в свитера и шарфы, прятал испачканные краской ладони в карманах да натягивал капюшон ветровки так низко, что было невозможно разглядеть выражение темных глаз.

Вот и сейчас, хотя в лавке было натоплено, парнишка втягивал голову в плечи и зарывался подбородком в складки толстого шерстяного платка. Хмурился, то и дело оглядывался на закрытую дверь и выглядел потерявшимся, хотя давно уже протоптал дорожку к лавке Такиса и знал здесь, пожалуй, каждый угол: после того как прибивал полки и собирал новые стеллажи взамен старых.

– Ясу, – поздоровался Такис и вслед за Каем покосился на стеклянную дверь, но не сумел различить ничего, кроме тумана.

– Барабаны… – невпопад буркнул парнишка, дернул плечом и вновь оглянулся. – Не люблю барабаны. Чего они в саду расшумелись? Павлинов перепугают.

Но Такис не слышал ни единого звука, даже кошка, и та наконец затихла. Только в глубине лавки тоненько поскрипывал проржавелый вечный двигатель, отмеривший, должно быть, не одну сотню лет. А потом, кажется, и он замер.

– Придумал тоже. Барабаны… – проворчал Такис, покачал головой, но против воли бросил-таки взгляд на прибитую над дверью лавровую ветвь, которая должна была уберечь и от нечисти, и от сглаза. Затем, рассердившись сам на себя, сплюнул, поднял с пола тяжелую коробку, принесенную Каем, поставил на прилавок и принялся доставать игрушки, аккуратно упакованные в мешочки из разноцветного фетра и деревянные ящички, наполненные стружкой и кокосовым волокном.

На Кая Такис не смотрел: парнишка его раздражал. То видел что-то неведомое, то слышал, а главное – кажется, не замечал своих странностей и тем нередко ставил Такиса в тупик. А еще – водил дружбу с бездомными, оккупировавшими старую часовню в монастырском саду, и частенько проводил с ними время: среди разбухших от сырости книг и чьих-то незаконченных скульптур и рисунков. Творческие личности, чтоб их!

Впрочем, что взять с парнишки, проломившего башкой ветровое стекло и потерявшего память?

– Неудивительно, что с невестой у тебя не заладилось. Сбежала от тебя, небось?

Кай фыркнул и впервые на памяти Такиса улыбнулся. Неуверенно и куце – так улыбается висельник, которому повезло избежать петли.

– С ней у любого бы не заладилось. А мне и пытаться не стоило: я даже не помню, чтобы с ней обручался.

***

Кай многого не помнил: не только то, что было до аварии, но и после. Часы, дни, порой целые недели стирались из памяти. И потому прошлого для Кая не существовало, в будущее он не верил (да и как верить в то, что однажды исчезнет?) – оставалось лишь настоящее. Но и оно было ненадежным, зыбким и, стоило потерять бдительность, тут же растворялось, как растворяется хлебный мякиш, забытый в воде.

Единственное, на что Кай мог теперь положиться, – Старый город. Его улочки, подворотни, внутренние дворики и павлачи*. Неизменные день ото дня, они стали для Кая поводырями: все те же барельефы и геральдические символы на фасадах, все те же спотыкальные камни**, кованые ворота, дверные ручки и молотки.

Семь лет Кай бродил по городу, узнавал его заново, подмечал детали – и рисовал. Даже составил собственную карту. Но и она порой подводила: стоило перейти мост или, зазевавшись, пройти через центр перекрестка, и память распадалась на фрагменты, будто кусочки цветного стекла. И тогда, неприкаянный, Кай долго бродил по городу, ставшему вдруг чужим, переворачивал страницы альбома-путеводителя, а взгляд в панике метался от фасада к фасаду, ища, за что зацепиться. Но и на следующий день, даже зная, что заплутает, Кай снова выходил из дома и отправлялся на поиски того, что не имело ни названия, ни имени, – но он должен был найти.

Герда не понимала. Чуть ли не с брезгливостью смотрела на очередной альбом, старательно заполненный рисунками атлантов и газовых фонарей, домовых знаков и крохотных ремесленных лавочек, где торговали травами, кружевом и полудрагоценными камнями, которые на поверку оказывались стеклом. Так же, как и отношения с Гердой.

«Опять ходил на тот берег?» – Хмурилась она, даже если Кай не ходил. Закатывала глаза, морщила и без того покрытый тонкими бороздками нос, высмеивала, злилась.

«Угомонись уже!» – шипела порой так, что Кай опасливо отступал в сторону, и тогда ее по-лисьи сощуренные глазки начинали гореть, будто подсвеченные изнутри. И с подозрением спрашивала за разом раз: «Ты сам-то знаешь, что пытаешься вспомнить?»

А Кай пытался хотя бы не забывать.

Вспоминать было страшно: редкие вспышки из прошлого доводили до паники, заставляли сомневаться в собственном рассудке, включали невидимую сирену, и та вопила: «Опасность!»

Ведь то, что удавалось вспомнить, – его уже не было.

Как в тот день полгода назад, когда Кай стоял под сводами старинной, богом забытой церквушки, но вместо стен и потолка, покрытых в воспоминаниях свежей еще штукатуркой, в реальности видел потускневшие от времени фрески. А еще – сколы на каменных хорах, пыль в складках мраморной мантии какого-то безымянного святого да покоцанные уголки саркофага в глубине одной из ниш.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.