Проболтали до темноты, потом дед Ходок объявил отбой:
– Надот-ка легчи[49 - Легчи – лечь (сибирский говор).]. Заутро[50 - Заутро – завтра (сибирский говор).] вставать рано.
Некоторые ложились на землю, некоторые – в телеги. Мы с Софой устроились в своей, так теплее. Тут как раз и шкурки, привезённые на продажу, пригодились: и подстелить, и укрыться хватило. Легли вальтом.
На одной из телег всё никак не могли успокоиться, пока второй наш дедок не шикнул:
– Да уторкаетесь[51 - Уторкаться – угомониться, уснуть (сибирский говор).] вы, аспиды!
И тишина-а-а…
А мне что-то не спалось. В голове косяками бродили мысли о дальнейшей жизни. Чем же мне заняться через год-два-три? В данный момент есть золотая жила, и её разработка отнимет определённое время. Но это очень ненадёжный фундамент, строить на нём здание всей жизни смешно. Закончится жила или отберут её – неважно. И что? Искать в тайге новую малолетнему пацану?
«Это несерьёзно», – как говаривал Моргунов в роли Бывалого. Вариант пограбить, самый простой и любимый homo sapiens’ами всех времён и народов, для меня не подойдёт: маловат ещё. И вообще, грабёж не такой уж прибыльный промысел. Может, махинацию какую-нибудь денежную сварганить? Хм… не зная местной жизни? Ой, не смешите мои тапочки! Не-ет, лучше обратиться к опыту народа, всегда преуспевавшего на ниве делать деньги из ничего.
Вы часто видели нищих евреев? А бандитов-евреев? Ну, кроме Израиля, Америки и Одессы, разумеется. И ведь умудряются они неплохо жить и при этом не размахивать оружием. Конечно, взглянув на ценник у зубного врача, ты понимаешь: грабят, ох как грабят, гады! Но жизни твоей не угрожают. Вот и мне желательно найти похожее ремесло, чтоб люди сами деньги несли и радовались. Зубы не предлагать, здесь я больше специалист насчёт выбить, а не вставить.
Идеально мне подходит ювелирное дело. М-да, «ювелиры, ювелиры, что выносят из квартиры золото, золото»[52 - Слова из песни Михаила Шуфутинского.]. Тьфу ты чёрт! Мысли опять на воровство съезжают. Да уж, зачем зарабатывать деньги, если они уже где-то лежат? Нужно просто пойти туда и взять.
Ладно, ювелирка – вещь мною любимая, займусь с удовольствием. Под неё и добытое на Волчьем ручье золотишко пойдёт, и найденные мелкие полудрагоценные камушки. Но тут встаёт проблема оборудования. С очисткой и переплавкой золота особых сложностей возникнуть не должно, а вот с обработкой ювелирных камней, боюсь, появятся. Полагаю, хорошие шлифовальные камни и приемлемую оптику сейчас трудно достать. Что ж, завтра в Канске постараюсь всё разведать.
И с юридической стороной вопроса следует разобраться. Открыть фирму? Или ювелирный магазинчик организовать и продавать там изделия с выдуманным клеймом? А собственно, чего выдумывать? Возьму клеймо своего заводика, не зря же дизайнер над ним месяц корпел. Впрочем, для ходового товара несложно и чужие клейма подделать, да и с раритетными безделушками стоит поиграться.
Я, помнится, друзьям по их просьбе частенько вещички под старину мастерил, причём с тем клеймением, с которым просили. Даже специалисты с трудом отличали мои новоделы от оригиналов. Значит, так тому и быть. Намоем побольше шлиха, купим дом в Канске, переедем и тут уж займёмся превращением золота в бумагу и серебряные монеты. За это время подрастём, скопим капитал, а потом можно будет и о приисках подумать.
Стоп! А не заняться ли сразу штамповкой монет? Хо-орошая мысля. Был в моей жизни один забавный случай. Однажды я с друзьями здорово напился, и они подбили меня соорудить денежный печатный станок. На следующий день прикалывались надо мной: думали, подловили, взялся Саша за невыполнимое. Ха-ха три раза! Через месяц я этих гавриков собрал у себя и говорю: «Ну что, обещал вам станочек – принимайте». Ух, как физиономии у них вытянулись! А когда я запустил машинку, и челюсти на пол упали. Минут через пять дача тряслась от дружного хохота.
Вырезать клише для денежной купюры – дело долгое и мне ненужное, но разговор-то был про станок, производящий деньги. ПРОСТО деньги! Любые. Вот я и наштамповал друзьям за пару минут полведра советских медных пятаков. Так сказать, валюту почившей уже страны. Отсмеявшись, Вадик тогда, помнится, помотал головой и буркнул: «Опять выкрутился. Ничего, на чём-нибудь всё равно подловим».
Да-а, весело было. Нынче, правда, такой станочек изготовить тяжело, но можно собрать попроще. Важно штамп хороший сделать, а это не проблема, смастерим.
А Софе, думаю, прямая дорога в медицину, будет новое продвигать. Хотя, конечно, в саму медицину знахарку никто не пустит, но есть такая удачная по отъёму денег у населения область, как косметология. Вот там ей самое место. Она с первого дня интересовалась методами лечения в будущем, старалась понять, чего ж там новенького выведали потомки об организме человека, чего достигли в борьбе с эпидемиями и болезнями. От одних новостей приходила в восторг, узнав другие, сдержанно кивала, заслышав про третьи, возмущалась.
Ей, например, очень не понравилась уринотерапия. Во крику было! Из всего монолога минут на пятнадцать я только и разобрал, что если наружно это полезным бывает, то внутрь лучше не употреблять. Другими методами быстрее вылечишься.
Вот спасибо, успокоила. Всю жизнь, бляха-муха, голову ломал, принять мне внутрь сие лекарство или не принять.
Так, вспоминая её ругань, с улыбкой на лице я и уснул.
Глава 6
Подняли меня рано, рассвет ещё не наступил. Нашли молодого! Будивший парень мрачно выдал фразу, от которой я спросонок выпал в осадок:
– Хорошо вам тут-ка с мехами, а Петро вон околел. Ты костёр запали, да воду надоть принесть.
Сон мгновенно слетел. Как околел? Помер, что ли?! Не, не может быть! Вряд ли об этом так спокойно говорили бы. Может, замёрз просто? На всякий случай уточнил у Софы. И оказалось, действительно, околеть в данное время – значит замёрзнуть, и никак иначе. Во приколы с утра пораньше. А у меня на родине так про умерших животных говорили. Да-а, велик и могуч русский язык. Иностранцам, считающим, что они его изучили, иногда можно лишь посочувствовать.
Пока разжигал костёр да за водой бегал, все встали. Завтракали недолго, быстренько сложили пожитки на телеги и в предрассветных сумерках двинулись в Канск. Все торопились занять места на рынке до прихода первого утреннего парома с очередными переправляющимися.
Когда рассвело, мы успели добраться до какого-то забора. Софа назвала его паскотиной; он, как я понял, не позволяет пасущейся скотине уходить далеко от города. Тут, наконец, я смог разглядеть и сам городок. Сразу взгрустнулось. Ё-малай, и эта деревня – местный город? Да он по размерам как село Устьянское, ну или чуть-чуть побольше. Есть ли смысл сюда перебираться?
Вид домов порадовал: красивенькие такие, каждый украшен резными наличниками вокруг дверей и окон, а также резными карнизами по краю крыши. Причём вырезано всё очень тонко, даже изящно, словно кружево. В моей родной Вологде подобных памятников зодчества тоже хватало, но кружево там выглядело погрубее. Видимо, сказывается разница в сотню с лишним лет.
О-о, да тут и двухэтажные дома имеются. А-ха-ха, так вот чем город от села отличается. Интересно, если третий этаж добавить, областной центр получится? Мать моя женщина! А в столице, пожалуй, уже и четырёхэтажки появились. Ох, Саша, куда ж ты попал, бедолага! Лишь сейчас начинает доходить до тебя, какая кругом отсталость. И что мы здесь будем делать? Вчера в облаках витал, в голове мысли бродили всякие, явно наполеоновские, а сегодня – эх-х… Можно сказать, из облаков прямо в грязь лицом угодил.
Это найденное золотишко меня с панталыку сбило, не иначе. Но чую, мозги мне окружающая действительность на место быстро вправит. И это я ещё заводов здешних не видел. Как представлю современную промышленность во всей её красе, прям страшно становится.
По улице навстречу нашему каравану ехал конный офицер, а следом за ним тянулась неопрятная серая толпа. Очередной пример местного колорита: зэков перегоняют. Грустная картинка. Вроде идут бодренько, цепей ни у кого нет, а от физиономий безнадёгой за версту несёт. Вокруг них редкая цепочка таких же нерадостных конвойных топает.
Из ближайшего дома выскочила девчушка лет семи-восьми с буханкой хлеба, прошмыгнула перед нашей телегой и, отдав хлеб одному из арестантов, сразу же умчалась обратно. Тут и некоторые из ехавших с нами стали передавать несчастным свёртки с едой. Мне Софа сунула копчёного рябчика, завёрнутого в тряпку, и попросила: «Отдай». Ну, отдал: едва успел слезть с телеги, как ко мне метнулся невзрачный мужичонка, бережно, обеими руками принял угощение, кивнул и юркнул обратно в толпу.
Конвоиры старались смотреть куда угодно, но только не на перекочёвку продуктов. Потом уж мне объяснили причину такой невнимательности. Оказывается, этапные команды идут, можно сказать, на самообслуживании. Денег командиру на питание этапируемых и конвоя дают мизер, и, чем жить впроголодь, вояки лучше не заметят подарки сердобольных поселян. Ведь на привале собранное делится на всех, в том числе и на конвой с офицером.
Что любопытно, по закону за передачу продуктов осуждённым человека могут и посадить, но, по уверениям Софы, такого никогда не случалось. То есть всё как всегда в России: законов хватает, но, когда надо, их не замечают.
Фу-у, похоже, мы наконец-то доползли до конечной точки нашего маршрута – базара. Взору открылась огромная площадь, размером с половину петербургского Марсова поля, но в отличие от него ужасно грязная. Э-э, опять я про время забыл. Скорее всего, Марсово поле сейчас не чище. Ого, да здесь даже пара каменных двухэтажек имеется, с магазинами на первом этаже. Туда определённо следует заглянуть и оценить ассортимент товаров.
Народа на базаре уже не меньше сотни человек собралось. Многие прямо с телег торгуют, но кое-кто и с прилавков. Наша компания свои телеги поставила плотно одна к другой и начала выкладывать привезённое на продажу. Мы с Софой обязанности распределили заранее: мне предстоит закупать необходимое на зиму (цены все оговорены), а знахарка займётся сбытом оставшихся мехов и бобровой настойки.
Взяв мешок, чтоб не светить покупки, я пошёл по рынку. Сначала внимательно осматривал товары, потом стал прицениваться. Первым делом купил себе нормальные башмаки и сразу надел их, далее взялся за одежду, а затем и по инструментам прошёлся. После уж за людьми наблюдал и окружающую обстановку оценивал. Канский базар отличается от торга в Устьянском: нет бесплатных туалетов, а за торговлю взимается плата.
Рассматривая покупателей, пытался определить, есть ли среди праздношатающегося народа воришки, но никого не приметил. Или я не туда глядел, или у них тут повадки другие, нежели у воров двадцать первого века. Ну не может в городке ссыльной Сибири отсутствовать публика, нечистая на руку. Но сколько ни наблюдал за толпой, ничего подозрительного не усмотрел. Хотя городового видел: ходит в пожёванном мундире необъятный поросёночек и пыхтит сильнее паровоза. Как он с такой комплекцией преступников ловит, непонятно.
Решил поинтересоваться у знахарки тёмной стороной местной жизни:
– Софья Марковна, а как здесь дело с воровством обстоит? Балуют на базаре?
– Очень редко. Всё же Канск – маленький городок, и почти все друг друга знают, каждый на виду. Стоит кому-то разок попасться, и житья ему уже не дадут. Был случай, даже насмерть человека забили. Конечно, иногда лазят ночью по домам и на прохожих, бывает, нападают, но тоже не часто. Вот в Красноярске шалят изрядно: днём зазеваешься – кошелёк стащат, а ночью и зарезать могут.
Что-то в рассказе Софы задело мой слух. М-м, точно, «все друг друга знают, каждый на виду». И как тут прикажете ювелиркой заниматься? Нам же здешние кумушки сразу все косточки перемоют и вопросами задолбят. Откуда украшения, а? Где достаёте? Сами делаете? И что им отвечать? В голову приходят лишь два варианта: или Софья Марковна – уникум, одной рукой настойки с кремами варит, а другой золото разливает, или я – гениальный ребёнок, брошки с серёжками, как пирожки, пеку. Третьего не дано. Ага, и коза у нас самородками ср… э-э… нужду справляет.
Ладно, шутки шутками, но, полагаю, в действительности всё не так уж и страшно. Те, кто здесь куплей-продажей украшений занимается, не весь товар сами изготавливают, кое-что и из других городов получают. По почте подобные посылочки вряд ли кто им отправляет, значит, привозят люди, которым доверяют. И подозреваю, никто доставку такого товара не видел и не увидит в дальнейшем. Ну а мы-то чем хуже? Тоже можем сказать, что драгоценности нам привозят.
Кстати, местные ювелиры ведь и скупку золота у населения должны производить, официально – в слитках или монетах, а втихаря небось и шлиховое с приисков берут. Вот им-то добытое нами и следует сбагривать, когда прижмёт. Только осторожно и по чуть-чуть.
А что, если… Стоп, Саша, грабить мы никого не будем, не тот возраст, чтобы по чердакам и форточкам лазить. Хм… это я сейчас о прошлом возрасте подумал или о нынешнем? Ай, неважно! Ты, Александр, теперь солидный… пацан. У тебя вон две женщины на шее. И на кой чёрт, спрашивается, нужны эти мелкие риски? Одних крупных, запланированных тобою, уже лет на сто каторги наберётся.
От тягостных мыслей отвлекла подошедшая бабулька. Раскланялась с Софой, беседу завела, даже дед Ходок подтянулся с ней поболтать. Потом мне объяснили: она – местная достопримечательность, окружная повивальная бабка. Сколько человек родилось с её помощью, и не сосчитать, иногда таких детишек на свет божий выводила, каким и столичные врачи не помогли бы.
До обеда успел несколько раз обойти весь рынок. Довольно дёшево приобрёл кайло с лопатой: какой-то кузнец сворачивался и уступил в цене. После прошёлся по лавкам вокруг площади. Цены там, как мне объяснили, выше базарных, но и качество продаваемых вещей зачастую тоже. На пороге первой же остолбенел: «смешались в кучу кони, люди»[53 - Слова из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Бородино».], ну то есть ткани, грабли, вилы. Увиденная картина напомнила некоторые маленькие, в основном сельские, универсамы из той жизни, когда их хозяева пытались забить небольшие помещения разнообразными товарами под завязку.
Покупателей обслуживали трое продавцов, все жутко прилизанные. Наверно, маслом волосы смазали. Я пополнил свой запас инструментов и хорошие, прочные сапоги себе купил. Правда, при этом узнал не слишком приятную новость: сапоги в данное время для массовой продажи одинаковыми делают. Нет правых и левых, каждый одевается на любую ногу. Немного неудобно и непривычно, но ходить можно. Не нравится? Иди к сапожнику, он на заказ выкроит то, что тебе надо, только раза в два дороже. Ой, да хрен с ним! Куплены на вырост, на пару размеров больше, чем требуется; портянок в два слоя намотаю – и так сойдёт.
В дальней комнате увидел оружие. Душа запела. Шпаги с саблями проскочил с ходу, они меня сейчас мало интересуют, а вот за осмотр огнестрела я взялся основательно. От обилия старинного оружия с красивой отделкой сразу зарябило в глазах. Ё-малай! Да тут выставка раритета, не иначе. Это ж не девятнадцатый, это восемнадцатый век! Не удивлюсь, если в пересчёте на цены века двадцать первого здесь не одна тысяча зелёненьких бумажек валяется. Сюда нужно было моего приятеля-антиквара перемещать, он бы всласть порезвился, а мне, к сожалению, вся эта красота и на фиг не сдалась. Я не любитель разрисованных дуэльных пистолетов, да и аркебуза с резным прикладом и серебряной чеканкой по всему стволу мою душу не радует. Или это мушкет? Да какая, собственно, разница? В моих глазах они красивые игрушки, изящные пижоны, а мне необходимы хищные воронёные трудяги.
Постепенно рябь в глазах прошла, и я осознал очередную издёвку судьбы. Штуцеров и карабинов разных калибров полным-полно, но казнозарядок всего три штуки, и неясно, откуда они родом и кто ими разродился. Мелкашек дульнозарядных тоже раз-два и обчёлся. Ну а что ты, Саша, хотел? Ведь почти всё понял в тот момент, когда город рассматривал. О-хо-хо, надо долго со всем этим добром разбираться и внимательно изучать каждое ружьё.
Но не дают, гады: говорят, мал ещё. Револьверы в руки брать, соответственно, также не разрешают. Меня уже давно бы выперли из лавки, но совесть им, видать, не позволяет это сделать. Ха, или жадность: я тут много чего сторговал, вдруг опять какую-нибудь мелочь прикуплю. Оружие не продадут, не стоит и рыпаться.
