Община Святого Георгия. 1 серия

1-Я СЕРИЯ

(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПРОСТИТУТКА.)

Белозерский просыпается рядом с проституткой. Тянется к графину. Взгляд падает на настенные часы – половина девятого. Вскакивает, впопыхах одевается. Кладёт деньги на подушку. Проститутка прячет купюры, не открывая глаз. Он хватает докторский саквояж, вылетает за двери.

(ИЗВОЗЧИК, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПРОХОЖИЕ.)

Подъезжает экипаж. В салоне: Белозерский, приводит себя в порядок. Экипаж останавливается. Он спрыгивает. Пробегает несколько шагов…

ИЗВОЗЧИК

Барин!

Белозерский тормозит, стукнув по лбу, бегом к карете, забирает из салона забытый докторский саквояж; к извозчику: суёт деньги.

ИЗВОЗЧИК

Я сдачи не наберу!

Белозерский отмахивается на бегу. Извозчик засовывает деньги за пазуху; трогает:

ИЗВОЗЧИК

Легко швыряться, когда не сам заработал. Когда сам – цену знаешь, потому – и счёт!

(БЕЛОЗЕРСКИЙ.)

Белозерский бежит по аллее, ведущей к парадному входу.

(ХОХЛОВ, КОНЦЕВИЧ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», АСЯ, БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСТАХОВ, НИЛОВ, ПОРУДОМИНСКИЙ, ПАЦИЕНТЫ.)

На койке мечется безногий пациент («фантомник»), в испарине, исподнее и бельё пропотевшие, культи окровавлены. Вокруг – студенты во главе с профессором. Ася накладывает повязки на культи – Концевич ей помогает. Пациент после операции по удалению нагноившейся инкапсулированной шрапнели («шрапнельник») – на соседней койке, с опасливым любопытством поглядывает на происходящее. Прочие пациенты по койкам.

ХОХЛОВ

Классическая фантомная боль, впервые описанная…

Вбегает Белозерский, натягивая белый халат, подхватывает:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

…в тысячу пятьсот пятьдесят втором году отцом военной медицины Амбруазом Паре. …Алексей Фёдорович! Прошу простить!

С почтением кланяется профессору. Хохлов нахмуривается. Но, повернувшись к студентам, делает бровями: вот! Надо знать!

КОНЦЕВИЧ

(тихо, к Асе) Белозерский – выскочка. Студентов спрашивали, не его.

Ася сохраняет «рабочее» лицо. «Фантомник» отталкивает Асю.

«ФАНТОМНИК»

Изверги! Мочи нет!

Студенты, Концевич и Ася фиксируют его. Белозерский достаёт из кармана несессер, собирает шприц, и пока профессор говорит поверх суеты, – делает укол пациенту.

КОНЦЕВИЧ

(К Белозерскому, тихо) Не можешь без помпы!

Белозерский подмигивает Концевичу, добродушен, весел:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Концевич, да будет тебе известно: Белозерские – известные филантропы! Купечество угощает!

Профессор с неодобрением смотрит на инъекцию, но не останавливает. Обращается к студентам:

ХОХЛОВ

Увы, господа! Болевой синдром зачастую ничем не купируется, и приводит к самоповреждениям и алкоголизму. У нижних чинов. У чинов верхних…

БЕЛОЗЕРСКИЙ

К опиомании и морфинизму.

Белозерский с пустым шприцом в руке – профессор смотрит осуждающе. Белозерский, пожав плечами, обращается к студентам:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

«Казёнка» и хлебное вино дешевле алкалоидов папавер сомниферум.

Пациент стихает. Хохлов к Белозерскому, с упрёком мудрого и опытного наставника:

ХОХЛОВ

И на какие шиши безногий инвалид будет приобретать опий, к которому вы его так любезно собираетесь приохотить по своей безмерной доброте, Александр Николаевич?!

Махнув рукой: «мальчишка!» – обращается к Концевичу, переходя к постели «шрапнельника».

ХОХЛОВ

Дмитрий Петрович!

Все – за ним, кроме Аси – она у затихшего «фантомника», осматривает повязки, поправляет подушку – глядя на него с состраданием. Концевич докладывает у койки «шрапнельника», вытянувшегося под одеялом по стойке «смирно!»

КОНЦЕВИЧ

Прооперирован накануне на предмет нагноения инкапсулированной шрапнели…

Хохлов вопросительно сверкает глазами, указывая на одеяло. Концевич раздражённо бросает в сторону Аси:

КОНЦЕВИЧ

Анна Львовна!

Белозерский уже сам откинул одеяло, обнажив прооперированное бедро. Ася метнулась к койке «шрапнельника».

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Ничего, Асенька. Я справлюсь.

Профессор зол на ординаторов, но выплёскивает на студентов:

ХОХЛОВ

Вы, господа, что?! Себя расплескать боитесь, покуда сестра милосердия другим пациентом занята?!

(ВЕРА, ГЕОРГИЙ, 1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК, 2-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК, ПРОХОЖИЕ.)

Оживлённо. Люди прогуливаются, переговариваются. Покупают газеты. Кто рад; кто – саркастично качает головой, осуждая. Слышен смех, гомон. У парапета сидит Георгий – безногий инвалид, низкая ампутация – ниже коленных суставов; полный кавалер Георгиевских крестов, все на груди по уставу; христарадничает.

1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК

В Портсмуте заключён мирный договор!

2-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК

Граф Витте подписал с японцами мирный договор!

Вера – в гражданском мужском платье, выправка военная, руки в карманы, – среди прочих прохожих, видна со спины. Покупает газету у 1-го мальчишки. Он заинтересованно смотрит на неё – но тут же отвлекается на следующего покупателя:

1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК

Император лично давал инструкции графу Витте!

Вера идёт дальше с газетой подмышкой. Подходит к Георгию. Достаёт из кармана банкноты. Выпадает пачка папирос. Георгий жадно глядит на пачку. Вера кладёт в фуражку банкноты, поднимает пачку, достаёт одну папиросу – себе, за ухо, под шляпу. Пачку кидает следом за деньгами. Инвалид хватает пачку, вытряхивает папиросу, пачку прячет за пазуху. Хлопает себя по карманам. Вера протягивает в сомкнутых ладонях зажжённую спичку. Он прикуривает, блаженно затягивается. Поднимает голову.

ГЕОРГИЙ

Спаси тебя бог,… барин!

Вера тушит спичку, швыряет в Неву, продолжает прогулку. Георгий смотрит вслед. Пряча банкноты, бормочет:

ГЕОРГИЙ

Ни ты ли под Сяочиньтидзы…

Внезапно бледнеет, хватается за культю. Лицо покрывается испариной. Ощупывает лихорадочно пустоту за культёй – будто нога есть и адски болит. Ведёт себя, как животное, испытывающее приступ ужаса от неосознаваемого. Хватает одну из культей обеими руками и шваркает её оземь.

ГЕОРГИЙ

Да чтоб тебя!

Несколько мучительных секунд борьбы с собой. Достаёт из кармана флягу. Откручивает. Долгий глоток.

(ХОХЛОВ, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПЕРСОНАЛ.)

Хохлов шагает широко; Белозерский за ним, лебезит.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Профессор, я…

Хохлов тормозит, разворачивается – нос к носу с учеником. Указывая в сторону палат:

ХОХЛОВ

Ты понимаешь, что эта гадость – не выход! Или ты «фантомникам» опийную курильню на дому устроишь?! Со всеми удобствами!

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Что же – выход?!

ХОХЛОВ

Сам хоть отравой не…

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Господь с вами, Алексей Фёдорович!

Дошли до кабинета. Хохлов открывает двери… Видит то, что явно не должен видеть Белозерский – резко захлопывает двери и для надёжности прислоняется спиной. Резко меняет тон.

ХОХЛОВ

Иди! Проведи занятие со студентами по десмургии!

Белозерский открыл, было, рот, но Хохлов «в характере»:

ХОХЛОВ

Иди, иди!

Белозерский смотрит на учителя с лёгким недоумением, делает несколько шагов. Хохлов вспоминает, как студенты кривили носы у одеяла «шрапнельника», уточняет вдогонку:

ХОХЛОВ

У гнойных коек! Пусть перевязывают, белоручки!

Белозерский уходит, заинтересованно оглядываясь. Удостоверившись, что он скрылся, Хохлов заходит в кабинет.

(ХОХЛОВ, ВЕРА.)

Хохлов заходит, закрывает дверь. На диванчике лежит Вера, в мужском наряде (как на Набережной), лицо прикрыла шляпой. На груди – развёрнутая газета. Хохлов на мгновение замирает у двери. Вера снимает с лица шляпу, подмигивает ему, пружинисто встаёт; идёт с раскрытыми объятиями – он раскрывает объятия навстречу.

ВЕРА

Старый добрый Алексей Фёдорович Хохлов! Здравствуйте, профессор!

ХОХЛОВ

Княгиня Данзайр! Вера Игнатьевна!

Обнимаются, искренне, крепко. Троекратно расцеловываются. Она – с мужской повадкой.

ВЕРА

Оставьте титулы! Они приводят в трепет разве тех, кто гноя бежит.

(БЕЛОЗЕРСКИЙ, КОНЦЕВИЧ, КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК.)

Кравченко стоит, курит. Госпитальный извозчик сидит – тачает упряжь. Выходят Белозерский и Концевич (в гражданской одежде, много беднее и потрёпанней Белозерского). Белозерский достаёт портсигар, протягивает Концевичу – тот берёт. Кравченко кивает на свою папиросу: мерси, уже есть. Госпитальный извозчик занят.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Доброе утро!

Кравченко подносит папиросу – Белозерский прикуривает от тлеющего огонька. Концевич прикуривает сам. Извозчик укололся шилом.

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Где ж доброе, будь оно неладно!

Белозерский и Кравченко усмехаются, переглянувшись.

КОНЦЕВИЧ

Я в присутствие ненадолго. Может, земство выбью.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Рано, Митька, земство! Опыта нет. Мы в клинике едва-едва…

Концевич смеряет Белозерского красноречивым взглядом.

КОНЦЕВИЧ

Мне средства к существованию нужны. Не то ещё неопытным ноги протяну.

Уходит, куря на ходу. Белозерский подмигивает Кравченко.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Синдром Раскольникова!

Кравченко отвечает понимающей полуулыбкой.

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Не понимаю я про ваши синдромы, а что от нищеты злоба накатывает – то да.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Ты ж не злой!

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Так я не нищий. Я – бедный! И не из господ. Есть разница! Я, вот, и за санитара, на которого у нас тоже денег нет, могу носилки потаскать. А для благородного пустого чаю самому себе подать – уже оскорбление!

Последнее предложение говорит чуть зло: и его Концевич заедает «иерархией». Белозерский делает Кравченко рожицу: крестьянская, понимаешь, мудрость! Обращается к извозчику:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Да я тебе, Иван Ильич, сколько раз помогал носилки «потаскать»?!

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Так щенок, когда заласканный да сытый – он ко всем с радостью кидается.

(ХОХЛОВ, ВЕРА.)

За столом. Пьют чай. Хохлов сердит на себя за бессилие – потому сердится и на Веру.

ХОХЛОВ

Уволь, не могу, Вера! Хочу! Жажду! – но никак. Клиника полностью зависит от власть имущих! Мы на государственном пайке!

Отодвигает стакан, указывает пальцем вверх.

ХОХЛОВ

А ты, как ни крути, теперь поли-ти-ческая! (заводится) Какого чёрта тебе это надо?!

Встаёт. В запале, идёт к окну. Вера усмехается.

ВЕРА

Ладно вам, Алексей Фёдорович. Вы хоть чаем напоили и на себя сердиты, что ученице вынуждены отказать. Другие и на порог не пускали.

Хохлов вздыхает. Меняет тон на мягкий.

ХОХЛОВ

Давно из Москвы?

ВЕРА

Сегодня.

ХОХЛОВ

Могу похлопотать на фабрику, в медсанчасть.

Вера горько усмехается. Хохлов взвивается.

ХОХЛОВ

Всё, Вера Игнатьевна, от твоей неуёмности! У меня тоже сейчас дурак один… Умный! – но дурак! … Отец у него, конечно, помягче твоего. Так и парень – не девка! Вот что ты со своей жизнью сотворила?!

ВЕРА

Не бабой родилась?

ХОХЛОВ

В том-то и дело: бабой, Вера Игнатьевна! Ба-бой! А гонору!.. Ииэх!

Машет рукой.

(БЕЛОЗЕРСКИЙ, КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, АСЯ, МАТРЁНА ИВАНОВНА.)

Кравченко с извозчиком возятся у кареты. Ко входу идут Ася и Матрёна Ивановна, с бельевыми корзинами. Белозерский вышвыривает окурок:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Ася, помогу!

АСЯ

Что вы! Я сама!

Он забирает у Аси корзину, пропускает вперёд. Заходит за ней. Матрёна мешкает у двери, охота поворчать. Ставит корзину.

МАТРЁНА ИВАНОВНА

Помощничек сыскался!

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Завидки берут, что молодость прошла?

МАТРЁНА ИВАНОВНА

Варежку разинет – потом горько будет! По дорожке примеривай ножки!

Вздыхает. Берёт корзину, толкает дверь.

МАТРЁНА ИВАНОВНА

Чем Асе Концевич не угодил? Сохнет по ней.

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

От них самих всё живое усохнет, от Митрий Петровича нашего!

Матрёна Ивановна, метнув взгляд в извозчика, заходит в клинику. Кравченко неодобрительно нахмурился реплике Матрёны о Концевиче.

(«ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПАЦИЕНТЫ.)

«Фантомник» в забытьи, периодически конвульсии по телу. «Шрапнельник» пытается уснуть. Ходячие пациенты играют в шахматы на свободной койке. Кто без руки, кто без ноги, с костылями. Азартно. Приглушенно комментируют: «ты пешку про… это самое! Как император – Цусиму!..», «без рук, без ног – ни крестьянин, ни пролетарий! Ситуация патовая… Спасибо министрам и государю!»

Открывается дверь – пациенты настораживаются. Входит Белозерский – расслабляются: «добрый доктор», любимец публики.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Ещё раз: здравствуйте!

Нестройное: «Здравия желаем!», «И вам не хворать!» Салютуют, кто костылём, кто культёй руки. «Шрапнельник» приподнимается на локте. Белозерский подходит к нему. Разговаривая, кидает пристальные взгляды на «фантомника».

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Ш-ш-ш! Лежи, лежи!

Достаёт из кармана шрапнель, даёт пациенту:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Сувенир!

Пациент берёт с опаской, с детским любопытством, с уважением.

«ШРАПНЕЛЬНИК»

Ишь! Япона мама! Год во мне тихонько сидела, а тут, значит, добить решила! Врёшь!

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Мы её вовремя обезвредили! Так что хочешь – утопи, а хочешь – в красный угол поставь.

Пока пациент вертит шрапнель в руках, Белозерский откидывает одеяло, разматывает повязку на бедре, – и когда он один с пациентами, он внимательнее и серьёзней, чем при публике.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Хорошо, хорошо… Рана дренируется.

«ШРАПНЕЛЬНИК»

Вы по-русски, господин доктор!

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Гной наружу вышел. Сухо. Без повязки пусть – быстрей заживёт.

«ШРАПНЕЛЬНИК»

И не болит совсем. Два дня тому думал всё, взорвётся нога! Уж так распёрло…

Неловко мнётся. Набирает воздуха:

«ШРАПНЕЛЬНИК»

Жена приехала, дурында! Покос, а она… Я фабричный, у Мельцера. Баба – в деревне.

Лопоча, тянется к тумбочке. Положил на тумбочку шрапнель.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Достану, чего надо-то?

Нагибается, ему сподручней. В тумбочке в чистом полотне что-то завёрнуто. Достаёт. «Шрапнельник» выпаливает, смущаясь…

«ШРАПНЕЛЬНИК»

Не побрезгуйте! Сама пекла!

Кланяется благодарно, насколько это возможно из положения лёжа. Совсем смущается. Белозерский разворачивает. Большой красивый каравай. Молодой ординатор ведёт себя тактично и уместно, понимая: от души. Смачно втягивает запах хлеба. По-мужски умиляется. Даритель расслабляется. Смелее вдогонку:

«ШРАПНЕЛЬНИК»

Там… Полугар! Отборнейшая рожь! Сама гнала!

Снова тумбочка – бутыль самогона. Присвистнув:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Ох ты!

Хлеб, бутыль. Пациенты смолкают. Белозерский отставляет каравай и бутыль, быстро выходит из палаты. «Шрапнельник» растерян. Реплики пациентов: «Сдаст профессору!», «Сашка не такой!», «Без царя в голове наш лекарь!»

(МАТРЁНА ИВАНОВНА, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК.)

Матрёна Ивановна стоит, в небо глядит. Извозчик – сидит, руки заняты делом, но вслед за Матрёной смотрит вверх.

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Чего выглядываешь? Вёдро.

МАТРЁНА ИВАНОВНА

Именно что «вёдро». Пусто там!

Извозчик, тайком перекрестившись, спокойно:

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Злая ты, Мотя.

МАТРЁНА ИВАНОВНА

Долго доброй была. Вся и вышла.

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Ты ж Аську любишь. Чего шпыняешь?

МАТРЁНА ИВАНОВНА

Того и шпыняю!

(БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСЯ, ВЕРА.)

В дальнем конце: из клиники на выход идёт Вера. Белозерский несётся по коридору, навстречу ему – Ася с кружкой Эсмарха. Налетает на неё, хватает за плечики. Она ахает.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Ася!

Нежно смотрит ей в глаза. Она тает.

АСЯ

Да?! … Да?

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Минутку на посту. Часовым, Асенька!

Увлекает её за собой.

(«ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», ПАЦИЕНТЫ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)

Пациенты вернулись к шахматам. Лица разочарованные. «Шрапнельник» в беспокойстве. Вносится Белозерский, прикрывает дверь. Взоры – к нему.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Быстро вздрогнем, где же кружки?!

Одобрительный гомон. «Вот, это дело!». Скачут с костылями к койкам, берут кружки с тумбочек/из тумбочек, стягиваются к кровати «шрапнельника». Белозерский открывает презентованную бутыль. Скоренько воровато всем разливает.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

За веру, царя и отчество!

С глухим аккуратным стуком сдвигают кружки.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

И: за себя и своих!

Выпивают. Жадно смотрят на каравай.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Угощайтесь!

Первым отрывает кусок, занюхивает. Передаёт каравай дальше. Все по кругу рвут/занюхивают/закусывают.

(АСЯ, КОНЦЕВИЧ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)

Ася у дверей палаты. Тревожна, прижимает кружку Эсмарха. Идёт Концевич. Подходит к Асе. Ей с ним неуютно.

КОНЦЕВИЧ

Ася…

Из палаты высовывается Белозерский. У Аси личико умоляющее.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Митька! Быстро обернулся. Выбил земство?

КОНЦЕВИЧ

Нет вакансий.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Что бог не положит, всё к лу… Асенька!

Белозерский чмокает её в щёчку – совершенно по-братски, но она вспыхивает. Отбирает у неё кружку Эсмарха.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Моментально!

Ася остаётся с пустыми руками, нервничает, оглядывая коридор. Ей стало ещё неуютней с Концевичем.

КОНЦЕВИЧ

Анна Львовна, могу я надеяться… Как-нибудь…

Ася пошла пятнами. Концевич сугуб, отлично понимает: Ася предпочла бы не слышать его предложений, чем быть вынужденной отказать. Со стороны приёма шум, заполошный бабий вой, крик персонала: «Доктора!» Концевич, поклонившись, быстро уходит. Ася с радостью выдыхает; тут же стыдится своего малодушия.

(«ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПАЦИЕНТЫ.)

Белозерский с кружкой Эсмарха у кровати «шрапнельника». Поднимает крышку кружки. Нюхает. Чисто!

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Спасибо Фридриху Августу фон Эсмарху за великолепную тару!

Переливает из бутыли немного в кружку Эсмарха. Оценивает насупленные/просительные взгляды. Подливает ещё чуть. Строго:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Всё!

Закрывает кружку Эсмарха. Прячет в тумбочку. Берёт бутыль. Отправляется на выход из палаты.

(АСЯ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)

Белозерский высовывается из дверей палаты. Вручает Асе бутыль.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

В перевязочную!

АСЯ

А кружка?!

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Использована по неотложным жизненным показаниям! Благодарю за службу!

Он – обратно в палату. Ася делает книксен закрывшимся дверям.

АСЯ

Рада стараться, Александр Николаевич!

Вздох облегчения. Счастливая улыбка. Удаляется, пританцовывая.

(БЕЛОЗЕРСКИЙ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», ПАЦИЕНТЫ.)

Пациенты занимаются своими делами. Белозерский сидит на краю койки «фантомника», откинув одеяло, изучает состояние окровавленных культей. Сосредоточен, погружён в мысли. Проводит по передней поверхности верхней трети бедра – «фантомник» вздрагивает даже в опийной отключке. «Шрапнельник» замечает, с состраданием комментирует:

«ШРАПНЕЛЬНИК»

Я-то – что! Хромой слегка. А он, бедолага…

Сочувственно качает головой. Белозерский в размышлении.

«ШРАПНЕЛЬНИК»

Ног нет – а болят. Вот ведь!

(ГЕОРГИЙ, ВЕРА, ПРОХОЖИЕ, ЗЕВАКИ.)

Георгий пьяный. Злой. Потирает ноющие культи. Смотрит в проходящие штиблеты и дамские ботиночки, штаны и юбки.

ГЕОРГИЙ

Гуляют господа и дамы, мать их за ногу! Ногами гуляют!

Подходит Вера, в мужском платье. Присаживается на корточки, осматривает Георгия. Он фокусирует взгляд на ней.