Реки текут на север

«Красноград»

Капитан Луговской понимал, что дело к вечеру справлено не будет, но исключительно в силу опыта и природного спокойствия совершенно не волновался.

Теплоход уже встал под загрузку, танки были полны солярки, провиант лежал в трюме, всё было готово к выходу в рейс, но правый двигатель теплохода «Красноград» – грузового судна Енисейского речного пароходства, никак не хотел выходить на рабочие обороты. До отправления в рейс оставалось чуть больше суток – в девять тридцать пятницы теплоход должен был тронуться на юг к порту Красноярск.

В среду, весь рабочий день, от звонка до звонка, портовый механик Виталя колдовал над клапанами, компрессорами, пружинами и бог знает над чем ещё, но двигатель, отработавший безотказно около восьмисот тысяч моточасов,

отказывался развивать больше двухсот оборотов в минуту; после начинал чихать, вибрировал и в конце концов, глох.

– Игорь Алексеич! Ну никакого, блин, терпения не хватает! – сетовал Виталя, к вечеру напрочь терявший это самое терпение не от того, что не справляется с задачей, а, скорее, от желания выпить. – Первый раз такой чумовой дизель мне попадается! Я уж и так и сяк его! Рас-с-с… – Он сплюнул и бросил огромный ключ себе под ноги: – Как будто одного клапана не хватает, Игорь Алексеич!

Виталя был по уши вымазан в масле, задорно, как бы в шутку, и одновременно всерьез злился на неподатливые железяки, в притворном отчаянии швырял инструменты в разные стороны, из-за чего терял их из виду и от этого злился ещё больше, уже по-настоящему.

– Нечего ругаться на мою ласточку, – ответил Луговской. – Сам бестолковый, а на машину пеняешь! – отрезал он сухо, и отправил бедолагу домой, зная, что в запасе есть ещё целый день на починку.

«Утро вечера…» – пробубнил капитан себе под нос, решив, что этот «порог» не пройти сегодня, надо просто подождать. И оказался прав.

Виталя, хоть и любил выпить, но механиком был толковым и в дизелях разбирался. Капитан это понимал, к тому же видел, что дело не стоит на месте. Ситуация развивалась в обычном для такого дела ключе: если регулировка не помогла, значит, надо вынимать все клапана по очереди и смотреть, чего там внутри.

«Что там вообще может быть сложного?» – думал капитан. Двадцать клапанов снять и поставить за один день налегке успевал любой моторист.

Утро четверга дало ясность.

Не было ещё десяти часов, как поломку нашли. К обеду злополучный клапан сняли, поменяли на новый, отрегулировали, и мотор зарычал солидным басом шестицилиндрового дизеля, выдававшего на винт пятьсот с лишним лошадиных сил.

Поздно вечером на палубе, освещённой косыми лучами июльского солнца (летом оно не садилось в Дудинке вовсе), был размещён весь невеликий груз: ящики из-под взрывчатки, капроновая оборотная тара для песка, уложенная в тюки, контейнеры с вещами северян, навсегда переезжавших на материк и старая праворульная «Caldina», отправлявшаяся вместе со своими хозяевами в небольшой сибирский город, где ещё, в общем, молодые пенсионеры «Норникеля» получали жильё, отмотав свои трудовые дни на полуострове Таймыр.

Вверх по реке, на юг, корабли обычно шли полупустыми. Оставив всё привезённое в Дудинке, теплоход был свободен от груза – на нём можно было запросто разместить хоккейную коробку.

– Мало фрахта – это тоже хорошо! – произнёс капитан, будто рядом был собеседник.

Подразумевая меньшую ответственность и суету при разгрузке, он с чувством удовлетворения отправился в портовую гостиницу, над входом в которую угрожающе нависали массивные деревянные буквы «З А П О Л Я Р Ь» (буква «Е» отсутствовала), где в буфете его ждали бутерброды с лососем, а в номере – старая фляжка с невнятной, почти стёршейся от возраста гравировкой. Коньяк внутри неё добавлял три свои звезды к двум звёздам гостиницы, поднимая таким образом, отдых капитана на высший уровень.

В бывалом, потёртом планшете, в специально предназначенном кармане, лежал судовой журнал. В него заносились все детали событий, происходивших за время движения по маршруту: хронометраж, поломки, нештатные ситуации, информация о повреждённых знаках судового хода, изменениях его границ и прочие важные для речников данные. Ещё в одном отделении, тоже специальном, были накладные на груз и сводка погоды на три дня.

За команду капитану переживать не приходилось. За десятки рейсов, пройденных от Города до Дудинки и обратно, на теплоход никто ни разу не опоздал. Ребята любили свою работу, и на палубу всегда поднимались в приподнятом настроении.

«Городом» речники называли Красноярск – единственный большой населённый пункт маршрута. По какой-то негласной, их собственной классификации, принятой по умолчанию, именно Красноярск был «Город», видимо, ввиду его статуса, как места погрузки. Все остальные пункты, будь то совсем крохотные посёлки, или более крупные населённые пункты, действительные города, или даже гораздо более старый Енисейск, которому перевалило за четыреста лет, в этой классификации звания «Город» удостоены не были. Город всех кормил, а все кормились от него.

На Севере стоял июль. Самая середина навигации – любимое время речников. Почти круглые сутки светит солнце, вода прогревается до плюс восемнадцати, при желании и смелости можно даже искупаться. Река упорным рыбакам всегда даёт рыбу, а уж речники – те, кто проводит на воде почти половину жизни, и в отсутствии клёва добудут себе пропитание.

В сопутствующих товарах тоже никогда не было недостатка – в любое время, прямо с воды, можно было купить тугуна, бруснику, голубику, мёд, кедровые орехи и другие дары природы, которые на своих помятых корытцах доставляли докучливые аборигены, населяющие прибрежные посёлки.

Бывает, в жару достаёт мошка, но на реке она всегда сдувается ветром, и к тому же не может плодиться и жить на теплоходе, – ночью он остывает быстро, как консервная банка, и стоит только солнцу уйти за горизонт, корабль тут же принимает в себя холод речной воды.

В раздумьях о начале завтрашнего рейса Игорь Алексеевич Луговской, высокий, угловатый капитан теплохода, пятидесяти трёх лет, лёжа на диване и наблюдая, как в полночь солнце катится по горизонту, словно мячик, не заметил, как уснул, а только уснув, тут же услышал будильник, который показывал семь.

Он полежал с полминуты, потом одним рывком соскочил с кровати и коротко потянулся. Долгие сборы были не в его духе – жалко было времени. Капитан знал, что меньше, чем через два часа якорь будет поднят и Енисей, в восемьдесят первый раз, на несколько недель станет для него и команды и домом, и работой.

Поднявшись на палубу, капитан обменялся коротким взглядом с механиком. Так, не произнося ничего вслух, он справился всё ли в порядке, и в девять с четвертью, на пятнадцать минут раньше графика, дал команду:

– Поднять!.. Малый ход!

Зазвенела якорная лебёдка, с грохотом выбирая массивную цепь. Вступая за ней как по нотам, низким баритоном

заурчали два двигателя, каждый размером с небольшой грузовик. Берег тронулся и стал потихоньку ползти назад, постепенно ускоряясь.

Молодой матрос, в трико и в безразмерной тельняшке, суетливо забегал по палубе, подобно щенку, которого не выгуливали несколько дней – искал любую работу, лишь бы не сидеть в каюте. На этот переход была запланирована покраска верхней палубы, но по уму, её сначала нужно было очистить от старой краски. Теряя на бегу шлёпанцы, не утруждая себя подумать, какие инструменты нужны ему для работы, матрос тащил то скребок, то щётку, то ведро – всё по отдельности, наматывая лишнее расстояние.

Катя, корабельный кок, заскочила на мостик уточнить, устроят ли на обед макароны по-флотски, и уже через десять минут загремела кастрюлями на камбузе.

Только немолодая матроска, имя которой я так и не вспомнил, тихо сидела в своей каюте. Её заботой была чистота на корабле, и с этим она безупречно справлялась, ругая время от времени ребят, если кто ходил по свежевымытому в грязной обуви. Для неё работы пока не было, а появляться наверху без причины было не в её правилах – не любила мешаться под ногами.

В полдень Луговской поднялся на мостик. Во всём пароходстве, на всех абсолютно судах, именно в это время все капитаны заступали на дежурство. Таков был порядок. В эту смену, четыре часа кряду, практически без отрыва капитан сам управлял теплоходом.

Игорь Алексеевич в этот раз соскучился по штурвалу как-то особенно остро. Всё на берегу ему было не по вкусу, всё как-то неловко и сумбурно: то опаздывали консервы, то не так составили накладные, да ещё этот клапан!

Луговской больше, чем обычно сегодня торопился подняться на палубу, чтобы избавиться от мирской суеты. Покой всегда возвращался к нему у штурвала.

После вахты, не спеша отобедав макаронами, капитан традиционно засел в своей каюте с механиком Анатолием за нарды.

Играли мужики отчаянно, как будто на большой куш, рисковали и смеялись за игрой. Проиграв, расстраивались на секунду, и тут же расставляли новую партию. Это было больше похоже на ритуал, чем на игру. Капитан за проигрыш давал механику условленный символический щелбан. Механик же, выиграв, не делал этого в ответ из уважения к капитану, а брал выигрыш сигаретами «Честер». Игорь Алексеевич хотя и бросил курить с прошлой навигации, но всегда держал в своей каюте пару блоков в качестве обменной валюты.

Теплоход был далеко не новым, 1965 года постройки, но удивительно простым и понятным в обслуживании. Именно простота судна была залогом его надёжности. Серьёзно и необратимо ничего не ломалось, поскольку сложного оборудования, кроме, может быть навигационного, на борту не было. По этой причине «Красноград», водоизмещением в полторы тысячи тонн, управлялся восемью членами команды так же легко, как домохозяйка справляется с посудомоечной машиной.

Для команды, состоящей всего из восьми человек (включая кока и матроску), самым суетливым за две недели перехода, был именно этот день – самый первый. После, когда начинались монотонные трудовые будни, было не принято выходить из кают без надобности или вне вахты.

В эти две недели поведение молодых ребят было на удивление рациональным, не соответствующим возрасту основной части команды. Казалось, именно они должны были наполнить жизнью бездушную железяку, но традиции речников, всегда сохраняющих холодное спокойствие, были сильны и соблюдались строго. Только вечером, в ожидании ужина, пацаны, выполнив свои привычные обязанности, кругами ходили вокруг камбуза и громко шутили.

Ужинали быстро и нетерпеливо.

Не дожевав кусок, на ходу, коротким «с-с-сиба» поблагодарив Катю за макароны, парни снова бежали по корабельным делам, исполненные чувства собственной важности. Кроме этой ежевечерней суеты, из-за которой каждый день притворно строго ругалась матроска, всё остальное на судне совершалось спокойно, с достоинством мастера, в совершенстве владеющего своим ремеслом.

Первый день навигации подходил к концу. Игорю Алексеевичу можно было бы поспать, но ощущение чего-то необычного за новым поворотом, юношеское чувство радости, поступающий в кровь адреналин, или всё это вместе взятое, не давали сна, и в полночь, в положенный час, капитан снова заступил на мостик.

Он был крепким сибиряком, выросшим на заводской окраине Новосибирска. В молодости одним из первых вступил в комсомол и участвовал в строительстве коммунизма, пока не случилась рыночная экономика. Что-то подсказало, тогда, в девяносто втором, что назад пути уже нет.

Веры в то, что социалистическая стройка когда-нибудь будет закончена, красные командиры привить Луговскому не смогли. Опыт сокурсников, проработавших всю жизнь в советском аппарате, тоже не внушал оптимизма; на рубеже эпох – советской и рыночной – выяснилось как-то вдруг, что люди, окончившие лучшие советские институты, ничего не умеют делать полезного, и по этой причине рискуют досрочно выйти на пенсию, на которую только и можно было, что купить внукам по леденцу раз в месяц.

Однако, разочарования за прожитые в Союзе годы Луговской не испытывал, да и сожалениями отягощён не был. Он имел профессию. Настоящую, мужскую профессию. Он был речником.

Когда-то, когда нужно было делать выбор, он колебался только внешне, делал вид, что взвешивает все «за» и «против»; внутри же был уверен на сто процентов, что не сможет просиживать штаны в кабинетах.

В тот день, который во всех случаях, можно было бы назвать переломным, он не советовался с женой, вообще ни с кем не советовался, а в качестве конечного аргумента в пользу его перехода на рейсовую службу в Енисейское пароходство, попивая на кухне чай, как всегда спокойно сказал жене: «Не смогу я, Галя, по-другому…».

Эпохи сменились, и время стёрло всё: комсомол, генеральных секретарей, съезды партии, плановую экономику и личные передряги. Сегодняшний день для капитана всегда был самым важным.

Каждый день, и он это хорошо усвоил, имел право стать лучшим в жизни, нужно было только суметь это почувствовать, и не смешить Всевышнего своими планами. Сегодня голова была пуста, ум отдыхал, сердце билось спокойно и ровно, и только нежный голос жены не покидал его, звуча в голове всё снова и снова: «Отпустил бы хоть усы, капитан! А то похож на преподавателя! Тебе галстук ещё, и впору переходить в речное на работу!»

Первооткрыватели

Эта экспедиция могла бы запросто не состояться. И этому было много причин.

Во-первых, мы уже жили в разных городах, имели работу, семьи и множество других обстоятельств, которые каждый раз вмешивались в процесс подготовки, угрожая это мероприятие, как минимум перенести, а то и вообще – отменить.

Во-вторых, готовиться к большому путешествию нужно было долго и тщательно, с разными расчётами, записями и пометками на картах. А времени, как известно, всегда не хватает.

Не первый год водными походами мы изучали запутанные линии рек на картах родного края и знали с десяток простых, привычных и популярных у населения способов отдохнуть и на воде, и у воды, с ходу, без особой подготовки, например, где-нибудь в Зеленогорске, заскочив по пути в магазинчик за провиантом.

На этот раз расклад был другой. Мы выбрали свой, никем не проторенный и не наезженный, практически автономный маршрут, и по праву считая себя первооткрывателями, понимали, что подготовка будет хоть и трудной, но выполнимой задачей, по сравнению с самим походом, который представлялся нам сложным уравнением со многими неизвестными.

Осознание того, что ещё никто не проходил намеченный путь так, как собирались сделать это мы, подпитывало наш энтузиазм, азарт разогревал кровь каждый раз, когда мы рисовали себе сказочные картины нашего приключения.

Серьёзная река предполагала для нашей команды серьёзное судно. Новое судно. Судно, которое могло выдавать в день минимум по сотне километров маршрута в далёких от идеальных погодных условиях, держать волну, обеспечивать достаточную плавучесть с экипажем из трёх человек, запасом топлива и полезным грузом, обеспечивающим минимум неделю «автономки».

Надувной, с жёстким фанерным полом, видавший виды чёрный «Корсар», используемый нами в своих вылазках до этого, уже не годился – с тем же успехом можно было бы отправиться в поход в рассохшемся деревянном корытце. Лодка должна была быть большой и надёжной.

И наконец, в-третьих, и это было самым важным – экспедиция была опасной. В прямом смысле этого слова.

Большая вода – стихия! Она всегда опасна. Опаснее большой воды, пожалуй, только горы!

На такой реке нас ожидали огромные, диковинные суда – как пассажирские, так и грузовые. По течению встречались пороги и просто сложные для судоходства участки, которые даже бывалые речники проходят с максимальной концентрацией.

Ну, и погода. Когда идёт дождь, из лодки можно выпрыгнуть только в дождь.

Кроме того, на берегу нас подстерегали дикие звери, клещи и гнус, плюс полная невозможность (из-за веса и габаритов лодки) устроить лагерь вдалеке от берега, поэтому комфортный вариант хотя бы какое-то время побыть в тёплом помещении со стенами и крышей, просушиться и принять душ, даже не рассматривался.

И самое важное, что вызывало кучу опасений, так это тот факт, что ещё никто не проходил такой длинный маршрут на лодке без запасного мотора, с любительским навигационным оборудованием и запасом топлива только на семь часов.

Это, а может быть, что-то ещё, о чем нам было ещё неведомо, останавливало других путешественников на пути к покорению большой реки. Неизвестно! Наверное, что-то серьёзное, раз мы первые решились на такое!

Впрочем, обо всех неприятностях экспедиции, её участники: я, и два моих закадычных друга, о которых расскажу чуть позже, хоть и догадывались, но на тот момент предпочитали не заморачиваться. Нам было не впервой искать воду и бензин по берегам, ночевать под дождём и сутками обходиться без горячей пищи.

Вернее сказать, мы не позволяли себе думать о причинах, которые могут нас остановить. Наверняка они были, и их было много, но начать думать об этом, означало засомневаться. Зерно сомнения, удобренное нерешительностью – сильный сорняк, способный вырасти в тяжёлый тревожный синдром в благодатной почве здравомыслия.

За нашей спиной были походы на «Корсаре» длиною в неделю, в которых мы даже в шторм попадали, причём не это было самой большой неприятностью. Нам приходилось преодолевать пороги и перекаты, и, как нам казалось, особого страха перед стихией мы так и не приобрели.

Нет, страх, конечно, присутствовал! Или же это был не страх, а врождённый инстинкт, который отвечал за перевод из человеческого состояния в животное – состояние борьбы за жизнь, но начинать бояться раньше, чем это было нужно для выживания, смысла не было.

Если бы не авантюризм – отличительная черта всех неисправимых оптимистов, думаю, не было бы этого похода. К счастью, авантюризм оказался сильнее.

Его составляющие: жажда неизвестного и любопытство – те самые чувства, которые на протяжении всей истории человечества толкали мореплавателей на поиски новых континентов, теперь и нас заставили собраться в новое путешествие. Мы хотели, ни много ни мало, совершить невероятно длинный поход – на этот раз по Енисею, из Красноярска до устья Подкаменной Тунгуски.

Немало передряг случилось с нами по пути, и большинство неприятностей мы создали себе сами, будучи просто не готовыми к условиям северного лета и характеру реки. Наши головы были переполнены иллюзиями об отдыхе и сказочной рыбалке. Однако, если бы меня спросили теперь, спустя семь лет, когда я пишу эти строки, что бы я хотел изменить в нашем походе – пожалуй, ответил бы: «Ничего!»

Да! Я бы оставил эту историю так, как она сбылась, и чрезвычайно благодарен судьбе и моим друзьям за то, что она вообще стала возможной.

Но чтобы быть абсолютно честным перед собой и читателем, я должен добавить: если бы тогда, перед началом экспедиции, нам рассказали обо всём, что нас ждёт, мы бы как пить дать, отказались от неё. Потому я и не копался «в интернетах» специально, стараясь заранее разузнать про возможные опасности.

Для туристов «без башни», тех, кто собирается совершить что-то из ряда вон, это можно использовать как добрый совет.

Подготовка

Итак, было принято решение автономно, с несколькими дозаправками, пройти без малого, тысячу километров.

Чтобы покрыть такое расстояние, предстояло проделать огромный объём подготовительной работы. Как и во всех больших делах, начинать пришлось с малого. Очертания нашей будущей экспедиции начали принимать осознанный вид с первым шагом к её подготовке – формированием «путевой ведомости»: списка того, что нужно взять с собой в достатке, чтобы не испытывать нужды, а по возможности, даже с некоторым комфортом осуществлять свою жизнедеятельность в дикой природе.

«Вот уж точно не придётся спорить – идти дальше или остановиться!» – писал в общем чате Ромич, уже год живший в столице. – «Фигачим только вперёд!»

Моему другу всегда казалось, что за ближайшим поворотом находится Эльдорадо, и это всегда вызывало принципиальные споры о том, где нужно ставить лагерь: вот прямо тут, или пройти ещё с десяток километров.

«Братаны! Представьте, сколько у нас вариантов выбора?! – отвечал я. – Можем лагерь ставить каждые писят километров! Вы подумайте о другом! Надеюсь, ни у кого нет иллюзий, что это будет легкая прогулка?! – я продолжал бить по клавишам, не дожидаясь ответов. – Предупреждаю – нужно много сил – проходить по сто–двести километров в день! К тому же мы ещё никогда так долго не были вместе! Нам и друг друга, со всеми нашими тараканами придётся потерпеть…»

Идти по течению реки – одно, а вверх, против течения – совершенно другое дело. Поэтому ещё зимой, мы решили зафрахтовать место на одном из грузовых судов, в большом количестве курсирующих по Енисею. Водная часть экспедиции делилась таким образом на две равные части: вниз по течению – своим ходом, используя бензин и течение реки, и вверх – на теплоходе.

В один из прекрасных солнечных дней, когда сердце особенно рвётся из груди от желания уехать из города, я стал звонить в пароходство.

– Енисейское речное пароходство. Здравствуйте! – ответил немолодой женский голос.

– Девушка, драссьте! Подскажите, как можно доставить груз… эээ… лодку… из, как бы это объяснить… Ну, в общем, из точки А в Красноярск?!

– Простите… я не поняла вас. А какой груз?

– Ну… лодку! – сказал я робко, отчаявшись объясниться с первой фразы так, чтобы меня поняли. – И трое туристов!

– Ну, пассажиров мы не перевозим! А грузы – пожалуйста. Четыре четыреста за кубометр.

– Хорошо. А как оплатить – вы выставите счёт?

– Отправляйте заявку, пишите адрес, – ловко избегая дальнейших вопросов, протараторил голос.

Я записал электронный адрес, так же решив пока не вдаваться в детали. Я не понимал, как можно поднять лодку на борт теплохода там, где может вообще не быть причала и грузовой техники. Я решил: оператора в офисе пытать на этот счёт бесполезно, а вот речники это делают ежедневно, поэтому на месте подскажут.

Положив трубку, я тут же, на калькуляторе посчитал объём лодки с мотором и отправил заявку в пароходство. Женщина попалась расторопная и через какой-нибудь час-полтора, прислала счёт на двенадцать тысяч с чем-то.

«Дело сделано!» – написал я в чате через минуту после того, как на следующее утро зашел в офис, с уже оплаченной квитанцией на доставку груза. Мне хотелось побыстрее сделать что-нибудь существенное, чего нельзя уже отыграть обратно, – тем самым я будто подгонял время и подталкивал себя к следующему шагу подготовки.

Команда

Компания в этот раз подобралась чудесная! Два моих лучших друга: Роман и Серёга, не раз проверенные боевыми походами различной дальности и сложности, снова были готовы разделить со мной все горести и радости очередного путешествия.

Друзей своих я люблю всей душой, и в основном за то, что, если не было видимых причин оставаться дома, они не сидели у телика, были легки на подъём, подрывались «на раз», не задавая при этом лишних вопросов про то, сколько звёзд у гостиницы и холодна ли вода в речке.

Мы садились где-нибудь в кафе, раскладывали карту и выбирали очередную реку, руководствуясь лишь одним простым правилом: точка ставилась туда, где мы ещё не были. На остальное в нашей компании было не принято обращать внимания. Далеко ли, близко – ехали, сколько нужно, всегда ели то, что поймали и приготовили сами, и органично, почти без слов, выполняли обязанности по обустройству лагеря.

Выбор места для временного лагеря – не единственное, но одно из существенных обстоятельств, объединяющих наш экипаж с корабельной командой первооткрывателей. От путешественника требуется, казалось бы, совсем не много: сориентироваться по солнцу, ветру, течению и выбрать бухту, где и судно, и люди будут в безопасности. Это была самая ответственная, интересная и приятная процедура.

Не сразу, но через несколько лет совместных походов нам стала понятна логика предков, согласно которой те выбирали места для проживания. Мы чувствовали, почему именно тут, а не где-либо в другом месте, на берегах реки образовывались посёлки, а впоследствии города. Со стороны дорог, появившихся гораздо позже, чем судоходство, эта логика не усматривалась.

Вот, например, прекрасное, живописное место, ровное и сухое. Однако, только опытный взгляд может определить, что оно находится от полудня до самого вечера в тени, прикрытое с запада высоким берегом. Утром же, раннее летнее солнышко, показавшись на востоке около пяти часов, к восьми нагреет палатку до состояния доменной печи и не даст сна уставшему туристу, просидевшему у костра далеко за полночь. Разумнее поставить палатку там, где солнце появится часов в десять, или даже чуть позже (при этом нужные утром вещи не забыть оставить на освещённом месте, чтобы ко времени, когда путешественник проснется, они уже высохли и проветрились). Вечером в лагере солнце тоже не помешает – просушить всё, что намокло или вспотело за день.