Вы не авторизовались

Войти

Зарегистрироваться

Стихотворения. 1911–1945

Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить

Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Стихотворения. 1911–1945

Зинаида Гиппиус

Неуместные рифмы

1Ищу напевных ше – потовВ несвязном шу – ме,Ловлю живые шо – рохиВ ненужной шу – тке.Закидываю не – водыВ озера гру – сти,Иду к последней не – жностиСквозь пыль и гру – бостьИщу росинок ис – кристыхВ садах непра – вды,Храню их в чаше ис – тины,Беру из пра – ха.Хочу коснуться сме – логоЧрез горечь жи – зни.Хочу прорезать сме – ртноеИ знать, что жив – я.Меж цепкого и ле – пкогоСкользнуть бы с ча – шей.По самой темной ле – стницеДойти до сча – стья.2Верили мы в неверное,Мерили мир любовью,Падали в смерть без ропота,Радо ли сердце Божие?Зори встают последние,Горе земли не изжито,Сети крепки, искусные,Дети земли опутаны.Наша мольба не услышана,Чаша еще не выпита,Сети невинных спутали,Дети земли обмануты…Падали, вечно падаем…Радо ли сердце Божие?

Январь – алмаз

(сонет)

Он вечно юн. Его вино встречает.А человека, чья зажглась заряВ сверкающую пору января, –Судьба как бы двойная ожидает.И волею судьбу он избирает.Пока живет страдая и творя,Алмазной многоцветностью горя –Он верен, он идет – и достигает.Но горе, если в поворотный часИзменит он последнему усилью:Тогда возможное не станет былью,Погаснет камень января – алмаз.А та душа, чей талисман погас, –Бесследной разлетится пылью.19 января 1911

Кипарисы

Они четой растут, мои нежные,Мои узкие, мои длинные,Неподвижные – и мятежные,Тесносжатые – и невинные… Прямей свечи, Желания колючей, Они – мечи, Направленные в тучи…1911

Свое

По темным скатам, на дорогеШуршат опавшие листы.Идет Дон-Карлос легконогий,Прозрачны жаркие мечты.Идет он с тайного свиданья…Он долго ждал, искал, молил –Свершилось! Дерзкие желаньяОн с нежной Нонной утолил.О, как была она прекраснаВо гневе горестном своем!И улыбается он ясно,Закрывшись бархатным плащом.«Подите прочь! Дон-Карлос, вы лиТак недостойно, в эту ночьКо мне прокрались, оскорбили…Забвенья нет… Идите прочь!О, знали вы: из сожаленьяЯ дерзость ваших ласк терплю.В моей душе одно презренье,Я не любила! Не люблю!»Он целовал ей кончик платья,Шептал: «Прости мне! Ты – чиста!»Но помнил – лишь ее объятья,Ее горячие уста.И думал: если ты несчастна –Зато безмерно счастлив я.Что о любви твердить напрасно?Мила нам страсть, и страсть своя.Сжимал я трепетное тело,Изведал сладостную власть…Мученьем, гневом, – что за дело,Чем ты ответишь мне на страсть?И стон ли счастья, крик ли боли –Они равны в моем огне.А разделенный поневоле –Он ярче и милее мне…Но молча слушал он укоры.Сказать? Она не поняла б…И от разгневанной синьорыОн, властелин, ушел – как раб.Невинны нити всех событий,Но их не путай, не вяжи,И чистота, единость нитиВсегда спасут тебя от лжи.Мерцает полночь; на дорогеЕдва шуршит упавший лист.Идет Дон-Карлос легконогий,Невинен, верен, прав и чист.

Амалии

Люблю тебя ясную, несмелую,Чистую, как ромашка в поле.Душу твою люблю я белую,Покорную Господней воле.И радуюсь радостью бесконечною,Что дороги наши скрестились,Что люблю тебя любовью вечною,Как будто мы вместе – уже молились.26 марта 1911Париж

Сергею Платоновичу Каблукову

Темны российские узоры:Коровы, пьянство и заборы,Везде измены и туманыДа Кукол Чертовых обманы…Пусть! верю я, и верить будуНаперекор стихиям – чуду,И вас зову с собою: верьте!Но верой огненной, – до смерти.27 сентября 1911С.-Петербург

«Оле»

Безвольность рук твоих раскинутых…уста покорные молчат.И сквозь ресниц полусодвигнутыхедва мерцает бледный взгляд.Ты вся во власти зыбкой томностии отдающегося сна…О, не любовью, грешной темностьюмоя душа уязвлена.Пусть не люблю – нет сожаления,пусть ты не любишь – всё равно,меня жестокости и дленияпьянит холодное вино.Как будто в дьявольское зеркаловзглянули мы… Оно светло,и нас обоих исковеркалоего бездонное стекло.

Девочка

Я претепло одета:Под капором коса.Гулять – теперь не лето –Иду на полчаса.Погода-то какая!Снежок хрустит, хрустит.Далёко бы ушла я,А няня не велит.Схватиться бы за санки,Скатиться бы с горы,Да я с Феклистой няней,А с ней не до игры.Противная Феклиста!Не хочет ничего,Вот Ваню гимназистаПускают одного.Твердит: «Ты не мальчишка,Тебе нельзя одной».А брат приготовишкаГуляет, как большой.Башлык наденет рыжий,Коньки несет, звеня,А сам и ростом ниже,Да и глупей меня.Смеется: «Я направо,Не надо мне Феклист».Ах, как досадно, право,Что я не гимназист!

«Аркаша, Аркаша…»

Аркаша, Аркаша,Во рту твоем каша, Но что-то в тебе восхитительное.Румян ты и сдобен,Купидоподобен, Как яблочко весь – ахтительное.Поспорили нынеДве лучших богини, Любви твоей радостной жаждая,И пламень твой страстныйДелить не согласны, Всего тебя требует каждая.Ты с ними уветлив,Невинно кокетлив, И спором весьма удручаешься.Как шарушек каткий,И нежный, и сладкий, Меж ними приятно катаешься.Настроил ты скиний,Везде по богине, Всё счастье богинь тебе вверено;Но, схапав манатки,Во все-то лопатки Уехал Аркашенька в Верино.

Ответ ***

Всё так просто, всё мне мило,Шмель гудит, цветет сирень,Солнце ясно восходило:Ясный будет нынче день.Дятел ползает на ветке…Нет, иду, не утерплю…Знаю, знаю, ты в беседке,Ты, которую люблю!Ах, любовь всегда наивна(Если истина она),У поительно-призывна,Драгоценно-неумна.И не ходит по дорогам,Где увял сирени цвет,Где в томленьи слишком строгомГрезим мы о слишком многом,О любви, которой нет.Ах, любовь проста, как роза!Успокоит – опьяня.Не стыдись, моя мимоза,Благодатного огня.Будем ясно жить на свете,В сердце есть на всё ответ.Любим мы, да любят дети,А иной любви и нет.Целоваться б неотрывноТам, в беседке, у реки…Я наивен – ты наивна,Остальное пустяки.Остальное всё ничтожно –Если, впрочем, не шучу.Но об этом осторожно,Осторожно умолчу.

Тебе

В горькие дни, в часы бессонныеБоль побеждай, боль одиночества.Верь в мечты свои озаренные:Божьей правды живы пророчества.Пусть небеса зеленеют низкие,Помни мысль свою новогоднюю.Помни, есть люди, сердцу близкие,Веруй в любовь, в любовь Господнюю.1 января 1913

На – крест

Стены белы в полуночный час.Вас ли бояться, – отмены, измены?Мило мне жизни моей движенье,Биенье, – забвенье того, что было,Знак переплета… Сойдутся ль, нет лиПетли опять – но будет не так.Тают мгновенья, пройти не хотят…Рад я смене, пусть умирают.Слов не надо – хотения смелы.Белы стены поздних часов.1914

Три креста

О, Бельгия, земля святых смертей!Ты на кресте, но дух твой жив и волен.И перед ним – что кровь твоих детейИ дым, и гарь воздушных колоколен?На Польшу, близкую сестру, взгляни, –Нет изумительней ее удела:Безумием пылающие дниЕй два креста судили: на одном Ее истерзанное тело, – Душа немая на другом.Но сочтены часы томленья,Господь страданий не забудет.Голгофа – ради воскресенья, И веруем, – да будет!

Завяжи

Если хочешь говорить – Говори ясно.Если вздумаешь любить – Люби прекрасно.Если делать – делай так, Чтобы делу выйти.Если веришь – дай мне знак, Завяжи нити…

Серебряный день

А. О. Лурье

Люблю, люблю серебряные дни,Без солнца – в солнце, в облачной тени.Как риза брачная, свежа, яснаЗадумчивого моря белизна;Колеблется туман над тихой далью,А голос волн и ласковей, и глуше…Такие я встречал людские души:Овеяны серебряной печалью,Они улыбкою озарены,В них боль и радость вечно сплетены…И любит буйная моя мятежностьИх детскую серебряную нежность.

Опрощение

Армяк и лапти… да, надень, наденьНа Душу-Мысль свою, коварно-сложную,И пусть, как странница, и ночь и день,Несет сермяжную суму дорожную. В избе из милости под лавкой спит, Пускай наплачется, пускай намается, Слезами едкими свой хлеб солит, – Пусть тяжесть земная ей открывается…Тогда опять ее прими, примиВсепобедившую, смиренно-смелую…Она, крылатая, жила с людьми,И жизнь вернула ей одежду белую.

«Плотно заперта банка…»

Плотно заперта банка.Можно всю ночь мечтать.Можно, встав спозаранка,То же начать опять.Можно и с паукамиИграть, полезть к ним в сеть.Можно вместе с мечтамиВесело умереть.

«Нет выбора, что лучше и что хуже…»

Нет выбора, что лучше и что хуже.Покину ль я, иль ты меня покинешь –Моя любовь стрелы острей и уже –Конец зазубрен: ты его не вынешь.

«Ходит, дышит, вьется, трется между нами…»

Ходит, дышит, вьется, трется между намиЧерный человечек с белыми глазами.Липой ли он пахнет, потом или сеном?Может быть, малинкой, а быть может, тленом.Черный ползунишка с белыми глазами,Пахнущий постелью, мясом и духами,Жертвочек ты ищешь, ловишь в водах мутных,Любишь одиноких деток перепутных.

Жизнеописание Ники

1«Нет, я не льстец!» Мои устаСвободно Ника[1] славословят.Ни глад, ни мор, ни теснота,Ни трус меня не остановят.Ты скромен, Ника, но ужельТвои дела мы позабыли?Преследуя святую цель,Трудился с Филиппом[2] – не ты ли?Ты победил надеждой страх,Недаром верила Россия!На Серафимовых[3] костяхНе ты ли зачал Алексия?Не ты ль восточную грозуПривлек, махнувши ручкой царской?И пролил отчую слезуНад казаками – в день январский?[4]Толпы мятежные лились…У казаков устали руки.Но этим только началисьТвои, о Ник, живые муки.Ты дрогнул, поглядев окрест,И спешно вызвал Герра Витта…[5]Наутро вышел манифест…Какой? О чем? Давно забыто.Но сердце наше Ник постиг.Одних сослал, других повесил.И крепче сел над нами Ник,Упрямо тих и мирно весел.С тех пор один он блюл, хранилЖену, Россию и столицуИ лишь недавно их вложилВ святую Гришину[6] десницу.Коль раскапризится дитя, –Печать, рабочие и Дума, –Вдвоем вы справитесь, шутя:Запрете их в чулан без шума.На что нам Дума и печать?У нас священный старец Гриша.Россия любит помолчать…Спокойней, дети, тише, тише!..И что нам трезвость[7], что война?Не страшны дерзкие Германы.С тобою, Ники, без винаПобедоносны мы и пьяны.И близок, близок наш тупикБлаженно-смертного забвенья,Прими ж дары мои, о Ник,Мои последние хваленья.Да славит всяк тебя язык!Да славит вся тебя Россия!Тебя возносим, верный Ник!Мы богоносцы – ты Мессия!2От здешних Думских оргийНа фронт вагонит Никс,При нем его Георгий[8]И верный Фредерикс[9].Всё небо в зимних звёздах.Железный путь готов:Ждут Никса на разъездахДвенадцать поездов.……………На фронте тотчас словоОн обратил к войскам:«Итак, я прибыл сноваК героям-молодцам.Спокойны будьте, дети,Разделим мы беду –И ни за что на светеЯ с места не сойду.Возил сюда сынишку,Да болен он у нас.Так привезу вам ГришкуЯ в следующий раз.Сражайтесь с Богом, тихо,А мне домой пора».И вопят дети лихо:«Ура! ура! ура!»Донцы Крючков и Пяткин[10]Вошли в особый пыл,Но тут сам Куропаткин[11]С мотором подкатил.Взирает Ника с ласкойНа храброго вождя…В мотор садятся тряский,Беседу заведя.Взвилася белым дыбомПроснеженная пыльИ к рельсовым изгибамЗапел автомобиль.Опять всё небо в звездах,И пробкой[12], как всегда,Шипят на ста разъездахДля Ники поезда.К семье своей обратноВагонит с фронта Никс.И шамкает невнятно:«В картишки бы приятно» –Барон фон Фредерикс.3«Буря мглою небо» слюнит,Завихряя вялый снег,То как «блок» она занюнит,То завоет, как «эс-дек».В отдаленном кабинетеРопщет Ника: «Бедный я!Нет нигде теперь на светеМне приличного житья!То подымут спозаранкуИ на фронт велят скакать[13],А воротишься – Родзянку[14]Не угодно ль принимать.Сбыл Родзянку – снова крики,Снова гостя принесло:Белый дядя Горемыкин[15]В страхе едет на Село.Всё боится – огерманюсь,Или в чем-нибудь проврусь…Я с французами жеманюсь,С англичанами тянусь…Дома? Сашхен[16] всё дебелей,Злится, черт ее дери…Все святые надоели –И Мардарий[17] и Гри-Гри[18].Нет минуты для покоя,Для картишек и вина.Ночью, «мглою небо кроя»,Буря ржет, как сатана.Иль послать за Милюковым?[19]Стойкий, умный человек!Он молчанием иль словомБурю верно бы пресек!Совершится втайне это…Не откроет он лица…Ох, боюсь, сживут со света!Ох, нельзя принять «кадета»[20]Мне и с заднего крыльца!Нике тошно. Буря злаяЗнай играет, воет, лаетНа стотысячный манер.Буря злая, снег взвихряя,То «эн-эсом»[21] зарыдает,То взгрохочет, как «эс-эр»[22].Полно, Ника! Это сон…Полно, выпей-ка винца!В «Речи»[23] сказано: «спасенПретерпевый до конца»[24].4Со старцем[25] Ник беседовал вдвоем.Увещевал его блаженный: «Друже!Гляди, чтоб не было чего похуже.Давай-ка, милый, Думу соберем.А деда[26] – вон: слюнявит да ворчит.Бери, благословись, который близко,Чем не министр Владимирыч Бориска?[27]Благоуветливый и Бога чтит.Прощайся, значит, с дединькою, – раз,И с энтим, с тем, что рыльце-то огнивцем,Что брюхо толстое – с Алешкою убивцем[28].Мне об Алешке был особый глас.Да сам катись в открытье – будет прок!Узрят тебя, и все раскиснут – лестно!Уж так-то обойдется расчудесно…Катай, катай, не бойся, дурачок!»Увещевал его святой отец.Краснеет Ника, но в ответ ни слова.И хочется взглянуть на Милюкова,И колется… Таврический Дворец.Но впрочем, Ник послушаться готов.Свершилось всё по изволенью Гриши:Под круглою Таврическою крышейВосстали рядом Ник и Милюков.А Скобелев, Чхеидзе и Чхенкели[29],В углах таясь, шептались и бледнели.Повиснули их буйные головки.Там Ганфман[30] был и Бонди[31] из «Биржевки» –Чтоб лучше написать о светлом дне…И написали… И во всей странеНастала некакая тишина,Пусть ненадолго – все-таки отдышка.Министров нет – один священный Гришка…Мы даже и забыли, что война[32].‹Март 1916›

Вере

На луне живут муравьи И не знают о зле.У нас – откровенья свои, Мы живем на земле.Хрупки, слабы дети луны, Сами губят себя.Милосердны мы и сильны, Побеждаем – любя.29 апреля 1916С.-Петербург

С лестницы

Нет, жизнь груба, – не будь чувствителен,Не будь с ней честно-неумел:Ни слишком рабски-исполнителен,Ни слишком рыцарски-несмел.Нет, Жизнь – как наглая хипесница:Чем ты честней – она жадней…Не поддавайся жадной; с лестницыПорой спускать ее умей!28 мая 1916Кисловодск

О:

Знаю ржавые трубы я,понимаю, куда бег чей;знаю, если слова грубые, –сейчас же легче.Если выберу порвотнее(как серое мыло),чтобы дур тошнило,а дуракам было обидно –было! –сейчас же я беззаботнее,и за себя не так стыдно.Если засадить словамив одну яму Бога и проститутку,то пока они в яме –вздохнешь на минутку.Всякий раскрытый рот мажьзаношенной сорочкой,всё, не благословись, наотмашьбей черной строчкой.Положим, тут самовраньё:мышонком сверкнет радость;строчки – строчки, не ременьё;но отдышаться надо ж?Да!Так всегда!скажешь погаже,погрубее, – сейчас жевесело, точно выпил пенного…Но отчего?Не знаю, отчего. А жалею и его,его, обыкновенного,его, таковского,как все мы, здешние, – грешного, –Владимира Маяковского.13 октября 1916

«Опять мороз! И ветер жжет…»

Опять мороз! И ветер жжетМои отвыкнувшие щеки,И смотрит месяц хладноокий,Как нас за пять рублей влечетИзвозчик, на брега Фонтанки…Довез, довлек, хоть обобрал!И входим мы в Петровский зал,Дрожа, промерзнув до изнанки.Там молодой штейнерианец(В очках и лысый, но дитя)Легко, играя и шутя,Уж исполнял свой нежный танец.Кресты и круги бытияОн рисовал скрипучим меломИ звал к порогам «оледелым»Антропософского «не я»…Горят огни… Гудит столица…Линялые знакомы лица, –Цветы пустыни нашей невской:Вот Сологуб с Чеботаревской,А вот, засунувшись за дверь,Василий Розанов и дщерь…Грустит Волынский, молью трачен,Привычно Ремизов невзрачен,След прошлого лежит на Пясте…Но нет, довольно! Что так прытко?Кончается моя открытка!Домой! Опять я в вашей власти –Извозчик, месяца лучиИ вихря снежного бичи.

Рано?

Святое имя среди туманаЗвездой далекой дрожит в ночи.Смотри и слушай. И если рано –Будь милосерден, – молчи! молчи!Мы в катакомбах; и не случайноЗовет нас тайна и тишина.Всё будет явно, что ныне тайно,Для тех, чья тайне душа верна.

Ленинские дни

«В эти дни не до „поэзии“»

О, этот бред партийный, Игра, игра!Уж лучше Киев самостийный И Петлюра!..12 декабря 1917СПБ

Издевка

Ничего никому не скажешьНи прозой, ни стихами;Разделенного – не свяжешьНикакими словами.Свернем же дырявое знамя,Бросим острое древко;Это черт смеется над нами,И надоела издевка.Ведь так в могилу и ляжешь, –И придавит могилу камень, –А никому ничего не скажешьНи прозой, ни стихами…

Мелешин-Вронский

(шутя)

Наш дружносельский комиссар –Кто он? Чья доблестная силаКоммунистический пожарВ его душе воспламенила?Зиновьев, Урицкий, иль Он,Сам Ленин, старец мудроглавый?Иль сын Израиля – Леон,Демоноокий и лукавый?Иль, может быть, от власти пьян(Хотя боюсь, что ошибуся),Его пленил левак-ПрошьянИ разнесчастная Маруся?А вдруг и не Прошьян, не ЗофНагнал на комиссара морок?Вдруг это Витенька Чернов, –Мечта казанских акушерок?Иль просто, княжеских простыньЛилейной лаской соблазненный,Средь дружносельских благостыньЖивет владыка наш смущенный?В его очах – такая грусть…Он – весь загадка, хоть и сдобен.Я не решу вопроса… ПустьЕго решит Володя Злобин.8 июля 1918Сиверская

Копье

Лукавы дьявольские искушения,но всех лукавее одно, – последнее.Тем невозвратнее твое падениеи неподатливость твоя победнее.Но тайно верю я, что сердце справитсяи с торжествующею преисподнею,что не притупится и не расплавится

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

Ник – Никс – Николай II. (Подстрочные примечания к тексту сделаны С. П. Каблуковым.)

Ф. – спирит, лечивший Ал‹ександру› Ф‹едоровну›, рождавшую только девочек.

После открытия мощей пр‹еподобного› Серафима Саровского родился у Николая сын Алексей, очень болезненный.

9 января 1905 года – манифестация рабочих с св‹ященником› Гапоном во главе перед Зимним дворцом была разогнана казаками.

Гр‹аф› С. Ю. Витте, инициатор манифеста 17 октября 1905 года.

Гриша – Григорий Ефимович Новых, прежде Распутин, ныне «придворный духовный собеседник» с жалованием в 12 000 р. в год, по слухам едва ли неверным – любовник жены Ник‹олая› и постоянный его советник во всем.

С 19 июля 1914 г. в России запрещена продажа вина и спиртных напитков, но пьянство уменьшилось мало.

Георгиевская дума присудила ему знак ордена Георгия 4 степени.

Старый гр‹аф› Фредерикс – министр Имп‹ераторского› Двора – из немцев.

Два казака, отличившиеся особой военной удалью и жестокостью.

А. Н. Куропаткин – бывший главнокомандующий во время неудачной для нас Японской войны 1904 г., теперь командует армиями Северо-Западного фронта.

Поезда, ждущие Н‹иколая›, затрудняют гражданское железнодор‹ожное› движение.

Частые поездки в действующую армию.

Предс‹едатель› 4-ой Государственной Думы камергер М. В. Родзянко надоедает Н‹иколаю› своими предостережениями, требованиями, указаниями и пр.

Статс-секретарь И. Л. Горемыкин, бывший дважды после 1905 г. Председателем Совета Министров – последний раз с 1914 – февраль 1916 г., когда по рекомендации Распутина был уволен и заменен гофмейстером Борис‹ом› Влад‹имировичем› Штюрмером.

Сашхен – и‹мператри›ца Александра Феодоровна.

Мардарий – иеромонах черногорец, выдает себя за секретаря митрополита Черногорского, студент 4-го (?) курса здешней Д‹уховной› Академии. Отличается особенным женолюбием и, по мнению женщин, красотою. При дворе является конкурентом Распутина.

Гри-Гри – Распутин.

Павел Николаевич Милюков – лидер конституционно-демократической партии. Историк. Депутат Думы всех 4-х созывов – известный общественный деятель.

«Ка-дет» – принадл‹ежащий› к конституционно-демократической партии.

«Эн-эс» – член партии народных социалистов (н.-с.).

«Эс-эр» – социалист-революционер (с.-р.).

См. «Речь» 25 дек. 1915 г., ст‹атья› Д. Философова.

Д. В. Философов – друг З. Гиппиус и мой – известный публицист, радикал и общественный деятель.

Разумеется Гр. Распутин.

И. Л. Горемыкина.

Борис Владимирович Штюрмер – заменил Горемыкина – ср. выше пр‹имечание›.

Алешка убивец – так называет Григ. Распутин Алексея Николаевича Хвостова, заменившего князя Н. Щербатова в должности Министра Внутренних Дел и на днях уволенного. Подозревается в замысле устроить покушение на Гр. Распутина.

Чхеидзе, Чхенкели и Скобелев – социал-демократы, члены Государственной Думы.

Ганфман – редактор газеты «Речь».

Бонди – редактор газеты «Биржевые Ведомости» – «Биржевка».

Имеется в виду приезд Николая на открытие весенней думской сессии 1916 г в Таврический Дворец.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги

Авторизация