Свекровь

Фотограф Вячеслав Онищенко

© Ольга Онищенко, 2019

© Вячеслав Онищенко, фотографии, 2019

ISBN 978-5-0050-3507-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

свеКРОВЬ

Свекровь – мать мужа

(толковый словарь)

Глава 1

Поля увидела свою будущую свекровь первый раз в пятом классе. На перемене, в кабинете математике, она болтала с девчонками, и вдруг кто-то забежал в класс и крикнул: « Там мама Лищенко пришла. Вся такая…!»

«Какая?» – щелкнуло любопытство, и ноги прямо-таки сами побежали из класса. Очнулась сразу же. Как только увидела… Аллу Пугачеву. Только ту, что увидела, была повыше, и покрасивее… И вообще… Необыкновенная. Она одета была в джинсовый сарафан, какой-то очень модный красный батник. Таких в 1980 году в магазинах не продавали. Что там в магазинах! В журналах «Работница», «Крестьянка» таких нарядов в помине не было. Да, вообще, Поля первый раз увидела такую разодетую и красивую женщину. Копна волос была правда, как у Пугачевой. Только… Только лучше. По бокам невидимками волосы были прибраны.

Рядом с ней стоял мужчина, очень высокий, с необычной внешностью, интересный разрез глаз, лопоухие уши, казалось, что он должен быть некрасивым, но… Нет. Просто необычная внешность. Запоминающаяся. На самом деле, эта пара очень здорово смотрелась. Поля спряталась в классе и, приоткрыв дверь, подглядывала за этой невероятной женщиной, и кто-то из одноклассниц шептал ей в ухо:

– Ничего себе, вот это тётенька! Чья это мама?!

– Та, это ж Лищенко!

Поля не могла поверить, что у какого-то Лищенко, такая мама!

– Не может быть, – тихо сопротивлялась девочка, это какая-то заграничная актриса!

– Да? И что она здесь делает?

– Не знаю, глянь, как она улыбается!

– Ага. Вот это мама у Лищенко, в жизни не подумала б.

– Может все-таки не его?

Девчонки так ломились в щелочку приоткрытой двери посмотреть, что несколько раз чуть не вывалились толпой в коридор. Вдруг, к этой женщине подошёл Лищенко Севка. Как – то он стоял перед ней очень напряжённо, отойдя подальше от мужчины. Мама с высоты своего роста, что-то говорила сыну, улыбка стала немножко другой, не той, что была несколько мгновений назад, сделалась какой-то неприятной. Мужчина стоял равнодушно смотрел на этот разговор и по сторонам.

– А это, что папа Лищенко?

– Ты что! У него нет папы! Это вроде отчим…

– Даааа? – тихо и с сочувствием прошептала Поля.

Ей стало почему-то жалко одноклассника. На него она вообще никогда раньше не обращала внимания. Что он есть, что его нет. Она как будто сейчас только осознала, что оказывается он, учится с ней в одном классе. У Севки был друг, с которым они были «не разлей вода». Это, в общем-то, и все, что могла Поля про него вспомнить. Ах, да. Несколько раз, когда она сидела впереди Лищенко, то в конце диктанта или сочинения, Поля уже не помнила, он стучал по ее стулу ногой и шептал:

– Поляковааа, Поляковааа…

И когда Поля к нему поворачивалась, он её просил:

– Проверь ошибки…

Почему-то она ему помогала. Даже не знает почему. Карандашиком зачеркивала, и рядышком писала правильный ответ. Потом, чтоб не видела учительница, тайком передавала ему тетрадку. И он уже исправлял ручкой. Пятерок он потом не получал, но зато твёрдые четвёрки были его. Слабоват он был по русскому. Однако по истории ему не было равных в классе. Вот и все, что Поля знала про одноклассника. Видимо, ещё не успела. Потому что училась в этом классе только второй год.

Прозвенел звонок. Начался урок математики. Мысли унесли Полю далеко от джинсового сарафана, красивой женщины, похожей на Аллу Пугачеву, в мир скобок, плюсов, минусов, задач. Но почему-то на всю жизнь врезался ей этот случай в память.

Глава 2

Поля отчего-то часто вспоминала эту встречу. Может потому, что… В пятом классе, как-то на уроке русского языка, соседке по парте прилетела записка. Ирка её схватила, быстренько развернула, и вдруг довольная залилась румянцем. Сунула Поле записку и шепнула: «Прочти». Поля прочитала. Там было написано: «Ира, я тебя люблю!».

У Поли внутри все заколыхалось.

– Нифигасе, а кто это написал?

Ирка глазами показала на парту рядом с ней, через проход. Там сидел Цирков Вовка и Лищенко.

Цирков стал красный и довольный, немного смущенный. Лищенко, слегка развалившись, наблюдал за происходящим с интересом, поглядывая на девчонок.

– Цирков?

Ирка глазами согласилась.

– Что здесь за оживление, Полякова? Сейчас дневник заберу.

Голос учительницы Полю привёл в чувства. А Ирка Ветелина не смущалась. Она всегда была в центре внимания. Отличница, председатель совета отряда. Дружить с ней хотели многие, и девчонки, и некоторые мальчики. Сказать, что красавица… Нет вроде, обычная. Но что-то в ней было, то, что всех к ней притягивало. Родители Поли часто ставили Ирку в пример. Все время она была у них на языке. Вот Ира – то, Ира – это. Поля всегда чувствовала, что не дотягивала до Ирки, хотя, и были подруги и, как-то даже смирилась, что она на вторых ролях после Ветелиной. Поля была уверена, что и не дотянет никогда до Ирки.

Вдруг Ветелина написала что-то в записке и кинула мальчишкам назад, тут же, как ни в чем не бывало, подняла руку, чтобы отвечать у доски. Но, её не вызвали. Через минуту записка вернулась назад. Ирка схватила её с нетерпением и стала разворачивать. Прочла ответ, усмехнулась и протянула Поле.

Иркиным почерком было написано: «А кого любит твой сосед по парте?» и ответ: «Мой сосед любит твою соседку». У Поли перехватило в горле. Что? Лищенко любит её? Её, Полю? Этого не может быть. Она ж не такая, как Ирка. И не отличница даже. И не председатель совета отряда. Потом, когда Поля станет взрослой, ей будет смешно, от этих мыслей пятиклассницы. Но почему-то в этот момент, Поля вспомнила ту красивую модную женщину, в джинсовом сарафане, мать Лищенко. Почему? Она этого понять тогда не могла.

Всю свою жизнь она помнила самый первый раз, когда увидела будущую свекровь. Потому что… Все будет дальше… Все только начиналось.

Вечером Поля хвасталась родителям и хохотала.

– Представляете, а Лищенко написал, что любит соседку по парте, Иркину, а соседка-то я!

Своим смехом, конечно, она прикрывала смущение. Но это чувство, что и она достойна, что и её могут полюбить, Поле очень нравилось. Хотя все-таки не верилось.

Папа, улыбаясь, сказал:

– Смотри, ещё станешь Лищенко вместо Поляковой!

– Что? Ты что, пап, что я дура какая-то?

Глава 3

Поля лежала на кровати и мечтала. О чем мечтают девчонки в пятнадцать лет? Конечно, о большой и светлой любви. Недавно только начался учебный год и столько новостей обрушилось. Оказывается, уже все почти распределились по парочкам, у многих девчонок уже кто-то был. Даже погулять пойти не с кем. Все по своим свиданьям разбрелись. Ирка тоже испортила Поле лето. Все каникулы подруга уже встречалась с мальчиком из класса на год старше. Смотрелись они, конечно, не очень. Она высокая, статная, видная. А он хоть и был с ней почти одного роста, но казался рядом цыпленком. Хотя человек он хороший.

«О чем я думаю? Завидую, что ли? У всех любовь, а мне даже погулять не с кем. Одна Радеева осталась ни с кем. Но с ней как-то и гулять не хочется особо, она брехливая такая, что ни слово, то вранье. Думает, мы все такие дураки и верим ей. Однажды она придумала, что встречается с курсантом ракетного училища. Мы, конечно, ей не поверили. Чтобы доказать, что это правда, она нам начала сказочные небылицы плести. Будто этот курсант, такой высокий, что однажды посадил ее на крышу телефонной будки. Зачем спрашиваем? Она растерялась, потом объяснила, что шутки у него такие. А вообще-то ее кто-то видел издалека с курсантом. Думали, ну Радеева за ум взялась, врать перестала. Только странно, почему нас с ним не знакомит. Потом мы с ним все-таки случайно увиделись. Оказалось, это ее двоюродный брат. Но Радеевой наврать, что меду поесть. Что же делать? Так хочется погулять, а не с кем».

Размышления Поли прервал вошедший в комнату папа.

– Чего лежишь? Килограммы собираешь? Шла б хоть с кем погуляла.

– С кем? Все заняты. У всех любоффффь, – недовольная Поля стала немножко злиться. Килограммы – это вообще ее больная тема. Поесть она любила. И все время хотелось чего-то вкусненького. Не успевала поужинать и выйти с кухни, как опять думала, чтоб съесть. Нет, толстой она не была, но комплексы имелись, когда про нее кто-то говорил, что она «кровь с молоком». «Наверное, поэтому и нет у меня никого, надо меньше хлеба трескать». Она росла, а в этом возрасте всегда всем хотелось есть, но самокопание и выискивание в себе чего-то не того – это был ее конек.

– Уже тоже нашла б себе парня, и гуляла. А то так и прокиснуть можно, дома. Чего ты, что ли хуже остальных? – сказал папа, почесал майку, и пошел на диван.

Как молнией ударили эти слова Полю. «Я хуже всех? Что уже это так заметно? Даже папа уже говорит об этом. Ну, где? Где мне найти хоть кого-нибудь, чтобы всем нос утереть. Я не хуже всех».

Слезы наворачивались у нее на глаза. Поля вскочила, быстро натянула джинсы и футболку и выскочила из квартиры под раздающиеся звуки программы «Время».

Выбежав на улицу, девочка подумала: «Куда я, что я буду делать одна на улице? Ладно, пойду к Ветелиной Ирке. Вдруг она со своим сегодня не гуляет. А нет, так хоть сама пройдусь». К Ирке было идти недалеко. У них вообще все находилось в двух шагах, как говорится. Школа, парк, рынок, Дом быта, цирк. Далеко только в садик за сестрой ездить, и Поля терпеть не могла этих поездок. В трамвае казалось, едешь целую вечность. На обратном пути, «почемучка» – сестра все время мучала ее всякими вопросами. Но зато не было скучно.

Ирка жила через дом, в пятиэтажке, на пятом этаже. Проходя по соседнему двору, Поля увидела нескольких своих одноклассников, причем тех, кто жил от школы далеко. Это был Ролич, Пиков, Лищенко и еще кто-то.

«Тю, чего это они тут ошиваются?» – подумала девочка. Пацаны полулежа, полусидя, дурачились, скидывая друг друга с лавочки. Увидев, Полю, замолчали, и проводили ее взглядом. Поля напряглась, стала придумывать себе, все ли на ней нормально? Вроде, да. Чего им надо?

Этот Лищенко два раза как-то странно появлялся во время ее каникул. Однажды, когда папа пришел с работы и, Поля ему открыла дверь, заметила, что два каких-то пацана, громко смеясь, побежали на этаж выше. Ей тогда показалось, что это был Лищенко. Она еще подумала: «Интересно, что он тут делает, он же живет где-то в районе комбината с бабушкой. Может, показалось?». Второй раз этот Лищенко и Пиков приходили летом. Именно к ней. В тот день она смотрела любимый фильм по телеку, вдруг звонок. Открыв дверь, сразу покраснела и испугалась. Перед ней стоял Лищенко и Пиков. И было видно, что тоже растерялись. Пиков начал смеяться, а Лищенко, улыбнувшись, сказал:

– Стаканчик не дашь?

– Чтооо? – выпучив глаза на него, спросила Поля.

– Попить хочется. Стаканчик… воды, – и улыбнулся.

Ни стаканчик, ни воды Поля давать ему не хотела, она чувствовала какой-то подвох. Но… это ведь странно, не дать человеку воды. Она закрыла дверь, оставив гостей на лестнице, пошла на кухню, налила воды и вынесла одноклассникам. Чувствовалось, что вода в Лищенко не лезет. Он ее еле выпил, несколько раз предлагая Пикову. Все это было так странно. Конечно, Поля помнила записку в пятом классе. Но она уже давно поняла, что, скорее всего, та записка была шуткой.

Поля подходила всегда к Иркиному подъезду, становилась под балконом и, прокашлявшись и, набрав воздух в легкие, кричала:

– Ираааа!

Помолчав минуту, глядя по сторонам, потому что, на первом этаже был продуктовый магазин и двор этого магазина, был Иркиным двором. И еще ларек по приему бутылок. Куча алкоголиков собиралось под каждым углом. А Поля их побаивалась. Она вообще-то не из смелого десятка была. Вот почему, например, она всегда сначала Ирку звала с улицы? Да потому что на первом этаже в подъезде не было ни квартир, из-за магазина, ни света, неизвестно почему всегда разбитая лампочка. И место сборищ подозрительных лиц тоже было у Ирки в подъезде. Да и на пятый этаж зря подниматься никогда не хотелось. Ирка вообще была занятой очень человек, всякие там сольфеджио, уроки музыки и еще чего-то. А еще у нее была очень злая собака Пушка, которую Поля вообще терпеть не могла. Псина никогда не сдерживала своих эмоций. Ирка закрывала Пушку в комнате, Поля быстро разувалась и бежала на диван в другую комнату. После чего, Ирка отпускала на волю злющее животное. Пушка выбегала, обязательно облаивала Полю, показывая всем видом, что сейчас укусит. Но не кусала, а пряталась под диван и следила за ногами Поли. Девочка сидела всегда не двигаясь. Если вдруг, хоть одна нога меняла дислокацию, под диваном раздавалось жуткое рычание. И так было всегда.

– Ираааа!

Вдруг Иркина голова выглянула с балкона пятого этажа.

– Заходи!

Поля вдохнула чистого воздуха, подошла к подъезду, ногой открыла дверь и с криком: «А ну выходи, я каратистка!», прислушалась, есть ли кто в подъезде. Запах был ужасный, но в ответ было тихо. Тогда Поля, сгруппировавшись, влетела в подъезд и, прыгая через две ступеньки, бегом помчалась на пятый этаж. Это мера предосторожности была на случай, если все-таки какой-нибудь алкаш спрятался у подвала и побежит за Полей. Но никто не бежал. На третьем этаже у нее закололо в боку. Задыхаясь, она, наконец, нажала кнопочку звонка. И за дверью послышался заливистый лай Иркиной собаки.

Глава 4

Рина осталась без матери в семь лет. Мама умерла от какой-то страшной болезни, от какой она не знала, но всю жизнь думала, что врачи отравили маму хинной, потому что сказали выпить двадцать восемь бутылочек этой горькой жижи и придет выздоровление. Пришло горе вместо выздоровления в семью, где осталось трое детей.

Старший брат Владимир, младшая сестра Надя. Рина была средней, и на ее детские плечи легли заботы о семействе. Чужая бабка приходила иногда по хозяйству помочь, но основное на Рине. И деньги тоже.

Была у девочки страшная слабость. Очень любила халву. Просто до трясучки, до самозабвения. Но дороговато стоило, поэтому, чтобы на троих детей и папу поделить, халвы оставалось всем по маленькому кусочку. Рина решила, что брат с сестрой обойдутся. А она хозяйка, потому что своя рука владыка, деньги у нее, и кто ей сможет помешать? Девочка покупала халву в магазине тайком, прятала ее, а потом, когда никого не было, спускалась в подвал, садилась на ящик с картошкой и медленно смаковала сладкое лакомство. И все бы было хорошо, если бы как-то раз брат не увидал вокруг рта Рины липкий серый налет. Он проследил за сестрой и обнаружил тайник. Ох, и досталось Рине от брата, надавал он ей тумаков, приговаривая: «Крысятничать еще будешь? Будешь, спрашиваю?»

Выросла Рина самостоятельной, пронырливой, экономной, ушлой, а самое главное очень расчетливой. К слабостям прибавилось мороженое. За халву и мороженое могла душу продать, поэтому после школы поставила отцу ультиматум:

– Еду учиться в Волоколамск, в техникум молочной промышленности.

«Вот где мороженого наемся вволю. И делиться ни с кем не надо будет», – мечтала она.

Отца дети любили. Но видели редко. Он был мастером вагонного депо на железной дороге. Служба ненормированная, поэтому редко бывал дома, и особо не знал, что с детьми делать. Ну, и если за мать в семье была Рина, то за отца – старший брат Володя. Отец молча глянул на сына. Володя, который тоже уезжал учиться в Москву на инженера, махнул головой, что мол, можно Рине ехать, присмотрю.

Так Рина оказалась в молочном техникуме. Сразу же за ней стал ухаживать красивый парень, звали его Илья. Ох, уж он ее обхаживал! Цветы дарил, халву покупал, но сердце девушки было занято подсчетами, где ж повыгоднее партию найти. Так что бы при деньгах. Надо ж было самой жить на что-то, да еще и младшую сестру под крыло взять. Надя тоже на следующий год оканчивала школу, и Рина планировала к себе в техникум ее пристроить.

Однажды, Илья на свиданье пришел, не только с цветами и халвой, но и с предложением руки и сердца. Рина прикинула в уме, что раз он ее сильно любит, и уже работает на производстве, зарплата опять же неплохая у него, то можно будет выдавить побольше денег из молодого мужа. И согласилась выйти замуж при одном условии. Жить они будут в разных общежитиях, как и живут, пока Рина не окончит техникум. Ей только детей сейчас не хватало. Нужно Надьку поднимать, мужа бы ей найти, тоже с кошельком.

Илья был без ума от своей любимой Рины и согласился на все условия. Свадебку сыграли тихую, рабочую, вскладчину. Кто чем был богат, сложили на стол, потанцевали под патефон, и разошлись молодые по разным общежитиям. Семейная жизнь очень устраивала Рину. У нее появилась зарплата мужа, сестра приехала и поступила в техникум, и все бы ничего. Только после долгих насмешек и издёвок работяг на заводе над такой семьей, у Ильи лопнуло терпение. Молодой муж пришел, слегка выпивши к жене в общежитие и, теперь он поставил ультиматум. Либо сегодня же она переезжает к нему в комнату, которую он выбил для семьи, либо Рина лишается его кошелька.

Аргумент был весомый, и как Рина не противилась, пришлось согласиться и принести себя в жертву ради семьи, Нади, денег и лечь, наконец, с мужем в одну постель. Так через много месяцев после свадьбы свершилась долгожданная для Ильи первая брачная ночь. И, конечно, через несколько недель Рина поняла, что беременна. По срокам, должна была родить в октябре 1941 года. А в июне началась война. Техникум расформировали и эвакуировали, Надя уехала в эвакуацию доучиваться, в первых рядах ушел на войну Илья. Больше никогда Рина с мужем не увиделась. Но сильно и не жалела. Ей бы разобраться с дипломом и с родами. Диплом получила вовремя и устроилась на работу. В октябре немец подошел к Москве близко, и когда шла полным ходом эвакуация, Рине приспичило рожать. Родилась девочка, черноволосая как галка, так ее и назвала Рина.

После родов молодая мама отступала по Волоколамскому шоссе прямо по линии фронта, снаряды рвались вокруг нее. Она, прижав девочку к себе, склонившись над ней, укрывая собственным телом, шла домой, к папе. В товарняке голубая жилка на шейке девочки уже перестала биться. Рина решила приехать домой и похоронить дочку по-человечески. Соседи по вагону пытались уговорить Рину выбросить по ходу поезда умершего ребенка, как это делали все тогда. Но Рина никому ее не отдавала и коршуном защищала бедное дитя. На перекладных она добралась домой, и когда завшивленная, уставшая и грязная вошла в родной дом и отдала отцу дочку со словами: «Надо похоронить», рухнула без сил в беззвучных рыданиях. Отец очень обрадовался возвращению живой дочери. Но внучка? Неужели не придется понянчиться? Он положил девочку на кровать, развернул грязные и заскорузлые пеленки. И ребенок тихо, как котенок, заплакал: «Умяу, увяу».

– Рина!!! Она живая!

Слезы хлынули потоком из глаз Рины, это была и радость от неожиданно свалившегося на нее счастья, и горечь пережитого страха при отступлении, и обида на тех, кто хотел выбросить, оказывается, живую, но очень ослабевшую девочку, и бесконечная материнская благодарность Богу, за спасение ребенка.

Позже было опять отступление от фашистов уже из родного дома. Когда немец наступал на ее город, Рина Саввична заведовала молочным заводом, была мастером и технологом в одном лице. Уже зная все тяготы и лишения кочевой прифронтовой жизни, девушка основательно подготовилась. На подводу, собрав нехитрые пожитки, распорядилась погрузить мешок сахара и мешок манки, которые выменяла на самогон. Самогон появился у нее тоже путем обмена в свою очередь на пахту и обрат.

Несколько недель, на подводе, вместе с семьей бухгалтера, отступали днем, а ночью просились на ночлег или ночевали в брошенных хатах. Однажды, они остановились на ночлег у добрых людей. Хозяин, конечно, увидел главное богатство поселенцев – сахар и манку.

Ночью Рине не спалось, как она ни старалась заснуть. Вдруг, она услышала разговор хозяина дома со своим братом. Они решали, кто кого порешит. Мужчина взял топор, и его зловещая тень отразилась на стене. Рина очень испугалась, и, понимая, что их сейчас всех убьют, начала щипать пяточку дочки. Ребенок мирно посапывал, уснув в тепле и тишине, и не хотел просыпаться. Наконец девочка заплакала, и все шорохи исчезли. До утра уже Рина не сомкнула глаз от страха. Только первые лучи солнца появились из-за горизонта, разбудила своих попутчиков и начала собираться в путь. Но перед отъездом, щедро отсыпала манки и сахара хозяевам.

– А я чуть было не взял грех на душу, – признался глава дома, в котором Рина ночевала, – хотел за продукты порешить вас. Да девочка проснулась. Видно ангел-хранитель у вас сильный. Простите меня, ради Христа. У меня ведь тоже дети. Есть просят, а дать им нечего.

Рина с дочкой, папой и семьей бухгалтера отправились в путь. Следующей остановкой стал грузинский совхоз, в котором они от зари до зари работали за мандарины. Пережив в этом совхозе страшную эпидемию дизентерии, рабский труд, голод, выжив чудом, они узнали, что шестимесячная оккупация Минеральных вод, родного города Рины закончилась освобождением наших войск. И, несмотря на январские морозы, решили возвращаться домой.

На родине Рина приняла молзавод под руководство. Были голодные годы. «Несунов» и тех, кто воровал, хоть колосок с поля, беспощадно наказывали. Кому расстрел по законам военного времени, кому лагеря. Работая на пищевом предприятии, Рина прекрасно понимала, что у всех дети и семьи голодают, поэтому рабочие будут воровать. И, чтобы сберечь людей, собрала всех и объявила:

– Воровать не дам. Но.…Будем варить кашу на заводе, в большом чане для молока, крупу выменяем на самогон. Митрич переделает сыроварню под самогонный аппарат. Будем гнать, и менять на продукты. А вы свои семьи будете приводить сюда и кормить. Выносить с завода запрещаю. Кого поймаю – выгоню. И всем молчать, иначе сдохнем с голоду.

Так и выжили все сотрудники. Никто не украл ничего, и не предал Рину. Хотя для нее это было опасно. Жила она тогда вместе с папой в том же здании молзавода, но вход со двора.

Уже в мирное время, посватался к ней Иван Горбунков, казак и по характеру, и по происхождению, гуляка и дебошир. От него-то Рина и родила Альку, младшую дочку.

Алевтина Горбункова, попросту Алька, будущая свекровь Поли Поляковой, родилась в небольшом поселке. Она была младшая. Раскусила она это сразу и беспощадно пользовалась этим. Мама была мастером на молзаводе, пропадала день и ночь на работе.

Надо сказать Рину Саввичну и домой-то, особенно не тянуло. Муж пил, бил, откровенно гулял с бабами. Свекровь присматривала за детьми, и часто приговаривала: «А ты гордись мужем! Раз бабы любят, значит, хороший мужик достался». Гордиться было страшно, чаще всего Рина «гордилась» мужем на чердаке. Заберется туда, лестницу откинет и сидит, как мышка ни жива, ни мертва. Дочки, Алька и старшая Галька, рано утром приставят лестницу, она тихонько спустится и бегом к себе на молзавод. Дочек воспитывала бабка, улица, школа и комсомол.

Алька понимала, что она родная внучка бабке и родная дочка отцу. Бабка в ней души не чаяла и позволяла внучке все.

Ну, а Галька была чужой и старшей. Она помогала бабке по дому, была хозяйственная, умелая, могла и приготовить обед, и убрать за скотиной, и хлеб испечь. Галька никогда не слышала ни слова похвалы, никогда мать дочку не обнимала. Да и Рина была не из сентиментальных. У нее была задача всю жизнь обеспечить едой, одеждой и деньгами, а также вовремя увернуться от тумаков мужа. Тогда была сложная жизнь, и, чтобы прокормиться, надо было где-то смухлевать, и не попасться. И это получалось у Рины виртуозно. Крутила делами, где-то разбавляла сметану, где-то молоко, знания у нее были первоклассные, и предприимчивая жилка работала на отлично. Вскоре Рине надоело бояться заразиться от мужа всякими неприличными болезнями, к тому же это был бы для нее позор, так как работала она на пищевом предприятии. Каждый раз при прохождении медосмотра она тряслась от страха. Поэтому решила с мужем развестись. Да и толку от него никакого. Одно разорение, страх, синяки и унижение.

Поделила дом пополам, сделала себе отдельный вход, наняла барыг, которые поставили забор во дворе, и наконец-то, свободно вздохнула. Хотелось ей, конечно женского счастья. Но понимала она его по-своему. Муж должен хороший рубль домой приносить. А где такого взять? Дочки растут, скоро запросы тоже станут больше, она одна может их не потянуть. Пошла к гадалке, а та ей нагадала не того, чего хотелось молодой женщине. Сказала ведьма, что в пятьдесят шесть лет Рина может умереть, но все будет зависеть от нее самой. Забегая вперед, надо сказать, что когда Рине Саввичне исполнилось пятьдесят шесть, страх поработил ее полностью. Она старалась никуда ни ходить, ни ездить, только на работу и домой. Везде мерещились бандиты, хулиганы, боялась сильного ветра, любого дождя, снегопада, никогда не садилась в машину. И, наконец, этот год она пережила. Ругая последними словами гадалку, за то, что напугала ее, неожиданно узнает, что бывший ее муж, Иван Горбунков, был найден под забором мертвый. Ему тогда было пятьдесят шесть лет. Решила Рина Саввична, что гадалка все-таки права, но только немного перепутала.