Меня зовут Марк!

Меня зовут Марк. Знаю об этом только я, другие зовут меня Ричи. Ненавижу это имя, и хотя звучит оно в целом неплохо, но оно не мое, и всякий раз, когда слышу, как ко мне обращаются «Ричи», начинаю истерить. Извожу себя, извожу всех, но поделать ничего не могу – такой уж характер. О том, что характер человека закладывается еще в материнской утробе, я слышал в одной из тех лекций для будущих родителей, которыми в первом триместре (я знаю и такие слова!) очень увлекалась моя… буду называть ее Мара, так мне легче. Кстати, в этих лекциях, помимо популярной чуши, было и кое-что действительно правильное. Так, в древней Японии, к примеру, состоятельных беременных женщин помещали в специальные пансионаты, где их окружали красота и безмятежный покой. Положительные эмоции, которые получала мать, непременно передавались и ребенку, который в итоге вырастал спокойным, взвешенным человеком, чувствительным к прекрасному и на генном уровне отталкивающим все низкое и омерзительное.

   Ну, и какие тогда могут быть вопросы ко мне? Мог ли я родиться похожим на того япончика, мать которого, излучая невинную свежесть, даже несмотря на укрытый тончайшим шелковым кимоно беременный живот, любовалась цветущей сакурой и ласково протягивала руку пришедшему ее навестить подтянутому самураю с жиденькой бороденкой, который немел от нежности, видя свою прекрасную жену в окружении райского сада?

   Нет, нет, и это окончательно – не гуляла моя Мара в райских кущах, не разбиралась в сортах роз, а за своего самурая, будучи на четвертом месяце беременности ей пришлось жестоко подраться с однокурсницей, которая тоже была не против отведать райских яблочек. Хорошо помню те несколько суток, когда я с ужасом смотрел на готовую в любой момент оторваться плаценту. И хотя я скорее причисляю себя к думающим атеистам, но в те страшные дни я молился, и молился истово! Да что там молился, руками пытался держать эту самую плаценту, вот только пальцы тогда были совсем зачаточными. Помню, Мара с самураем спят пивным сном, а я боюсь заснуть – плаценту надо караулить, если не я, то кто? Когда понял, что пронесло, отсыпался несколько суток. Поначалу даже злорадствовал – вот думал, заметят, что я там утих, перепугаются, забегают по врачам. Наивный был, никто меня и не хватился.

   Сейчас мне три с половиной месяца, и если кто-то думает, что я ничего не соображаю, то все, что мне остается, это процитировать поэта, не помню, какого: весь мир считает меня ненормальным, а я считаю таким весь мир. Но и цитаты, и все прочие умозаключения, к которым я пришел в разное время и в разных ситуациях, остаются моей и только моей внутренней интеллектуальной собственностью. Увы, говорить я пока не могу, мой артикуляционный аппарат, то есть моя гортань, твердое небо, голосовые складки и носоглотка еще слишком вялые, и все, что мне остается – это орать. Единственные звуки, доступные мне в моем возрасте, весьма примитивны – гнусавые, гласнообразные, неприятные на слух. Но других в моем убогом пока акустическом арсенале нет, придется терпеть эти. К шести месяцам, если верить все тем же популярным лекциям, мышцы моего артикуляционного аппарата окрепнут, и я добавлю к своему гундежу немного согласных звуков, что превратит сугубо гласный крик в отдельные слоги. К году буду способен произносить простые слова. Что будет дальше, я не знаю, Мара ту лекцию до конца не дослушала, выключила. Кстати, я пока не решил, буду ли говорить вообще, пока разговаривать с ними охоты нет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.