Свободная. Знакомство, свидания, секс и новая жизнь после развода

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Laura Friedman Williams, 2021

This edition published by arrangement with DeFiore & Company Literary Management Inc. through Andrew Nurnberg Literary Agency.

Jacket design by Claire Ward © HarperCollinsPublishers Ltd 2021

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

Вступление

В феврале 2018 года я узнала, что у моего мужа роман с другой. После двадцати семи лет отношений я была убеждена, что мы встретим старость вместе. Представляла, как будем соревноваться, кто первый подержит на руках наших внуков, когда их к нам привезут, как будем вместе читать «Санди таймс», передавая друг другу очки – одни на двоих. У меня и в мыслях не было, что наш брак может оказаться невечным, а подозрений в измене, даже мимолетных, тем более не возникало. Мы любили друг друга искренне и глубоко, и склонность мужа вести себя как рассеянный профессор, казалось, исключала любую возможность неверности с его стороны.

Мы начали встречаться совсем молодыми. Мне только-только исполнилось двадцать, ему через несколько недель после знакомства стукнул двадцать один год. Я еще почти ничего не знала о сексе и свиданиях. Летом перед выпускным классом я и моя лучшая подруга отчаянно старались лишиться девственности. Мне это удалось через несколько недель после нее – на клетчатом раскладном диване в подвале родительского домика в пригороде Нью-Йорка. Я хотела непременно выяснить, что же привлекательного в этом сексе. Почему некоторые знакомые девчонки расхаживают с таким искушенным видом? Парня звали Роб. Он приехал домой на каникулы из художественного колледжа и подрядился водить желтый школьный автобус для лагеря, где я работала вожатой. На мое семнадцатилетие мы отправились в японский ресторан с хибати[1]. К моменту, когда шеф-повар заканчивал подбрасывать жареные креветки, которые мне предстояло поймать на тарелку, я уже понимала: Роб – тот, кому достанется моя девственность.

Первые несколько раз секс был болезненным и, откровенно говоря, неловким. Странное чувство: в один миг нас охватывала неописуемая страсть, а потом Роб кончал, и наши тела прямо-таки сдувались. Может, нужно было как ни в чем не бывало продолжать беседу, будто ничего волшебного и одновременно ужасного не произошло? Обычно довольные, что нас не поймали мои родители, мы впопыхах натягивали одежду, приглаживали волосы – всклокоченные, точно начесы в стиле восьмидесятых, – и расходились.

Вернувшись в город на осенний семестр, Роб снял квартиру – именно здесь я научилась получать от секса удовольствие и не дергаться, что внезапно нагрянут недовольные родители. Мы проводили выходные, кувыркаясь в его узкой разворошенной постели и выбираясь из нее с затуманенными взглядами, только чтобы забрать доставку с китайской едой. Наша возня была поспешной, но веселой. Я научилась быстро кончать, чтобы не изнывать, если Роб меня опередит. Этот трюк я проделывала на раз-два и долго считала, что так могут все, – пока из книг и от друзей не узнала, что это не врожденная способность.

В следующем году я уехала на Средний Запад учиться в университете и несколько месяцев спустя рассталась с Робом. Мне не потребовалось много времени, чтобы завязать отношения с Джулианом – он жил в мужском общежитии. Полутораспальная кровать, относительный простор и уединенность комнаты – просто наслаждение, если не считать затхлого пивного душка от постельного белья и парней из студенческого братства, блевавших после ночной вечеринки в туалете напротив.

Через два года мы разбежались, и я, не теряя времени, начала встречаться с Майклом, моим бывшим соседом. У меня никогда не было на него романтических планов, но после ямайского ресторана, в белом «вольво», да еще и под кассету Джеймса Тейлора[2] он предстал передо мной в новом свете. Майкл поцеловал меня и признался, что времени на девушку у него толком нет – то теннис, то учеба на архитектурном. Я ответила, что ценю свою независимость и много времени не отниму. Дни мы проводили порознь, но как только подходило время сна, я просто пересекала лужайку, разделявшую наши квартиры в кампусе, и ночевала у него. Сосед Майкла уехал в Лондон на целый семестр. К возвращению парня мы успели сломать его деревянную кровать, на которой каждую ночь беспробудно предавались буйному сексу.

Брак, трое детей, первый поцелуй в его «вольво» – и вот через двадцать семь лет он влюбляется в другую. Узнав об этом, я несколько месяцев только и делала, что пыталась соскребать себя с пола и заниматься детьми, преодолевая их и свои страдания. Гнетущая зима обернулась шумной весной, а та – пышным благоухающим летом. Я почти забыла, каково это – быть дико уверенной в себе, с легкостью смеяться, заботиться о внешности, испытывать удовлетворение и даже радость. Но хотела все вернуть и начала активно выяснять, как это сделать.

Последующие свидания и сексуальный опыт придавали мне сил, кружили голову, волновали и были очень человечными. К среднему возрасту большинство из нас проходит длинный извилистый путь – неудачные отношения, переоценка жизненных целей, разбитые сердца, разлуки, любовь, надежда и одиночества. Все это я видела в себе и в мужчинах, с которыми встречалась. У меня случался секс, от которого я впадала в эйфорию, и секс, от которого чувствовала себя грязной. Секс, который помог раскрыть чувственность, таившуюся во мне большую часть жизни, и секс, который заставил жаждать любви и близости. Секс, который получался неловким и неуклюжим, и секс, вспоминая о котором я поджимала пальцы ног от удовольствия.

Я откровенно рассказывала друзьям о свиданиях и сексе, обо всем без исключения – хорошем, плохом, злом[3], – и мне вновь и вновь твердили, что это необычные истории и их нужно записывать. Но мне хотелось не писать о своем опыте, а проживать его. В любом случае я не считала, что в нем есть что-то особенное, чем стоит поделиться. Браки разваливаются постоянно, и люди с этим справляются. Вот и у меня все было старо как мир и банально до неприличия. Но друзья настаивали. Они уверяли, что мои истории – смешные, поучительные и даже вдохновляющие. У каждого были сестры или подруги, которые после развода замкнулись в себе, не хотели никуда выходить и чувствовали себя ущербными и нежеланными. Эти женщины не восприняли свой новообретенный статус с той же бодростью и яростью, как я. Друзья просили встретиться с их сестрами или подругами – подбодрить, объяснить, как я справляюсь, донести до них, что, казалось бы, невозможное – в их руках и вполне им по силам. Мой брат Мэттью, всегда бывший мне опорой и поддержкой, настаивал: для тебя это станет настоящим катарсисом, обещай хотя бы на пять минут садиться за компьютер, но ежедневно, даже если будешь просто смотреть в пустой экран.

Хотела бы я похвастаться, что тут же взяла быка за рога и начала уверенно плести словеса о своих рандеву. На деле я, скорее, угрюмо плюхалась перед компьютером потому, что Мэттью меня достал. Выжимала из себя несколько корявых фраз, понятия не имея, как говорить на языке потери, любви и страсти, и пристально следила за часами, пока не истекали обязательные пять минут. Назавтра я повторяла процедуру, удаляя практически все написанное накануне. Постепенно, с каждым днем, неделей, месяцем, мой слог становился все более уверенным и гладким. Фактически я учила незнакомый язык, превращая паутину эмоций в письменную речь. Я старалась оставаться собой без прикрас, но в основном – шутить. У меня накопилось много смешных историй об испытаниях и муках свиданий, и я представляла себе легкую забавную книжицу из тех, что сама, с моим литературным снобизмом, не читаю.

Страниц становилось все больше, но выносить их за пределы узкого круга друзей я не собиралась. У меня были дети, родители и почти что бывший муж, с которым я изо всех сил пыталась мирно делить родительскую роль. Публично делиться своими сексуальными похождениями и самыми сокровенными мыслями? Ужас какой! Я знала, что за созданным мною фасадом скрывается нечто совсем другое, и не понимала, кому это будет интересно и где взять смелость открыться миру. Одной из подруг я сказала, что подумываю бросить писать, но она убедила меня продолжить – хотя бы ради катарсиса.

Я неохотно согласилась. К тому времени я успела полюбить и возненавидеть процесс письма. Прокрастинировала так, будто хотела побить мировой рекорд. И все же меня очаровывало, какими осмысленными и значительными становились мои путаные и затаенные чувства, излитые в словах.

Что ж, я писала, друзья читали и подбадривали меня, и в конце концов книга оформилась. Совсем не такая, как я планировала, – не яркое повествование об одинокой женщине средних лет с тремя детьми, осознавшей свою сексуальную привлекательность. Это более глубокая история о моем открытии: под блаженно тихими водами супружества неистовствовала женщина, которая жаждала жить по своим правилам. Получился не просто сборник забавных рассказов о моих сексуальных похождениях (хотя их здесь хватает), а, скорее, рассказ о том, как от роли жены и матери я перешла к роли женщины с насыщенной и сложной личной жизнью.

Тем не менее, как и многие женщины, я жду одобрения, и не только от близких, но и от незнакомых людей. Следую правилам и угождаю другим. А эта, с позволения сказать, книга показала бы меня во всей красе. Обнажила бы желания, непозволительные для дам моего возраста, которым следует воспитывать детей и беречь репутацию. Вскрыла бы все недостатки моего брака, да и мои собственные. Стала бы вызывающим признанием: как же, я осмелилась позаботиться о себе, а не только о детях. И самое непристойное: всем, кто готов слышать, я объявила бы о своем сексуальном любопытстве и чуть ли не ненасытном желании. Нет, выставлять себя напоказ так откровенно – это слишком. Это явно за рамками образа, который я так старательно создавала. Я позвонила той самой подруге, что уговаривала меня не бросать книгу и в итоге стала моим литературным агентом, и попросила ее ничего не делать с этим материалом. Я заморозила проект, над которым трудилась больше года.

В последующие дни я с удивлением обнаружила, что испытываемое разочарование сильнее ожидаемого облегчения. Написанные мною страницы еще искрились женской энергией, но я успешно ее подавляла. Однажды, вернувшись с дружеского ужина, я застала свою маму за чтением – в ту ночь она присматривала за детьми – и тут же во всем ей призналась: в свиданиях, сексе, неудачах, писательстве. Мы с мамой очень близки. Она сильная, состоявшаяся, страстно любящая женщина, но тема сексуальности всегда была для нас неловкой. Когда в мои девятнадцать она поинтересовалась, пользуюсь ли я диафрагмой или «чем-то таким», я уже несколько лет вовсю занималась сексом. Покраснев, я кивнула, и на том разговор о контрацепции и чувственной стороне жизни закончился. Сейчас мне было важно, чтобы она поняла: мое недавнее осознание своих сексуальных потребностей все еще вписывалось в «допустимые» рамки отношений между дочерью и матерью. Я ждала ее одобрения – не книги, а моего решения не писать. Ее брезгливое отношение к теме секса должно было подтвердить верность моего решения.

Но моя мама непредсказуема. Со свойственным ей упорством она отказалась соответствовать моим ожиданиям. Я принялась объяснять, что боюсь опозорить ее этой книгой, но она, глядя на меня своими кристально ясными голубыми глазами, произнесла: «Что бы ты ни делала, я никогда не буду тебя стыдиться. Наоборот, всегда буду гордиться». На мою просьбу не читать многочисленные описания секса она согласилась: «Хорошо, не буду. Но если все же прочту, стану жалеть, что не перепробовала все, что попробовала ты». В ответ на мои переживания о том, что дети начнут меня стесняться, она сказала: «Твои дети выносливые, и даже если им станет стыдно, они поймут, что ты живешь по своим правилам, и от этого только станут сильнее». Она не позволила мне соскочить с крючка, не поддержала мое стремление снова спрятаться в коробке, из которой я только что выбралась.

Многие женщины придерживаются устоявшихся представлений о женственности и материнстве до такой степени, что это становится единственным смыслом их жизни. Желания молодости оказываются скрыты за аккуратной облицовкой, которая становится все толще и толще, пока эти самые желания не превращаются в смутные воспоминания о своем внутреннем мире, каким он был до замужества, до детей, до среднего возраста. Но это вовсе не обязательно, и я – живое тому доказательство. Если бы в годы замужества меня спросили, как стану жить, узнав, что муж влюбился в другую, я бы даже не подумала о свиданиях, безудержном сексе и пробуждении той части себя, что раньше казалась ненужной или нежеланной. А ведь именно это со мной и случилось. Пусть мне пообещают вернуть прежнюю жизнь – ни за что не соглашусь. Еще два года назад женщина, которая считала себя сломленной и потерявшей единственную любовь, пришла бы от такого заявления в ужас. Надеюсь, что каждая читательница найдет в себе ту самую, глубоко запрятанную, часть и даст ей шанс проявиться. Открывать дверь страшно, даже очень, но стоит отомкнуть замок, и вы удивитесь – не той, что туда войдет, а той, что из нее выйдет. Именно это и произошло в моей жизни влажной дождливой ночью в июле 2018 года.

Глава 1. Как все начиналось

Я как вкопанная стою у кровати в гостиничном номере и таращусь на закрытую дверь ванной: за ней – незнакомец, который вот-вот разделается с моим послебрачным целомудрием. Места себе не нахожу. Вспоминаю: на мне чудовищный лифчик без бретелек. Он отлично держит, но у него широкая спинка на четырех крючках. Элегантно его не снимешь, и я даже думать не хочу, какой старомодной эта сбруя покажется незнакомцу. Еще и пояс! Чтобы его расстегнуть, нужно слегка повернуть застежку посередине. Разбираясь с этим, мужчина выдохнется быстрее, чем доберется до лифчика. Тактический прием: проворно стягиваю с себя все, даже стринги, и складываю аккуратной стопкой на столе рядом с его мотоциклетным шлемом. Невероятно, но я волнуюсь, как бы не помять платье: оно из капризной тонкой ткани.

Он выходит из ванной – я все там же, где и несколько минут назад, правда, теперь совершенно голая. Не могу припомнить, чтобы хоть раз за свои сорок семь лет чувствовала себя настолько отделенной от собственного тела, настолько уверенной, что мне здесь не место. Еще не поздно отступить, схватить одежду – она на расстоянии вытянутой руки, – сесть в машину и вернуться к прежней жизни, знакомой мне десятилетия, – единственной жизни, о которой я до этого мечтала. Задерживаю дыхание. Он пристально смотрит на меня. В воздухе висит напряжение: мы оба ждем, кто сделает первый шаг теперь, когда я уже удивила его своей наготой.

«Напрыгивай, Лора», – наставляет голос в моей голове.

Я легко киваю. Другого пути – пути вперед – нет.

С расставания прошло пять месяцев – я выставила Майкла в сорок восемь часов, когда вскрылся его роман с женщиной на двадцать лет моложе меня. Он снял двушку в старом особняке, я осталась в просторной «навечно нашей» квартире, где мы всего пару месяцев назад, тоже навечно, закончили тщательный ремонт, продлившийся целый год. Шесть ночей в неделю все трое детей оставались со мной, а по субботам – только подростки, семилетняя дочь ночевала у Майкла. Старшие отказались с ним общаться, так что для них я внезапно стала матерью-одиночкой.

Мы с Майклом договорились: пока разбираемся, есть ли шанс примириться, нам можно – и нужно – ходить на свидания. Но вообще-то свидание было последним, что приходило мне на ум. Разбитое сердце, забота о маленькой дочке, не спускающие с тебя глаз два подростка (если считаете, что им плевать на родителей и они не ищут знаков примирения, вы явно не жили с двумя подростками). Свидания? Да не смешите меня.

Но уже июль 2018 года, и я понимаю, что все мои чувства, долгое время притупляемые мрачной и угнетающей зимой, наконец-то проснулись. Меня будоражат сладкие запахи и нежные звуки лета, ведь месяцы напролет я находилась в состоянии оцепенения. Хотя мне и не хочется нарушать наш едва устоявшийся летний распорядок, я все же забираю Джорджию из дневного лагеря, чтобы провести несколько дней с моей подругой Тиной и ее семьей в их доме на острове Нантакет. Тина настаивает: мне полезно немного побыть вдали от дома. А я уже просто устала придумывать новые отговорки. Хочется зарыться в свою печаль поглубже и ничего не делать, но друзья продолжают меня откапывать. Я люблю их за такое упорство, но лучше бы оставили меня в покое. Сколько раз по утрам я носилась из комнаты в комнату, пытаясь бодрым «Доброе утро, солнышко!» поднять детей в школу, но наблюдала, как они, не разлепляя глаз, натягивают одеяла на голову. Я выпутывала их, сонных, из коконов, но они, не приходя в сознание, цеплялись за край одеяла, чтобы урвать еще несколько минут или хотя бы секунд сна. Вот и со мной сейчас то же самое: друзья всё стягивают с меня одеяло, чтобы разбудить, а я хочу быть одна и спать, пока боль не пройдет.

Конечно, Тина права. Сменить обстановку, пить бодрящие крепкие коктейли, смотреть, как резвится на пляже Джорджия, – все это дает желанную передышку от страданий. Пусть я и не получаю удовольствия, но хотя бы иногда ощущаю покой. Уже который месяц и часу не проходит, чтобы я не рыдала. Эти крохи спокойствия дают мне слабую надежду, напоминая, какой я была раньше. Сейчас моя жизнь разделилась на «до» и «после»: «до» – счастливое замужество со всеми удобствами, проторенная дорожка, прямая и ровная. «После» – антиутопия, жалкие осколки вымечтанного сценария, который у меня отняли. Мне нужно обрести себя прежнюю – ту, что так легко и часто улыбалась, в чьей жизни было место целям, позитивному настрою и радости. Но без брака, стабильности и четкого направления мне не понять, откуда начать путь к себе (если та версия меня вообще существует).

Загорелые и в песке, мы возвращаемся на фермерский север штата Нью-Йорк, пережив качку на пароме и долгую дорогу из Нантакета. Майкл дома, готов взять на себя детей в течение нескольких дней. Я передаю ему Джорджию и запираюсь в моей – прежде нашей – спальне. Загородным домом мы по-прежнему пользуемся вместе, чтобы детям не приходилось постоянно мотаться туда-сюда. В хороший день это лишь неловкость, в плохой – буквально пощечина. Суббота, шесть часов вечера, и мне предстоит до ночи торчать у себя в комнате, избегая общения с Майклом. Я все еще не могу заставить себя посмотреть ему в глаза. Меня хватает только на то, чтобы переброситься парой спотыкливых слов, а взгляд постоянно отчаянно мечется в попытках задержаться на чем угодно, лишь бы не на Майкле.

Дом в двух часах езды от города. Здесь мы прятались от суеты и проводили время всей семьей. Именно здесь я узнала, что Майкл не только спит с моей знакомой, но и подумывает о разводе, чтобы остаться с ней. На протяжении многих лет мы не раз разговаривали об изменах, и я утверждала, что смогу понять и простить только разовый случайный секс, и ничего кроме. Поэтому его объяснение последних событий меня убило: Майкл не просто был физически близок с любовницей – он влюбился, а в процессе разлюбил меня и нашу совместную жизнь.

Правда, когда «и ничего кроме» стало реальным, держаться за него оказалось не так-то просто. Одно дело – смутное представление об измене, и совсем другое – неоспоримый факт. Наши жизни неразрывно связаны; у нас общие дети и друзья, два дома, стоматолог и семейный аккаунт «Нетфликс». Мы начали встречаться так рано, что он помнит мои подростковые прыщи, а я могу во всех деталях описать обстановку в его детской комнате – еще до того, как мачеха выбросила теннисные трофеи, постеры с Андре Агасси[4] и устроила там кабинет. Я была рядом, когда сначала его отец, а затем и мать умирали от рака. Всего несколько лет назад я ухаживала за его мамой в ее последние месяцы. Именно мне пришлось сообщить ей, что состояние слишком тяжелое и лечиться бесполезно: Майклу просто не хватило духу. Он мой партнер, напарник по воспитанию детей, мой лучший друг, моя семья. Правда, только я считала понятие семьи ценным и незыблемым. Я ненавижу его за боль, которую он причинил мне и нашим детям, но полностью признать крушение брака не готова и не знаю, смогу ли остаться одна. Более тридцати лет у меня постоянно кто-то был: сначала бойфренды, потом муж. Не один, так другой, как будто перерыв стал бы фатальным. Доказательств обратного у меня нет, вероятно, я так воспитана: лучше хоть какой-то мужчина, чем совсем одна.

Майкл, в свою очередь, уверен, что наши отношения можно оживить, но для этого нужны радикальные изменения. Вопреки ожиданиям он не приполз ко мне на коленях, а злится, словно закрутил роман исключительно по моей вине и это я не хочу ему уступить и помириться. Он считает, что бомба замедленного действия тикала много лет, а раз я этого не заметила – значит, совсем его не понимаю. Похоже, на мне вся ответственность за нашу дальнейшую судьбу. Я ему нужна – только пересобранная, – но все-таки нужна. Но он говорит, что это я не хочу искать к нему подход. Порой у меня возникали стыдные мысли: лучше бы он не изменил, а умер. Тогда у меня и детей остались бы приятные воспоминания, а не это мучительное и сбивающее с толку осознание того, что наша совместная жизнь была не тем, чем казалась. Теперь же старшие отказываются видеться с отцом, а мне не удается нащупать почву под ногами. Если бы он умер, наша совместная жизнь закончилась бы, но хотя бы не обернулась фальшивкой. Я застыла в ожидании: и с ним невыносимо, и без него никак.

Я забаррикадировалась в своей комнате загородного дома, один на один с нерешенным вопросом. Друзей рядом нет, социальная жизнь скудная – ведь по-настоящему мы никогда здесь не жили. Представляю себе вчерашний вечер на террасе у Тины: вот в свете заката мы потягиваем арбузную «Маргариту» среди темно-лиловых гортензий, вот она советует мне не прятать загар, надеть симпатичное платье без бретелек и с кем-нибудь пофлиртовать – старый добрый, ни к чему не обязывающий флирт, – чтобы встряхнуться и нащупать ту часть себя, что готова двигаться дальше. А я решительно протестую: я не готова, хочу побыть дома с детьми, да и вообще разучилась заигрывать с мужчинами. Взглянув на меня, любой сразу поймет: от некогда достойной кокетки осталась одна шелуха. Сейчас слова подруги эхом отдаются в моей голове: я и правда могу куда-нибудь пойти. Кто меня остановит? Разве что я сама да дверь комнаты. Неловко, конечно, но и сидеть тут тоже неловко. Только и делаю, что копаюсь в себе, чем дольше – тем глубже.

Надо мыслить стратегически: подыщу место, где играет какая-нибудь группа. Тогда не буду выглядеть глупо, сидя у бара в одиночку, и смогу отвлечься на музыку. Хватаю телефон, гуглю, и вскоре находится подходящая площадка, где выступает соул-певец. Билеты еще есть, правда, только в танцпартере. Если приду пораньше, может, и у барной стойки устроюсь. Поворотный момент: нерешительно заношу палец над кнопкой «купить билет» на сайте заведения. Несколько месяцев я занималась лишь тем, что вытаскивала себя из постели по утрам, ради детей натягивала робкую улыбку и тонула в слезах и ярости, о которой раньше и не подозревала. Саундтреком каждого дня была песня из «Приключений снеговика Фрости»[5], под которую герой учился ходить: «Ножку за ножкой, и пойдешь немножко. Ножку за ножкой, и пойдешь немножко». Вот так, «ножка за ножкой», я провела целых пять месяцев. Но сейчас что-то незаметно меняется. Я вдруг понимаю, что есть дверь и в моих силах открыть ее, хотя бы чуть-чуть, и заглянуть на ту сторону. Нажимаю на кнопку и поспешно, пока не передумала, ввожу данные кредитки.

Принимаю душ, привожу в порядок давно забытые части тела и в порыве оптимизма натираю загорелую кожу ароматным розовым маслом, которое Тина привезла мне из Парижа. Кстати, вряд ли кто-то скажет наверняка, что дарить подруге, чей брак только что рухнул. Я страшно благодарна и в то же время сочувствую моим друзьям, которые просто завалили меня поддерживающими, по их мнению, вещами. Дорогие травяные чаи с названиями вроде «Покой» или «Безмятежность», целебная соль для ванны, скрабы, ароматические свечи, изящный золотой браслет с надписью «Все получится», синий фарфоровый слоник, который переходил от подруги к подруге в тяжелые времена, банки с недавно закатанными помидорами, пачка моих любимых желтых маршмеллоу «Истер Пипс» и, конечно же, самое необходимое – вибратор. Итак, я на ощупь выуживаю черные кружевные стринги из дальнего угла ящика с бельем, натягиваю темно-синее платье без бретелек, с плетеным бисерным поясом и, сунув ноги в сабо на деревянных каблуках, вылетаю из комнаты. С волос капает – неважно, надо скорей ехать, пока Майкл и Джорджия не вернулись с велосипедной прогулки и не заинтересовались, куда это я собралась.