Донские казаки в начале XIX столетия
© А.В. Блинский, составление, 2022
© «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2022
П. Н. Краснов. Казаки в начале XIX столетия
I
Донские казаки в настоящее время, когда жизнь быстро идет вперед, когда новые изобретения и усовершенствования в военном деле вызвали целый ряд преобразований и изменений в обучении войск, стремясь довести «строевую науку» до возможной простоты – обратили на себя внимание. Казакам, повиновавшимся сначала только боевым традициям и преданиям, решили дать точно формулированный устав. Конечно, этим уставом казаки не будут подведены под «регулярство», не будут обращены в солдат, что для казака и теперь, как и сто лет назад, было бы больно. Новый казачий устав написан в чисто казачьем духе и сообразован с теми индивидуальными особенностями, которые отличают казака от солдата. Казаки получили устав сравнительно недавно. Первый намек на устав, нечто вроде военного катехизиса, где в отрывистых полуславянских фразах даются правила и указания на все «обороты» казачьей службы появился в атаманство Максима Григорьевича Власова[1] (1836–1848 гг.). До него казаки руководствовались словесными поучениями бывалых станичников или рукописными наставлениями, куда входило все, касающееся как управления, так и командования полком.
Грандиозный поход Наполеона в Россию в 1812 году, вызвавший к деятельности все войско Донское и старых, и малых, стяжал казакам неувядаемую славу. Собственно с эпохи Наполеоновских войн имя казака становится известным далеко за пределами России, подвиги казаков прославляются, как русскими, так и иностранными военными писателями и против наполеоновской дивной конницы, против безсмертных польских улан, вестфальских кирасир и французских драгун казаки действовали тоже по своему, соображаясь лишь с обстановкой и целями боя.
Крепкая посадка в седле, умение владеть оружием, знание лошади вырабатывались боевым воспитанием молодого казака, переходили к нему наследственно от отца и деда. Но уже к концу прошлого столетия раздаются жалобы казачьих полковников на то, что казаки ездят не по старому и не умеют объезжать молодых лошадей. Причины этому кроются в совершенном уничтожении набегов, рейдов и поисков со столкновениями с татарскими наездниками и во все более и более увеличивавшемся развитии земледелия и хлебопашества. Конечно, при Платове, в начале текущего столетия, обилие войн, веденных Россиею, пополняло этот недостаток и казак, если не умел ездить и владеть оружием в совершенстве до первого похода, зато после первого уже ни в том, ни в другом не имел себе соперников.
Причины превосходства казаков над регулярной конницей кроются не только в воспитании малолетка и природных качествах казака, но также в значительной степени в самом способе формирования и обучения казачьих полков.
В эпоху рекрутских наборов, суровой линейной тактики и строго сомкнутых атак кавалерийских эскадронов, в эпоху жестокой дисциплины и многократных побегов со службы – одни казаки были представлены сами себе, у одних их офицер был прежде всего старшим, более опытным и уже потом строгим, ответственным начальником. Казаки не знали что такое бивак, охраняемый цепью парных часовых, а между тем побеги у них были редкостью. Любовь к родине, тесная связь станицы, то есть родных, близких и всего дорогого, что есть у казака с его службою, поздравления и радость всего общества при получении казаком отличия и стыд, и позор не только семьи, но и всей станицы при нарушении казаком долга службы поддерживали в казачьих полках порядок сильнее всяких наказаний, штрафов и взысканий. Эти-то прекрасные нравственные качества казака и позволяли формировать казачьи полки всего за несколько месяцев до похода.
Известные стратегические соображения, цель войны и обстановка всей кампании определяли число полков и числительность каждого из них, а также, к какому времени и куда они должны прибыть. Являлся указ войсковому атаману от Военной Коллегии (Военного министерства) о сформировании известного числа полков. Состав донского казачьего полка был приблизительно одинаков.
Полковников……………………. 1
Есаулов (сотенных командиров)………….. 5
Сотников (субалтерн-офицеров)…………. 5
Хорунжих……………………… 5
Квартермистр……………………. 1
Писарь……………………….. 1
Казаков……………………….. 483
Всего……………………….. 501
Некоторые полки, впрочем, имели вдвое против означенного числа (например Атаманский, полк Денисова во вторую турецкую войну Екатерины II).
Как офицеры, или, как тогда говорили, чиновники, так и казаки, вообще содержания не получали, но, пользуясь известными земельными льготами и свободою от податей, обязаны были по первому требованию явиться на коне, с оружием (шашка, дротик (пика), ружье и иногда пистолеты) и по форме одетые. По Высочайшей конфирмации 4-го декабря 1779 года, во время отдаления их на службу от жилищ более чем на сто верст, они получали жалованье в размере:
Полковнику……………….. 300 р. в месяц.
Есаулам, сотникам и хорунжим…. 50,
Полковому писарю…………. 30,
Казакам……………….. 1,
Кроме того, всем, кроме полковника, указанный месячный провиант и фураж на их собственных лошадей, полковникам – на восемь, старшинам – на три и казакам – на две лошади каждому.
Полк собирался, распределялся на сотни (пять сотен) самым простым и чисто товарищеским способом.
Получив предписание Военной Коллегии, атаман выбирал из числа богатых и известных ему казаков, пользующихся известным авторитетом (донского «дворянства»[2] иными словами), полковых командиров будущих полков. Лицам этим давалось предписание о формировании полка своего имени. В предписании указывалось: 1) числительность полка (обыкновенно пять сотен –500 человек, но были и полки числительностью до 1400 человек); 2) указывались селения, из которых должны быть выбраны люди на службу, и 3) давалось несколько мундиров для образца и сукно на все число людей полка (нередко Высочайше дарованное), седельные щепы, кожи, ремни и все необходимое для поделки снаряжения и около 10 % людей из опытных казаков, в качестве полкового кадра.
Со дня получения всего этого, полковой командир становился хозяином и вместе с тем создателем нового полка. Ему только указывался срок (4–6 месяцев), к которому полк должен быть обучен; в остальные распоряжения его не вмешивались. Полковой командир, принужденный предусмотреть все мелочи, должен был страшно работать и обладать значительной энергией. Но, создавая свой полк, он невольно привязывался к нему, а в ожидании смотра и соревнования с другими полками употреблял все усилия, чтобы достигнуть известного совершенства.
Посмотрим, как справился с этим делом молодой 24-х лет войска Донского старшина Адриан Карпович Денисов. В 1787 году он получил предписание от Платова, тогда еще полковника, составить казачий полк из 1400 человек. Вслед за тем было получено и все вышеупомянутое. «Приступя к делу, – пишет он в своих записках[3], – должен я сознаться, увидел, что это превосходит мое познание, и даже не мог скоро доразуметь, чем начать; однако, не остановился в нерешимости. Прежде всего потребовал: нет ли из них хорошо знающих писать, каковые и нашлись, и довольно благоразумные. Составив из них канцелярию, приступил к описанию годных к службе; после рассмотрев, дабы семейства имели хотя по одному надежному работнику. Составя комплект полка, разделил на сотни, произвел в каждой сотне по два начальника из них же, написал инструкцию о должности каждого, приступил мундировать, раздавать седла, недостающие вещи делать. Пригнали лошадей, большею частию неуков и очень злых, к чему новые казаки совсем не имели ловкости, чтобы их усмирить: донские же (?), хотя очень хорошо с ними управлялись, но не умели научать и пояснять им. Как и во всех других вещах, был я в таких же затруднениях, но трудился до изнеможения»…
Атаман Войска Донского (1818 г.) Адриан Карпович Денисов.
Большая часть времени уходила на устройство полкового хозяйства, обозов, на выездку и усмирение лошадей; только самые последние дни можно было посвятить на занятие «экзерцированием», или, как выразился Денисов, «наездничаньем». Весною Денисов показал свой полк Платову. Казаки строили лаву и потом снова собирались в кучу за начальником, причем, «несколько казаков, стоя ногами на седле, скакали в присутствии Платова и многие через рвы, нарочито для того вырытые[4]. Большего не требовалось. Платов остался очень доволен, обещал выхлопотать Денисову орден Св. Владимира, а трех из новых казаков, наиболее потрудившихся в канцелярии, произвел в хорунжие.
Рассмотрим теперь более подробно образовательный ценз, а также нравственность чинов полка, чтобы окончательно представить себе его физиономию.
Во главе полка стоял полковой командир – полковник или войсковой старшина. Человек почти всегда со средствами, обладающий землями в войске, более или менее известной фамилии – он являлся представителем донской служилой аристократии, имел влияние на нижних чинов полка и в полку распоряжался полновластно. Он делал представления о производстве в офицерские чины, ставил урядников. Он писал устав с строевой и гарнизонной службы на основании или личного опыта, если он был пожилой человек, или советом более опытных товарищей, он же поставлял зауряд-офицеров для командования сотнями и партиями при разведывательной службе, он же являлся лицом, ответственным за полк и обязан был знать, как нравственные качества, так и степень образования своих офицеров. Сам он был почти всегда грамотен, были даже командиры, знавшие языки. В бою он управлял строем, но в виду своеобразности действий казаков, распоряжавшихся вполне самостоятельно, он сам нередко обращался в одиночного бойца, а иногда даже отменял свои приказания по просьбе более старых, а следовательно, бывалых и более опытных казаков, позволял сдерживать и поправлять себя.
В бою при реке Сальче 7-го сентября 1789 года Денисов прочитал казакам наставление, как действовать, после чего взял дротик и наряду с другими казаками «лавою ударил в неприятеля», опрокинул его и погнал, причем убил дротиком одного турчина» и погнался за другим… Под Измаилом 11-декабря 1790 года Денисов со своими казаками, не разобрав приказания, по ошибке пошел против Бендерских ворот, где весьма много находилось турок. «Тут подоспел ко мне (Денисову, премьер-майору и полковому командиру) казак моего полка Киселев, схватил за руки, и меня с помощью других, отнесли в сторону и показали мою ошибку. Тогда, рассмотрев лучше, я повел казаков на батарею, на которую прежде всходили». Такие поправки рядовыми казаками офицеров были вполне возможны и естественны, если мы вспомним, что командиру полка едва исполнилось 27 лет и это была вторая кампания, где он участвовал, а казаку Киселеву легко могло быть за сорок и он, может быть с семнадцатилетнего возраста мотался в походах.
Итак, в бою полковой командир указывал только цель боя, предоставляя средства самим казакам. Полковой командир должен был быть справедлив, добивался любви своего полка, потому что успех его походов был основан на степени старания казаков. Любимые начальники поднимали казаков и доводили их рвение до высокой степени. В 1807 году, в войну с Наполеоном до приезда Платова, казаки были вялы, но стоило только появиться среди них популярному вождю[5], как начался ряд блестящих авангардных дел, которыми прославили себя казаки в 1807 году.
Если командир полка в бою, как увидим ниже, и на походе не был командиром в настоящем смысле этого слова, то офицеры полка значили еще менее. Это были старшие товарищи, назначенные полковым командиром из среды казаков же и утвержденные за свои подвиги в офицерском звании. Воспитанные так же, как и казак, так же, как он, полуграмотные, они ничем не выделялись из фронта, кроме своих эполет, да более богатой одежды. Офицеры представлялись к награждению, не всегда держась старшинства, а уважая достоинство, «поелику донские офицеры производились всегда по достоинствам и по отличным заслугам, чрез что усугубляется ревность и умножается число достойных людей». Пропасти между офицером и казаком не было. Всякий казак мог дослужиться до офицера, всякий офицер не чуждался общества казаков, проводил время в их кругу, при нимал участие в их играх. Уже в 1818 году на походе из Турции полковой командир одного из казачьих полков заметил, что люди заскучали. Приказано было дать водки, потом затеяли игры, между прочим чехарду. Офицеры полка играли наряду с казаками, причем не только сами прыгали через казаков, но и казакам давали прыгать через себя[6]. Образование в те далекие времена на Дону получить было трудно. Со времен Иловайского (1775–1783 гг.) четверо молодых людей со всего войска посылались ежегодно в Московский университет; вернувшись они считались ученейшими людьми и метили не меньше, чем на полк. Платов, считавшийся образованным человеком, писал весьма безграмотно. Сметка выручала офицера, как выручала и казака. В Итальянский поход Суворова Денисову на его полк были розданы карты, Денисов находился в сильном смущении, так как, по откровенному его признанию, не только казаки, но и офицеры не умели читать топографических знаков и не все разбирали названия (надо полагать на немецком языке). Однако, он сумел вывернуться. Офицеры запоминали наружный вид всякого селения, моста и т. п., а австрийцы находили уже, что было нужно. То же самое, к удивлению имперцев, проделывали и простые казаки. В строю офицер был впереди и, сидя на лучшей лошади, был примером нижним чинам и одною из тех маток, за которыми следует рой.
Урядники и казаки друг от друга мало отличались. Урядник ездил на ординарцы к более высокопоставленным лицам, водил разъезды, был старшим на заставе или на пропускном посту; по большей части это был служилый казак, живой устав полевой службы и первый воспитатель молодого казака, рассказами своими во время длинных переходов, безсонных ночей в карауле, раскрывавший новому однополчанину военный мир, в который тот вступал. В казаке, в его воспитании, в его физических и нравственных свойствах крылись причины побед казаков, причины их славы. Если, как мы видели, командир не командовал, офицеры не учили и не управляли, а полк побеждал, то причиной тому были дивные, всеми признанные качества старого казака.
Обер-офицер и рядовой казак Великого Войска Донского начала XIX века.
Воин по рождению и по воспитанию, казак с самых ранних лет приучался мыслить и чувствовать по военному. Сын, внук и правнук служилого казака, он с младенческим лепетом соединял военные понятия. Мальчики семи, восьми лет безстрашно скакали по степи, без седла, на полудиких конях, знали какая лошадь молодая и какая старая, знали качества и недостатки каждой лошади. Зимою, построив из снега городок, нередко правильного бастионного фронта, они, вооружившись снежками, одни нападали, другие обороняли свое укрепление.
По праздникам, после обедни, молодежь, а нередко и старые казаки, боролись на-кулачки, ходили стена на стену, играли в гимнастические игры, доставали на всем скаку платки и монетки, стреляли в цель и рубили столбики и ветки. Бывалые казаки давали наставления, рассказывали случаи из своей жизни; льготный офицер, живущий в станице, вмешивался в круг казаков, где все были с ним за панибрата, называли его по имени и отчеству, где и он, и казаки чувствовали себя совершенно равными. «Кордоны», «авангард», «арьергард», «позиция» – все это были обиходные слова среди молодежи, их понимали даже казачки. Молодые казаки видели каким почетом окружены урядники и, особенно, «кавалеры»; каким успехом они пользуются у станичных дам, и, придя на службу, их мечтой было заслужить галуны. Пришедшие со службы казаки рассказывали, конечно, неимоверно хвастая, про свою службу и про службу товарищей одностаничников и, понятно, что этим последним желательно было бы, чтобы рассказы были в их пользу. С древнейших времен установившийся взгляд на службу, как на нечто прибыльное, сохранился даже и поныне, а 100 лет тому назад вернуться домой без маленькой добычи, хоть без лишнего платка или мониста для молодой жены было не принято. Вследствие этого-то казак хватал и прятал в свою традиционную суму все, что ему под руку попадало, склянку, старую подкову, костяную пуговицу, изломанный железный подсвечник, одним словом, весь тот ненужный скарб, от которого отказывались хозяева его двора. Но чтобы казак был вор – до этого далеко. Неизвестно когда, чуть ли не со времен смутного времени, со времен Заруцкого, Ляпунова и других лже-казаков, пустили слово воры-казаки, а между тем, в самые тяжелые минуты военного времени, когда страсти разнуздывались, когда не грабил и не воровал только тот, кто не мог, казаки мародеров имели только как исключение, и с ними расправлялись жестоко. В 1812 году в сентябре месяце, во время отступления Великой армии из-под Москвы, казаки, стоявшие в авангарде ближе всех, щипали обремененную богатою добычею наполеоновскую армию. Казалось, можно было бы вознаградить себя за понесенные убытки и потери и нагрузить своего коня, насколько можно. Но суровая дисциплина удержала от этого.
«Его высокопревосходительство (Платов), писал начальник его штаба, полковник Лазарев, кошевому (обозному) начальнику, подполковнику Кирсанову, заботясь ежечасно, чтобы от находившихся в кошах казаков не происходило ни самомалейшего своевольства насчет притеснения жителей, строго подтверждает объявить всем приказание его, чтобы при теперешнем преследовании отнюдь не было брато у обывателей без добровольного согласия их даже и фуража, не только чего другого, ибо всякое и малейшее самовольство наказано будет строжайшим образом. Подобно, как одного казака полка Грекова 21-го велено теперь за грабеж расстрелять…»
Наоборот, во всех кампаниях казак являлся честным, храбрым и сметливым воином. Правда, казак всегда сумеет найти безхозяйного «дикого» поросенка или цыпленка, сумеет покормить своего коника даровым овсом, но и это большею частью хитростью, обманом, просьбой, но не воровством… Отрицательные ли это качества на войне? – Полагаем, что нет. Недаром даже в минувшую кампанию чуть ли не все ротные командиры желали иметь при себе ординарцем или вестовым непременно казака. Понятно, за казаком и тепло, и сытно. Еще Платов в 1812 году жалуется на это расхватывание казаков на ординарцев и вестовых[7].
Воспитанный в военном духе, знающий все «обороты» казачьей службы еще с малолетства, казак не нуждался в продолжительном обучении; сомкнутый фронт для «спайки» для него не существовал. Чувство «локтя» и «стремени», как чувство взаимной поддержки, заменялось принадлежностью к одной станице, родством и свойством между собою, чувством, что они «казаки». Что такое, в сущности, казак теперь? Тот же солдат, драгун. А посмотрите, как он отзывается о солдате: «Он разве поймет, – грустно-сожалительно говорит казак про солдата, – куда им, серым!» Все это проистекает из сознания своего умственного превосходств, большей своей развитости.
В бумагах Платова находится много донесений с застав, писанных и подписанных урядниками. Донесения ясны, точны и достаточно грамотны; а тогда ведь не каждый офицер свою фамилию мог подписать.
Еще раз повторяем: разницы между казаком и офицером войска Донского почти не существовало, но это не мешало, однако, наружной дисциплине, послушанию и взаимной любви.
II
Отличным представителем боевого казачества описываемого времени является «вихрь атаман», граф Матвей Иванович Платов. От простого казака до атамана Всевеликого войска Донского, от чумазого казачонка, знавшего езду, да стрельбу из лука – обратиться в европейскую знаменитость – немало нужно ума, такта и образования.
А образования на Дону негде было взять. Школ, университетов, корпусов на Дону не знали. Четыре казака по представлению атамана посылались ежегодно в Московский университет, но на Платова эта привилегия не распространилась. Он явился тем самородком, какие давала Русь время от времени, его школой было поле, университетом – война; он – яркий представитель «начальства» казаков славной эпохи Наполеоновских войн.
Матвей Иванович Платов родился 6 августа 1751 года в Старо-Черкасской станице. Отец его был заслуженный войсковой старшина, пользовавшийся общей любовью окружных казаков, мать была хозяйка и домоводка, женщина простая и богобоязненная. Во всяком случае и отец, и мать были люди небогатые, жили в тесных комнатках своего дома, а отец в свободное от службы время не гнушался заниматься рыбной ловлей наравне с другими казаками.
Народное предание обставило момент рождения Платова фантастическими вымыслами. Отец его, будто бы вышел на минуту из дому, посмотреть на свое судно, летевшая над ним птица уронила к его ногам большой кусок хлеба, а когда он, подобрав его, двинулся дальше, большой сазан выпрыгнул к его ногам и дал себя поднять. Пораженный старик входит в дом и тут узнает, что жена подарила ему сына.
Не важно, конечно, само предание, но любопытен факт народного желания оттенить день рождения Платова, как день для Дона знаменательный.
Дома Платова наставили в вере православной, научили его быть честным и богобоязненным, вдохнули в него смелую, алчную до воинских подвигов душу, да научили с грехом пополам читать да писать. Отец и мать не настолько были богаты, чтобы думать об университете или русском пансионе, да и время тогда было не такое.
В юношеских играх и забавах, на охотах и ристалищах – Платов не имел себе равного по ловкости и проворству.
Портрет М. И. Платова. 1812–1813 гг. Худ. А.О.Орловский
На тринадцатом году жизни поступил он на службу урядником, а в 1770 году, т. е. девятнадцати лет, отправился в Крым к главнокомандующему Василию Михайловичу Долгорукову.
В пышный век Екатерины вельможи ласкали донцов, смотрели на них, как на полудикое племя, любили окружать себя конвоем донских казаков, шиковали этим, любили и быстрые умные ответы казаков, не знавших суровой дисциплины и вольно державшихся перед начальством. Долгоруков полюбил Платова за пылкий его нрав и оставил его при себе. Вскоре он пожаловал ему чин есаула и назначил начальником своей сборной конвойной команды. Здесь Платов окончательно вскружил голову вельможе и он исходатайствовал для него у Императрицы чин войскового старшины и дал ему полк.
Этого только и надо было для славы Платова. 3 апреля 1771 года двадцатитрехлетний полковой командир на Кубани разбил отряд крымских татар на реке Калалах. Битва эта доставила Платову известность. Императрица упомянула раза два его фамилию и Потемкин, которому вверено было войско, взял Платова на примету.
Перекоп, а потом Кинбурн были следующими делами, в которых Платов отличился. Пугачевский бунт тоже дал возможность Платову напомнить о себе, а во вторую турецкую войну Очаков, Каушаны, Аккерман, Измаил и многие другие победы далеко выдвинули его из среды своих современников. 13 сентября 1789 года Платов был произведен в бригадиры с наименованием походным атаманом. Но не так важны были для казачьего генерала награды и ордена, которыми его осыпали, как рассказы о нем Императрице. Екатерина II, любившая самородки и умевшая находить талантливых сподвижников, заинтересовалась молодым казаком и Платов был приглашен к ее двору.
Поездка в Петербург и Царское, знакомство с роскошью и пышностью петербургского Двора, блиставшего умом и талантами, открыли Платову новый мир, показали столичную жизнь. Не оробел Платов в чуждой ему обстановке, он завел связи, наблюдал и подмечал все кругом, чтобы не затеряться среди блеска петербургского Света.
Надо было иметь гибкость и изворотливость казачьего ума, надо было иметь Платовскую наблюдательность и переимчивость, чтобы в короткое время очаровать петербургское общество.
В персидскую экспедицию графа Зубова Платов пошел уже походным атаманом всех действовавших там казачьих полков и за кампанию эту получил орден святого Равноапостольного князя Владимира 2-й степени и саблю, украшенную алмазами с надписью «за храбрость».
Со смертью Императрицы Платов лишился самого верного своего покровителя. Успехи Платова, в короткое время возвысившие его над другими донскими генералами, любовь к нему казаков выставлены были в невыгодном свете перед молодым Императором. При Дворе нашлись такие доброхоты и недоброжелатели, которым не по сердцу пришлось быстрое возвышение Платова.