В священном сумраке дубравы. Стихотворения, переводы, проза
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
В священном сумраке дубравы. Стихотворения, переводы, проза
Константин Николаевич Батюшков
В священном сумраке дубравы. Стихотворения, переводы, проза
Послание к стихам моим
Sifflez-moi librement, je
vous le rends, mes frères.
Voltaire[1]Стихи мои! опять за вас я принимаюсь!С тех пор как с музами, к несчастью, обращаюсь,Покою ни на час… О, мой враждебный рок!Во сне и наяву Кастальский льется ток!Но с страстию писать не я один родился:Чуть стопы размерять кто только научился,За славою бежит – и бедный рифмотворВ награду обретет не славу, но позор.Куда ни погляжу, везде стихи марают,Под кровлей песенки и оды сочиняют.И бедный Стукодей, что прежде был капрал,Не знаю для чего, теперь поэтом стал:Нет хлеба ни куска, а роскошь выхваляетИ грациям стихи голодный сочиняет;Пьет воду, а вино в стихах льет через край;Филису нам твердит: «Филиса, ты мой рай!»Потом, возвысив тон, героев воспевает:В стихах его и сам Суворов умирает!Бедняга! удержись… брось, брось писать совсем!Не лучше ли тебе маршировать с ружьем!Плаксивин на слезах с ума у нас сошел:Всё пишет, что друзей на свете не нашел!Поверю: ведь с людьми нельзя ему ужиться,И так немудрено, что с ними он бранится.Безрифмин говорит о милых… о сердцах…Чувствительность души твердит в своих стихах;Но книг его – увы! – никто не покупает,Хотя и Глазунов в газетах выхваляет.Глупон за деньги рад нам всякого бранить,И даже он готов поэмой уморить.Иному в ум придет, что вкус восстановляет:Мы верим все ему – кругами утверждает!Другой уже спешит нам драму написать,За коей будем мы не плакать, а зевать.А третий, наконец… Но можно ли помыслить —Все глупости людей в подробности исчислить?..Напрасный будет труд, но в нем и пользы нет:Сатирою нельзя переменить нам свет.Зачем с Глупоном мне, зачем всегда браниться?Он также на меня готов вооружиться.Зачем Безрифмину бумагу не марать?Всяк пишет для себя: зачем же не писать?Дым славы, хоть пустой, любезен нам, приятен;Глас разума – увы! – к несчастию, невнятен.Поэты есть у нас, есть скучные врали;Они не вверх летят, не к небу, но к земли.Давно я сам в себе, давно уже признался,Что в мире, в тишине мой век бы провождался,Когда б проклятый Феб мне не вскружил весь ум;Я презрел бы тогда и славы тщетный шумИ жил бы так, как хан во славном Кашемире,Не мысля о стихах, о музах и о лире.Но нет… Стихи мои, без вас нельзя мне жить,И дня без рифм, без стоп не можно проводить!К несчастью моему, мне надобно признаться,Стихи, как женщины: нам с ними ли расстаться?..Когда не любят нас, хотим их презирать,Но всё не престаем прекрасных обожать!1804 или 1805
Элегия
(«Как счастье медленно приходит…»)
Как счастье медленно приходит,Как скоро прочь от нас летит!Блажен, за ним кто не бежит,Но сам в себе его находит!В печальной юности моейЯ был счастлив – одну минуту,Зато, увы! и горесть лютуТерпел от рока и людей!Обман надежды нам приятен,Приятен нам хоть и на час!Блажен, кому надежды гласВ самом несчастьи сердцу внятен!Но прочь уже теперь бежитМечта, что прежде сердцу льстила;Надежда сердцу изменила,И вздох за нею вслед летит!Хочу я часто заблуждаться,Забыть неверную… но нет!Несносной правды вижу свет,И должно мне с мечтой расстаться!На свете всё я потерял,Цвет юности моей увял:Любовь, что счастьем мне мечталась,Любовь одна во мне осталась!1804 или 1805
Перевод 1-й сатиры Боало
Бедняга и поэт, и нелюдим несчастный,Дамон, который нас стихами всё морил,Дамон, теперь презрев и славы шум напрасный,Заимодавцев всех своих предупредил.Боясь судей, тюрьмы, он в бегство обратился,Как новый Диоген, надел свой плащ дурной,Как рыцарь, посохом своим вооружилсяИ, связку навязав сатир, понес с собой.Но в тот день, из Москвы как в путь он собирался,Кипя досадою и с гневом на глазах,Бледнее, чем Глупон, который проигрался,Свой гнев истощевал почти что в сих словах:«Возможно ль здесь мне жить? Здесь честности не знают!Проклятая Москва! Проклятый скучный век!Пороки все тебя лютейши поглощают,Незнаем и забыт здесь честный человек.С тобою должно мне навеки распроститься,Бежать от должников, бежать из всех мне ногИ в тихом уголке надолго притаиться.Ах! если б поскорей найти сей уголок!..Забыл бы в нем людей, забыл бы их навеки.Пока дней парка нить еще моих прядет,Спокоен я бы был, не лил бы слезны реки.Пускай за счастием, пускай иной идет,Пускай найдет его Бурун с кривой душою,Он пусть живет в Москве, но здесь зачем мне жить?Я людям ввек не льстил, не хвастал и собою,Не лгал, не сплетничал, но чтил, что должно чтить.Святая истина в стихах моих блисталаИ музой мне была, но правда глаз нам жжет.Зато фортуна мне, к несчастью, не ласкала.Богаты подлецы, что заполняют свет,Вооружились все против меня и гналиЗа то, что правду я им вечно говорил.Глупцы не разумом, не честностью блистали,Но золотом одним. А я чтоб их хвалил!..Скорее я почту простого селянина,Который потом хлеб кропит насущный свой,Чем этого глупца, большого господина,С презреньем давит что людей на мостовой!Но кто тебе велит (все скажут мне) браниться?Немудрено, что ты в несчастии живешь;Тебе никак нельзя, поверь, с людьми ужиться:Ты беден, чином мал – зачем же не ползешь?Смотри, как Сплетнин здесь тотчас обогатился,Он князем уж давно… Таков железный век:Кто прежде был в пыли, тот в знати очутился!Фортуна ветрена, и этот человек,Который в золотой карете разъезжает,Без помощи ее на козлах бы сиделИ правил лошадьми, – теперь повелевает,Теперь он славен стал и сам в карету сел.А между тем Честон, который не умеетСтоять с почтением в лакейской у бояр,И беден, и презрен, ступить шага не смеет;В грязи замаран весь, он терпит холод, жар.Бедняга с честностью забыт людьми и светом:Итак, не лучше ли в стихах нам всех хвалить?Зато богатым быть, в покое жить нагретом,Чем добродетелью своей себя морить?То правда, государь нам часто помогаетИ музу спящую, лишь взглянет, – оживит,Он Феба из тюрьмы нередко извлекает.Чего не может царь!.. Захочет – и творит.Но Мецената нет, увы! – и Август дремлет.Притом захочет ли мне кто благотворить?Кто участь в жалобах несчастного приемлет,И можно ли толпу просителей пробить,Толпу несносную сынов несчастных Феба?За оду просит тот, сей песню сочинил,А этот – мадригал. Проклятая от неба,Прямая саранча! Терпеть нет боле сил!..И лучше во сто раз от них мне удалиться.К чему прибегнуть мне? Не знаю, что начать?Судьею разве быть, в приказные пуститься?Судьею?.. Боже мой! Нет, этому не быть!Скорее Стукодей бранить всех перестанет,Скорей любовников Лаиса отошлетИ мужа своего любить как мужа станет,Скорей Глицера свой, скорей язык уймет,Чем я пойду в судьи! Не вижу средства боле,Как прочь отсюдова сейчас же убежатьИ в мире тихо жить в моей несчастной доле,В Москву проклятую опять не заезжать.В ней честность с счастием всегда почти бранится,Порок здесь царствует, порок здесь властелин,Он в лентах, в орденах повсюду ясно зрится,Забыта честность, но фортуны милый сын,Хоть плут, глупец, злодей, в богатстве утопает,И даже он везде… Не смею говорить…Какого стоика сие не раздражает?Кто может, не браня, здесь целый век прожить?Без Феба всякий здесь хорошими стихамиОпишет город вам, и в гневе стихотворНа гору не пойдет Парнас с двумя холмами.Он правдой удивит без вымыслов убор.«Потише, – скажут мне, – зачем там горячиться?Зачем так свысока? Немного удержись!Ведь в гневе пользы нет: не лучше ли смириться?А если хочешь врать, на кафедру взберись,Там можно говорить и хорошо, и глупо,Никто не сердится, спокойно всякий спит.На правду у людей, поверь мне, ухо тупо».Пусть светски мудрецы, пусть так все рассуждают!Противен, знаю, им всегда был правды свет.Они любезностью пороки закрывают,Для них священного и в целом мире нет.Любезно дружество, любезна добродетель,Невинность чистая, любовь, краса сердец,И совесть самая, всех наших дел свидетель,Для них – мечта одна! Постой, о лжемудрец!Куда влечешь меня? Я жить хочу с мечтою.Постой! Болезнь к тебе, я вижу, смерть ведет,Уж крылия ее простерты над тобою.Мечта ли то теперь? Увы, к несчастью, нет!Кого переменю моими я словами?Я верю, что есть ад, святые, дьявол, рай,Что сам Илья гремит над нашими главами.А здесь в Москве… Итак, прощай, Москва, прощай!..»1804 или 1805
К Филисе
(Подражание Грессету)
Qu’heureus est le mortel qui, du monde ignoré,
Vit content de lui-même en un coin retiré,
Que l’amour de ce rien qu’on nomme renommée
N’a jamais enivré d’une vaine fumée…[2]
Что скажу тебе, прекрасная,Что скажу в моем послании?Ты велишь писать, Филиса, мне,Как живу я в тихой хижине,Как я строю замки в воздухе,Как ловлю руками счастие.Ты велишь – и повинуюся.Ветер воет всюду в комнатеИ свистит в моих окончинах,Стулья, книги – всё разбросано:Тут Вольтер лежит на Библии,Календарь на философии.У дверей моих мяучит кот,А у ног собака вернаяНа него глядит с досадою.Посторонний, кто взойдет ко мне,Верно скажет: «Фебом проклятый,Здесь живет поэт в унынии».Правда, что воображениеУбирает всё рукой своей,Сыплет розаны на тернии,И поэт с душой спокойноюВеселее Креза с золотом.Независимость любезнуюПотерять на цепь золочену!..Я счастлив в моей беспечности,Презираю гордость глупую,Не хочу кумиру кланятьсяС кучей глупых обожателей.Пусть змиею изгибаютсяТвари подлые, презренные,Пусть слова его оракуломЧтут невежды и со трепетомМановенья ждут руки его!Как пылинка вихрем поднята,Как пылинка вихрем брошена,Так и счастье наше чудноеТо поднимет, то опустит вдруг.Часто бегал за фортуноюИ держал ее в руках моих:Чародейка ускользнула тутИ оставила колючий терн.Славу, почести мы призракомНазываем, если нет у нас;Но найдем – прощай, мечтание!Чашу с ними пьем забвения(Суета всегда прелестна нам),И мудрец забудет мудрость всю.Что же делать нам?.. Бранить людей?..Нет, найти святое дружество,Жить покойно в мирной хижине;Нелюдим пусть ненавидит нас:Он несчастлив – не завидую.Страх и ужас на лице его,Ходит он с главой потупленной,И спокойствие бежит его!Нежно дружество с улыбкоюНе согреет сердца хладного,И слеза его должна упасть,Не отертая любовию!Посмотри, Дамон как мудрствует:Он находит зло единое.«Добродетель, – говорит Дамон, —Добродетель – суета одна,Добродетель – призрак слабых душ.Предрассудок в мире царствует,Людям всем он ослепил глаза».Он недолго будет думать так,Хладна смерть к нему приближится:Он увидит заблуждение,Он увидит. Совесть страшнаяПрилетит к нему тут с зеркалом;Волоса ее растрепаны,На глазах ее отчаянье,А в устах – упреки, жалобы.Полно! Бросим лучше дале взгляд.Посмотри, как здесь беспечнаяВ скуке дни влечет Аталия.День настанет – нарумянится,Раза три зевнет – оденется.«Ах!.. зачем так время медленно!» —Скажет тут в душе беспечная,Скажет с вздохом и заснет еще!Бурун ищет удовольствия,Ездит, скачет… увы! – нет его!Оно там, где Лиза нежнаяСкромно, мило улыбается?..Он приходит к ней – но нет его!..Скучной Лиза ему кажется.Так в театре, где комедияНас смешит и научает вдруг?Но и там, к несчастью, нет его!Так на бале?.. Не найдешь его:Оно в сердце должно жить у нас…Сколько в час один бумаги яИсписал к тебе, любезная!Всё затем, чтоб доказать тебе,Что спокойствие есть счастие,Совесть чистая – сокровище,Вольность, вольность – дар святых небес.Но уж солнце закатилося,Мрак и тени сходят на землю,Красный месяц с свода ясногоТихо льет свой луч серебряный,Тихо льет, но черно облакоПомрачает светлый луч луны,Как печальны вспоминанияПомрачают нас в веселый час.В тишине я ночи лунныяКак люблю с тобой беседовать!Как приятно мне в молчанииВспоминать мечты прошедшие!Мы надеждою живем, мой друг,И мечтой одной питаемся.Вы, богини моей юности,Будьте, будьте навсегда со мной!Так, Филиса моя милая,Так теперь, мой друг, я думаю.Я счастлив – моим спокойствием,Я счастлив – твоею дружбою…1804 или 1805
Бог
На вечном троне ты средь облаков сидишьИ сильною рукой гром мещешь и разишь.Но бури страшные и громы ты смиряешьИ благость на земли реками изливаешь.Начало и конец, средина всех вещей!Во тьме ты ясно зришь и в глубине морей.Хочу постичь тебя, хочу – не постигаю.Хочу не знать тебя, хочу – и обретаю.Везде могущество твое напечатленно.Из сильных рук твоих родилось всё нетленно.Но всё здесь на земли приемлет вид другой:И мавзолеи, где гордилися собой,И горы вечные, где пламенем курились,Там страшные моря волнами вдруг разлились;Но прежде море где шумело в берегах,Сияют класы там златые на поляхИ дым из хижины пастушечьей курится.Велишь – и на земли должно всё измениться,Велишь – как в ветер прах, исчезнет смертных род!Всесильного чертог, небесный чистый свод,Где солнце, образ твой, в лазури нам сияетИ где луна в ночи свет тихий проливает,Туда мой скромный взор с надеждою летит!Безбожный лжемудрец в смущеньи на вас зрит.Он в мрачной хижине тебя лишь отвергает:В долине, где журчит источник и сверкает,В ночи, когда луна нам тихо льет свой луч,И звезды ясные сияют из-за туч,И филомелы песнь по воздуху несется, —Тогда и лжемудрец в ошибке признается.Иль на горе когда ветр северный шумит,Скрипит столетний дуб, ужасно гром гремит,Паляща молния по облаку сверкает,Тут в страхе он к тебе, всевышний, прибегает,Клянет тебя, клянет и разум тщетный свой,И в страхе скажет он: «Смиряюсь пред тобой!Тебя – тварь бренная – еще не понимаю,Но что ты милостив, велик, теперь то знаю!»1804 или 1805
Послание к Н. И. Гнедичу
Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях И что в стихахУкрадкой от друзей на лире воспеваешь? С Фингаловым певцом мечтаешь Иль резвою рукой Венок красавице сплетаешь? Поешь мечты, любовь, покой, Улыбку томныя КориныИль страстный поцелуй шалуньи Зефирины?Все, словом, прелести Цитерских уз —Они так дороги воспитаннику муз —Поешь теперь, а твой на Севере приятель,Веселий и любви своей летописатель,Беспечность полюбя, забыл и Геликон.Терпенье и труды ведь любит Аполлон — А друг твой славой не прельщался, За бабочкой, смеясь, гонялся,Красавицам стихи любовные шепталИ, глядя на людей – на пестрых кукл – мечтал:«Без скуки, без забот не лучше ль жить с друзьями, Смеяться с ними и шутить, Чем исполинскими шагамиЗа славой побежать и в яму поскользить?» Охоты, право, не имею, Чрез то я сделаться смешным И умным, и глупцам, и злым,Иль, громку лиру взяв, пойти вослед Алкею,Надувшись пузырем, родить один лишь дым,Как Рифмин, закричать: «Ликуй, земля, со мною!Воспряньте, камни, лес! Зрю муз перед собою!Восторг! Лечу на Пинд!.. Простите, что упал: Ведь я Пиндару подражал!»Что в громких песнях мне? Доволен я мечтами,В покойном уголке тихонько притаясь, Но с светом вовсе не простясь:Играя мыслями, я властвую духами. Мы, право, не живем На месте всё одном, Но мыслями летаем; То в Африку плывем,То на развалинах Пальмиры побываем,То трубку выкурим с султаном иль пашой,Или, пленяся вдруг султановой женой, Фатимой томной, молодой, Тотчас дарим его рогами;Смеемся муфтию, деремся с визирями,И после, убежав (кто в мыслях не колдун?),Увидим стройных нимф, услышим звуки струн,И где ж очутимся? На бале и в Париже!И так мечтанием бываем к счастью ближе, А счастие лишь там живет, Где нас, безумных, нет.Мы сказки любим все, мы – дети, но большие.Что в истине пустой? Она лишь ум сушит,Мечта всё в мире золотит, И от печали злыя Мечта нам щит.Ах, должно ль запретить и сердцу забываться,Поэтов променя на скучных мудрецов!Поэты не дают с фантазией расстаться,Мы с ними посреди Армидиных садов, В прохладе рощ тенистых,Внимаем пению Орфеев голосистых.При шуме ветерков на розах нежных спим И возле нимф вздыхаем,С богами даже говорим,А с мудрецами лишь болтаем,Браним несчастный мир да, рассердясь… зеваем....................Так, сердце может лишь мечтою услаждаться!Оно всё хочет оживить:В лесу на утлом пне друидов находить,Укрывшихся под ель, рукой времян согбенну;Услышать барда песнь священну,С Мальвиною вздохнуть на берегу морском О ратнике младом.Всё сердцу в мире сем вещает.И гроб безмолвен не бывает,И камень иногда пустынный говорит: «Герой здесь спит!»Так, сердцем рождена, поэзия любезна,Как нектар сладостный, приятна и полезна. Язык ее – язык богов;Им дивный говорил Омир, отец стихов.Язык сей у творца берет Протея виды.Иной поет любовь: любимец Афродиты,С свирелью тихою, с увенчанной главой,Вкушает лишь покой,Лишь радости одни встречаетИ розами стезю сей жизни устилает. Другой,Как славный Тасс, волшебною рукой Являет дивный храм природыИ всех чудес ее тьмочисленные роды: Я зрю то мрачный ад,То счастия чертог, Армидин дивный сад;Когда же он дела героев прославляет И битвы воспевает,Я слышу треск и гром, я слышу стон и крик… Таков поэзии язык!Не много ли с тобой уж я заговорился?Я чересчур болтлив: я с Фебом подружился,А с ним ли бедному поэту сдобровать?Но, чтоб к концу привесть начатое маранье, Хочу тебе сказать,Что пременить себя твой друг имел старанье,Увы, и не успел! Прими мое признанье!Никак я не могу одним доволен быть,И лучше розы мне на терны пременить,Чем розами всегда одними восхищаться. Итак, не должно удивляться, Что ветреный твой друг — Поэт, любовник вдругИ через день потом философ с грозным тоном, А больше дружен с Аполлоном, Хоть и нейдет за славы громом, Но пишет всё стихи, Которы за грехи,Краснеяся, друзьям вполголоса читаетИ первый сам от них зевает.1805
Совет друзьям
Faut-il être tant volage,
Ai-je dit au doux plaisir…[3]
Подайте мне свирель простую,Друзья! и сядьте вкруг меняПод эту вяза тень густую,Где свежесть дышит среди дня;Приближьтесь, сядьте и внемлитеСовету музы вы моей:Когда счастливо жить хотитеСреди весенних кратких дней,Друзья! оставьте призрак славы,Любите в юности забавыИ сейте розы на пути.О юность красная! цвети!И, током чистым окропленна,Цвети хотя немного дней,Как роза, миртом осененна,Среди смеющихся полей;Но дай нам жизнью насладиться,Цветы на тернах находить!Жизнь – миг! недолго веселиться,Недолго нам и в счастьи жить!Недолго – но печаль забудем,Мечтать во сладкой неге будем:Мечта – прямая счастья мать!Ах! должно ли всегда вздыхатьИ в майский день не улыбаться?Нет, станем лучше наслаждаться,Плясать под тению густойС прекрасной нимфой молодой,Потом, обняв ее рукою,Дыша любовию одною,Тихонько будем воздыхатьИ сердце к сердцу прижимать.Какое счастье! Вакх веселыйГустое здесь вино нам льет,А тут в одежде тонкой, белойЭрата нежная поет:Часы крылаты! не летите,Ах! счастье мигом хоть продлите!Но нет! бегут счастливы дни,Бегут, летят стрелой они;Ни лень, ни сердца наслажденьяНе могут их сдержать стремленья,И время сильною рукойГубит и радость, и покой!Луга веселые, зелены!Ручьи прозрачны, милый сад!Ветвисты ивы, дубы, клены,Под тенью вашею прохладУжель вкушать не буду боле?Ужели скоро в тихом полеПод серым камнем стану спать?И лира, и свирель простаяНа гробе будут там лежать!Покроет их трава густая,Покроет, и ничьей слезойПрах хладный мой не окропится!Ах! должно ль мне о том крушиться?Умру, друзья! – и всё со мной!Но парки темною рукоюПрядут, прядут дней тонку нить…Коринна и друзья со мною, —О чем же мне теперь грустить?Когда жизнь наша скоротечна,Когда и радость здесь не вечна,То лучше в жизни петь, плясать,Искать веселья и забавыИ мудрость с шутками мешать,Чем, бегая за дымом славы,От скуки и забот зевать.1806
К Гнедичу
Только дружба обещаетМне бессмертия венок;Он приметно увядает,Как от зноя василек.Мне оставить ли для славыСкромную стезю забавы?Путь к забавам проложен,К славе тесен и мудрен!Мне ль за призраком гоняться,Лавры с скукой собирать?Я умею наслаждаться,Как ребенок всем играть,И счастлив!.. Досель цветамиПуть ко счастью устилал,Пел, мечтал, подчас стихамиГоресть сердца услаждал.Пел от лени и досуга;Муза мне была подруга;Не был ей порабощен.А теперь – весна, как сонЛегкокрылый, исчезаетИ с собою увлекаетПрелесть песней и мечты!Нежны мирты и цветы,Чем прелестницы венчалиЮного певца, – завяли!Ах! ужели наградитСлава счастия утратуИ ко дней моих закатуКак нарочно прилетит?1806
<Н. И. Гнедичу> («По чести, мудрено в санях или верхом…»)
По чести, мудрено в санях или верхом, Когда кричат: «марш, марш, слушай!» кругом, Писать тебе, мой друг, посланья…Нет! Музы, убоясь со мной свиданья,Честненько в Петербург иль бог знает куда Изволили сокрыться. А мне без них беда!Кто волком быть привык, тому не разучитьсяПо-волчьи и ходить, и лаять завсегда. Частенько, погрузясь в священну думу, Не слыша барабанов шумуИ крику резкого осанистых стрелков,Я крылья придаю моей ужасной кляче И прямо – на Парнас! – или иначе, Не говоря красивых слов,Очутится пред мной печальная картина:Где ветр со всех сторон в разбиты окна дуетИ где любовницу, нахмурясь, кот целует, Там финна бедного сума С усталых плеч валится, Несчастный к уголку садитсяИ, слезы утерев раздранным рукавом,Догладывает хлеб мякинный и голодный…Несчастный сын страны холодной!Он с голодом, войной и русскими знаком!1807
Выздоровление
Как ландыш под серпом убийственным жнеца Склоняет голову и вянет,Так я в болезни ждал безвременно конца И думал: парки час настанет.Уж очи покрывал Эреба мрак густой, Уж сердце медленнее билось:Я вянул, исчезал, и жизни молодой, Казалось, солнце закатилось.Но ты приближилась, о жизнь души моей, И алых уст твоих дыханье,И слезы пламенем сверкающих очей, И поцелуев сочетанье,И вздохи страстные, и сила милых слов Меня из области печали —От Орковых полей, от Леты берегов — Для сладострастия призвали.Ты снова жизнь даешь; она твой дар благой, Тобой дышать до гроба стану.Мне сладок будет час и муки роковой: Я от любви теперь увяну.1807
Пастух и соловей (басня)
Владиславу Александровичу Озерову
Любимец строгой Мельпомены,Прости усердный стих безвестному певцу! Не лавры к твоему венцу, Рукою дерзкою сплетенны,Я в дар тебе принес. К чему мой фимиамТворцу «Димитрия», кому бессмертны музы, Сложив признательности узы, Открыли славы храм?А храм сей затворен для всех зоилов строгих,Богатых завистью, талантами убогих.Ах, если и теперь они своей рукойПосмеют к твоему творенью прикасаться,А ты, наш Эврипид, чтоб позабыть их рой, Захочешь с музами расстаться И боле не писать,Тогда прошу тебя рассказ мой прочитать.Пастух, задумавшись в ночи безмолвной мая,С высокого холма вокруг себя смотрел,Как месяц в тишине великолепно шел,Лучом серебряным долины освещая,Как в рощах липовых чуть легким ветерком Листы колеблемы шепталиИ светлые ручьи, почив с природой сном,Едва меж берегов струей своей мелькали. Из рощи соловейДолины оглашал гармонией своей,И эхо песнь его холмам передавало.Всё душу пастуха задумчиво пленяло,Как вдруг певец любви на ветвях замолчал.Напрасно наш пастух просил о песнях новых.Печальный соловей, вздохнув, ему сказал: «Недолго в рощах сих дубовых Я радость воспевал! Пройдет и петь охота, Когда с соседнего болотаЛягушки кваканьем как бы назло глушат;Пусть эта тварь поет, а соловьи молчат!»«Пой, нежный соловей, – пастух сказал Орфею, —Для них ушей я не имею.Ты им молчаньем петь охоту придаешь:Кто будет слушать их, когда ты запоешь?»1807
<Н. И. Гнедичу>
(«Прерву теперь молчанья узы…»)
Прерву теперь молчанья узыДля друга сердца моего.Давно ты от ленивой музы,Давно не слышал ничего.И можно ль петь моей цевницеВ пустыне дикой и пустой,Куда никак нельзя царицеПоэзии прийти младой?И мне ли петь под гнетом рока,Когда меня судьба жестокаЛишила друга и родни?..Пусть хладные сердца одниСредь моря бедствий засыпаютИ взор спокойно обращаютНа гробы ближних и друзей,На смерть, на клевету жестоку,Ползущу низкою змией,Чтоб рану нанести жестокуИ непорочности самой.Но мне ль с чувствительной душойБыть в мире зол спокойной жертвойИ клеветы, и разных бед?..Увы! я знаю, что сей светМогилой создан нам отверстой,Куда падет, сражен косой,И царь с венчанною главой,И пастырь, и монах, и воин!Ужели я один достоинИ вечно жить, и быть блажен?Увы! здесь всяк отягощенЯрмом печали и цепями,Которых нам по смерть руками,Столь слабыми, нельзя сложить.Но можно ль их, мой друг, влачитьБез слез, не сокрушась душевно?Скорее морем льзя безбедноНа валкой ладие проплыть,Когда Борей расширит крылы,Без ветрил, снастей и кормила,И к небу взор не обратить…Я плачу, друг мой, здесь с тобою,А время молнией летит.Уж месяц светлый надо мноюСпокойно в озеро глядит,Всё спит под кровом майской нощи,Едва ли водопад шумит,Безмолвен дол, вздремали рощи,В которых луч луны скользитСквозь ветки, на землю склоненны.И я, Морфеем удрученный,Прерву цевницы скорбный гласИ, может, в полуночный часТебя в мечте, мой друг, познаюИ раз еще облобызаю…1808
Авторизация