Людмила Евсюкова
Удар из-за угла
Глава 1. Арест Корнея.
– Вы арестованы!– Услышал Корней, когда открыл парадную дверь. В его ушах еще звучал скрип двери и её хлопок, а на руках уже блестели новенькие наручники.
– Не понял,– пожал он плечами. – За что? В чем моя вина?
Оперуполномоченный, что виртуозно нацепил наручники, пронзил ядовитым взглядом. Но промолчал, хотя на лице ходили нервно желваки.
– Во дает! – Усмехнулся второй опер, длинный, как жердь. – Вам это лучше нас известно.
– Простите, мне ничего неизвестно. Я только что вернулся с вахты.
– С вахты говорите? Я -то думал, сбежать под шумок хотели. Вон и чемодан при вас.
– Заканчивайте болтать. В участке разберемся, кто виноват, кто вообще мимо проходил,– пробурчал первый. – Натворят делов, а ты тут разбирайся. Ничем не брезгуют, детей родных и то за мишени держат.
– Что-то я никак не врубаюсь. Что за бред? Каких детей? Кто держит?
– Прекратите разговоры, сказал. В отделении будете состязаться с другими в словоблудии. А пока соблюдайте тишину, без вас голова раскалывается, – пробрюзжал первый опер-полицейский, наклоняя голову Корнея, когда вталкивал в автомобиль.
Длинный уселся за руль. Второй умостился рядом с арестованным.
Корней не знал, что и думать. Летел домой, как на крыльях. Мечтал о встрече с любимой женой Лилией, которую всегда мысленно сравнивал с самыми великолепными цветами. Думал, дождусь друга с севера, и махнем с ним и сыном Петрухой на рыбалку дня так на два. А то и три. С ночевкой, палаткой, ухой и встречей рассветов по утрам. Слава Богу, сыну стукнуло шестнадцать месяц назад. И на тебе, все оборвалось в один миг.
Когда подходил к собственной квартире, почему -то ходуном ходило в груди сердце и предательски дрожали ноги. Никогда такого с ним не было. Но все когда-то бывает впервые. Не придал этому особенного внимания, предположил, что сильно соскучился.
Дверь в квартиру была открыта.В коридоре валялось много обуви, в комнате сына беспорядок, просто какой-то переполох. Что могло произойти здесь, пока его не было дома?
С такими мыслями он заглянул в спальню. И машинально захлопнул дверь. Сердце его, видно, готовилось в этот миг выпрыгнуть из груди. Лилия была не одна. В постели лежал мужик. Корней узнал его сразу. Тот, кого он надеялся дождаться послезавтра и собирался взять на рыбалку, уже облюбовал место в его супружеской постели. А жена в прозрачном пеньюаре и с разбросанными по плечам рыжими локонами, стояла у окна и потягивалась.
У Корнея застучало в голове, будто дятел старался достучаться до мозга, чтобы сообщить, что он самый настоящий доверчивый лох. А он и сам в этот миг почувствовал то же самое. Все, конец. Если не нужен, ноги его больше здесь не будет! Надо только найти сына. Не должен он видеть всю эту пошлость. Корней схватил чемодан, который оставил у входа, и стремглав бросился вниз по лестнице. Ему казалось, даже лестница и перила смеются над ним. И тут…
Машина засвистела тормозами. То же мне, автомобилисты, строят из себя асов, а машину отремонтировать не могут,– подумал Корней.
– Приехали. Выходи. Кому я сказал?
Корней протиснулся в дверь. Это оказалось нелегким трудом. Все-таки он не выглядел худеньким, под сотню килограммов весу. Да и ростом не был обделен. Метр восемьдесят с кепкой, как говорил всегда в шутку. Он поправил свою давно не мытую русую шевелюру, зыркнул серыми глазами на длинного водителя. И проследовал к отделение полиции.
После всяких оформлений и подписания непонятной кучи бумаг Корнея доставили в кабинет виртуоза по надеванию наручников.
– Давайте знакомиться, -произнес тот, когда Корней подошел к столу, при этом не переставал рыться в бумагах на столе,. – Оперуполномоченный Тишвин Николай Иванович. А вы кто?
Повернул лицо к охраннику:
– Вы свободны. Подождите за дверью.
Охранник покинул кабинет.
– Там все написано,– буркнул в ответ Корней, глядя на портрет Дзержинского над головой опера.
– Меня мало волнует, что там написано. Вам задали вопрос, будьте добры отвечать.
– Тибетский Корней Тихонович,– представился Корней.
Начался допрос.
– Чего стоите? В ногах правды нет. Присаживайтесь, – усмехнулся опер.– Вы подозреваетесь в похищении собственного сына или его убийстве.
– Что за бред? Мой сын пропал? Когда? Я работал на севере. Только сегодня вернулся. Жена с ребенком были дома. Как он мог пропасть? Не маленький уже.
– Значит, не пропал, а вы его убили. Куда дели тело?
Сначала следователь разговаривал спокойно, слащаво, хитро поглядывая на Корнея, наблюдая за его реакцией. Тот отрицал свою вину. Опер все больше распалялся. Раскраснелся. Стал кричать, топать ногами, склонять к чистосердечному признанию.
Несколько раз даже дал оплеуху:
– Вы что, совсем дебил? Вам про выгоду чистосердечного признания, а вы сами не знаете, про что говорите! При чем здесь вахтовая работа, если на кону жизнь ребенка?!
– Вот и я о том же! Почему я должен признаваться в том, чего не делал? Меня в городе не было три месяца. Только утром вернулся. А заявление о пропаже Петра, сами показывали, написано за день до моего приезда. Как такое возможно?
– Знаешь что, друг, в этом кабинете я решаю, что возможно, а что нет. Вы, козлы преступные, способны на все. Только бы по-вашему вышло! И не хера мне тут лапшу на уши вешать! Не первый день слышу трехэтажную ложь, вроде твоей.
А мы что, на ты уже перешли?
– На что понадобится, на то и перейдем. Твое дело слушать, отвечать и мотать на ус, если сам не признаешься в совершении преступления, мы докажем вину. Тогда ни о каком снисхождении не будет и речи. Уяснил?
Корней молчал, зыркая зло на опера и двигая желваками на лице.
Что ты будешь делать с этими козлами? Ты им про Фому, они про Ерему. Ни билет на самолет, ни выписка о выдаче зарплаты за период работы до вылета с Севера не считались, по их мнению, его алиби. Ни о какой справедливости речи и быть не могло.
После допроса отвели в маленькую каморку, где стояло две кровати, но был там только Корней. “Странно, – думал он,– говорили, в КПЗ находится много человек. Даже в этом он чувствовал какой-то подвох
Так продолжалось несколько дней подряд. Его вызывали снова и снова. Говорили, что заглючил компьютер, и снова следует ответить на вопросы. Повторялось одно и то же. Прямо какая-то игра в испорченный телефон получалась.
На один из допросов зашел полицейский офицер:
– Да дай ты ему по роже! Сразу заговорит, как надо. И подпишет все, как миленький.
– Пробовал. Не помогает.
– С завтрашнего дня его отдают мне. У меня все получится. Со мной особо не поспоришь..
И правда, на следующий день Корнея повели в другой кабинет.
И снова несколько дней игры в испорченный телефон. Те же самые вопросы, только теперь еще и с искажением в записях протокола допроса. Корней говорил одно, записывали другое. Потом ему приходилось немало попотеть, когда подсовывали протокол. Он внимательно все читал, а потом внизу дописывал то, с чем не согласен.
– Сколько веревочке ни виться, все равно когда-то покажется ее конец. Думаете, вы такой умный. Весь из себя. Ан нет. Есть и поумней. Так или иначе скоро допытаемся до истины. Поэтому вам лучше на начальном этапе признать свою вину. На суде это зачтется.
– Мне не в чем признаваться. Лучше бы сына искали, а не мне мозги пудрили. Надоели уже. В миллионный раз говорю, никого я не похищал и не убивал. Поэтому и признаваться не собираюсь. Больше того: узнаю, кто это сделал, пусть пеняет сам на себя. – Ну и зря. Мы вам хотим помочь, а вы становитесь на дыбы. Ну, и флаг вам в руки. Получите максимальный срок. Потом одумаетесь, да будет поздно. И насчет угроз вы зря тут распинаетесь. Никто вас и слушать не станет.
– Уведите,– крикнул он охраннику.
Господи! Когда же этот ад кончится? Они что, все с ума посходили? Потеряли нюх? Не в состоянии отличить преступника от простого человека? Или это я выжил из ума?
Как могла Лилька написать обо мне такую чушь? Я ведь боготворил их с сыном. Вот уж никогда не думал, что придется попасть в такой переплет.
На следующий день в камеру за ним не пришли. Он до самого вечера ходил из угла в угол, анализировал создавшуюся ситуацию. Что могло произойти в их семье, когда он отсутствовал? Может Петруха поругался с матерью и сбежал из дому? Наверное, она обидела его? У нее за этим не станет. Особой тактичностью никогда не отличалась.
Где теперь он? Его правда похитили или убили? Как такое могло случиться? Петя от природы спокойный, рассудительный. Если и посещал секцию самбо, только для обороны.
У него не было врагов, зато друзей много. И как теперь найти его или хотя бы помочь?
К ночи он так вымотался, что, когда лег на нары, ноги от облегчения загудели, голова отключилась. Он перестал видеть и слышать. На мгновение даже задремал.
Но тут же снова открыл глаза. И до утра не смог заснуть.
После завтрака за ним пришли. Повели в другой кабинет. Каждый шаг отдавался в полупустом здании, как удар по наковальне. Звенело в ушах. На двери успел заметить: Следователь… И что-то еще… Не успел прочитать.
Заныло в груди: Господи, снова будут доканывать дурацкими вопросами.
Охранник вышел. Он остался в кабинете. Стояла гробовая тишина. Только над головой хозяина кабинета жужжала муха.
Подумал: говнистый, видно. Стало как-то веселее на душе. А зря.
– Ну-с, приступим-с,– заговорил следователь почему-то на старорусский лад.– Меня зовут Ефим Семенович. Буду вести дело об исчезновении вашего сына Петра. В его похищении или убийстве обвиняет вас жена. Вот ее заявление.
– Да показывали уже. Мой… сын.. пропал?! – у Корнея глаза полезли на лоб, выступил пот и почему-то отвисла челюсть. – Зачем мне его похищать или убивать, если мы живем в одной квартире? И вообще я недавно возвратился с вахты. В чемодане билеты. – Он сказал следователю.– Сами видели чемодан со мной.
Тот швырнул брезгливо проездные документы на стол.
– Вы, молодой человек не перекладывайте свои “зачем” и “почему” с больной головы на здоровую. Мое дело- вести допрос по форме. Так вот и отвечайте на вопросы, которые в этом кабинете надлежит задавать мне. Когда станете служить в полиции, тогда вам и карты в руки. А сейчас только слушайте и правдиво давайте ответы. Ну и потом, соответственно, подпишете протокол допроса. И все. Остальное меня мало колышет. Ясно?
Следователь приступил к выполнению своего долга, Корней помогал ему в этом. Он злился на всю эту галиматью с писаниной, вопросами-ответами и прочей ерундой. Какого лешего они занимаются бюрократической волокитой, когда надо бежать, волосы рвать на себе, рыскать по друзьям и врагам, искать свидетелей. А они тут писюльками занимаются: кто такой, где учился, работал, крестился, какие отношения. А какие они могут быть? Конечно, родственные. Сын для него был всем на этом свете. До сего момента вместе с женой. Теперь один – единственный.
– Где вы были 21 мая в 19 часов времени?
– Я уже говорил, на вахте за три тысячи километров отсюда. Вылетел оттуда самолетом в 24 часа ночи. И только утром добрался сюда.
– И что же вы выбежали из подъезда, как ужаленный, если приехали домой?
– Так захотелось. – Огрызнулся Корней.
Не хотелось посвящать посторонних в семейные проблемы.
– Отвечайте по сути вопроса.
-Жена была не одна.
– Сюрпрайз, в общем. Понятно. – Ехидно поддел его следователь.
– Что вам может быть понятно, если сам не могу найти причину такого ее поведения?!– вспылил Корней. У него подергивались глаз и рот.
– Мечтал о встрече с ней и с сыном. Месяцы, дни, часы, минуты считал. А, оказывается, меня тут никто не ждал. Да еще и обвинили черт знает в чем.
–Мне ваша боль понятна. Тоже мужик. Знаком с женскими “подарочками”. Но разговор не об этом. Хотите, дам совет? Подумайте в камере, что для вас важнее: измена жены или сын? Если его пропажа ваших рук дело, признайтесь. Это смягчит ваше положение. Если нет, приводите доводы, предъявляйте доказательства невиновности.
– Я же вам сказал. Жены теперь для меня не существует. Волнует только сын. Его искать надо, а вы вместо этого тратите время на пустую болтовню и палец о палец не бьете, чтобы хоть на миллиметр сдвинуться с места в его поисках. Не я ведь должен что-то доказывать или искать, а вы.
– Больно, разговорчивый, посмотрю! Свои обязанности знаю без сопливых.– Он гневно стукнул по столу. И нажал тревожную кнопку.
Вошел конвоир.
– Уведите!– громко сказал ему следователь.
Корней у двери оглянулся. Следователь захлопнул папку с бумагами и, подойдя к окну, уставился в него, словно именно в нем высматривал появление правильных ответов на свои несметные полчища вопросов. А у Корнея в голове вертелось, как на застрявшей пластинке: Что же делать? Где искать Петра? Что вообще здесь произошло? Мозг Корнея накалился от дум и предположений.
Он родился и вырос в интеллигентной и благополучной семье. Отец служил кадровым военным, мать преподавала в школе. В семье были установлены добросердечные и уважительные отношения ко всем членам семьи. Ни у кого не появлялось желания идти наперекор этим правилам. Такую модель жизни Корней
считал идеальной и в дальнейшем придерживался ее принципов.
Из-за частых переездов он был вечным “ новеньким”. Только найдет общий язык с одноклассниками, отца переводят на службу в другую часть и местность. Хотя с восьмого по одиннадцатый класс повезло все-таки проучиться в одной школе, где с самого первого дня подружился с Тимофеем. Впоследствии он называл его Тимохой.
Они пронесли эту дружбу сквозь года и множество неурядиц. Вместе воевали в Чечне, где к их дуэту как-то незаметно присоединились ровесники Денис и Игнат. Они находили общие темы, не раз спасали друг друга на поле боя. Двое первых так и остались жить в родном городе. Денис женился, отправился на заработки на север. Там и обосновался. Игнат уехал в Москву учиться и незаметно исчез из поля зрения.
Глава 2. Корней в КПЗ. Договор с Романом о побеге.
После допроса Корнея отвели в какую-то другую камеру- большую комнату с плотной металлической дверью, закрыли на несколько прочных замков. Там стояли несколько заполненных людьми двухэтажных нар, большой деревянный стол для приема пищи и туалет в углу.
Солдат подтолкнул Корнея в спину. У того заходили желваки от злости. Сдержался. На звук открывающейся двери более десяти пар глаз с любопытством оглядели новенького. Корней бегло поздоровался, осмотрелся, забрался на свободные верхние нары, и отвернулся к стене.
Голова разрывалась от дум и предположений. Что могло произойти? Как узнать, жив ли сын и где его искать, если это так? А вдруг похитили? Кому он помешал, перешел дорогу? Да нет, если бы похитили, требовали бы выкуп. Пока об этом молчат.
Был бы на свободе, поспрашивал бы знакомых, друзей, соседей или просто прохожих. В камере он чисто патетически связан по рукам и ногам. Лежит, как бревно, и только голову мучает, мозг все больше накаляет. Корней переворачивался с боку на бок, вздыхал и, наконец, сел, спустив вниз ноги и почесывая живот.
– Чего ты там маешься, дружище? Прямо жук навозный. И только. – Подал голос пожилой мужик с нижних нар.– Пришел сам не свой, теперь места себе не находишь. Спускайся вниз, познакомимся, поделишься бедой. Один ум хорошо, два лучше. Все равно тут делать нечего А так хоть время скоротаем.
Корней спустился. Они сели за стол друг против друга.
– Меня, кстати, Романом зовут. А тебя как кличут? Видать, в оборот следователь берет?
– Да надоел уже. Признайся да признайся. В чем я должен признаваться, если не был в городе три месяца и вернулся домой в день задержания? И вообще, я же не кретин похищать или убивать своего сына?! Ладно, жена оказалась паскудой и написала фиктивное заявление. При чем тут все остальное? А кличут меня уже тридцать шесть лет Корнеем.
Он рассказал, что произошло дома, о чем узнал от следователя, как он ведет себя и каково на душе после разговора с ним.
– Это они могут. Привыкай. А про жену когда узнал?
– Как зашел в квартиру, так и увидел. Рванул прочь, а у подъезда уже ждут.
– Вот так скорость! Жинка, видать, и сообщила примерное время твоего приезда?!
– Выходит, так.
– Вот так подруга. Я так кумекаю, может и к исчезновению сына она каким-то боком имеет отношение. – Потер подбородок сосед по камере.– Как думаешь? Может?
– Теперь уже все возможно,– вздохнул Корней.– Сам иногда так предполагаю. Не зря же она за день до моего появления заявила о пропаже. Хотя, чем черт не шутит?! Вполне возможно совпадение.
Долго беседовали, голова слегка успокоилась. Он брезгливо стал рассматривать голые стены.
– Никогда не думал, что окажусь в тюрьме.
– Это еще не тюрьма, дружок, но условия содержания практически как там. В камере несколько человек. И у каждого своя статья, придурь тоже разная. Слава Богу, сокамерники оказались нормальными. Могли ведь нарваться на ярых зеков.
Тогда б мы с тобой не сидели спокойно за столом, не беседовали по душам. Тут ведь вместе содержатся люди, которые переживают за свою судьбу и за жизнь больше, чем те, кто на свободе.
– Повезло хоть в этом. А то показывают по телевизору: в камерах избивают, унижают и всякое прочее.
–Так оно и есть, Корней. Тогда не лупай глазами, думай обоими полушариями. Шаг не так ступишь, не то сделаешь, пиши-пропало. Кто не впервой тут, говорили: с ними нельзя заводить разговор первым, а уж тем более подавать руки- не очень разговорчивы и не любят людей из общества, которое презирают. Даже если предлагаешь помощь и поддержку, можешь попасть в немилость.
– Смотрю вот, – подставил руку под подбородок Корней,– на дворец камера мало похожа.
– Этого добра не дождешься. Есть, правда, тут и единичные камеры с удобствами всякими, мылом и туалетной бумагой. Так это для шишек. Не про нашу честь.
– А что, дома осталось добротное жилье?
– Да так, обычная хрущевка с высокими потолками, но маленькими комнатами, прямо игрушечными. Когда получил, нарадоваться не могли. После съемных квартир показалась райским уголком. Все-таки у каждого по комнате. Никто не мешает. Мебель, как у всех: ковры, посуда, кухонный гарнитур, люстра над столом. По стенам картины, на окнах цветы.
– Сам в таком жилье кантовался с жинкой и дочкой. Сыновья давно разлетелись по своим закуткам. Я больше всего балкончик люблю.
– Вот и я тоже.Закроешься там, как в коконе. И сам себе хозяин. Никто не рычит на тебя, не шпыняет. Сидишь себе книжку читаешь, куришь или пивко попиваешь. И такое блаженство на душе, – потянулся от разлившейся неги Корней.
– Вижу, отпустило тебя маненько,– улыбнулся Роман.– Может, пора решать, как лучше поступить в твоей ситуации? Да и в моей тоже.
– Разве здесь такое возможно? Куча замков, охранник на охраннике.. А ты, как тростинка на ветру, стой и клонись то в одну, то в другую сторону.
– Э, нет, дружище, если хорошенько подумать, из любой ситуации можно найти выход или хотя бы лазейку. Я вот кумекаю: скорее всего завтра повезут нас в суд. Есть мыслишка дать деру по дороге. Я тут прозондировал почву, только так возможно, не иначе. Ты, гляжу, мужик сурьезный. Потому доверяюсь.
Да и ждать нам обоим от правосудия нечего.
– Ладно, мне нечего. А как ты здесь оказался?
– Так я зарезал подонка, который надругался над дочкой и убил ее, чтоб не было свидетелей. Мечтали работать начнет, замуж выйдет, внучат нарожает. А пришлось хоронить. Мы, старики, хоронили свою свеженькую, чистенькую выпускницу института. Выли потом с женой всю ночь. А наутро и ее не стало.
После того, как менты нашли Настеньку, истоптали все дорожки вокруг, а только я потом в кустах увидел утерянный убийцей или отброшенный им нож и пропуск на завод. Представляешь, какой растяпа! И фото, и фамилия с именем все там было.
Я решил: раз полиция не нашла улик, им наплевать, кто это сделал. Не их ведь ребенок. И пошел к проходной сам. Поспрашивал у людей. Мне показали его. И я, самый что ни на есть дружелюбный человек, всадил ему в живот его собственный нож несколько раз на виду у заводских.
Меня тут же повязали, били от души, пригрозили, что живым из тюрьмы не выйду.
Такие-то вот у меня дела, Корней. А теперь сам себе удивляюсь, как смог сделать это? Наверное, если человека довести до белого каления, он и не на такое способен. А я за несколько дней потерял все, что было в жизни.
– Представь, я тоже всегда думал, что не смогу кого-то уничтожить. А сейчас понимаю, своими собственными руками бы задушил любого, кто посягнул на жизнь и благополучие сына. Пусть земля у них горит под ногами. И мы с ним ночами сниться станем, не дадим им спокойного отдыха.
– Ладно, что-то мы с тобой отвлеклись от главного: и это сейчас побег, – изрек Роман.
Всю ночь Корней и Роман шептались, сидя на нижних нарах. Они обдумывали план предстоящего побега.
То и дело слышалось:
– Нет, так не пойдет. Сразу же укокошат.
– А вдруг вот возьмут и не откроют клетку?
– А что, если…
Глубокой ночью Романа вдруг осенило:
– Вот я – колода старая! Нам в первую очередь нужен транспорт, чтобы скрыться как можно быстрее и дальше. Перекроют дороги,– пиши-пропало. Бежать будет поздно.
А все остальное по мере поступления.
– У меня-то есть машина. Но как дотянуться до нее отсюда? У товарища, правда, запасные ключи и доверенность на ее использование есть. Но как он узнает? Да и отобрали у меня все водительские документы при аресте.
–Не такой же преданный, как твой друг- любовник?– Не без сарказма прошептал Роман, усмехаясь.
– Вроде, не такой. С самого восьмого класса дружим.
– На этом и остановимся.– Роман подпер в задумчивости подбородок.– Ладно, ложимся спать. Утром достану телефон, позвонишь ему.
– Это как? Сквозь стену проберемся что ли?
– Есть у меня задумка одна. За деньги здесь и не такое возможно. Все. Отдыхаем.
Только он лег на нары, тут же захрапел на всю камеру:
– Хыр, хыр, хыр-хыр.– несся храп с каким-то бульканьем в придачу.
Это ж надо иметь спокойствие: только коснулся телом нар, уже отключился.
Сокамерники стали недовольно бурчать:
– Вот гад! Никакого спокойствия! Полночи шептался с новеньким, остальные часы будем его концерты слушать.
– Толкните, кто-нибудь его в бок!
Но никто не толкал.
А Корней снова вертелся, как муха на скользком стекле. Вставал, ложился. Снова вставал. Нервишки ни к черту. Все думал, как пройдет их с Романом рискованная задумка? Но пропавший сын стоял перед глазами. К рассвету Корней решил: жизнь сына-превыше всего. Все остальное-ерунда. Как только подумал это, забылся в нервном сне, вскакивая и бормоча отдельные фразы.
– Вот еще выискалась находка для врага на нашу голову. Бормочет что – то -поди разбери,– вздохнул сокамерник с рядом стоящих нар. – Когда только проклятое утро наступит?
Корней сквозь дрему слышал, как загалдели сокамерники, слышал лязг затворов, когда принесли завтрак. Не было сил открыть глаза.
Мужики стучали ложками по железным чашкам, что-то говорили. Корней не вслушивался. Он понимал: от отдыха зависит, сможет он бежать в нужный момент так, как бегал в школьной секции легкой атлетики. Столько времени минуло с тех пор.
Он хоть еще молодой, а как справится с бегом Роман? Ему -то уже под шестьдесят. И сам же себе отвечал: ничего, страх толкает иногда даже на рекорды. И вообще, спит он или просто лежит с закрытыми глазами? Мозг работал бесперебойно и на удивление спокойно. Отдохнул все-таки.
Вдруг почувствовал толчок в бок. Открыл глаза. Из-за его головы выглядывал Роман.
– Вставай. Пора. Я сунул под подушку телефон. Поговори с другом. Много не рассусоливай. Скажи главное. И все. Я прикрою тебя спиной. Пока мужики едят, это вполне реально.
Как ни странно, товарищ ответил с первого звонка.
– Тимоха, друг, спасай! Пропал мой сын. Обвиняют меня. В оборот взяли нехилый. Чувствую, прямо горят желанием засадить за решетку. Ничего не остается, как завтра по пути в суд бежать.