Гримасы Пигмалиона

Не в таком уже маленьком и захолустном городе Мыловаровск произошла эта удивительная, но реальная история, можно сказать, большой, чистой и, в какой-то степени, неповторимой любви. Но она слишком уж необычная. Поэтому, пожалуй, стоит её считать фантастической. Да это ведь и не так страшно. В нашей жизни давно уже переплелись реальность с вымыслом, стали единым целым. По этой причине каждый может дать всему происходящему своё, чёткое определение.

Тем более, речь в романе идёт о самом сокровенном, о любви, правда, несколько оригинальной и необъяснимой, что… Впрочем, любое чувство парня к девушке или наоборот, даже если оно и не столь глубокое, всегда оригинально и самобытно. Драма и комедия переплелись здесь настолько плотно и тесно, что оторвать их друг от друга просто невозможно.

Нас, проживающих на планете Земля, по весьма основательным подсчётам учёных, обитает уже более восьми миллиардов, и каждый воспринимает мир по-своему. Не только любит, но и ненавидит ровно так, как умеет или желает.

По этическим и моральным причинам автору пришлось сменить истинное название города и дать ему звучное и поэтическое имя Мыловаровск. Оно вполне подходит для этого населённого пункта уже потому, что там несколько десятилетий подряд успешно функционирует завод по производству не только туалетного и хозяйственного мыла, но и других моющих средств.

Достопримечательностей в этом относительно крупном населённом пункте довольно немало. Перечислять их через запятую не имеет никакого смысла. Долгая история. Да и не следует уподобляться заокеанским политикам и целого ряда стран Западной Европы, которые разного рода извращения и аномальные отклонения от общепринятых норм морали и нравственности навязчиво и усиленно называют ценностями. В этом повествовании речь о другом – о чистой и нежной любви.

Так что, напрасно считал мифический герой Пигмалион, что только он способен на самые высокие чувства, а все остальные – так… притворяются. Даже не трудно представить, как он из глубины веков показывает нам язык и гримасничает. Проще говоря, эгоистичен. Напрасно Пигмалион считает себя этаким… особенным, гримасничать мы тоже умеем и если уж полюбим, то окончательно и бесповоротно.

Самые разные истории подобного плана пишутся для мудрых людей, коих подавляющее большинство, которым не чужд юмор. Не только ведь можно посмеяться над неадекватными героями романа, но и над собой. Повод или причина для этого всегда найдётся. Не без этого. А если мы ещё и самокритичны, то задорный смех пойдёт нам только на пользу.

В небольшом сквере, находящимся рядом с магазином интимных товаров «Бешеный восторг», абсолютно холостой и довольно симпатичный на вид тридцатилетний фрезеровщик и в будущем токарь частного завода по производству малогабаритных насосов «Водохлёб», дверных петель и прочей бытовой металлической мелочи Иннокентий Маздонов познакомился со странным стариком. Тот со скептической гримасой на лице наблюдал за движением покупателей специфических товаров.

Главным образом, его интересовали молодые парни и мужчины среднего возраста, которые со счастливыми, можно сказать, радужными улыбками выходили из магазина с большими красочными коробками. В них в упакованном состоянии находились резиновые куклы, которые с переменным или, для некоторых, с постоянным успехом для некоторых представителей мужского пола должны были играть роль натуральных женщин, в данном случае, эротических партнёрш.

Глянув на Маздонова, который устроился рядом с ним, на небольшой, но уютной скамейке, представительный, седовласый старик, одетый в белый летний костюм и бледно-синюю шляпу с широкими полями, сказал, вероятно, самому себе:

– Но я могу ещё понять девушек и женщин, которые приобретают разные сексуальные штучки для утех, но парней и молодых мужиков – никак.

– Почему дамам можно что-то приобретать в таких магазинах, а нам – нет? – удивился Иннокентий. – У нас ведь равноправие.

– Временную и постоянную подругу, молодой человек, следует искать среди натуральных женщин. Желающих получить пусть временное, но личное счастье, предостаточно. Надо только присмотреться. А среди дам, к сожалению, очень много таких, которые слишком уж скромны и не всегда способны или готовы пойти на тесный контакт…

– Что вы подразумеваете под таким счастьем?

– Даже умственно отсталому существу понятно, что я имею в виду их возможную интимную связь с представителями мужского пола. Правда, женщины изобретательны и привередливы. Им трудно угодить. Но терпение и труд всё перетрут.

Старик с периодическими гримасами на лице показался Иннокентию интересным в перспективе собеседником. Маздонов даже предположил, что тот даст ему какой-нибудь дельный совет. Ведь в жизни может пригодиться всё, даже ржавый гвоздь, который пока ещё не вбит в какую-нибудь… деревяшку. Но при наличии гвоздодёра можно сделать и его своей частной собственностью.

Дело совсем не в том, что Кеша входил в число очень бережливых людей. Как раз, наоборот, всегда был готов поделиться самым последним с первым встречным. Просто здесь речь идёт о практической пользе того или иного предмета, явления или доброго слова. Не больше и не меньше. Это очень важное обстоятельство.

Случайные собеседники тут же познакомились, и Маздонов чистосердечно признался, что довольно часто заглядывает в «Бешеный восторг». Совсем не для того, он туда ходит, чтобы что-то приобрести и полюбоваться на изящные, обнажённые тела специфических кукол женского типа. Кеша постоянно пристально вглядывается только в их лица, чтобы проникнуть в светлые души искусственных женщин.

С этой целью он почти систематически, по-возможности, ездит на электропоезде в Санкт-Петербург и посещает «Эрмитаж». Там он тщательно разглядывает лица обнажённых женских скульптур и порой – портретов.

От дикого и странного откровения Маздонова на лице у старика образовалась такая зверская гримаса, что у Иннокентия моментально похолодела спина. Нет сомнения, что в подобной ситуации даже бывалый спецназовец испытал бы чувства страха. Левый глаз относительно интеллигентного деда поднялся к его широкому лбу, а правый опустился почти на самого рта.

Если что-то подобное кому-либо приснится, то уже не будет смысла и просыпаться потому, что, всё равно, уснёшь, но только не совсем обычным сном, а вечным. От подобных впечатлений, как правило, иначе не происходит.

– Молодой человек, славный мой Иннокентий, – в конце концов, старик успокоился, – а не проще ли почти красивому парню иметь дело с натуральной девушкой и приступить к изучению её души? При этом можно начать с планомерного исследования и её трепетного и ненасытного тела.

– Разве же таким образом, Генрих Наумович, можно изучать душу? – удивился Маздонов. – Ведь самое красивое и основное в женщине – именно она.

– Тебе, в твоём возрасте, Кеша, уже пора жениться. Кроме того, ещё вот, что скажу. Если ты будешь зацикливаться, в основном, только на душевных качествах своей юной супруги, то найдётся товарищ, со стороны, который начнёт осваивать её тело. Это, дорогой мой, природа, и против неё не попрёшь.

– Да, это я понимаю. Читал в разных книжках.

– Вот именно… читал. Да ничего ты не читал, кроме «Колобка» и «Курочки Рябы! Это я говорю, не очень молодой, но не глупый человек с фамилией Пигмалион!

– У вас какая-то интересная фамилия, Генрих Наумович, – задумчиво произнёс Иннокентий. – Где-то я точно такую же встречал.

– Чего там ещё думать, Кеша? – ухмыльнулся старик. – Каждый второй человек знаком с этой историей.

– Я вспомнил! Пигмалион – полководец, герой Бородинского сражения. О нём ещё Лермонтов писал: «Пигмалион сверкнул глазами…».

– Да, у Михаила Юрьевича имеются приблизительно такие поэтические строки, но он посвятил их Багратиону. Ума не приложу, где ты и что читал, Иннокентий. Пигмалион никогда и ни при каких обстоятельствах не участвовал в Бородинском сражении.

– Как же так? Не может быть!

– Я за свои слова отвечаю, молодой человек. Но сейчас мне необходимо кратко, но в своей интерпретации изложить историю о той странной, одиозной личности, о Пигмалионе.

– Это ваш родственник?

– Ещё чего не хватало! Моя настоящая фамилия Нуглер. А стал я Пигмалионом несколько лет назад. Сменил фамилию в знак протеста. Я категорически против действий и поступков того мифического героя Пигмалиона. Извращенец! Я хочу доказать если не всему миру, то некоторым жителям нашего славного Мыловаровска, что Пигмалионы могут быть и другими, вполне, порядочными и адекватными людьми. Без всяческих извращений и глупостей.

Очередная гримаса украсила озабоченную и крайне возмущённую физиономию Генриха Наумовича.

Он протестовал, и наверное кое-кто и кое-где встал бы на его сторону и даже вручил ему в руки какой-нибудь флаг и на, всякий случай, мегафон для того, чтобы новоявленный Пигмалион всенародно и популярно объяснил большой толпе, что к чему.

Пристально наблюдая за поведением своего собеседника, Иннокентий сказал, что глубоко уважает евреев за их пытливый ум, простоту и врождённую доброту.

– Моя недавняя фамилия Нуглер ни о чём не говорит, – из правого глаза старика в район подбородка покатилась слеза. – Мне с этим очень не повезло. Горько и обидно такое осознавать, но даже в пятом поколении по материнской и отцовской линии у меня не было ни одного еврея. А я ведь, Кеша, достоин в жизни гораздо большего, чем имею на самом деле. Просто не знаю, как с этим жить.

– Ну, ничего, Генрих Наумович, мужайтесь! – Маздонов положил руку на плечо старика. – В моей судьбе произошло то же самое, и ничего – я живу. Радуюсь летом теплым дождям, а зимой – жгучим морозам, чёрт бы их побрал.

Собрав свою волю в кулак, Генрих Наумович коротко и просто объяснил Маздонову, что он окончательно обрусевший немец или, точнее, швед по национальности. Такие вот сермяжные дела.

Но пытливый и любознательный Иннокентий вспомнил о том, что интеллигентный и, возможно, умный старик обещал на свой лад поведать историю о мифическом и крайне негативном герое Пигмалионе. А то ведь они, получается, укатились от основной темы, как две перезревшие груши под яблоню.

В очередной раз удивив молодого человека зловещей гримасой на задумчивом лице, Генрих Наумович начал рассказ о том извращенце и законченном эгоцентристе Пигмалионе. Понятно, что трактовал он эту неприглядную историю своими словами, но без использования ненормативной лексики по той причине, что крайне культурный и воспитанный человек.

…Совершенно не понятно, почему и на каком основании на первых порах своей деятельности богиня любви Афродита обожала тех древних греков, которые, что называется, невозмутимо путали кислое с пресным. Вполне, понятна любовь между юношей и девушкой, но не в какие ворота не лезет странные эротические отношения между женщинами, к примеру, на острове Лесбос.

Так же у Генриха Наумовича вызывало недоумение и категоричный протест против многочисленных мужских клубов, где они предавались извращённым страстям. Если проще сказать, они во время секса не имели ни малейшей надобности телесно сближаться с представительницами женского пола. Были, конечно, среди подобных людей физически и психические больные. Понятно. Но в основном такими… экспериментами занимались извращенцы. Тут уж можно просто закрыть глаза на стихийные совокупления юношей и девушек после вечеринок. Всё-таки, разнополые.

Кроме этого, Афродита смотрела сквозь пальцы на то, что люди вступают в сексуальные связи с животными, по сути, совершают над ними насилие. Ну, странная постановка вопроса.

А тут ещё разбалованный скульптор Пигмалион, обитающий на острове Кипр, скорей всего, даже представитель царской династии. В общем, как указывается в мифе, он создавал из подручного материала довольно симпатичных женщин, которые являлись произведениями искусства. Имеется предположение, что с каждой из Пигмалион вступал в половую связь. Впрочем, возможно, не со всеми или почти не вступал. Если факт такого безобразия не доказан, то не стоит оговаривать даже самого последнего негодяя.

В общем, эгоист и половой извращенец Пигмалион не обращал внимания даже на самых красивых и умных женщин. Более того, он даже их категорически не переваривал. Если бы имел возможность, то ежедневно убивал бы палкой или каким-нибудь древнегреческим кирпичом двух-трёх в обязательном порядке, и от этого получал бы эстетическое и моральное удовольствие. Художник ведь, а не хвост собачий.

Ему достаточно было для сексуального удовлетворения самого обычного куска глины. А иначе-то как? Ведь жил, как говорится, в гордом одиночестве.

Однажды в середине ночи, вероятно, после очередного трёхдневного запоя в гордом одиночестве на него нашло, как бы, великое творческое озарение. Под воздействием винных паров Пигмалиону удалось в короткие сроки вырезать, как ему казалось, из слоновой кости или обычного куска дерева очередную статую молодой обнажённой женщины. Короче, он в неё сходу влюбился. В его состоянии некоторые распущенные граждане поступили бы так же.

Во время белой горячки и в порыве неуёмной, но аномальной страсти он пытался овладеть ей насильно. Но поскольку физически к этому был не совсем готов, то начал предъявлять статуе необоснованные претензии. Активно возмущался таким обстоятельством, что скульптура, которую он назвал Галатеей, не отвечает на его вопросы и не задаёт ему своих.

Долго смотрела на такое безобразие со стороны богиня любви Афродита и решила появиться перед Пигмалионом. Увидев женщину, талантливый скульптор-извращенец, собрался ударить её кочергой. Но когда сообразил, что перед ним сама Афродита, упал на колени и начал уговаривать богиню, чтобы та оживила статую. Если великая Афродита положительно решит этот вопрос и срочно выполнит его заявку, то скульптор женится на Галатее прямо сейчас.

– Ты много пьёшь вина, Пигмалион, – сурово заметила Афродита, – но совершенно не закусываешь. Из ума выжил?

– Нет, не выжил. Я крепко и обстоятельно полюбил красавицу Галатею, – пояснил он, – которую только что вырезал из слоновой кости.

– Какая ещё там Галатея из… слоновой кости, недоумок? Ты сейчас обнимаешь обломок старой деревянной лестницы, которая сгнила ещё в позапрошлом году.

– Категорически возражаю! Я настоящий скульптор и художник! Я обнимаю конкретно Галатею! Я так вижу, так воспринимаю…

– Если ты явный представитель не совсем традиционного сексуального меньшинства, я готова пойти тебе навстречу.

– О! Афродита! Ты оживишь Галатею?

– Не собираюсь я оживлять какую-то деревяшку или даже… кость! Но я готова значительно расширить вот в этой двери замочную скважину и сотворить вокруг большого отверстия густой волосяной покров чёрного цвета. Всё будет натурально. Такой вариант, вполне, подходит для тех особей мужского пола, которые патологически ненавидят женщин.

Немного подумав и не выпуская из рук обломок лестницы, Пигмалион категорически отверг такой вариант. Ему он не пришёлся по душе. В общем, скульптор оказался в этом вопросе принципиальным.

Возмущённая и выведенная из терпения Афродита, гневно повела бровью и щёлкнула пальцами. На этот звук явились два крепких бородатых санитара.

– Что с ним делать? – поинтересовался у богини один из них. – Куда его?

– Доставьте алкаша в психиатрическую лечебницу, – распорядилась Афродита, – вместе с его деревяшкой! Пусть развлекается до конца дней своих!

– Как же так? – удивился второй санитар. – Вы же обожаете эротические эксперименты!

– Всё! Ставлю на них точку! – топнула ногой богиня. – Есть мужчины и женщины! Вот и пусть они любят и радуют друг друга… любыми способами. Всё остальное – дикость и моя технологическая ошибка. Я исправлюсь, господа. Обещаю!

Услужливые санитары крепко связали упирающегося Пигмалиона, взяли его за руки и за ноги и унесли в чётко определённом направлении.

После проведённой процедуры перед Афродитой предстал седобородый старик в белых одеждах, то ли Пантонат, то ли Минафонт. Поклонившись богине, он сообщил ей, что является известным сочинителем самых невероятных древнегреческих мифов и готов выполнить любой социальный заказ, но за определённую плату.

– В общем, напиши про этого пошляка какую-нибудь несуразную, но красивую историю! – распорядилась она. – Это необходимо для потомков, которые будут ещё тупее, чем мы! Пусть читают и блаженно улыбаются!

Насчёт Пигмалиона у сочинителя мифов уже имелся заранее заготовленный вариант. В общем, Афродита оживляет Галатею, созданную, как бы, из слоновой кости и даже благословляет молодожёнов. Богиня поступает таким образом потому, что всегда морально поддерживает светлые начинания самых необычных влюблённых.

В общем, предложенный сюжет необычной истории Афродита критиковать не стала, заранее зная, что он огромным тиражом в виде бумажных, а со временем и электронных книг обрушится на головы пытливых и любознательных читателей.

– И ещё, – сказала Афродита, – Минофонт или, кто ты там, дороги острова Крита пришли в полную негодность. Кругом ямы, выбоины и рытвины. Голову можно сломать!

– Ну и что?

– А ничего! Лично займись ямочным ремонтом!

– Но позволь, дорогая Афродита, я же не дорожный рабочий, а писатель.

– Вот как напишешь свою очередную галиматью о Пигмалионе, сразу же займись ямочным ремонтом! Через недельку прилечу на ваш остров и проверю качество работы!

Что уж там говорить, с высоким начальством не поспоришь. Себе дороже.

Рассказав Маздонову в оригинальной интерпретации удивительную историю об извращенце и алкоголике Пигмалионе, Генрих Наумович глубокомысленно скорчил рожу и заявил, что настоящий Пигмалион, именно, он, а не кто-нибудь другой. Почему? Да потому, что, как раз, он – настоящий художник и скульптор, и, к тому же, противник всякого рода и вида сексуальных извращений.

– Но, всё равно, Генрих Наумович, – тихо сказал Иннокентий, – даже в вашем странном изложении история о замечательном скульпторе и его любви к Галатее, меня очень взволновала. Мне кажется, что я душевно близок тому Пигмалиону.

– Я повторяю, что настоящий Пигмалион – это я! – повторил Генрих Наумович. – При следующей встрече я тебе о себе расскажу гораздо больше. А пока до встречи. Созвонимся! Номерами наших телефонов мы уже обменялись.

Ворчливый старик, продемонстрировав очередную гримасу, решительно поднялся со скамейки и отправился по своим делам.

С некоторой тоской и одновременно с грустью Маздонов смотрел вслед уходящему Нуглеру, то есть современному Пигмалиону. Парень интуитивно предполагал, что тот мифический скульптор не был хроническим алкоголиком и ни в какую «психушку» Афродита его не сдавала.

Чуть позже, через пару дней, Иннокентий окончательно в этом убедится потому, что прочитает интересную, познавательную и, во многом, поучительную книгу замечательного автора Николая Альбертовича Куна «Легенды и мифы Древней Греции».

Окажется, что богиня любви, на самом деле, оживила женскую фигуру из слоновой кости и сделала того Пигмалиона счастливым. Ещё Кеша поймёт, что конечно же, он не был участником Бородинского сражения. В общем, Маздонов лично познакомился с удивительной и красивой историей о великой и нежной любви. Разумеется, Иннокентий сообразил, что Генрих Наумович всё переврал и опошлил. Пусть он – почти интеллигентный и на вид временами условно приятный, но, всё-таки, вредный и склочный старик. Ведь не очень хорошо огульно оговаривать своего однофамильца Пигмалиона.

Но у Маздонова имелся стопроцентный повод в самое ближайшее время встретиться с Генрихом Наумовичем. Дело в том, что старик при первой их встрече, в сквере, перед входом в магазин интимных товаров «Бешеный восторг», уронил в траву, рядом со скамейкой, небольшую цветную фотографию обнажённой девушки необыкновенной красоты. Кеша с первого взгляда влюбился в неё, но не потому, что на теле прекрасной незнакомки не наблюдалось никакой одежды.

Полюбил её эмоциональный и впечатлительный парень за красивое лицо, возможно, через фото сумел разглядеть и её прекрасную душу. Цвет лица у девушки был не просто белым, а с матовым оттенком. Большие чёрные глаза, маленький рот, изящный подбородок и удивительный кожи… Разве это не могло не восхищать Маздонова?

Если бы Иннокентий являлся не совсем порядочным человеком, то он просто оставил бы это фото на память, себе. Да и не стал бы он звонить по сотовому телефону Генриху Наумовичу для того, чтобы вернуть находку. Он тайно любил бы прекрасную незнакомку и, возможно, в течение двух-трёх лент его устраивал бы такой вариант. Но Маздонов не без основания считал себя бескрайне честным человеком и потому, пусть с болью в сердце, но обязан был вернуть её старику Пигмалиону.

Он дозвонился Генриху Наумовичу только со второго раза. Первый звонок не принёс желаемого результата по той причине, что Маздонов спросил в трубку совсем не то, что следовало бы:

– Здравствуйте! Это Генрих Наумович Нуглер?

– Никаких Нуглеров я не знаю, гражданин или, как вас там! Вы категорически ошиблись номером, чёрт возьми!

С некоторым недоумением минут через пятнадцать Кеша решил повторить звонок по этому же номеру, ибо другого он в наличии не имел.

– Здравствуйте! Извините, – с некоторой надеждой сказал своему возможному собеседнику Маздонов. – С кем я разговариваю? Это Генрих Наумович Пигмалион?

– Привет, Кеша! Я тебя узнал, юный друг. Я сначала предполагал, что меня беспокоит анонимная сволочь, которая назвала меня, по каким-то странным причинам, Нуглером. Не знает, видимо, некультурный и невоспитанный хам, что я уже давно Пигмалион, и на всякие клички и прозвища не отвечаю.

После этого короткого разговора Иннокентий окончательно понял, что Генрих Наумович бесповоротно и основательно вошёл в роль Пигмалиона, но не того, древнегреческого, а современного, российского. Да и в паспорте у него была указана, обозначена конкретно эта фамилия, а не какая-нибудь другая. Всё очень чётко, ни один даже самый наглый и вредный комар носа не подточит.

Они очень резво договорились встретиться в этот же день и немного побеседовать. Разве не в радость заносчивому старику почитать морали первому встречному и ещё раз объявить себя особенным человеком? Тем более, он уже был знаком с Иннокентием, и радовался тому, что молодой человек терпеливо и внимательно его слушает. При таких обстоятельствах можно разные словесные рулады плести, даже кое-где и приврать.

Но, в принципе, жизненный опыт Пигмалиона позволял ему ничего особо и не придумывать, а рассказывать о себе разные истории, всего лишь, кое-что, местами, гиперболизировать. Да и ничего в этом особенного и нет.

Ведь даже самые ответственные господа и товарищи за большими трибунами редко всенародно объявляют, что они отвратительные и никчемные люди, и заботятся не о благе народа и, вообще, подчинённых, а только о собственном обогащении. Но официально и публично они утверждают совсем иное, зачастую, неправдоподобное.

Неопровержимым фактом являлось то, что романтическая натура плюс неуёмная фантазия заставили фрезеровщика Иннокентия Маздонова горячо и пламенно, всем сердцем и, конечно же, душой полюбить прекрасную обнажённую девушку, изображённую на маленьком, цветном фото, которое обронил господин Пигмалион.

При встрече с большой неохотой Кеша подал старому скептику и нигилисту, автору великого множества гримас по любому поводу фотографию прекрасной девушки.

– Надо же! – одновременно пошевелив щеками и бровями, удивился Пигмалион. – Я обронил изображение бледной Изы. Вроде, фотография у меня в кармане пиджака надёжно хранилась. Как же она оказалась она у тебя, Кеша? Странно.

– Но я, вообще-то, не щипач, не карманник, – пояснил Пигмалиону застенчивый парень. – Как только вы ушли, проклиная вашего однофамильца Пигмалиона, я обнаружил это фото в траве.

– Я не утверждаю, Кеша, что ты карманный вор. Я даже этого не предполагаю. Просто удивляюсь собственной рассеянности и невнимательности.

– Понятно.

Довольно небрежно Пигмалион сунул фото неотразимой девушки в боковой карман пиджака, словно это был пока ещё не использованный клочок туалетной бумаги.

С глубокой и непомерной грустью Иннокентий осознал, что расстаётся с образом навеки любимой девушки навсегда.

– Но фотография – ерунда! – Пигмалион выдвинул нижнюю челюсть вперёд и прикрыл левый глаз. – В далёкие молодые годы я умудрился потерять стадо, тогда ещё колхозных коров. Задремал на лугу – и бурёнки куда-то исчезли.

– И вас не спрятали за решётку? – поинтересовался влюблённый парень. – Оставили на свободе? Илия ошибаюсь?

– Нет. На меня, вообще, никогда и нигде не заводили уголовных дел. Все они тогда, в целости и сохранности, дружно и коллективно пришли к ферме КРС.