Секрет пяти дверей

Серия «Тайны волшебного города. Приключения для детей»

© Екатерина Каграманова, текст, 2025

© Даниэла Рябичева, иллюстрации, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава I

Той осенью я постоянно мёрзла. Сентябрь выдался ужасно холодным, и мама включила отопление раньше обычного, но это не помогало. Я приходила из школы и начинала дрожать. Пальцы леденели, а ноги постепенно застывали. Странно, что батареи при этом работали на всю мощь. Я прижимала к ним руки, ладони наполнялись сухим жаром и краснели, становилось невыносимо горячо, но согреться не получалось. Я подозревала батареи в нечестности. Я думала: что, если они только и ждут, когда я отойду подальше, чтобы перестать работать? Я ведь и сама так делала, когда мама заставляла меня наводить в комнате порядок: сначала послушно раскладывала всё по местам, а потом, когда надоест, ложилась на кровать с книжкой и лежала так прямо в развороченной комнате. Развороченной, потому что мама считала, что иначе я ничего делать не буду. Она открывала шкаф и выворачивала его наизнанку – так у меня не было другого выхода, кроме как всё разобрать. И вот я лежала, читала, а сама внимательно слушала. Когда за дверью начинали звучать мамины шаги, я быстро вскакивала и что-нибудь хватала.

Возможно, котёл и его подружки-батареи были из той же породы, что и я, – обманщики и лентяи. Мне так надоело постоянно ёжиться, что я позвонила маме в одну из её поездок и спросила, что сделать, чтобы дома стало теплее. Она начала объяснять, как подкрутить регулятор, но когда прозвучало слово «осторожно», я перестала слушать. Мне вдруг представилось, как я недостаточно осторожно поворачиваю кругленькую ручку и котёл взрывается, разнося на куски всё вокруг. От меня такого вполне можно ожидать. Так что я не стала ничего подкручивать, просто продолжала натягивать толстый свитер и шерстяные носки, а уроки делала на диване, закутавшись в тёплый плед.

Я где-то читала, что на Севере организм экономит энергию. Это правильно. Я бы вот лишний раз никуда не ходила и не разговаривала ни с кем. Перешла бы в режим экономии энергии, а когда всё наладится – вернулась в нормальное состояние. Интересно только, как определить, что всё наладилось?

Когда я думала о Севере, то представляла себя внутри снежного шара. Это такая красивая игрушка, сувенир, люди покупают их на память и дарят другу другу. Стеклянный шарик, внутри которого размещены разные фигурки – человечки, домики, деревья. Нажмёшь на кнопочку – и внутри начинает идти снег, возникает идеальная сказочная картинка. Там ещё обычно подсветка с музыкой включаются, чтобы было красивее.

У меня был такой шар с девочкой-фигуристкой внутри, папин друг подарил когда-то на Новый год. И вот я представляла себя тем самым человечком внутри снежного шара. Этот человечек стоял себе спокойно, ничего особенного не делал, а потом шар тряхнули. Или вообще бросили, и он покатился. И оказалось, что человечек был плохо закреплён. Он сорвался с места, стал болтаться туда-сюда, стукаясь о стенки. А сверху на него сыпался снег. И возможно, внутри при этом уютно горел свет и играла весёлая музыка – как будто совершенно ничего не случилось.

Если мыслить логически, то с места должно было сорвать не только меня, но и маму с папой, всё-таки мы были семьёй, то есть находились в одном пространстве. Но я в этом сомневалась, потому что они вели себя так уверенно, будто всё идёт по плану, и если они на какой-то момент и потеряли опору, то быстро нашли её в другом месте. Выходит, это только я утратила равновесие и растерянно смотрела теперь по сторонам под нескончаемым потоком блестящих снежинок. Или родители просто не подавали виду, что их качает – мама, во всяком случае, точно. Да ведь и я сама со стороны, наверное, тоже выглядела вполне благополучно – по крайней мере старалась.

Маме, кстати, не казалось, что у нас холодно. Когда она вернулась из командировки, то стала щупать мне лоб.

– Ненормально, что ты постоянно так мёрзнешь, – сказала она, – может, ты заболела?

Я ответила, что отлично себя чувствую.

– Может быть, – предположила я, – дело в том, что у меня переходный возраст?

Мама посоветовалась с Яндексом и сказала, что причина, видимо, как раз в этом. Переходный возраст – такая штука, на которую многое можно списать. Сейчас меня это вполне устроило, потому что бегать по врачам я точно не хотела. Да и маме было совершенно не до того.

Сентябрь шёл к концу. Примерно тогда я впервые увидела Старуху.

Хорошо помню, как вернулась в тот день из школы, вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Запах кофе окутал меня сразу – горячий, густой, чуточку маслянистый. Аромат плыл по воздуху и словно шептал: «Вот я, вот мы, ты чувствуешь, что мы здесь?»

– Мам? – позвала я, хотя не было никаких причин думать, что мама внезапно сорвалась из деловой поездки, приехала на день раньше и стала варить кофе, притом ещё, что у нас дома ничего для этого нет. Мне никто не ответил, но я не чувствовала настоящего страха – может, только лёгкую тревогу. Наверное, это всё из-за кофе, который никак не вписывался в историю с вором или маньяком. А может, мне просто было всё равно, я точно не помню – тогда мне многое было всё равно, так жилось проще.

Я разулась, повесила куртку и пошла на кухню. Старуха сидела за столом и пила кофе. Вся в чёрном, худая, носатая и морщинистая, она аристократично удерживала чашечку двумя пальцами. Чашка была не наша. Тёмно-синяя, с позолоченным краешком – у нас таких крохотулек сроду не водилось. Папа пил растворимый: сыпал две ложки в свою большую кружку, заливал кипятком, а сверху ещё бухал молоко и сахар. А мама кофе, кажется, совсем не пила. Или пила?

Старуха сделала маленький глоток, поставила чашку на такое же крохотное синее блюдце с каёмочкой и обернулась ко мне. На шее у неё красовался белый кружевной воротничок, а сама шея складывалась над воротничком в меленькие морщинки.

– Здрасьте, – сказала я, – а вы кто?

Старуха оглядела меня с головы до ног, а потом обратно, с ног до головы, и сделала такое лицо, будто хотела сказать: «М-да». Чем-то я её не устроила. Возможно, она ожидала, что я исполню книксен или реверанс – если честно, не знаю, чем они отличаются. Я же стояла столбом и этим, наверное, её разочаровала.

– Не стоит заменять традиционные слова приветствия уродливым «здрасьте». Добрый день. Что же касается того, кто я, милое дитя, уместнее было бы спросить, зачем я. И тут уж ответ должна дать ты сама.

Я спросила:

– Я?!

И растерянно добавила:

– А я не знаю.

Старуха сложила сухие губы в колечко и чуть склонила набок гладко причёсанную голову.

– Что ж, – сдержанно сказала она, – очевидно, произошла ошибка. Если никто из присутствующих не плакал по ночам и многократно не писал в своём дневнике «я в каком-то тупике», то мне здесь делать нечего.

Она смотрела на меня круглыми желтовато-карими глазами, похожими на птичьи. Они выражали что-то неопределённое: то ли раздражение, то ли насмешку.

Я сказала:

– Это я. Я писала.

– Хм, – Старуха подняла тонкие полукруглые брови, – а с тобой легче, чем я ожидала. Где же все эти кудахтанья: «Откуда вы узнали?!», «Вы что, за мной следите?!» А вот ещё шедевр…

Она поудобнее устроилась на стуле и с чувством выдала:

– «У нас стоит камера видеонаблюдения! Я вызову охрану!»

Она так смешно изображала визгливые крики, что я улыбнулась.

– Сядь, – сказала Старуха и указала на стул напротив себя.

Я послушно села. Почему-то меня не смущало, что она командует в нашей квартире, где я знала историю почти каждой вещи: и этого самого стула, и стола, и скатерти, и занавесок. Мне не хотелось спорить со Старухой, чем-то она мне нравилась, хоть и говорила в основном о неприятном.

– Скажи мне, дитя, что же, по-твоему, следует предпринять, оказавшись в тупике?

Я представила себе узкий тёмный коридор, освещённый факелами. Увидела прямо перед собой закопчённую каменную кладку с грубыми швами. Ни единой щёлочки.

– Нужно вернуться назад и найти правильную дорогу. Без тупика.

Старуха разочарованно опустила уголки рта.

– Банальный ответ. Ты настолько уверена, что найдёшь то место, где ошиблась?

– Ну нет. Но нужно ведь попробовать.

– Так можно пробовать бесконечно, – отрезала она, – некоторые этим всю жизнь и занимаются.

– Тогда что делать? – спросила я и снова подумала о коридоре с факелами. – Не ломать же стену? Её ведь не пробьёшь.

Старуха хмыкнула и качнула чашечку туда-сюда – с моего места было видно, как на самом дне поблёскивает густая тёмная жидкость.

– М-да… Ну, раз уж я здесь, давай попробуем что-то предпринять. Мне случалось работать и с более неразумными субъектами – можешь считать это комплиментом. Итак, дитя, я покажу тебе кое-что. Скажем так, это будет история, в которой ты станешь одним из главных действующих лиц. Возможно, это что-то изменит. Возможно, нет. Всё будет зависеть только от тебя. Только тебе решать, как всё случится. Возможно, выход из твоего тупика после этого отыщется сам собой. А может, ты заблудишься, стараясь найти так называемую правильную дорогу. Не могу сказать заранее. Но, как ты верно заметила, попробовать стоит.

Она замолчала и прикрыла глаза. Я сидела, сложив руки перед собой, как в школе, в первом классе. Почему-то я сразу поверила Старухе, не подумала, что она сумасшедшая. Больше того, я не подумала, что я сама сошла с ума, хотя это логично было предположить.

– Что мне нужно делать? – спросила я.

– Внимательно слушать меня, – сухо ответила она, поднимая веки, – и не задавать лишних вопросов. Пока это твоя главная задача – я уверена, что ты справишься.

– Извините.

Старуха снова собрала губы в колечко и, немного помолчав, кивнула сама себе:

– Дверь. Ты выйдешь отсюда через дверь и точно так же вернёшься обратно. Не хочу принижать твои умственные способности, но у меня был неприятный случай, поэтому уточню. Когда я говорю «дверь», я имею в виду любое устройство, имеющее механизм для открывания и закрывания. Не дыра в стене, не рисунок. Настоящая дверь, которую ты сможешь открыть – заметь, очень важно, чтобы именно ты её открыла – и в которую сможешь пройти. Любая, но настоящая. Тебе ясно?

Я смотрела на Старуху. Наверное, вид у меня был туповатый.

– А можно ещё раз? – спросила я. – Куда надо идти, внутрь или наружу?

– Не имеет значения, – Старуха плавно повела рукой, – сама открываешь закрытую дверь и проходишь в неё.

Сейчас она не казалась ни раздражённой, ни нетерпеливой – только немного высокомерной. Должно быть, причина её спокойствия заключалась в том, что речь шла о важных вещах, и ей надо было убедиться, что её правильно поняли. А может, она просто привыкла иметь дело с бестолковыми подростками вроде меня.

– Ты сейчас уйдёшь, – продолжала растолковывать она, – потом вернёшься. В первый раз я тебя, возможно, подожду, чтобы убедиться, что всё в порядке.

– В первый раз? – я уставилась на неё. – А сколько вообще раз мне нужно это… сделать?

– Не нужно, а можно. Пять раз. Пять переходов, – Старуха показала мне раскрытую пятерню, на тощих пальцах тускло высветились ободки серебряных колец.

Я посидела, теребя краешек скатерти. Не хотелось казаться дурочкой, но самое главное оставалось непонятным, и не спросить об этом я не могла.

– А что будет там, за дверью?

Старуха пожала плечами.

– Люди. Вещи. События.

Я мысленно примерила на эту странную историю сюжеты некоторых фильмов. Особенно приятного ничего не нашла.

– А если я не захочу? Просто не пойду никуда – и всё?

– Хозяин – барин, сиди в своем тупике, – мгновенно откликнулась Старуха и сложила костлявые пальцы домиком, – нужно было сказать сразу, чтобы я не тратила на тебя время.

Я сама не могла понять, почему собираюсь ввязаться в эту странную историю, но я точно собиралась.

– Так мне идти сейчас?

– Да, чего тянуть-то, – Старуха отвечала таким будничным тоном, будто я собиралась в магазин за молоком.

Я встала и сделала шаг в сторону от стола.

– Так… какая дверь?

– Любая, выбирай сама. Главное, чтоб он была закрыта, а ты её открыла и прошла в неё. В какой раз я это повторяю?

Я подошла к двери в свою комнату – она была приоткрыта. Я взялась за ручку и притянула её к себе до щелчка. Всё происходящее показалось мне настоящим безумием, было совершенно ясно, что никуда, кроме этой самой комнаты, я сейчас не попаду. И тогда придётся звонить в службу спасения и сообщать о странном человеке в квартире. Я оглянулась. Старуха стояла в коридоре у самой кухни – сухощавая, чуть сгорбленная, она не сводила с меня немигающего взгляда. Я снова взялась за ручку и резким движением открыла дверь. Внутри была темнота, и я шагнула прямо в неё.

Глава 2

Вместе с группой других людей я стояла посреди леса. Ближе всех ко мне переминался с ноги на ногу упитанный темноволосый мальчишка примерно моего возраста, одетый в чёрную толстовку. Как и все остальные, он смотрел в середину толпы, откуда слышались мужские голоса, – там что-то громко обсуждали. Я оглядела собравшихся и поняла, что вокруг одни подростки.

– А что происходит? – спросила я мальчишку в чёрном.

Он покосился на меня и, ничего не ответив, снова стал пялиться в толпу. Наконец началось движение – из центра сборища вышло несколько мужчин. Я вдруг поняла, что здесь нет ни одной женщины. Девочки были – где-то от тринадцати до пятнадцати лет, а взрослых женщин не было, и от этого мне стало немного не по себе. Я не очень доверяю мужчинам, женщины куда надёжнее: от них, по крайней мере, знаешь чего ждать. Ну, в большинстве случаев.

Один из мужчин, широкоплечий грузный дядька лет пятидесяти с коротко стриженными седеющими волосами, хмуро глянул в нашу сторону.

– Вы трое, пошли со мной, – он обвёл взглядом меня, пацана в чёрном и высокую девочку в спортивной куртке.

Мужчина отошёл чуть в сторону и остановился, мы встали рядом.

– Наш квадрат вон там, сейчас идём туда, по дороге также ведём поиски. Все в курсе, что мы ищем?

Я быстро глянула на ребят и поняла, что они в курсе. Мальчик нахмурился: ему, похоже, всё это не очень нравилось. Девочка, наоборот, выглядела вполне жизнерадостно. Она чётко ответила с интонацией отличницы:

– Ищем гнездо. Большое, чёрное, скорее всего, на верхушке дерева.

– Точно, – с удовлетворённым видом кивнул мужик, – погнали. Смотрим вверх. Если что видим, говорим мне.

Мы пошли за ним, вертя головами и пялясь в сплетение ветвей. Здесь, в этом лесу, властвовала весна: шелестели зеленью кусты и деревья, из слежавшейся многолетней толщи старых листьев настойчиво лезла яркая трава, а пробивающиеся сквозь ветки лучи мягко касались лица и открытой шеи. Хорошо, что так, ведь моя куртка осталась висеть в прихожей рядом с лёгким бежевым маминым плащом. На мне была светлая толстовка, а под ней футболка, которую я поленилась снять после физры: физра шла последним уроком. Сейчас мне было тепло. Я всегда подозревала, что ненавижу осень, но теперь убедилась в этом окончательно. Моё время – весна.

– Смотрите внимательно. Если пропустим эту дрянь, нам хана, – строго сказал наш главный.

Он настороженно переводил взгляд с одной верхушки дерева на другую, и я представила его в роли полицейского за углом здания с пистолетом, зажатым в обеих руках. Ему бы пошло.

– А что это за гнездо? – спросила я. – Зачем мы его ищем?

Все трое остановились и посмотрели на меня как на дурочку: мужик сердито, девчонка презрительно, а пацан – мне показалось, что растерянно.

Девчонка вскинула руку:

– Можно я скажу?

Мужик снисходительно кивнул, и она бойко и жизнерадостно объяснила:

– Это гнездо про́клятой птицы. Если его не найти и не уничтожить птенца, наш город погибнет.

У неё было ясное лицо человека, который ни в чём не сомневается, и широко распахнутые глаза. Собранные в тугой хвост светлые волосы открывали высокий лоб. Хорошая девочка. Хорошая девочка, с которой я бы не смогла нормально общаться. Я подумала о Даше. Мама считала её поверхностной. Может, это в какой-то степени правда, но сейчас я чувствовала себя легко только с ней, потому что она не стремилась во мне копаться и что-то вытаскивать наружу. И я её тоже не трогала. Я сама бы не прочь стать поверхностной, скользить поверху и ни о чём не думать. Иногда это бывает просто необходимо.

Мы наконец дошли до своего квадрата, и мужик велел нам рассеяться и искать как следует. Я была рада, что можно отойти от них. Сначала я ещё задирала голову, а потом перестала. История с про́клятой птицей звучала дико, я не собиралась вестись на такую ерунду. Я планировала погулять здесь, а потом найти какую-нибудь дверь, вернуться домой и расспросить Старуху, что это всё вообще значит. Мне нравилось в лесу – здесь было тепло и спокойно. Где-то вверху посвистывали птички – простые, не про́клятые. Вдалеке, как вредный сосед с дрелью, тарахтел дятел – тоже обычный, судя по всему. Я села на старое упавшее дерево: оно было чистое, потрескавшаяся кора с него слезла, и осталась только гладкая светлая древесина. Я сидела на стволе умершего дерева и, сгорбившись, смотрела, как шевелится от лёгкого ветерка трава. Она была живая, гладкая, будто атласная.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.