Как приручить ветер

Шепот трав и неожиданная весть

Воздух в доме был густой и сладкий, пах мёдом, сушёной мятой и дымком от полыни, тлевшей в глиняной чаше. В приоткрытые окна дул свежий ветер летнего вечера. Воздух был влажный, лесной. Дара, стоя на своей большой кухне, увешанной зеленью, готовила для себя ночной чай, чтобы сны приходили с подсказками, а не пустые. Ведь подсказки ей сейчас были очень нужны.

Дара растирала в ступке сухую полынь, и горьковатый, чистый аромат поднимался в воздух, смешиваясь с дымом от камина.

Вечер был приятный, тягучий. Тишину нарушало лишь потрескивание поленьев в печи, перешептывание леса за окном, да ровное, сонное дыхание множества тел, расположившихся где попало: на половиках, на подоконнике, на старом диване.

Их было шестнадцать. Шестнадцать пар ушей, шестнадцать хвостов, шестнадцать уникальных судеб, которые нашли приют под её крышей. Низкий, но очень коренастый Шершень лежал, растянувшись у самого жара печи, его мускулистая лапа дёргалась во сне – ему, как всегда, снилась погоня. Напротив, изящная Милька с черной, блестящей в свете огня шерстью не спала; она сидела, уткнувшись носом в щель под дверью, и тихо виляла кончиком хвоста, улавливая уличные запахи.

Дара протянула руку к пучку розмарина, и в тот же миг сквозь толстую стену донёсся едва уловимый, будто шорох падающего листа, шёпот.

– Что на ужин? – раздался озорной голос, хитрый голос, откуда-то сверху

Уголки губ Дары растянулись в легкой улыбке. Но она не обернулась.

– А, Михаил, вернулся, – спокойно ответила она, продолжая своё дело. Голос её был тёплым и ровным. – Где тебя носило?

Воздух на кухне заструился. Он не просто вошёл в комнату – он скользнул по краю лампы, затем мелькнул тенью на стене, словно солнечный зайчик. Затем эта искорка света прыгнулоа на край массивного стола. Сначала это была лишь золотистая дымка, мерцающая, как жаркое марево. Затем дымка сгустилась, обрела форму, и вот на краю дубового стола, аккуратно обходя пучки трав, устраивался Михаил.

Он был великолепен. Его шерсть переливалась в лучах закатного солнца, а глаза сияли хитрым, огненным янтарём. Он был настолько смел, отважен и силён, что сама магия вокруг него вибрировала от избытка энергии. И настолько же эгоистичен и до бесконечности в себя влюблённ, что даже садясь, он сделал это с таким видом, будто оказывает столу величайшую честь своим присутствием.

Нежно, как облако, он прильнул к её плечу своей крупной головой, а его пушистый хвост принялся радостно вращаться, словно пропеллер, поднимая легкий ветерок, что заставил звенеть подвешенные сухие бутоны календулы.

Дара наконец оторвалась от своих трав и повернулась к нему. В её взгляде не было гнева, лишь знакомая усталая нежность, как будто выученная из множества таких же исчезновений Михаила.

– Сколько раз я просила тебя не уходить так надолго или, хотя бы, давать весточку, что ты жив, – уже мягко проговорила она, погружая пальцы в его невероятно густую шерсть. От него пахло озоном после грозы, дальними дорогами, лесом и… чем-то чужим, колючим.

Михаил прикрыл глаза от удовольствия, но его голос прозвучал неожиданно задумчиво, потеряв часть своего привычного озорного блеска.

– Я был недалеко… – начал он, и его янтарный взгляд стал серьёзным. – Но узнал кое-что такое… Он сделал паузу, чтобы его следующие слова прозвучали с должным весом. Идёт Чужой. Его зовут Нил. Не простой скиталец. Он пахнет ложью, сплетённой в узлы, и ветром, что не знает дома. И он держит путь… сюда.

Он умолк, и в тишине кухни, нарушаемой лишь потрескиванием поленьев в печи, его слова повисли, словно внезапно налетевшая зимняя стужа.

Первым отозвался Креп. Самый большой и на вид самый ленивый пёс встрепенулся, подняв свою крупную голову от плюшевого зайца, которого он заботливо вылизывал перед сном. С негромким вздохом, полным сожаления от того, что пришлось покинуть согретое, подготовленное ко сну место, он поднялся и медленно поплёлся к Даре. В его умных глазах читалась не тревога, а глубокая сосредоточенность. Он мягко ткнулся влажным носом в ладонь Дары, а затем обвёл взглядом остальных собак, словно мысленно пересчитывая и проверяя невидимые нити, что связывали их большую семью в единое целое.

– Михаил, ты частенько любишь приукрасить, – пробурчал он ровным, густым басом. – Может, не такой уж и плохой этот Чужой? В его шаге я не слышу злого умысла. Лишь… усталость. И одиночество.

Михаил повернулся к нему с видом, исполненным глубочайшего оскорбления, он не привык, что кто-то может сомневаться в его словах. Его пушистый хвост, всего минуту назад вилявший пропеллером, замер в величественной неподвижности.

– Не страшно? – протянул он, сладко и ядовито. – Ну, это же ты у нас непревзойдённый эксперт в эмоциональных связях, нам, простым смертным, до твоих высот не дотянуться. Он ехидно фыркнул, и по его медной шерсти пробежала серебристая искорка. – Что ж, подождём, пока этот «нестрашный» Чужой постучится в нашу дверь. А там уж ты, конечно, рассудишь, что к чему.

– Михаил – твёрдо одернула его Дара – какое правило есть у нас дома?

Михаил еле заметно фыркнул и отвернулся

– Не ругаться, а прислушываться к каждому – устало, но с тоном отличника пробормотал Креп

– Молодец, моё солнышко – Произнесла Дара и обхватила руками его большую шею – А теперь иди спать, твой кролик тебя явно заждался – улыбаясь сказала она и поцеловала мохнатый нос.

Глава 2

Дара встала с рассветом. Её разбудил нежный, едва слышный стук – тук-тук-тук – будто кто-то барабанил крошечными коготками по стеклу.

Она открыла глаза. Солнце только-только выглядывало из-за леса, окрашивая стены в нежный персиковый цвет. Дара протерла глаза, лениво потянулась и, нехотя спустив ноги с кровати, подошла к окну. Распахнула его – и в лицо ударил свежий, едва теплый утренний воздух.

– Привет, малышка, – прошептала она хриплым от сна голосом. – И зачем же так рано? Ты же знаешь, что для меня вставать с рассветом – настоящая пытка.

В проеме окна, окутанная первыми лучами солнца, порхала крошечная фея – точнее, лесной дух, похожий на фею. У неё были прозрачные, как крылья стрекозы, крылышки, и всё существо будто светилось изнутри мягким золотистым светом. Со звонким, похожим на перезвон колокольчиков, смешком она влетела в спальню.

– Ну ты чего?! – её голосок звучал, как весенний ручеек. – Разве можно спать в такой день?

Дара лениво плюхнулась обратно на кровать, укуталась в одеяло и спросила сонно:

– Какой ещё день? День моей смерти от недосыпа?

Фея рассмеялась ещё громче, и её хохот заполнил всё пространство комнаты. Дара скривилась, изобразила на лице самое недовольное выражение, какое могла, и натянула одеяло на голову.

Из-под одеяла донёсся приглушённый, недовольный бубнёж:

– Или рассказывай чётко, коротко и по делу… или улетай обратно в лес. Моя энергия в столь ранний час равна нулю.

Феи частенько наведывались к Даре, и, по правде говоря, она всегда была рада гостям в своём доме. Но ранние пробуждения ей откровенно не нравились. Дара была из тех, кто засыпает на рассвете, а просыпается к полудню. Всё, что заставляло её вставать раньше, вызывало праведный, хотя и сонный, гнев.

Фея подлетела к уголку подушки Дары, аккуратно опустилась на неё своими когтистыми лапками и всё так же со звонким хохотом проговорила:

– Дара, сегодня – особенный день. Я чувствую.

Дара откинула одеяло и приподнялась на локте.

– Что? Неужто сегодня мне, наконец, получится найти этот проклятый Лунный Камень?

Фея загадочно улыбнулась, хихикнула и с лёгкой хитрой ухмылкой сказала:

– Хм… а может, и получится. Отчего же не получиться такому чуду в столь прекрасный день?

Дара окинула фею недоверчивым взглядом:

– Так что же такого чудесного в этом дне?

Фея в радостном нетерпении облетела несколько раз комнату и снова зависла в воздухе, её крылья роняли на пол искрящуюся пыльцу:

– Я чувствую! Духи леса со мной поделились – сегодня произойдёт что-то важное в твоей жизни. Правда, они не сказали мне, хорошее это будет событие или нет… – она на секунду замолкла, а потом весело добавила: – Но это ведь неважно, правда? Главное, что сегодня случится что-то необыкновенное для тебя!

С тяжёлым вздохом Дара окончательно откинула одеяло, нехотя встала, подошла к окну и, широко распахнув его, указала фее на выход:

– Спасибо за… нужные новости. До свидания.

Фея рассмеялась и, сделав несколько кругов над головой Дары, вылетела в окно, оставив за собой шлейф золотистых искорок. Дара закрыла окно, смахнула с волос волшебную пыльцу, облокотилась на подоконник и посмотрела на лес.

К тому времени солнце уже поднялось выше, озаряя макушки деревьев своим тёплым, ласковым светом. Всё так же глядя в окно, она проговорила в пустоту комнаты:

– Гром, я знаю, что ты здесь. Что думаешь, хороший сегодня будет день для меня?

В этот момент воздух у кровати будто задрожал, сгустился – и в ту же секунду на ней материализовался большой, поджарый черный пёс. Он спрыгнул на пол, бесшумно подошёл к подоконнику, поставил на него передние лапы, уставившись вместе с Дарой на лес, сиявший в солнечных лучах.

– Я думаю, что эти сумасбродные феи любую муху могут превратить в слона, – прозвучал его низкий, спокойный голос.

Дара рассмеялась и нежно положила руку на его мощную голову.

– Да, это правда. То есть ты хочешь сказать, что сегодня будет обычный день?

– Не совсем, – ответил Гром, и его тёплый бочок прижался к её ноге. – Я тоже кое-что чувствую, Дара.

Она тяжело вдохнула и тихо, почти шёпотом, сказала:

– И я.

– Ладно, раз уж я всё равно встала… – проворчала Дара, отряхивая сон. – Давай собираться. Подними остальных, сегодня пойдём на поиски Лунного камня.

Гром поинтересовался:

– Пойдём все вместе?

– Нет, – твёрдо ответила Дара, уже натягивая свой прочный походный жилет. – Пойдём ты, я и Ночка. Остальные пусть отдыхают. Мы всё равно ненадолго.

– Хорошо.

Пёс спрыгнул с подоконника, подошёл к двери и, коснувшись её лапой, беззвучно отворил. Дверь сама собой распахнулась, пропуская его в коридор.

Они вышли час спустя. Солнце уже вовсю сияло, озаряя всё вокруг своим тёплым, летним светом. Но, оставляя дом позади, Дара чувствовала, как в груди просыпается какая-то непонятная тревога. Она была похожа на предчувствие, но без формы – просто холодный камешек под сердцем.

«Всё из-за той болтливой феи», – решила она и тряхнула головой, пытаясь отогнать назойливые мысли. Лучше сосредоточиться на деле.

– Ночка, – позвала она свою спутницу – небольшую, грациозную собаку цвета тёмного серебра. – Чувствуешь что-нибудь?

Ночка насторожила уши, её нос задрожал, втягивая воздух. Через мгновение она проговорила своим чётким, ясным голосом, похожим на тон отличницы на экзамене:

– Нет. Совсем ничего. Нос абсолютно холодный.

Надо сказать, особенностью Ночки было то, что она могла учуять любое присутствие магии, а в зависимости от того, светлая она или тёмная, менялась температура её носа. Именно поэтому Дара взяла её с собой – только Ночка могла уловить след Лунного камня.

Несколько часов они бесцельно бродили: вдоль опушки леса, через поля, мимо крошечных, оживлённых деревушек. Результата не было. Солнце начало клониться к западу, и Дара уже подумывала повернуть назад, как вдруг…

Ночка вздрогнула.

Все замерли.

– Что это? – тихим шепотом спросила Дара, присев рядом. – Что ты чувствуешь? Это камень? Скажи же скорее, не молчи!

Внутри у неё уже зажглась маленькая, радостная искорка. «Ну вот, не соврала фея! Всё-таки какой-то особенный денёк!»

Но Ночка повернула к ней свою изящную морду, и в её глазах читалась не уверенность, а растерянность.

– Да, я чувствую… но я не знаю, что это.

– Как? – с недоумением спросила Дара.

– Это похоже на… на крик о помощи.

Дара замерла.

– Что? Крик о помощи? – она покачала головой. – Ничего не понимаю. Ты чувствуешь магию, а не молитвы людей. Что значат «крики о помощи»?

– Я сама не знаю! – растерянно ответила Ночка, её хвост нервно подёргивался. —

– Давайте, я сбегаю на разведку.– отозвался Гром

– Нет, малыш, – твёрдо проговорила Дара, вставая во весь рост. – Это может быть опасно. Идём туда вместе.

Она обменялась взглядом с Громом. Тот кивнул, его мощное тело напряглось, готовое в любой момент броситься вперёд.

След, который учуяла Ночка, вёл вглубь леса – туда, где тени уже сгущались, несмотря на ясный день.

––

Пробравшись в самую чащу, они вышли на небольшую, почти идеально круглую поляну, будто выстриженную посреди дремучего леса. Солнечный свет, пробиваясь сквозь редкий здесь полог крон, ложился на землю золотистыми лоскутами, подсвечивая толстый слой прошлогодней хвои и мягкий, бархатистый мох. И посреди этого зелёного безмолвия, прислонившись к замшелой громаде поваленного бурей дуба, сидел мужчина. Он выглядел обессиленным: голова была запрокинута на древесный ствол, глаза закрыты, но поза была не расслабленной, а скорее настороженной, будто он прислушивался к каждому шороху.

Гром, шедший чуть впереди, мгновенно замер, прижав уши. Его мощное тело напряглось, а из груди вырвался низкий, предупредительный рык, больше похожий на отдалённый раскат грома. Ночка, никогда не отходившая от Дары дальше чем на три шага, прижалась к её ноге в тревоге. Её нос задрожал, втягивая воздух.

Мужчина испуганно обернулся на звук, и в его глазах, словно вспышка, мелькнула не столько боль, сколько быстрая, холодная оценка.

– Кто вы? – спросил он, и голос его, нарочито слабый, сорвался на хрипоту. – Что вы здесь делаете? Ладно, впрочем, это неважно… Вы не могли бы мне помочь?

Дара не отвечая, медленно провела ладонью по холке Грома, успокаивая дрожь в его мышцах. Её собственный взгляд был пристальным и недоверчивым.

– Что с тобой стряслось? – её голос прозвучал тихо, но чётко, нарушая лесную тишину.

Мужчина слабо взмахнул рукой, приглашая подойти ближе, и скривился в гримасе, изображающей муку. Но Дара не двинулась с места. Она лишь обменялась быстрым взглядом с Ночкой. Та отрицательно мотнула головой: магии в нём не было. Но от него пахло… чужим. Городской пылью, дешёвым мылом и чем-то ещё – тонким, сладковатым запахом притворства.

Тогда он, сдавленно вздохнув, начал свою историю:

– Меня зовут Нил. Я простой торговец, шёл продавать свой товар и… попал в беду. – Он указал на свой правый ботинок. – Подскользнулся на этом проклятом мхе и, скорее всего, сломал ногу. А может, вывихнул – не знаю. Просто не могу идти дальше. Я сижу здесь уже два дня.

«Слишком чистые руки. Слишком аккуратно подвёрнутые штанины. И щёки, гладко выбритые два дня назад? В глухом лесу?» – пронеслось в голове Дары. Её подозрения клубились, как туман над болотом.

– Торговец, значит, – проговорила она вслух. – А где твой товар?

Нил растерянно забегал глазами, словно пытаясь найти потерянную мысль.

– Товар? Так его… это…украли.

– Кто украл? – прозвучал в воздухе низкий голос Грома, от которого по спине Нила пробежали мурашки.

Он вздрогнул, впервые по-настоящему уставившись на огромного пса.

– Так… бандиты. Из лесу выскочили…я сам еле выжил

Полминуты воцарилась абсолютная, давящая тишина. Даже ветер в вершинах сосен затих. Только Нил, играя свою роль, изредка постанывал и хватался за голень, следя за Дариной реакцией краем глаза. Ночка, не отрываясь, смотрела на него, её умные глаза сузились до щелочек.

Дара, наконец, вздохнула, и этот вздох был полон усталого решения. Она повернулась к Грому, положила ему руку на голову и сказала тихо, но твёрдо:

– Скажи домашним, что у нас будет гость.

Гром кивнул – и в ту же секунду пространство вокруг него замерцало, как воздух над раскалёнными камнями. Раздался тихий треск, похожий на ломающуюся под ледяной коркой ветку, и огромный пёс растворился в воздухе, оставив после себя лишь лёгкую дрожь листьев на ближайшем кусте.

На лице Нила отразился неподдельный шок. Рот приоткрылся, брови взлетели к волосам. "Значит, собаки у этой волшебницы тоже непростые. Это… неожиданно. И чертовски усложняет задачку", – пронеслось у него в голове.

Не обращая внимания на его замешательство, Дара решительно подошла к нему, её тень упала на его лицо. Она присела на корточки, собрав складки своей длинной юбки, и уже протянула руку, чтобы задрать его штанину и осмотреть «рану». Но вдруг Нил резко дёрнулся и закричал – громко, пронзительно, заставляя вспорхнуть с ближайшей ели пару ворон.

– А-а-ай! Осторожнее!

Дара, не ожидавшая такого визга, отшатнулась так резко, что потеряла равновесие и плюхнулась на мягкий мох. Она сидела, широко раскрыв глаза, потирая ушибленный локоть.

– Боже, ты чего орёшь?! – выдохнула она, уже с раздражением.

– Просто… очень-очень сильно болит, – заикаясь и хватаясь за сердце в театральном жесте, произнёс Нил.

– Так я её даже не тронула!

– Ну да, а вдруг ты тоже бандитка и сделаешь мне ещё больнее? – он прижал руку к груди, изображая испуг. – Вдруг ты вообще хочешь меня убить и ограбить, как те другие? Я один, я беззащитен!

Дара медленно поднялась, отряхнула с рук и коленей приставшие травинки и, глядя ему прямо в глаза – холодным, пронизывающим взглядом, – сказала:

– Что ж, тогда ты, вероятно, откажешься от моей помощи и от моего гостеприимства. В таком случае, вынуждена тебя покинуть. Удачи.

И она резко развернулась и зашагала прочь. Ночка, бросив последний оценивающий взгляд на «несчастного», засеменила следом.

Нил такого не ожидал. Его план давал трещину.

– Стой! Эй! – крикнул он ей вслед, но она даже не замедлила шаг.

Тогда он, громко закряхтев и изображая муки, стал подниматься, опираясь на пень. Он сделал несколько преувеличенно хромых шагов за ней, ковыляя и спотыкаясь о невидимые кочки.

– Ты же говорил, что не можешь ходить, – не оборачиваясь, бросила Дара, и в её голосе звучала уже открытая насмешка.

– Да, – простонал он, вкладывая в голос всю возможную боль, – но лучше я поползу с тобой, чем умру здесь один, с больной ногой, от голода или лап волка!

Дара остановилась, тяжело вздохнула, будто смиряясь с неизбежным. Она развернулась, подождала, пока он, ковыляя и морщась, не дошёл до неё, и, не говоря ни слова, решительно закинула его тяжелую руку себе на плечи. Она была почти на две головы ниже его, и её плечо сразу прогнулось под его весом.

Нил, чувствуя, как её тонкое тело напряглось под его тяжестью, про себя восхитился: «Серьёзно? Решилась тащить на себе здоровенного незнакомца, просто чтобы помочь… Без всякой корысти… ».

Но помочь ей нести его самого он, конечно, не мог. Вместо этого он заговорил, стараясь отвлечь и себя, и её:

– Значит, ты живёшь с собаками?

– А ты, значит, не из наших мест? – парировала Дара, с трудом переводя дух и выбирая путь помягче. Её шаги стали короче, тяжелее.

– Нет, почему же. Я живу неподалёку, в стороне.

– Хм… – она на мгновение запнулась, переступая через корень. – Тогда очень странно, что ты не знаешь, что я живу с собаками. Все в округе на три дня ходьбы знают, что у Дары в лесной чаще живут псы.

– Да… – задумчиво протянул Нил, быстро соображая. – Мне кажется, у нас случилось недопонимание. Потому что для меня, торговца, понятие «неподалёку» очень относительно. Понимаешь? Что для тебя долгий путь через лес – для меня просто отрезок между двумя точками на карте. Рутина.

Дара не ответила. У неё просто не было на это сил. Каждый её шаг теперь был медленным, увязающим усилием. Она тяжело дышала, капли пота выступили на висках, а рука, обнимавшая его талию, онемела. Нил чувствовал, как её плечо вздрагивает от напряжения, и ему впервые за этот спектакль стало не по себе.

– И не страшно тебе, – начал он снова, пытаясь заглушить странное чувство, – тащить первого встречного к себе в дом?

На этот раз Дара резко остановилась. Она сбросила его руку со своего плеча так, что он едва удержал равновесие, ухватившись за ствол березы. Сама же она распрямилась, уперлась руками в поясницу и, запрокинув голову, жадно глотала воздух. Грудь её сильно вздымалась.

– По-моему, – проговорила она с хриплой, сбившейся от одышки усмешкой, – ты слишком болтлив для человека, находящегося на волосок от гибели в лесной глуши.

– Я просто… хотел помочь тебе, – оправдался Нил, чувствуя себя неловко.

– Помочь ты мог бы, – она вытерла лоб тыльной стороной ладони, – если бы не вымахал в детстве в такого кабана. Но, увы, этого не случилось.

Он замолчал. Остаток пути они проделали почти в тишине, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием Дары да редкими его стонами «для антуража».

К дому они добрались уже глубокой ночью, когда луна висела высоко в небе, окрашивая поляну перед избой в молочно-серебристый цвет. Дара, дойдя до крыльца, буквально высадила Нила на старую скамью, как неповоротливый мешок.

– Гром, – хрипло позвала она, и огромный пёс материализовался из тени крыльца. – Всё ему расскажи. Покажи, где что.

И, не дожидаясь ответа, она поволоклась в дом, её силуэт медленно растворился в тёмном проёме двери.

Несмотря на все странности, тревоги и тяжесть этого дня, усталость взяла своё. Дара уснула мгновенно, крепким, безмятежным, почти детским сном. И, к её безмерному облегчению, до самого следующего полудня её никто не потревожил.