

Яна Тарьянова, Наталия Тенже
Зеркальщица
Глава 1
Неизвестно, как бы сложилась судьба Кристины, расти она в семье, у любящих родителей. Может и утаили бы дар, научили прятаться, чтобы не попала в лапы к особистам. А в детдоме что? Заметили мутнеющие зеркала, своевольничающие отражения, и вызвали комиссию от греха подальше. После проверки Кристину увезли в специнтернат. Школу для одаренных детей. Там жилось полегче: кормили сытно, драки и издевательства пресекали, водили на прогулки, разрешали смотреть телевизор. Воспитанников разбивали на группы по схожим способностям. Вместе с Кристиной на факультатив ходила еще одна зеркальщица Аля и двое кукловодов. Занятия были интересными: Кристине и Але приносили куски зеркал, из которых надо извлечь информацию, кукловодам – новые игрушки. Зеркала приносили с подвохом. Бывало, бьешься-бьешься – никакого толку. А когда забирают, обмолвятся: «Оно новехонькое, только с завода». Проверяли силу, глубину проникновения в слои воспоминаний. Со временем Кристина научилась пробиваться за первую завесу, легко отбрасывала бессмысленную шелуху, заставляла гладкую поверхность повторять значимые события: разговоры без свидетелей, угрозы, побои, совокупления. Ее хвалили, после окончания интерната переселили в комнату в общежитии, пристроили на скучную работу в архив. Днем Кристина вела жизнь бумажной крысы: слонялась среди пыльных стеллажей, копировала рассыпающиеся в прах документы, выдавала справки посетителям, вносила запросы в прошитую книгу – буквы выписывались аккуратным почерком отличницы, с идеальным наклоном и нажимом.
Вечером – не чаще раза в неделю – ее забирали для выполнения основной работы. Кристина перебывала в ресторанах, банях при комбинатах бытового обслуживания, в домах, квартирах, заметно отличающихся стоимостью обстановки. Зеркала были разными – огромными, обрамленными тяжелыми рамами; маленькими переносными прямоугольниками и кругляшками с проволочной ножкой-подставкой, трельяжами, мутными от времени. А иногда ее привозили к груде осколков, из которой попробуй что-то вытяни.
Кристина не знала, как и для чего используется извлеченная из зеркал информация. Накапливали, наверное, факты, способствующие успешным ловушкам. Подтверждали подозрения. Доказательствами в суде картинки в зеркалах служить не могли, но ворохи протоколов, оседавших в кабинетах госбезопасности, грозили серьезными неприятностями тем, кто оставил свои отражения.
Если честно, Кристина почти никого не жалела. Пьяных барыг, швырявших двадцатипятирублевые купюры на столы в кабаках, хвастающихся друг перед другом продажей чемоданов прибалтийского мыла или белорусских колготок, она не уважала. От посетителей банно-прачечных комплексов чаще всего тошнило. Лысые старики с отвисшими животами приставали к стройным девицам. Кристина не видела в этом ни красоты, ни страсти, только вынужденную покорность со стороны девиц и отвратительную алчность и расчетливость в глазах старичья.
Может, потому своя жизнь и не складывалась? На случки Кристина насмотрелась до тошноты, при виде мужчин не трепетала: она ценила силу, любила посмотреть на широкоплечие тела с кубиками пресса, но служить игрушкой не хотела. А в чистоту отношений и святость супружеских уз не верила.
Мужчины за Кристиной и не гонялись – вечно хмурая Крыся, сутулая, с мышиной шевелюрой и тусклыми глазами-бусинками… не героиня романа, ох, не героиня. А она и не набивалась. Пироги для начальника на работу не носила, на редкие заигрывания посетителей не отвечала. Выбрасывала бумажки с номерами домашних телефонов и адреса. Нет уж… не сдержишь силу в чужом доме, вызнаешь тайны зеркала, начнет мутить и только бежать.
Так бы и состарилась Кристина в областном центре, совершая ежедневную ходку в архив, раз в неделю вытаскивая на свет божий зеркальные грешки местных партийцев и вояк, да вмешалась Олимпиада-80. В столицу со всех концов страны согнали кукловодов, псиоников, гипнотизеров, сирен, ворожей, эмпатов и ясновидцев. И, конечно же, зеркальщиков – отражений-то иностранные гости оставят много, только успевай считывать.
Кристина отработала на отлично. Вытянула следы двух известных музыкантов и театрального деятеля, барахтавшихся с иностранными спортсменками. Не только барахтались: валюту покупали, дефицитные тряпки – для себя и перепродать втридорога. От звезды эстрады, предпочитавшего чернокожих и мулаток, у Кристины сердце ёкнуло. Хорош был собой музыкант, привлекал нестандартной длинной гривой, порывистостью движений и искренностью страсти – дарил спортсменкам наслаждение, не стыдясь стонов и искусанных губ. На картинки в зеркалах удалось полюбоваться трижды, потом Кристину перекинули в другой корпус Олимпийской деревни, а к музыканту приставили кукловода.
После Олимпиады Кристину оставили в столице. Присвоили воинское звание, поселили в лейтенантском общежитии. Прикрепили к группе, занимавшейся расследованием незаконной перепродажи бриллиантов. Кристина влипла в густую кашу, варившуюся в высших партийных кругах. Когда одно из отражений показало жену министра МВД Светлану Щелокову, она поняла, что без потерь уйти не удастся. Это вам не смоленские партийцы, воровавшие крупу со складов и солярку из автоколонны. Хотя и оттуда могло прилететь – мало не покажется. Но тут, в столице, среди отражений Щелоковой, а потом и Галины Брежневой, стало ясно: дело труба. Пословица: «Паны дерутся, у холопов чубы трещат» явила себя во всей красе. Зимним вечером по темноте подошли трое, и даже не просили закурить. Сбили с ног, пинали, как хоккейную шайбу по утоптанному снегу, убедившись, что потеряла сознание, оставили умирать. Замерзла бы. Спасибо, бдительная бабушка из дома напротив приметила валяющееся тело – сожалела потом, что драки не видела – и милицию вызвала.
Кристину отвезли в больницу «Скорой помощи», оттуда, на следующий день, перевели в военный госпиталь. Потянулись долгие дни лечения – один из ударов повредил позвоночник, и врачи поначалу опасались, что Кристина не сможет ходить. Спасла молодость – в двадцать пять у организма еще есть резервы. Кристина восстановилась, сделала первые шаги: сначала на костылях, потом с тростью. И обнаружила, что дар ушел. Зеркала молчали, не туманились, не завлекали призывным шепотом. Показывали положенное законами природы отражение, и не больше. Кристина пала духом – хоть и не было счастья от способностей, одни беды, а лишиться оказалось больнее, чем с травмированным позвоночником ходить. Генерал, курировавший «бриллиантовое дело», пригнал в госпиталь целый консилиум. И ворожея, и ясновидящий хором сказали, что дар не ушел, просто заснул, чтобы не вычерпать последние запасы сил, дать Кристине оправиться после травмы. На вопрос о сроках оба дружно развели руками. Генерал нахмурился, Кристина приготовилась услышать слова об отставке, а вышло странно. Вроде и отставка, а вроде и нет.
– Приберегу тебя до лучших времен, – загадочно проговорил генерал и удалился.
Глава 2
На следующий день Кристина Ивановна Иванова, круглая сирота, воспитанница детского дома, лейтенант особого отдела госбезопасности, скончалась от острой сердечной недостаточности. В возрасте двадцати шести лет. Оплакивать Кристину было некому, похоронили ее за казенный счет, без салюта и прочих воинских почестей. Похоронили и похоронили. А тем временем в отделении для безнадежных больных очнулась и резко пошла на поправку младший лейтенант Кристина Андреевна Руденко. Сирота, воспитанная бабушкой, шифровальщица, получившая ранение во время бомбежки узла связи в Афганистане.
Кристина Андреевна Руденко вышла из госпиталя в жаркий день. В пятницу, тринадцатого августа одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года. В пятницу тринадцатого, и только черной кошки не хватало, чтобы перебежала дорогу перед такси.
Несчастливое предзнаменование Кристина Андреевна проигнорировала. Села в самолет, который благополучно вылетел из Москвы и приземлился в Краснодаре. Из аэропорта добралась на такси до своего дома, который они с бабушкой купили как раз перед отправкой криптографического подразделения в Афганистан, с трудом открыла приржавевший засов калитки и вошла во двор.
Чемодан и трость остались под вишнями, в палисаднике, отделявшем дорогу от тротуара. Кристина постаралась унять дрожь, сделала несколько шагов по двору, огляделась. Несмотря на инструктаж и внешнее сходство с покойной тезкой, она боялась немедленного разоблачения. Зачем генерал провел такую подмену, догадаться нетрудно. Все граждане СССР, обладавшие паранормальными способностями, стояли на учете. Держать в рукаве туза – зеркальщицу, не внесенную в списки, зеркальщицу, которую можно шантажировать проживанием под чужим именем, с чужими документами… ни один генерал от такого не откажется, и не только генерал.
– Кристина? – голос из-за забора настиг, ударил в спину. – Кристинушка, похудела-то как!
– Здравствуйте, тетя Тася, – чтобы повернуться, пришлось собрать волю в кулак. – По госпиталям лежала, там жира не нарастишь.
Бабка в цветастом платке и байковом халате мелко-мелко закивала, перекрестила ее издали, успокоила:
– Теперь-то отъешься. В отпуск приехала?
– Комиссовали. Обещают через год на преподавательскую работу в училище взять, на другое уже не гожусь.
В доказательство своих слов Кристина шагнула, припадая на левую ногу, чем вызвала новую волну охов и вздохов.
Первый контакт прошел успешно, и Кристина, продолжая успокаивать себя, поднялась на крыльцо и отперла дом. Ключ – длинный, массивный – с трудом провернулся в замке. Пахнуло застарелой сыростью, заскрипели доски пола. Кристина прошла по узкому коридору, оглядела большую кухню с дровяной печью, умывальник, алюминиевый таз. Заглянула в одну дверь – за ней скрывалась маленькая спальня. Открыла вторую, двустворчатую, окинула взглядом зал. Ни шифоньер, ни сервант с парадной посудой ее не заинтересовали. Трельяж. Зеркало на тумбе, пропахшей пудрой и духами. Подпорченная временем гладь, обрамленная рыжими потеками и черными пятнами, затуманилась. Кристина закрыла створки, прошептав: «Не сейчас».
Дар вернулся еще в госпитале, перед выпиской. Радовать генерала Кристина не стала, решила, что сначала отгуляет долгий отпуск.
Движение за окном, пойманное краем глаза, напомнило сразу обо всем: о брошенном на улице чемодане, о возможной слежке. О том, что надо было первым делом позвонить куратору, а она поехала прямо в дом.
На покосившийся забор, разделявший участки, вспрыгнул огромный черный кот. Посмотрел на Кристину внимательно, проникая в душу, фыркнул, взъерошился, сбежал, выражая неодобрение коротким воем. Животные чувствовали отклонения от нормы. Ни коты, ни собаки рядом с зеркальщиками не задерживались. И не только с ними – и с кукловодами, и с ворожеями, и так далее по списку.
Животных было невозможно взять под контроль, поэтому мимолетное чувство опасности исчезло – неодушевленные предметы Кристину пугали больше. Она побрела за чемоданом, попутно оглядывая двор. Пустая собачья будка, стоявшая на боку кроватная сетка, оцинкованная лейка. Ни тряпичных зайчиков, ни пластмассовых неваляшек, ни деревянных птичек-свистулек. Да и сомнительно, что к ней с первого дня приставят кукловода. Вот если потянуть пару лет, утверждая, что способности так и не вернулись – тогда жди гостя в дом. Мелькнуло и исчезло воспоминание, как бывший товарищ по факультативу выслушивал отчеты кукол, выполняя задание в Москве. Крохотная, в палец размером, елочная Снегурочка со стершейся с пластика краской, пищала, передавая хозяину отчет о действиях иностранного спортсмена, подозреваемого в спекуляции валютой. Снегурочка пряталась в гостиничном номере, возле батареи. Плюшевый медведь сопровождал спортсмена на прогулках в парке, оставляя клочья шерсти на кустах. Можно было заглушить микрофоны, держаться подальше от зеркал, но избавиться от игрушки, которую кукловод натравил на объект – нельзя. В зайчиков, мишек, снегурочек вселялись души покойников, отравленных ненавистью ко всему живому. Плюшевая и пластмассовая нежить преследовала людей, охотно отчитываясь кукловоду. Поговаривали, что некоторые умельцы вселяли душу в посуду, подушки, одеяла, добираясь до самых сокровенных помыслов и действий объекта, но за истинность таких рассказов Кристина не ручалась. Она знала тайны, неведомые простому обывателю – волей-неволей узнаешь, пока учишься и работаешь. При этом огромная часть паранормального айсберга все равно оставалась сокрытой от глаз. Ко многим секретам Кристина не имела доступа, и, как любой обыватель, довольствовалась слухами.
– Тетя Тася! – крикнула она, ставя чемодан на крыльцо. – Ближайший телефон на универсаме? Позвонить надо, а я уже не помню ничего.
Перед отъездом Кристину заставили выучить карту окрестностей. Город она могла не знать – прожила-то всего ничего, из училища на прогулки не выпускали. Но дорогу к магазину и обратно должна была запомнить.
– На пятиэтажках, – отозвалась та. – Если трубки целы. Кто-то уже второй месяц балуется, отрывает. Ты туда пройди, а если поломано, до универсама рукой подать. Там пяток на стене, какой-то да работает. Мелочь есть или двушку дать тебе?
– Мелочи полный кошелек, – успокоила соседку Кристина.
Номер, по которому она собиралась звонить, соединяли с абонентом без проглоченной телефоном-автоматом монеты. Однако соседке об этом знать совсем необязательно.
Глава 3
Чемодан придавил вытертую коридорную половицу. Кристина заперла входной замок, привыкая к ключу и действию, поковыляла прочь от калитки, опираясь на трость. Она примеряла карту к реальности. Пятиэтажки. Три кирпичных дома. Ведомственное жилье железнодорожников. В одном из домов на первом этаже сберкасса, продовольственный и промтоварный магазины. Кажется, еще «Кулинария». Это надо проверить на месте.
Кристина медленно и осторожно пересекла вымощенную булыжником дорогу: ни «зебры», ни потока машин. Пошла вперед по узкой, изъеденной ямами и трещинами полосе асфальта – тротуару между одноэтажными частными домами и палисадниками. Переулок Тенистый оправдывал свое название. Над головой смыкались ветви деревьев, тянувшихся из дворов на улицу и наоборот. Здесь не росли ни ели, ни клены, ни тополя. Сплошь плодовые – вишня, слива, алыча – и море цветов. Кристина рассматривала палисадники, старички и старушки, коротавшие вечер на лавочках рядом с калитками, рассматривали Кристину. Отглаженную, с иголочки, форму. Погоны. Узкую форменную юбку. Трость. Кто-то поздоровался. Кристина пожелала доброго вечера в ответ. Приветствие могло означать личное знакомство, а могло отражать любопытство и почти сельское добродушие. О конфликтах и подозрениях соседей Кристине должен был сообщать куратору. Пара дней пройдет, и видно будет – приняли или не приняли. Скорее всего, примут и поверят. Генерал всё правильно рассчитал.
Вторую дорогу Кристина переходила с осторожностью. Движение интенсивное, не скажешь, что улицы квартал разделяет. Светофора нет. Троллейбус пролетел, не сбавляя скорости перед «зеброй». Так бы и стоять Кристине на разделительной полосе, спасибо, дед на «Москвиче» притормозил и пропустил.
Телефонные будки она увидела издали: яркие, красно-желтые, приметные, несмотря на облупившуюся краску. Трубка уцелела только на одном телефоне, вторую обрезали. Кристина вошла в будку, прикрыла за собой дверь, отсекая часть уличного шума. Сняла тяжелую темно-коричневую трубку. Есть гудок! Она набрала номер, дождалась нейтрального приветствия, проговорила пароль: «Разбитое зеркало». Куратор потребовал отчет. Кристина доложилась – сжато и преувеличенно бодро. Выслушала обещание: «Завтра к вам заеду» и с облегчением повесила трубку на рычаг. Стекло в двери помутнело, явило вереницу лиц, беззвучно шевелящих губами. Кристина стерла лица легким движением руки, и побрела к магазину, обуздывая дар – только не хватало, чтобы кто-то обратил внимание на неправильные отражения в витринах! Пойдут слухи по району, потом от куратора не отвяжешься.
Первый этаж добротной кирпичной пятиэтажки занимали сберкасса и три магазина. Галантерейный, овощной и продовольственный. «Кулинарии» не было – то ли переехала, уступив место овощному, то ли информатор что-то напутал. Кристина вошла в дверь, косясь на силуэты отражений. Нормально. Лотки с сухофруктами, сетки с мелкими яблоками и картошкой, свекла, морковь. Кристина соблазнилась початками кукурузы, сваленными кучей в углу магазина. С трудом присела, выбрала пяток с хохолками светлых нитей – молочной спелости, и замерла. Как нести? Авоську-то она не прихватила, только кошелек взяла.
– Без сумки вышли? – проговорила продавщица. – В галантерейный сегодня завезли, можно купить.
Кристина даже вздрогнула: телепатия? Потом сообразила – опыт и обмен покупателями между магазинами.
Она отправилась в галантерейный, где приобрела добротную полотняную сумку с кольцами и надписью «Олимпиада-80». Вернулась, забрала кукурузу и перешла в соседний магазин. В продовольственном, в царстве хлеба, рогаликов, подтекающих пирамидок с молоком и «Чайной» колбасы по рубль семьдесят, ее нагрузили варенцом и сметаной в стеклянных банках и бутылках.
– Потом стекло на обмен принесете, – велела продавщица. – А в картоне молоко вчерашнее, уже подкисло по жаре. Творожок возьмите. Рассыпчатый, как домашний!
Кристина покорно купила молочку, хлеб, картонное ведерко творога, пластмассовую баночку сыра «Янтарь» и банку скумбрии в томате. Ужином и завтраком она себя обеспечила, а завтра, после визита куратора, собиралась прогуляться в «Универсам». Для сверки карт с реальностью.
Вечер Кристина потратила на уборку. Несколько раз набирала воду в кране во дворе, заносила ведра в комнату, мыла полы, сгребала комки пушистой пыли на серванте и шифоньере. Перетряхнула постельное белье, переложенное «Земляничным» мылом, вывесила на проволоку – проветриться. Простые действия помогали отвлечься от тоски, поселившейся под ложечкой, царапавшей тупыми иголками. Кристина впервые задумалась о будущем. Не ближайших днях и месяцах, а годах и десятилетиях. Жизнь под чужой личиной отрезала возможность выйти замуж, родить ребенка – Кристина бы никогда не решилась рассказать правду о себе приглянувшемуся мужчине, и не смогла бы строить семейный очаг на фундаменте лжи. Невозможно предсказать, как и когда генерал и его доверенные люди дернут за поводок. Казалось бы, зачем сокрушаться о несбыточном? Кристина сторонилась мужчин, когда была свободна, что мешает придерживаться этой линии и впредь?
«Тогда я могла, но не хотела. А сейчас меня лишили выбора».
Да и в ежедневном общении ложь должна была нарастать как снежный ком. И однажды этот ком мог сорваться и раздавить весом. Всю жизнь отмалчиваться или лгать, пересказывая чужие военные истории? Опасаться, что в гости нагрянет кто-то из бывших сослуживцев – это может случиться и через пять, и через десять лет.
К ночи Кристина доварила кукурузу на летней кухне. Пришлось приноровиться к газовой плитке с баллоном и сделать себе мысленную пометку – баллоны надо регулярно менять. Горячий початок принял щепоть серой соли и лег на тарелку. Кристина оставила его остывать, решительно прошла в большую комнату и распахнула створки трельяжа. Заклубились, наслоились друг на друга отражения: сухонькая старушка в темном платке, оседающая на пол. Похожая на Кристину женщина, обнимающаяся со смазливым мужчиной – запомнить лицо, постараться избежать неловкой ситуации. Большинство картинок были бытовыми: уборка, взмах расчески перед центральным зеркалом. Иногда в отражениях мелькал черно-белый кот. И это Кристина внесла в перечень мысленных пометок: кормить, если похожее животное придет.
Она съела кукурузу и легла спать на диване, долго ворочалась – от духоты и запаха земляничного мыла. И все-таки заснула, усталость взяла свое.
Глава 4
Куратор явился ни свет ни заря. Погремел ручкой калитки, криком вызвал сонную Кристину во двор. Вошел, обнял, успевая переговариваться с соседкой:
– А меня за месяц до бомбежки домой перевели. Переживал за Кристину, уже не думал, что свидимся.
И, разрывая наигранно дружеские объятья, спросил:
– Ну, как ты, малышка? Полегчало дома?
Кристина пробормотала в ответ что-то утвердительное, потянула «сослуживца» к двери – укрыться от соседских глаз. Куратор заупрямился:
– Погодь! Я тебе сторожа привез. Мать на даче прикормила, клубнику охранял, а я подумал – тебе сейчас нужнее. Девице-то одной в доме жить опасно. Мало ли кто через забор полезет. Псина или лаем спугнет, или укусит, если на ночь с цепи спускать будешь. Смотри, справный какой зверь!
Дошли до «Жигулей», припаркованных возле вишен. Куратор открыл заднюю дверцу, свистнул:
– Булат! На выход! Знакомьтесь. Кристина, это Булат. Булат, это Кристина.
На траву выпрыгнул крупный пес. Дворняга, похожая на овчарку. Пес зевнул. Кристина вспомнила давным-давно услышанную присказку: пасть черная, значит злой. Булат вывалил розовый язык, посмотрел равнодушно, отошел на пару шагов, задрал лапу возле вишни. Это удивило – не зарычал, не шарахнулся, как заглянувший в гости кот.
– Собака – друг человека! – важно изрек куратор.
Кристина еще раз оценила размеры подарка и решила, что ночью спустит его с цепи и откроет калитку пошире. Таких друзей – за хвост и в музей.
Куратор дождался, пока пес справит нужду, подцепил пальцем стальное кольцо на добротном ошейнике, завел во двор. Посадил на цепь возле пустой будки, громко проговорил:
– Кормить не забывай. И воду ставить. А то уморишь по жаре.
Кристина покорно кивнула, зашла в дом, выслушала короткий инструктаж – ничего нового, все те же речи, что перед отъездом из Москвы – ответила: «Так точно» на требование звонить раз в неделю без чрезвычайных происшествий, и отрицательно помотала головой на вопрос о даре. Трельяж честно отражал Кристину и куратора – без дымки и появления прежних жильцов. Вот и славно.
После завтрака из кукурузы и банки скумбрии в томате, Кристина подсунула к будке миску с водой, радуясь тому, что пес спрятался внутрь, в тень, погладила платье с коротким рукавом, оделась и отправилась в «Универсам», не забыв прихватить сумку. Путь снова пролегал по тенистым улочкам. Через квартал, под одиноким фонарем на перекрестке, обнаружилась свалка. Кристина пересекла пустую дорогу, ударом трости отправила в кучу откатившуюся ржавую банку и пошла вперед, ориентируясь по названиям улиц. Переулок Солнечный порадовал взор темнеющими гроздьями винограда, вывел к сетчатому забору школы. Пахнуло краской и свежескошенной травой – приготовлениями к новому учебному году. Кирпичное здание окружали бурые ели и чахлые березы, откровенно унылые на фоне цветов и ломящихся от плодов деревьев в частном секторе. Кристина заторопилась, пересекая раскаленный отрезок тротуара, краем глаза заметила движение в кустах, присмотрелась и остановилась как вкопанная. По переулку Солнечному, знакомясь с зелеными насаждениями, шел друг человека Булат. Пес, которого Кристина оставила на цепи в будке, за запертой калиткой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Всего 10 форматов