Абсолютный Ноль

Глава 0. ВВОДНАЯ ЗАМЕТКА КУРАТОРА

Кому: Комиссии по надзору за проектами особой важности, «Светильник».

От: Старшего исследователя Л. Вальс, куратора проекта Psi-Theta.

Дата: [Зачёркнуто цензурой. Предположительно, за 72 часа до Инцидента.]

Тема: Предварительное уведомление о возможной терминации субъекта Эйра. Приложение: обоснование невмешательства.

Коллеги.

Это не отчёт. Это – предисловие к катастрофе, которое вы прочтёте уже после неё. Запись делается мной в режиме реального времени, по мере наблюдения за финальной фазой. Все формальные протоколы будут соблюдены и направлены вам позднее. Сейчас же требуется нечто иное: контекст. Или, если угодно, оправдание моему бездействию.

Субъект Эйра, наш самый ценный и самый нестабильный инструмент Psi-Theta, приближается к точке невозврата. Её траектория, просчитанная мной с вероятностью 94.7%, ведёт к самоуничтожению. И ключевой элемент этого уравнения – объект Зак, архивариус второй категории. Простой, ничем не примечательный «Исполнитель». С точки зрения системы – ноль.

Ирония в том, что именно это делает его идеальным оружием против неё.

Она, чей дар заключается в чтении скрытых нарративов, жаждет, страстно жаждет встретить историю, которую нельзя прочитать. Тайну без ключа. Молчание, которое было бы не паузой, а целым языком. Она ищет это во всех уголках нашего Анклава, в каждом взгляде, в каждой фразе на тех душераздирающих приёмах, которые мы разрешаем элите, чтобы те не взорвались от напряжения. И всё, что она находит – это вариации на одну и ту же тему. Страх. Амбиция. Потребность. Шум, структурированный в знакомые, тошнотворные мелодии.

А он… Он – анти-нарратив. Иначе его сущность не позволяет. Не социопат, не аутист в классическом понимании. Его психика, если это вообще уместный термин, устроена иначе. Он не скрывает эмоции. Он их не генерирует в форме, доступной для её сканирования. Он обрабатывает реальность, минуя тот семантический слой, на котором существует она. Для него её изощрённый анализ – просто неоптимизированный, избыточный код.

Она видит в нём загадку. Последнюю великую загадку. И она будет её разгадывать, пока не разгадает саму себя наизнанку.

Мои прогнозы, основанные на её паттернах поведения и его стабильной нулевой реакции, указывают на следующее: её одержимость перейдёт в фазу активного, провокационного взаимодействия. Она попытается «вписать» его в какой-либо сценарий – трагический, криминальный, романтический. Он, в силу своей природы, отклонит все сценарии, даже не заметив их. Это вызовет у неё экзистенциальную ярость, затем – отчаяние, а затем… Затем она совершит последнюю, отчаянную попытку достучаться. Не словами. Действием. Физическим, недвусмысленным жестом, который даже его система обработки не сможет проигнорировать.

И здесь заключается мой профессиональный и этический выбор, о котором вы будете судить.

Я не вмешаюсь.

Причины:

1. Научная ценность. Мы никогда не наблюдали подобного столкновения. Встреча гипер-нарративного сознания с анти-нарративным объектом. Данные, которые будут собраны (включая финальный нейродамп её сознания, который, я уверен, она каким-то образом спровоцирует), бесценны для понимания пределов человеческой психики и природы самой «интерпретации».

2. Системная целесообразность. Эйра становится всё более непредсказуемой. Её цинизм перерастает в автоиммунную реакцию против самой системы, которая её содержит. Она – блестящий скальпель, который начал поворачивать остриё к хирургу. Её утрата, как бы горько это ни звучало, предотвратит потенциально больший ущерб в будущем. Её смерть будет не напрасной – она станет стресс-тестом для системы безопасности и уникальным исследовательским материалом.

3. Личный парадокс. Я… проникся к субъекту. Не как к человеку – как к феномену. Её гибель от руки (прямо или косвенно) того, кого она, в своём извращённом понимании, пожалеет за его «пустоту», будет обладать чудовищной, безупречной поэтической логикой. Это будет конец, достойный её сложности. Вмешательство лишило бы этот процесс чистоты. Исказило бы данные.

Поэтому я наблюдаю. Фиксирую. И позволяю уравнениям, которые я же и вывел, исполниться.

“Главная героиня умрёт на странице 190.

Убитая тем, кого она жалела.”

Возможно, в этом есть справедливость. Или абсолютная несправедливость. Для системы это будет просто событием. Для науки – прорывом. Для неё – концом шума.

Я приложу к финальному отчёту все данные. А пока… Пока история пишется сама. И мы, все мы, лишь её свидетели.

Л. Вальс,

Куратор проекта Psi-Theta, подпись и печать.

Приписка, сделанная позднее, другим почерком (электронным аналогом):

Прогноз подтвердился с точностью до миллиметра и миллисекунды. Инцидент исчерпан. Материалы готовятся к архивации под грифом «ОМЕГА». Цена за знания оказалась высокой. И, как это часто бывает, окончательную цену сможет назвать только тот, кто эти знания получит. Надеюсь, оно того стоило. Надеюсь, мы сможем это понять.

Глава 1. Шум.

Звуки накладывались друг на друга слоями, как непрошеные голоса в переполненной комнате. Шум – не хаотичный, нет. Структурированный. Предсказуемый. Каждый смех был запрограммирован на определенной частоте, каждая фраза следовала синтаксису социального протокола.

Эйра стояла у массивного окна, за которым простиралась ночная панорама Анклава-7: темные геометрические силуэты жилых секторов, пунктирная сеть охранных прожекторов, редкие зеленые огоньки биолабораторий. Снаружи, за этим островком порядка, лежали Дикие Земли – сплошное черное пятно, молчаливый упрек их хрупкому бытию. Внутри же – тепло, свет и оглушительная тирания человеческого взаимодействия.

Ее пальцы сжимали стержень бокала. Напиток – синтетический купаж с нотками чего-то, что когда-то, до Крахта, называлось цитрусом. Дефицит. Привилегия. Холодное стекло, конденсат. Тактильный якорь в море сигналов. Она не смотрела на людей – она их считывала.

Мужчина у бара, в темном кителе с эмблемой «Щита» на отвороте. Погоны без видимых знаков, но манера держаться выдавала ранг не ниже капитана. Поза – распахнутая, голос чуть громче необходимого. Он рассказывал о последней экспедиции в сектор «Дельта», к окраинам бывшего мегаполиса.

Шаблон: «Воин-Рассказчик», подвид «Героический Выживальщик».

Его слова текли знакомым потоком: «…протокол сработал на пять с плюсом… аномалия вела себя почти как в учебнике… потеряли двоих, но добытые данные оценили в Совете…».

Слушатели кивали с правильными интервалами. Двое его, военные, с аналогичными шаблонами. Третий – техник из «Светильника» в сером комбинезоне, его кивок был чуть запоздалым, нерешительным. Исполнитель. Его присутствие здесь, среди элиты, было наградой за что-то. Или знаком.

Эйра мысленно отредактировала их диалог. Убрала случайные паузы, оговорки, сместила акценты. Получился чистый, стерильный текст взаимодействия.

«Ваш отчет в Совете произвел впечатление. Ресурсный сектор «Дельта» теперь в приоритете. Ваш вклад отмечен».

«Благодарю. Это результат работы команды. Но планирование выхода – моя зона ответственности».

Идеально. Без сбоев. Как два автоответчика, обменивающихся заранее записанными сообщениями.

Ее тошнило от этой предсказуемости. Не физически – хотя легкая волна дурноты иногда накатывала, особенно когда она видела, как шаблоны входят в резонанс, создавая этот гул самодовольства и страха, – а экзистенциально. Она видела каркас, на который все натягивали свою плоть и эмоции. Каркас из страха, амбиций, потребности в принадлежности. Все играли в Выживание с большой буквы, даже здесь, среди относительной безопасности, изысканной еды из гидропонных блоков и синтетического алкоголя из реакторов.

Она перевела взгляд на другую группу. Молодой технолог из «Светильника» с горящими глазами. Он говорил о новом штамме биоцеллюлозы для герметизации швов куполов. Его слова были быстрыми, перегруженными терминами, уцелевшими из старых учебников. Шаблон: «Энтузиаст-Эксперт». Его не слушали, а терпели.

Женщина постарше, ученый-администратор с серебристым знаком «Светильника» на груди, кивала с видом снисходительного одобрения. Ее шаблон: «Наставник-Контролер». Она уже оценила полезность идеи и самого технолога для системы. Решение – продвигать, но под наблюдением. Его энтузиазм – ресурс. Его наивность – уязвимость, которую можно контролировать.

– Эйра. Ты от нас отдалилась.

К ней подошел Леон, снабженец третьего ранга, его гражданский костюм был безупречен, ткань – не натуральная, но качественная реплика. Его лицо было знакомым до тошноты – правильные черты, улыбка, откалиброванная на демонстрацию дружелюбия без панибратства.

Шаблон: «Сетевой Агент».

Он собирал связи, как другие коллекционировали уцелевшие артефакты или карты безопасных зон. Информация была валютой, а люди – ее носителями.

– Наблюдаю, – ответила она. Голос звучал ровно, нейтрально, как голос автоинформатора в лифте. Она не стала его редактировать. Пусть остается плоским. Пусть он видит в этом часть ее аномалии – холодный анализ, инструмент.

– Интересная смесь сегодня. «Щит» хвастается трофеями, «Светильник» меряется гипотезами. Как и завещано Отцами-Основателями после Крахта. Но есть пара полезных людей. Видела серую троицу у глобуса?

Он кивнул в сторону угла, где трое мужчин в строгой гражданской одежде без опознавательных знаков тихо о чем-то совещались. Их жесты были скупыми, взгляды – быстрыми, оценивающими, скользившими по толпе, а не по лицам. Аналитики из внутренней безопасности «Щита». Или, возможно, аудиторы из Совета.

Шаблон: «Наблюдатель-Оценщик».

Они не пили. Они работали. Их присутствие на такой вечеринке было частью работы – оценка лояльности, поиск слабых мест, фиксация неформальных альянсов.

– Видела, – сказала Эйра. – Они уже отсканировали всех на предмет отклонений.

Леон усмехнулся, приняв это за профессиональную браваду. Он знал о ее классификации. Не «дар», конечно. Официально – «лицо с когнитивной аномалией Psi-Theta, подконтрольное отделу адаптации “Светильника“». Полезный инструмент для кадрового профилирования и выявления «неустойчивых элементов».

Он видел в ней не человека, а устройство с уникальной функцией, вроде портативного детектора аномалий. И пытался это устройство использовать, обходя формальные процедуры.

– Всегда восхищалась твоей уверенностью. Ладно, не буду мешать твоему сканированию. Зайди потом, обсудим возможный контракт с администрацией Сектора-12. Им нужен совет по кадровым перестановкам. После инцидента с утечкой данных.

Он ушел, растворившись в толпе. Его шаблон замигал на ее внутреннем радаре – «Сделка заключена», «Перехожу к следующей цели».

Предсказуемо. Все было предсказуемо.

Даже его намек на «инцидент» – стандартный прием, чтобы подчеркнуть важность и срочность. Инциденты случались часто. Сбой в фильтрах, вспышка агрессии у кого-то из «Ресурсов», попытка несанкционированной связи с другим Анклавом. Система давала трещины, и такие, как Леон, латали их связями и сделками, укрепляя свою позицию.

Эйра сделала глоток. Сладость была приторной, химической. Еще один слой фальши в этом вечере, устроенном в одном из немногих мест, где разрешалось тратить энергию на немедицинское освещение и кондиционирование воздуха.

Она закрыла глаза на секунду, пытаясь заглушить внешний шум. Но он лез внутрь, превращаясь в текст, в протоколы, в сводки. Обрывки диалогов всплывали в сознании, уже очищенные от эмоций, разложенные на составляющие.

«…квоты на энергию для неприоритетных секторов снова урежут… Совет принял…»

«…новый штамм плесени в гидропонных блоках севера… “Светильник” ищет добровольцев для тестов…»

«…потери в патруле “Щита”… три единицы… нестабильная зона у Старого Тоннеля…»

«…продвижение по службе зависит от отчета по аномалии «Кривая береза»… данные нужны к четвергу…»

Слова. Всего лишь слова. Но за каждым стоял страх. Страх потерять статус, скатиться в «Исполнители» или, того хуже, в «Ресурсы». Страх лишиться пайка, доступа к чистому воздуху, медицинскому куполу. Страх быть признанным бесполезным и отправленным на периферию, ближе к стенам, за которыми шелестела мутировавшая листва и таились вещи, о которых не говорили в открытую. Этот страх был клеем, который держал всю конструкцию Анклава. И все здесь, в этом лофте, дышали им, не осознавая. Для них это был просто воздух.

Она открыла глаза. Ей нужно было уйти. Сейчас. Протокол вежливости требовал найти хозяина – вероятно, старшего научного сотрудника из «Светильника», который организовал этот прием для укрепления межфракционных связей, – поблагодарить, обменяться парой ритуальных фраз о пользе сотрудничества.

Но ее терпение лопнуло. Шум достиг критической массы. Он больше не структурировался, а превращался в белый гул, в котором мелькали только обрывки шаблонов, как всплывающие ошибки в системе жизнеобеспечения.

Она поставила бокал на подоконник. Резкое движение, почти сбой. Стекло звонко стукнуло о бетон. Несколько голов повернулось в ее сторону. Взгляды – быстрые, оценивающие. Шаблон «Наблюдатель» сработал у нескольких гостей одновременно, в том числе у одного из «серой троицы». Они зафиксировали ее отклонение от сценария. Неписаного, но оттого не менее обязательного. Уход раньше времени – признак либо высокого статуса (которого у нее не было), либо асоциальности (что было опасно).

Эйра не стала ничего объяснять. Она повернулась и направилась к выходу, минуя бар, группы, столы с едой. Ее шаги по полированному полу звучали слишком громко в ее собственных ушах, нарушая мягкий гул бесед. Кто-то – женщина с шаблоном «Социализатор» – попыталась ее окликнуть, сделать вид, что заинтересована: «Эйра, ты уже уходишь?».

Эйра не отреагировала, не замедлила шаг. Ее сознание уже было там, за пределами этой комнаты, в холодном, стерильном коридоре служебного блока, в лифте с монотонным гулом, в тишине ее собственных четырех стен, за которые она платила часами работы на Систему.

Дверь лофта закрылась за ней с тихим, но окончательным щелчком, отсекая поток света, тепла и человеческого звука. Тишина в лифтовом холле была почти физической. Воздух пах озоном и антисептиком – стандартная смесь для общественных зон. Гул механизмов лифта, подъезжавшего на ее вызов, был монотонным, предсказуемым. Неживым. Она вошла внутрь, прислонилась к стенке, чувствуя, как напряжение медленно отступает, оставляя после себя пустоту и усталость, более глубокую, чем физическая.

Лифт спускался. На панели мигали цифры, обозначающие уровни: Жилой сектор G, Служебные помещения F, Архивный блок E… Она смотрела на них, мысленно повторяя последовательность. Простой, чистый ряд данных. Без подтекста. Без страха. Без необходимости что-то считывать, анализировать, предсказывать.

Дверь открылась на уровне ее жилого сектора. Здесь было еще тише. Длинный коридор с одинаковыми дверьми, освещенный тусклыми лампами дневного света. Никого. Люди либо на своих рабочих местах, либо на таких же, как та, вечеринках, либо уже в своих капсулах, отдыхая перед следующим циклом. Она шла, ее шаги отдавались эхом по бетонному полу. Здесь, в этой казенной, функциональной тишине, она снова могла думать. Вернее, не думать. Просто быть. Без необходимости быть инструментом, аномалией, винтиком.

Она добралась до своей двери, приложила ладонь к сканеру. Механизм жужжал, сверяя отпечаток с базой. Доступ разрешен. Замок щелкнул. Стандартный звук. Стандартная процедура.

Войдя внутрь, она не стала включать основной свет. Тусклое аварийное освещение, обязательное по нормам безопасности, очерчивало контуры комнаты: функциональная койка, встроенный шкаф, стол с терминалом для служебных сообщений, стеллаж с дюжиной уцелевших бумажных книг (привилегия, выданная за «особые заслуги»), дверь в санузел-капсулу. Ничего лишнего. Ничего, что могло бы создавать шум, требовать внимания, иметь историю. Идеальная клетка для полезного животного.

Она села в единственное кресло у узкого окна, снова глядя на огни Анклава. Теперь, с расстояния, они казались упорядоченными, почти красивыми. Системой, работающей без сбоев. Каждый огонек – жизнь, функция, кирпичик в стене против внешнего хаоса. Стена, возведенная на обломках того, что называли миром.

Но внутри, в тишине ее комнаты, втишине ее собственного черепа, где только что стих гул отсканированных шаблонов, один вопрос звучал громче любого смеха или звона бокалов. Вопрос, на который не было прописанного в протоколах ответа, который не был ничьим шаблоном.

Что, если за всеми этими протоколами, страхами, рангами и квотами, за этой идеальной, отчаянной машиной выживания не было ничего? Ничего, кроме той же пустоты, что смотрела на тебя из-за стекла темной ночью из Диких Земель? Пустоты, которая ждала не за стенами, а внутри, ожидая, когда ты сама станешь достаточно тихой, чтобы наконец ее услышать.

Эйра закрыла глаза, откинув голову на спинку кресла. Внутри все еще стоял гул. Но теперь это был гул собственной ненужности в этом отлаженном механизме. И с этим гулом она не знала, что делать. Он был тише вечеринки, но от этого лишь невыносимее.

Г

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.