Дети галактики

«Любой вопрос легче задать,

чем понять его».

Анатоль Франс

Глава 1. ПАМЯТЬ СЕРДЦА

Средние города России чаще всего похожи друг на друга. Обычно там расположено несколько крупных промышленных предприятий, которые и задают ритм жизни в таких центрах. У каждого предприятия инфраструктура: свой дворец культуры, своя поликлиника, своё подсобное и цветочное хозяйство, да много чего. Города эти областного подчинения, населения в них от ста до трёхсот тысяч человек и основная часть жителей работает на заводах.

Но так было. С приходом рынка вся эта инфраструктура отвалилась и зажила самостоятельной жизнью, а заводы перепрофилировались и стали выпускать разный ширпотреб, основное же производство сузилось до двух-трёх цехов. Из соображений экономии рабочих и инженерно-технический персонал на предприятиях стали сокращать и люди кинулись в торговлю, в обслуживание. Одним словом, кто мог – приспособился. Количество безработных, а ещё и бомжей увеличилось в разы.

Златоуст как раз такой город. Основное производство в нём, хоть и неокончательно, заглохло, зато торговых точек, каких-то цветочных киосков, аптек, стоматологических кабинетов, как блох на шелудивой собаке, образовалось во множестве. Все чего-то продают, а кто покупает, непонятно. Ритмичная, налаженная жизнь со славных, орденоносных предприятий как-то быстро переместилась на рынки, в бутики и торгово-развлекательные центры. Правда некоторые предприятия в этом стихийном всероссийском базаре быстро нащупали спрос на свою продукцию и даже в какой-то степени забогатели…

Максим Бородин, тридцатилетний холостяк, приехал в Златоуст навестить родителей. Жил он в Челябинске, иногда в Москве, но профессия у него была такова, что, пожалуй, лучше сказать жизнь у парня проходила в походных условиях, был Бородин археологом, и не простым, а специалистом по древнейшим цивилизациям. Ещё, будучи студентом, побывал во многих археологических экспедициях, в том числе и за рубежом: в Средней Азии, в Китае, в странах Ближнего Востока и Центральной Америки. Профессия наложила свой отпечаток и на личную жизнь: свою семью Максим так и не удосужился завести. Про таких в народе говорят, женат на своей работе. А ещё есть такая молва: в тридцать лет жены нет, и не будет. Такое мнение, конечно, спорное, но пока оправдывалось в отношении Бородина.

Приехав в Златоуст, где он родился и окончил школу, Максим, переночевав в родительском доме, а рано утром, едва забрезжил рассвет, отправился на Александровскую сопку, уж очень его туда потянуло. Он знал, что в окрестностях сопки существует Место Силы. Энергия этого места проявляется не всегда, но тот, кто испытал на себе заповедную силу, всегда будет стремиться попасть туда ещё и ещё, чтобы окунуться в странный мир удивительных ощущений. Кроме того, Максим был убеждён, что Александровская сопка имеет искусственное происхождение, то есть одна из древнейших пирамид высотой в 842 метра, которая за миллионы лет обросла органикой, мелким дикоросом и лесом. Никто изучением сопки не занимался, но молодого археолога насторожило то обстоятельство, что в этом месте магнитное поле часто бывает неустойчивым.

Мало того, ещё школьником Максим обнаружил у подножья сопки каменный шар до метра в диаметре, наполовину вросший в лесную почву. Грибники, проходя мимо, внимания не обращали на ровную полусферу, торчащую из земли, мало ли вокруг валунов и камней, а вот школьник Бородин заинтересовался. Он не поленился явиться на это место ещё раз с лопаткой, обкопал камень со всех сторон, убедился, что это ровный каменный шар. Измерив его диаметр, который равнялся ровно восьмидесяти сантиметрам, школьник примерно рассчитал, что странный камень весит не менее тонны. Мальчишка, посчитав, что такой ровный каменный шар могут и увезти отсюда предприимчивые люди, закопал его обратно в землю, и даже присыпал вершинку опавшей листвой.

Уже много позже, после того, как Максим в составе комплексной экспедиции побывал на одном из полярных островов Земли Франца Иосифа и увидел там, даже не десятки, а тысячи каменных шаров размером от яблока до полутора метров в диаметре. Шары были явно кем-то обработаны или изготовлены специально ещё миллионы лет назад, а потому Бородин тут же связал это явление с шаром у подножья Александровской сопки. Такие же шары находили на Алтае, в Сибири. Неспроста всё это, что-то же они означают, для чего-то же их изготовили в незапамятные времена? Кто создал их? Пришельцы со звёзд? Ну не люди же каменного века? У неандертальцев просто не было ума, а тем более технических возможностей. Явно эти шары изготовили люди, обладающие высочайшими технологиями. Бородин был убеждён, что Земля Франца Иосифа – это часть древнего полярного материка Гиперборея и, возможно, что здесь был расположен завод по изготовлению этих шаров. Может быть, это были батарейки для аккумуляции какого-то вида энергии, и древние предприниматели распространяли свою продукцию по Евразии, коли, подобные шары встречаются и в Сибири, и на Алтае, в том числе и на Южном Урале? А ещё такие тяжёлые аккумуляторы надо на чём-то развозить или как-то их всё-таки перемещать на далёкие расстояния, а это ведь тоже технологии. А потом ведь электромагнитная энергия, как один из видов энергий, мало изучена современной цивилизацией, у неё – этой удивительной космической силы, как известно, множество модификаций. Загадки, сплошные загадки! Ну, ничего, разберёмся со временем…

От дома до сопки не более четырёх километров, но идёшь даже в совсем короткий по времени поход собирайся на неделю, таково неписанное правило всех, кто любит бродить по уральским горам и лесам. Максим, тихо собравшись, вышел из дома задолго до восхода солнца, родители ещё спали. Июльское небо над головой было синим, чистым, но кое-где ещё слабо и ненавязчиво посверкивали звёздочки, хотя восточная часть небесной сферы уже довольно густо порозовела. Обильная роса, выпавшая на высокую лесную траву, особенно на полянках, предвещала жаркий день. Утренний туман лениво расползался по низинам, а лесной подшёрсток из верболозы и мелкого ельника всё ещё таил в себе ночную мглу.

Вскоре Максим пересёк железную дорогу, поднялся на Лысую гору, где ему открылся восхитительный вид на окружающий ландшафт. Синие горные складки, словно волны океана, как-то медленно наплывали от горизонта. Стеклянно-прозрачный воздух и какая-то звонкая тишина мягко обняли одинокого путника застывшего в гипнотическом созерцании. На западе, под горой, в сиреневой дымке виднелись маленькие параллелепипеды зданий города. К востоку, на фоне заалевшей четвертушки неба, чётким нежно-фиолетовым конусом, как-то торжественно и монументально высилась Александровская сопка. Прямо-таки равнобедренный треугольник, ну, явно же пирамида…

Но вот справа от сопки, от бархатно-синего горизонта, как-то неспешно раздвигая красноватый полог зари, показался чистый, будто умытый утренней росой, розовый край солнышка. От протянувшихся лучей светила, луг перед застывшим в изумлении путником, вдруг, вспыхнул мириадами искр, каким-то разноцветьем бриллиантов, мельчайших капелек росы на травах. Вся эта красота открытого пространства, приглушаясь с расстоянием, уходила вдаль и упиралась в сине-зелёную стену леса, а над стеной высилась сопка… или пирамида.

Уже только ради этого стоило приехать сюда из пыльного и дымного Челябинска. На какой-то миг Максима пронзила мысль, что его широко распахнутыми глазами смотрит ещё кто-то из глубины веков. Парень очнулся и быстро зашагал в сторону сопки. Штанины камуфляжных брюк давно промокли от обильно выпавшей росы, но в резиновых отцовских сапогах было сухо.

За свою походную жизнь Бородин видел немало красивейших ландшафтов, но природа родных мест всегда как-то по-домашнему очаровывала, казалась ближе и милей. Поравнявшись с семибратскими скалами, которые словно зубы тиранозавра торчали слева, Максим достал из рюкзака, где лежала шестидесятикратная подзорная труба и кой-какие съестные припасы, прибор для определения напряжения магнитного поля.

Парень засёк показания и медленно пошёл вперёд. Огромные, в три обхвата, сосны с мощными боковыми сучьями обступили путника. Между деревьями и возле них высились гигантские, в полтора метра высотой, муравейники, что вообще бывает редко, а тут их почему-то была целая деревня. Здесь начиналось воображаемое Место Силы. Максим посмотрел на дисплей своего прибора и сразу заметил, что магнитное поле стало переменным. Вскоре муравейники и сосны закончились, дальше так же редко путника обступили огромные лиственницы. Пройдя ещё метров сто, Максим заметил, что магнитное поле опять пришло в норму. Археолог повернул обратно, и стрелка прибора вновь заколебалась. Бородин определил странное место в двести шагов с запада на восток и около ста шагов с севера на юг.

Удовлетворённо кивнув головой, Максим начал вспоминать. Десять лет назад он пошёл за грибами и, конечно, навестить свой шар. Но вот попав в это место, а было ровно девять часов утра, заметил, как чистое голубое небо, вдруг, очень уж быстро затянуло низкой серой облачностью, и сверху посеял нудный мелкий дождик. Уже тогда это показалось ему странным. Максим решил плюнуть на грибы, которых к тому же ещё и не было. Он повернул в обратную сторону, домой, но, странно, почему-то лес не отпускал его. Он не заканчивался как обычно большой, длинной поляной выводящей на Лысую гору. Дождь припустил сильней. Максим тогда вышел на какую-то грунтовую дорогу, а её здесь быть не должно. Парень решил, что она обязательно выведет его к железной дороге. Странно, но дорога всё время заворачивала куда-то влево. Молодой археолог шёл по ней уже целый час, хотя до Лысой горы ходу всего-то пятнадцать минут. Максим понял, что заблудился в совершенно знакомых местах. Часы показывали уже одиннадцать часов, а он всё шёл и шёл. Наконец, услышав какие-то голоса, Максим вышел к железной дороге и увидел троих мужчин в оранжевых безрукавках, которые что-то чистили на путях. Те показали ему направление на станцию Уржумка, и Максим зашагал по шпалам. Казалось бы, до станции шагать не более десяти минут, а он, удивляясь, затратил на это более часа. Часы показывали уже двенадцать часов, время к обеду, а он всё ещё идёт, и уже чувствовалась усталость, как будто прошёл больше двадцати километров. Но вот, наконец, пошли знакомые места. Максим посмотрел на часы и… очень удивился – на циферблате стрелки чётко показывали ровно десять часов утра. Куда же подевались ещё два часа?

А вот сейчас археолог знал точно, почему тогда потерялись те два часа. Просто он попал в хронояму именно в этом месте, но странность ещё и в том, что здесь постоянно бродят грибники и пасётся скот частного сектора, и никто ему не говорил про искривление времени в этом месте. Сейчас Максим объяснял себе этот феномен так: фаза вселенской волны проявляется в этом месте редко, может быть раз в десять лет, а может, и того реже, мало кто обращал на это физическое явление своё внимание. Тогда, десять лет назад, будущий археолог случайно попал на пик частоты этой волны. Скорей всего фаза вселенской волны встретилась здесь с фазовым значением планетарной волны, и резонансная точка проявила свою силу именно в этом месте. На какое-то время здесь получилось состояние четвёртого или даже пятого измерения другой вселенной. Не зря же теперь принято в научном мире говорить МУЛЬТИВСЕЛЕННАЯ. И надо благодарить Бога, что он, Максим Бородин, не исчез совсем из этого мира, как это ежегодно происходит с сотнями тысяч людей на Земле. А, может, он и переместился в параллельную вселенную и даже не заметил этого, но жизнь-то пошла как-то иначе. Почему-то заинтересовался археологией, поступил на соответствующий факультет и вот теперь специалист, а свою семью всё ещё не завёл и даже не думает об этом.

Максим двинулся дальше, плотный лес обступил его и, наконец, появились комары, большие, элитные. Перистые листья папоротника, которые путнику приходилось постоянно раздвигать руками, не давали возможности видеть, что под ногами. Где-то здесь должен быть заветный камень, да разве ж его увидишь в этих зарослях. Парень вспомнил, что каменный шар лежал, зарывшись в лесную почву, возле молодой ели со скошенной вершинкой. Где она эта ель? Выросла ведь. Все деревья вокруг похожи друг на друга. Бесполезное это занятие. Максим решил уже не искать камень, да чисто случайно наткнулся на него, отогнув очередной куст папоротника. Вот и ель рядом, только вершины не видно из-за обступивших её деревьев.

Археолог опустился на колени перед идеально ровным выпуклым кругом размером около сорока сантиметров, Основное тело шара было погружено в почву, Максим знал это точно. Он любовно погладил гладкую каменную поверхность, вспоминая свою юность. Цвет камня напоминал топлёное молоко, скорее всего это кварцит, очень твёрдый минерал. Опять Максиму пришла в голову мысль, что изготовить шар диаметром почти в метр и весом более тонны – это надо обладать сверхогромными техническими возможностями. «Кто ж тебя сделал-то, миленький ты мой? – подумал археолог. – У современной цивилизации нет такой техники». Как не силился молодой учёный проникнуть мыслью в глубину тысячелетий, его сознание не смогло помочь ему выловить хоть малую частицу информации из глубочайшей пучины времени…

Максим вынул из рюкзака прибор – магнитное поле вновь было переменным. Парень приложил ухо к камню и услышал тихое шипение и лёгкое потрескивание, как у трансформаторной будки. Археолог удовлетворённо хмыкнул, утвердившись в своих гипотезах, и огляделся, чтобы запомнить место. Вокруг из земли торчали ещё кой-какие камни, но цвет их лысин был другим, тёмно-лиловым или серым, да и форму они имели неправильную. Метрах в десяти лежала сваленная буреломом лиственница, растопырив вывернутые из земли корни. Мимо такого ориентира не пройдёшь, а лиственница будет лежать здесь сотню лет, в отличие от сосны это дерево крепкое и не поддаётся грибкам довольно долго.

Дальше местность стала повышаться, лес отступил и вскоре пошёл подъём. Под ноги беспрестанно попадали камни, скрытые в густой траве, мешал мелкий березняк, ельник и верболоза, но росли и более крупные деревья, в основном неприхотливые ели и берёзы. Через полчаса довольно крутого подъёма Максим вышел на вершину сопки и огляделся. Вокруг, в чистом воздухе, сколько захватывал глаз, горные складки, хребты, шишки, обросшие лесом. На северо-западе, в долине Ая, виднелся город и трубы заводов, а за ним голубела величественная горная система Таганая, и там тоже было своё Место Силы. Максим знал об этом, а здесь же, внизу, под горой, по серой ленте шоссе уже шуршали шинами редкие автомобили. Вот по проходящему рядом с шоссе железнодорожному пути, уныло проревев, словно недоенная корова, пришла утренняя электричка. Видно было, как на расположенной в трёх километрах станции Уржумка засуетились ранние пассажиры, такие маленькие, будто муравьи.

Красный полог зари уже растаял, солнце поднялось довольно высоко. Парень достал подзорную трубу и стал разглядывать восточную сторону горизонта. В сиреневой дымке заголубел Ильменский хребёт, а чуть ниже чётко просматривался город автомобилестроителей Миасс. Налюбовавшись горными цепями, Максим положил трубу в рюкзак и ещё раз сделал замер магнитного поля. Стрелка прибора опять колебалась, что вполне устраивало археолога. Замер показал напряжение электромагнитного столба в двадцать пять килогерц, что явно указывало на Место Силы, а это означает, что внутри горы находится трансформатор небывалой мощности. «Поразительно! – подумал молодой учёный. – Да кто ж тебя туда поместил-то? И кто же тогда мы? Подопытные кролики или так, обычные дети галактики…».

Поразмышляв какое-то время, парень медленно спустился вниз и пошёл к станции. Мозг услужливо подсунул археологу историю строительства Транссибирской железнодорожной магистрали. Уржумку, как и другие станции, да и весь извилистый горный участок дороги от города Аши до Златоуста, построил в 1888 – 92 годах инженер-путеец Николай Георгиевич Гарин-Михайловский. К тому же, он уже тогда был известным русским писателем. Строители называли его великим за широту души, смелые инженерные решения при прокладке пути в горных условиях и бескорыстие, но он только посмеивался, не видя ничего великого в своей деятельности. Надо отметить, что, прокладывая железную дорогу в здешних горах, инженер сэкономил огромные деньги в государственную казну, хотя рабочим, занятым на прокладке путей, денег на довольно большие по тому времени премии не жалел. В отличие от нынешних чиновников, царские были личностями, людьми другого склада и воспитания, свой карман был у них на втором, а то и на третьем месте. Благороднейшие были люди…

Спускаясь с горы, молодой археолог поймал себя на мысли, что мозг человека это огромной ёмкости компьютер, запоминающее устройство, кем-то специально созданный. Ведь размышление есть цепь воспоминаний, поток информации и образов, закреплённый в нейронах, которых в голове человека тридцать два миллиарда, а синапсов, которые мгновенно связывают и передают информацию через нейроны, в три-четыре раза больше. Если взять и последовательно просмотреть всё, что запомнил мозг к тридцати, например, годам, то просмотр займёт триста сорок два года. Уму непостижимо!

Так размышлял Бородин, подходя к станционному кафе. Максим решил позавтракать в этом заведении. Хозяин кафе назвал свою харчевню «Джотто». Предприниматель, по-видимому, очень уж любил Италию, художников эпохи Возрождения. В основном он кормил свою приезжую клиентуру горячими чебуреками и свежим пивом. Причём, не в пример другим, в его чебуреках было настоящее мясо, а не крахмал, костная мука и мясная болонь. Единственная добавка в его продукции – это немного зёрен ячменя, так называемого лошадиного риса, а ещё ячмень называют солдатской кашей, которую ели ещё древние воины в своих походах и гладиаторы Рима.

Максим эти чебуреки пробовал раньше и они ему сразу пришлись по вкусу. Он считал, что хозяин этой харчевни поступил правильно: не добавлял в продукцию всякую дребедень, чтобы удешевить себестоимость товара, а положил в них то, что улучшает пищеварение, тем более, что вкус не изменился, но только приобрёл определённую пикантность. По-видимому, и посетители кафе тоже оценили эти чебуреки достаточно высоко, коли, торопясь утром на электричку, захватывали в дорогу вкусную пищу. Ну, а уж кто приехал, так, не торопясь, сидел и смаковал в маленьком зале кулинарные изделия любителя итальянского Возрождения. Хотя, надо сказать, чебуреки скорей пищевое произведение Востока и к Италии не имеют никакого отношения.

В маленьком зале было всего пять столиков. За одним сидели двое мужчин, угощаясь пивом, за другим – мать с сыном-подростком ели чебуреки, запивая их газировкой, а ещё за одним сидел пожилой кавказец, явно торговец с юга, и тоже, не спеша, ел пресловутый чебурек. Максим взял себе порцию горячих изделий на тарелочке из плотной бумаги и кофе в таком же картонном стаканчике.

Сняв с плеч рюкзак, Бородин подсел к кавказцу, спросив разрешения. Тот молча, кивнув, медленно пил чай, но, по-видимому, из своей фаянсовой чашки. Одет он был в чёрную куртку из тонкой кожи, а на голове у него, прикрывая седые волосы, красовалась, широко распространённая повсюду, тёмно-серая бейсболка. Кирпичного цвета рубашка контрастировала с коротко стриженой седой бородкой и такими же усами. Чёрные глаза кавказца смотрели куда-то в пустоту и выражали какую-то безмерную усталость.

–– У нас такой кофе посчитали бы оскорблением гостя! – вдруг заговорил кавказец с присущим южанину акцентом. – Уж лучше пить чай, хоть и он тоже фальсификат.

Губы его тронула насмешливая улыбка, глаза смягчились. Максим дожевал чебурек, запил его своим кофе и охотно поддержал разговор:

–– Местную еду Вы, видать, не очень-то жалуете, почтеннейший!

–– А чего её жаловать? Раньше из-за такой еды хозяин этой харчевни потерял бы всю свою клиентуру и давно бы уж разорился! – спокойно ответил южанин. При советской власти, я помню, малейшее отступление от ГОСТа – это тюрьма, а сейчас деньги стараются сделать из воздуха, да и его скоро будут продавать. Пожалуй, ты ещё увидишь это, молодой человек. Выдержав короткую паузу, он философски заметил:

–– Мир переменчив, все мы заложники и пасынки судьбы!

Археолога насторожила такая философия, и он не замедлил возразить:

–– Вот как! Почему Вы считаете, что всё в мире изменилось, уважаемый? По-моему, хозяин здешнего заведения заботится о своей клиентуре! В его чебуреках хоть мясо есть и уже одно это доказывает его честность.

–– Не такими славен наш Курдистан! – задумчиво ответил кавказец.

–– А какими?

–– Созидателями!

–– Поясните свою мысль, уважаемый!

–– Вы русские, народ древнего ума, – медленно заговорил южанин. – В своей земле книги писали, песни творили, города, храмы строили. Русские извечные созидатели красоты. Мы тоже!

–– И Вы можете доказать?

–– Могу! – уверенно заявил южанин.

–– Давайте с самого начала! Я никуда не тороплюсь!

–– Я курд по национальности, но моей семье поневоле пришлось жить в Армении, – степенно, но тихо, заговорил южанин. По паспорту я Амаяк Бакрамян. Давно занимаюсь торговлей, а ведь я строитель по образованию. Моё родовое имя, Омар ибн Коттаб аль Бакр. Это не курдское имя – арабское. Вот уже тысячу лет мы, курды, то созидаем, то обороняемся от нашествий, то воссоздание, то опять оборона. Всё было у нас: города, храмы, книги, песни. Но, там, давно, в глубине веков, на наши земли сначала пришли византийцы, потом их сменили арабы. Пришёл их полководец Хабиб Ибн Маслама, и объявил нам, что их Бог лучше, что во имя их Бога нам надо забыть всё, что за много веков мы вырастили, создали, нашли. Он велел нам забыть всё, ибо истинная вера – у арабов; истинный разум – у арабов. Нам же надлежит свою память выбросить, запомнить лишь те истины, что истины для арабов. Наши предки не согласились, потому что память дедов наших живёт в наших сердцах, в народе…

Немного помолчав, курд с гордостью добавил:

–– И во мне тоже! Скажу тебе парень, что потом пришли турки-сельджуки, а теперь вот к ним добавились ещё и хитрые американцы, которые говорят нам, что мы получим свою независимость с их руки, и снабжают курдов современным оружием. Всем чего-то надо от нас, у всех свой интерес, но герои наши бессмертны – в ком ныне деды и прадеды наши, павшие в битвах за свой народ!

–– Меня зовут Максим, уважаемый Омар! – с жаром заговорил Бородин. – Давай на ты. Я археолог по образованию и призванию. – Ты, я смотрю, философ, историю знаешь, народ свой любишь! Но скажу тебе, что ни у нас, христиан, ни у вас, мусульман, ничего не сказано в священных книгах о бессмертии на земле. Истинное бессмертие в древних писаниях обещано лишь праведникам, да и то на небе…

–– Не согласен, Максим! – возразил курд. – А разве смертен народ? Умирают люди, а народ вечен!

Археолог, не очень уверенный, можно ли так выразить своё сомнение, сказал:

–– Умирают и народы, вечно лишь человечество, да и то лишь до Судного дня в виде космических катаклизмов! У меня такое впечатление, нет, пожалуй, я уверен, что нас создали внеземные цивилизации! Все мы дети галактики!

–– Нет, нет, Максим! – курд, в знак протеста, выставил перед собеседником обе ладони. – Какое человечество? Без народов? Такого человечества нет! У народа меняется вера, нравы, обычаи, язык меняется, но живёт память. Это деды и прадеды устами своих потомков говорят свои слова, их руками чертят свои узоры, пишут книги, их глазами глядят на свою прекрасную землю, на свои реки и озёра, на свои горы и на свои звёзды! Этим и богат народ, в этом красота человечества…

–– Кто ты такой?! – воскликнул изумлённый парень. – Для простого торговца ты слишком учён!

–– А разве не было у нас, курдов, учёных? – улыбнулся южанин. – Когда-то давно арабы навязали нам свою веру, но кроме веры есть память!

–– Да всё уже позабыто! – с сомнение произнёс Максим. – Откуда ж ты можешь знать?

–– Эх ты, парень! – вздохнул курд. – Остались камни и песни, мой друг. «Откуда эти стены? Что здесь было? – думаем мы, когда ходим по своей земле». – «Кто сложил эту песню? – думаем, когда устаём петь». И память просыпается…

–– Чего же вспоминать, уважаемый Омар, когда арабы уже давно своё дело сделали, там, в глубине веков? – Максим упрямо посмотрел в мудрые глаза южанина.

Курд мягкой улыбкой учителя встретил возражение молодого знакомца:

–– Арабским письмом пишем, – тихо заговорил южанин. – Но пишем то, что зарождается в нашем сердце. Аллаху молимся, но за счастье своих земель, об удаче в своих делах, о том, что нужно нам, курдам. Воины других народов, по глупости и жадности их правителей, прародителей наших истребили, прикрываясь громкими, но лживыми словами. Ни единого листа, ни единой нашей книги не пощадили, дабы мы читали только их книги, а прадедов наших, созидателей и героев, стали называть язычниками и невеждами…