Цикл Игры #2

Глава 1

Сначала был звук. Влажный, чмокающий звук, с которым мое тело с отвратительным хлюпаньем вырвали из плотной, маслянистой субстанции. Я думал, что вынырнул. Я открыл рот, чтобы сделать вдох – инстинкт, который система не успела у меня отнять. И это стало моей первой ошибкой. Воздуха или дыхательной смеси, в привычном понимании не оказалось. Точнее, смесь была, но не спасительная, а едкая. В легкие хлынул жидкий огонь. Он был не горячим – ледяным, как кислота на раскалённом железе. Меня выгнуло дугой. Горло спазмировало, словно я глотнул расплавленного свинца. Я попытался выкашлять это, но спазм был такой силы, что я услышал, как хрустнули собственные ребра, ломкий звук, похожий на треск сухой ветки под ногой. Глаза залило слезами, но сквозь пелену я увидел Свет. Мертвенный, болезненный, фиолетово-сиреневый, от которого сразу заныли зубы. Он был похож на свет дешевой лампы в коридоре морга.

– Держи его! Бьется! – голос прозвучал глухо, будто через слой ваты. В нем не было злости, только рабочее раздражение. Меня схватили. Грубые руки, закованные в жесткие, пахнущие резиной перчатки, вцепились в плечи, в волосы. Меня потащили. Мои пятки скребли по шершавому камню, оставляя тонкий влажный след. Я бился, как рыба, выброшенная на лед, существо, лишенное своей родной среды. Каждая попытка вздохнуть превращалась в пытку. Этот мир не принимал меня. Его атмосфера слишком густая, слишком насыщенная, агрессивно чужая, крючьями рвала мои внутренности.

– Он снизу! – рявкнул кто-то над ухом. – Со Дна! У него легкие схлопнулись! Переход не прошел чисто!

– Тащи в шлюз, пока не сдох! Мы не получим премию за мертвечину! Мясо должно быть свежим!

Меня волокли по шершавым плитам. Ободранные о камни колени горели, но боль была чистой, физической, желанной, как якорь в безумии. Я успевал выхватывать зрением фрагменты реальности, которая казалась горячечным бредом. Высокие, уходящие в бесконечность стены из черного, пористого камня. Они были влажными, словно потели густой слизью, выделяя ядовитый блеск. Над ними висело небо. Тяжелое, низкое небо цвета гематомы. На нем не видно солнца. Вместо него пульсировал мутный, белесый диск, похожий на слепой глаз катаракты, который внимательно и равнодушно следил за моими судорогами. И запахи. Даже сквозь удушье я чувствовал этот букет: озон, сера, сладковатый запах гниения и острый, металлический привкус крови. Запах скотобойни, которую помыли хлоркой, но не отмыли до конца. Меня швырнули на что-то железное. Звук лязгающего металла. Холод, проникающий под кожу, обжигающий голую спину.

– Фиксация! Железные скобы защелкнулись на запястьях и лодыжках. Я оказался распят на столе, будто лабораторный препарат, готовый к препарированию. Надо мной нависла морда. Это не было человеческое лицо. Точнее, оно когда-то могло им быть. Но теперь это была карикатура на человека. Серая кожа, натянутая на череп так туго, что видно каждое сухожилие. Нос провалился, оставив две черные дыры. А рот был зашит грубыми нитками, оставляя лишь узкую щель для трубочки. Словно рот запечатали, чтобы в него не попала правда. Страж. В его глазах, лишенных белков, не было злости. Только усталая, вековая, бюрократическая скука мясника, который устал от ежедневной рутины.

– Дыши, падаль, – прохрипел он через щель. Он опустил мне на лицо маску. Грязную, воняющую чужим потом резиновую маску. Унизительный подарок новому жителю Ада. ПШ-Ш-Ш! Струя газа ударила мне в носоглотку. Это был не кислород. Это была какая-то едкая смесь с привкусом мяты и нашатыря. Мятный скальпель, вскрывающий запечатанные легкие. Мои легкие взорвались кашлем, но газ пробил пробку. Я сделал вдох. Долгий, судорожный, первый вдох в Аду. Мир перестал вращаться. Боль в груди отступила, сменившись тупой тяжестью. Я лежал, жадно глотая эту вонючую смесь, и смотрел в бездонные глаза своего палача.

– Добро пожаловать в Варкар, – сказал он и, кажется, усмехнулся под шрамами. – Твой отпуск закончился.

Я потерял счет времени. Оно здесь тягучее, словно гудрон, и измеряется только приступами боли и голода.

Я лежал в каменном мешке, прикованный к стене короткой цепью. Цепь была ржавой, но держала крепко, как петля на шее.

Маску с меня сняли через час, когда легкие, видимо, адаптировались к местной отраве. Теперь я мог дышать сам, хотя каждый вдох оставлял во рту привкус металла. Ртуть и медь. Так пахла здешняя свобода.

Здесь было холодно. Холод не проникал – он жил в теле, игнорируя тепло.

Я был голым. Моя одежда – та самая, в которой я шел по Пустыне, мои "божественные"шорты, созданные волей, – исчезла. Очевидно, система аннулировала мою первую попытку материализации.

Я осматривал себя.

Мое тело изменилось.

После того, как я сожрал Рогоуха в пещере, я чувствовал себя сильным. Но здесь…

Мышцы стали жестче, рельефнее. Кожа приобрела сероватый оттенок. Она была не просто серой, а похожей на гранит, на который упала зола. Шрамы от падения с балкона, которые еще ныли на Земле, здесь превратились в белые, старые рубцы. Наследие прошлой жизни, впечатанное в новую плоть.

Я стал плотнее. Тяжелее.

Гравитация в этом месте была выше земной. Я чувствовал это, поднимая руку. Словно на запястьях висели гири. Каждый жест требовал воли, каждое движение было заявлением о намерении.

– Эй! – крикнул я в темноту коридора.

Голос прозвучал хрипло, незнакомо. Как рык. Низкий, гортанный звук, в котором я узнал голос зверя, которого я поглотил.

– Есть здесь кто живой? Или только уроды в масках?

Тишина. Только где-то капала вода. Ритмичный, тоскливый звук, который, кажется, отсчитывал остаток моего времени.

Я сел на каменный пол. Холодный, шершавый, он не давал расслабиться.

«Думай, Игорь, – приказал я себе. – Паника – для девочек. Ты жив. Ты дышишь. Значит, ты им нужен. А если нужен, то ты не пешка. Ты ресурс. А ресурсы стоят дорого.»

Но зачем?

Как раб? Как еда? Как подопытная крыса? Я примеривал на себя эти роли, и каждая казалась мне унизительной.

Шаги.

Тяжелые, подкованные сапоги. Звук был четким, военным, лишенным человеческой расхлябанности.

К решетке подошел тот самый Страж с зашитым ртом. За его спиной маячили двое других – поменьше, вооруженные дубинками-шокерами, которые мерцали фиолетовым, словно заряженные злобой.

Страж отпер замок.

– На выход, – скомандовал он.

– А если я устал? – огрызнулся я. Я позволил себе эту дерзость. Нужен был прецедент.

Мне нужно было проверить границы. Понять, насколько можно борзеть.

Страж не стал спорить.

Он просто ткнул меня шокером в грудь.

ТРЕСК!

Боль была такой, что у меня потемнело в глазах. Мышцы скрутило судорогой. Я рухнул на колени, пуская слюну. Свет взорвался в мозгу, как перегоревшая лампочка, оставив после себя только белый, звенящий ужас.

Это был не земной электрошокер. Это была какая-то дрянь, которая била прямо по нервной системе, выжигая волю.

Страж схватил меня за волосы и рывком поднял на ноги.

– Ты не устал, – сказал он спокойно. – Ты еще даже не начинал работать. И его спокойствие было страшнее любого крика.

Он сунул мне в руки тряпку.

– Оденься. Стыд прикрой. Ты идешь к Судье.

Я развернул тряпку.

Это была грубая дерюга, похожая на мешок с дыркой для головы. Ткань кололась и пахла плесенью и формалином.

На спине мешка была выжжена метка.

Круг, перечеркнутый крестом. Мишень.

Или ноль. Или желанный для меня символ – цель. Я был целью.

Я натянул эту «тогу» на себя. Она кололась и воняла псиной. Униформа низшего звена. Я должен это запомнить.

– Кто такой Судья? – спросил я, сплевывая вязкую слюну.

– Тот, кто решит, куда тебя деть, – ответил Страж. – В шахты, в постель или на корм.

Молись, чтобы в шахты, мясо. В его голосе на секунду проскользнуло нечто похожее на милосердие.

Он толкнул меня в спину.

– Шевелись. Леденец не любит ждать. Он любит сладкое.

Меня вывели наружу. Свет ударил в глаза. Холодный, сиреневый, он не грел, а бил, как наждачная бумага.

И тут я впервые увидел Варкар.

Я остановился, забыв про конвоиров. Впервые за долгое время я был поражен, и это было поражение эстетики.

Мы стояли на широкой террасе, нависшей над пропастью.

Город был внизу.

Он был огромен. И он был чудовищен.

Это был лабиринт из черного, пористого камня и золота. Золото здесь не сверкало, а гнило. Оно было жирным, омерзительным и влажным.

Золотые шпили, похожие на иглы, пронзали сиреневый туман. Купола, отливающие жирным блеском, словно покрытые слоем испорченного сала. Гигантские статуи существ, сплетенных в оргии. Их позы были одновременно похотливы и мучительны, застывшие в моменте вечного греха.

Архитектура была… физиологичной.

Здания напоминали внутренние органы, мышцы, фаллические символы. Все это пульсировало, дышало, сочилось светом. Город был живым, злокачественным новообразованием, вывернутым наизнанку.

По улицам текли реки. Но не воды.

Это были потоки светящейся энергии. Одни каналы светились красным, цветом чистой ярости и крови, другие – грязно-желтым, цветом лжи и гноя.

– Что это? – вырвалось у меня. Я не спрашивал, я требовал ответа.

– Кровеносная система, – буркнул Страж, подталкивая меня дубинкой. – Это Эйр и Гаввах. Топливо нашего мира. Энергия воли и энергия страданий.

Мы шли по подвесному мосту. Он был узким, и я чувствовал, как он вибрирует под тяжестью гравитации.

Внизу, под мостом, я видел движение.

Там копошились тысячи маленьких фигурок.

Рабы. Биомасса. Та самая, которую я когда-то презирал на Земле.

Они тащили какие-то грузы, крутили огромные колеса, ползали в грязи.

Они были серыми, как пыль. Их движения были рваными, как у марионеток с плохими нитками.

А выше, на террасах золотых дворцов, прогуливались Другие.

Высокие, статные существа в ярких одеждах. Воглиты. Граждане. В их облике была хищная, нечеловеческая красота.

Они смеялись. Звук их смеха долетал сюда как звон хрусталя. Холодный, пустой, торжествующий звон.

– Нравится? – спросил Страж, заметив мой взгляд.

– Богато живете, – процедил я. Я позволил себе эту иронию, чтобы не сойти с ума от унижения.

– Это не для тебя, – отрезал он. – Твое место там.

Он указал пальцем вниз.

В самую гущу смога, где трубы изрыгали черный дым.

– Или еще ниже. Он не угрожал, он констатировал факт, как синоптик.

Впереди показалось здание Суда.

Оно выглядело как гигантская раздутая жаба, сидящая на площади. Огромные, выпуклые окна-глаза, широкий провал входа-пасти. Я чувствовал, как этот архитектурный монстр засасывает меня внутрь.

Над входом висел герб: Весы, на одной чаше которых лежало сердце, а на другой – куча монет.

И монеты перевешивали. Истина, выжженная золотом.

– Пришли, – сказал Страж. – Запомни правило: не смотри ему в глаза. Не говори, пока не спросят. И кланяйся ниже.

– Я никому не кланяюсь, – прорычал я, чувствуя, как внутри просыпается привычная злость. Это был мой последний, жалкий бунт.

Страж остановился.

Он посмотрел на меня почти с жалостью.

– Здесь ломали и не таких, как ты, – сказал он тихо. – Хребет у тебя крепкий. Но Леденец любит хруст. Ему нравится чувствовать, как под его властью трескается воля.

Он открыл передо мной тяжелые двери.

Изнутри пахнуло сладкими благовониями и тухлым мясом. Приторный запах прикрывал вонь разложения.

Я шагнул в темноту. В брюхо зверя.