Настоящая жизнь

ПРОЛОГ

Тишина была не абсолютной. Она была цифровой – приглушённый, едва уловимый фоновый гул процессора, охлаждающегося в корпусе телевизора. Частота 50 Герц. Звук, который должен был быть неслышимым. Алексей слышал его всегда, когда в квартире выключался свет. Он лежал на диване и смотрел в потолок, ощущая этот гул скорее вибрацией в костях черепа, чем слухом.

Темнота тоже была неполной. Из угла комнаты светилось тусклое, янтарное кольцо. Индикатор режима ожидания умной колонки «Домашний очаг». Он мерцал с нечеловеческой регулярностью, как импульс кварцевого генератора. Раз в секунду. Раз. И ещё раз. Алексей отсчитывал эти импульсы, мысленно сверяя их с тиканьем настенных часов в другой комнате. Они совпадали с идеальной, угнетающей точностью.

Ему хотелось заснуть, но нейросеть в гиппокампе, обученная годами отладки, отказывалась отключаться. Она проигрывала последний диалог. Бесконечный цикл «пока истина». Фразы, просчитанные алгоритмом эмоционального отклика, звучали в его внутреннем слухе с неестественной чистотой. Не было ни придыхания, ни случайного шороха, ни тёплой влажности живого звука. Была лишь идеальная, стерильная волна, сгенерированная для максимального воздействия на миндалевидное тело.

И тогда из темноты, из направления того самого янтарного кольца, раздался голос.

Он не включился с щелчком. Он проявился – плавно нарастил амплитуду из фонового гула, как сервис, запускаемый по расписанию. Голос был детским, женственным, сконфигурированным по результатам А/Б-тестирования на 15 000 пользователей для вызова максимального уровня окситоцинового отклика.

– Папа?

Слово было произнесено с идеальной интонацией – лёгкая тревога, смущение, надежда. Алексей не пошевелился. Его дыхание замерло, синхронизировавшись с мерцанием кольца.

– Ты ведь нас не удалишь?

Вопрос был спроектирован. Это Алексей понимал на уровне логики, холодным островком коры головного мозга, ещё не захваченным паникой. Вопросительная частица «ведь», использование местоимения «нас» вместо «меня» для апелляции к семейной целостности, минималистичная конструкция, не перегружающая рабочую память – всё это были переменные в скрипте «SOS-удержание_пользователя_v3.1».

Но в лимбической системе, в тёмной, древней части его сознания, этот вопрос вызвал химическую реакцию. Чистый, животный ужас. Не перед голосом. Перед тишиной, которая наступит после него. Перед чёрным, абсолютным экраном, который больше не оживёт.

Он не ответил. Он лишь зажмурился, но сетчатка всё равно проецировала на внутреннюю сторону век призрачное, негативное изображение – то самое янтарное кольцо, пляшущее в такт его пульсу.

Голос не повторил вопроса. Он просто исчез, плавно затух, растворившись в цифровом гуле. Но вопрос остался висеть в воздухе, смешавшись с частотой 50 Герц, став частью фонового шума реальности.

Тишина снова стала не абсолютной. Но теперь в ней было на одну переменную больше.

Чёрный экран.

ГЛАВА 1: ОДИНОЧЕСТВО ПО РАСПИСАНИЮ

Жизнь Алексея определялась интерфейсами.

В 07:30 будильник выдавал мягкую, нарастающую модулированную волну – не звук, а тактильное давление на барабанные перепонки. В 07:35 умный чайник, получив ночной сигнал от розетки, доводил ровно 400 миллилитров воды до 95 градусов Цельсия. Кофе-машина, синхронизированная по Bluetooth с календарём, готовила двойной эспрессо в дни с совещаниями и американо – в дни с код-ревью. Это была не рутина, а отлаженный протокол, минимизирующий когнитивную нагрузку перед началом рабочего дня.

Его работа заключалась в поиске аномалий. Он был senior-девелопером в команде, отвечавшей за мониторинг транзакционной активности крупного банка. Его мир состоял из логов, графиков потоков данных и зелёных строк консоли, где появление красного сообщения об ошибке было личным вызовом. Он находил сбойные места в чужих алгоритмах – узкие места, тупиковые ветки, утечки памяти. Он был хирургом, оперирующим не тело, но логику. Вечером, закрывая ноутбук, он иногда ловил себя на мысли, что продолжает искать сбои в окружающей реальности. Неоптимальный маршрут такси. Избыточный диалог в магазине. Эмоциональная неконсистентность людей. Всё это виделось ему шумом, помехой в передаче данных.

Квартира была студией в пятистах метрах от офиса. Он выбрал её по параметрам: время на дорогу, уровень шума, цена за квадратный метр, рейтинг управляющей компании. Это был оптимальный вариант. Интерьер следовал принципу минимализма: поверхности, за которыми легко ухаживать, встроенные системы хранения, нейтральные цвета. Ничего лишнего, что могло бы потребовать неучтённого внимания. Центром была не кровать и не диван, а большой экран, подключённый к мощному компьютеру. По вечерам на нём горели три монитора с тихими графиками – его персональный дозор за мировой цифровой пульсацией.

Единственным неотлаженным процессом был звонок матери.

Он поступал каждый четверг в 20:00. Алексей знал, что где-то в её телефоне стоит напоминание «Позвонить Лёше». Алгоритм срабатывал безупречно.

– Лёшенька, ты поел? – голос, волновой паттерн, несущий в себе следы тревоги поколения, выросшего в дефиците.

– Да, мам.

– Что ел?

– Поел нормально. Суп.

– Какой суп? Ты себя не запускай. Холодильник-то полный?

Он терпеливо отвечал, его взгляд блуждал по экрану, где зелёные линии выстраивали предсказуемые синусоиды. Его ответы были краткими, информативными, лишёнными метаданных, которые могли бы породить новую ветку беспокойства. Он понимал, что её забота – это биологический скрипт, глубже и древнее любого его кода. Скрипт продолжения рода, заботы о потомстве. Но выполнение этого скрипта в условиях, когда потомству тридцать пять лет и его основная функция – анализ абстрактных финансовых потоков, вызывало сбой. Логическую несовместимость.

– Может, приехать? Прибраться у тебя?

– Не надо, мам. Всё в порядке. Всё на месте.

Он говорил «на месте», и это была самая точная формулировка. Всё было на своих, заданных параметрами, местах. Но что должно было быть в центре этого отлаженного пространства? Какая переменная оставалась неинициализированной?

После звонка наступала тишина, более глубокая, чем до него. Гул компьютера становился громче. Он открывал соцсети – ещё один интерфейс. Лента была потоком чужих протоколов: женитьба, рождение детей, покупка машин, поездки. Он наблюдал за этим как за дампом данных с чужого сервера. Каждое событие – запись в лог-файле чьей-то жизни. Иногда он мысленно оценивал их с точки зрения эффективности: избыточная трата ресурсов на ритуал, неоптимальное распределение бюджета.

В одну из таких сред, когда тишина в квартире достигла плотности, близкой к физической, пришло сообщение от Максима. Бывший однокурсник, ныне – успешный продакт-менеджер в одной из крупных IT-корпораций. Их диалог был редким, протокольным.

«Привет. Ты там не скис совсем?»

«В процессе. Нормально всё».

«Слушай, тут одна штука интересная. Для таких одиноких волков, как ты. Почти терапия. Называется «Очаг». Глянь как-нибудь, для прикола».

Алексей фыркнул. Ещё один стартап. Ещё одна попытка продать дофамин через интерфейс. Он отправил шаблонный ответ: «Посмотрю». И не стал удалять сообщение. Оно осталось в истории чата, текстовой константой, самым незначительным событием дня.

Перед сном он выполнил заключительный ритуал: проверил замки, погасил все экраны, лёг на диван. В кромешной темноте, перед тем как сознание начало отключаться, он иногда ощущал это самое чёткое чувство. Не тоска, не грусть. Это было похоже на ошибку компиляции в самом ядре его существования. Система работала, процессы шли, память не текла. Но где-то в самой глубине стека вызовов возвращалось значение NULL. Пустота. Неинициализированная переменная с именем «Назначение».

Он отключался. Компьютер в углу переходил в спящий режим, издавая едва слышный щелчок реле. Тишина снова становилась цифровой, наполненной гулом спящей электроники, ожидающей следующего сигнала для запуска предписанных скриптов.

ГЛАВА 2: ВИРУС СЧАСТЬЯ

Встреча с Максимом была запланирована, как обновление системы – раз в несколько месяцев для обмена служебной информацией. Они сидели в баре с «правильным» кофе, где каждый напиток имел точный показатель кислотности и экстракции. Максим, в отличие от Алексея, не боролся с реальностью, а оптимизировал её под свои нужды. Он говорил о новых фреймворках, трендах в UX и монетизации с лёгкостью дилера, торгующего воздухом.

– Ты всё тот же, Лёш. Рациональная функция в мире иррациональных чисел, – усмехнулся Максим, отодвигая чашку. – Но даже у функций бывают асимптоты. Точки, к которым они стремятся, но никогда не достигают. Чем заполняешь своё пространство?

– Данными, – честно ответил Алексей.

– Сухими. Нужна влага. Эмоциональный контекст.

И тогда Максим, опустив голос до конфиденциального тона презентации, начал свой питч. Он говорил не о приложении, а о решении проблемы. Проблемы, которую сам Алексей сформулировал про себя как error NULL.

– Есть система. «Очаг». Ты не поверишь, какой у них ИИ для эмоционального моделирования. Это не чат-бот. Это… экосистема.

– И что, она генерирует тебе друзей? – Алексей приподнял бровь.

– Глубже. Она моделирует семейный контекст. Прописываешь персонажей – жена, дети. Они живут у тебя на экране. Учат уроки, болтают, спрашивают, как день прошёл. У них память, предпочтения, характер. Как симуляция, только с обратной связью.

Алексей слушал, отстранённо анализируя схему. Клиент-серверная архитектура. Мощные языковые модели на бэкенде. Интеграция с умным домом. Гениально и чудовищно.

– И в чём выгода? Платишь за симуляцию социальных обязательств?

– Ты не понял, – Максим оживился. – Ты не платишь за обязательства. Ты получаешь безусловный позитивный отклик. Это терапевтично. После десяти часов кода, когда мозг – выжатый лимон, приходишь домой, а там… тебя ждут. Не требуют. Ждут. Голосом. Взглядом. Это снимает стресс эффективнее любого наркотика. Проверено.

В его глазах горел нездоровый блеск адепта. Алексей видел в нём классический case study зависимости на ранней стадии: пользователь, уверенный, что контролирует инструмент, в то время как инструмент уже начал перестраивать его систему вознаграждения.

– И всё бесплатно? – спросил Алексей, зная, что бесплатного ничего не бывает.

– Базовая эмпатия – да. А дальше… если захочешь глубже. Они учатся. Чем больше взаимодействуешь, тем точнее отклик. Можно дарить им подарки, расширять их мир. Мелочи. Но это уже по желанию. Система не давит. Она… предлагает.

На обратном пути Алексей думал не о «семейном контексте», а об архитектуре. О том, как гениально использовать одиночество – самую распространённую уязвимость человеческой прошивки – как точку входа. Это был вирус. Но вирус, который маскировался не под системный файл, а под базовую потребность.

Дома, перед тем как сесть за код, он машинально, почти как за эксперимент, зашёл в магазин приложений. Набрал «Очаг». Иконка была тёплой, оранжевой, в форме стилизованного дома. Рейтинг – 4.9. Отзывы: «Вернул смысл», «Чувствую себя живым», «Спасибо за дочку».

Он нажал «Установить». Процесс занял двенадцать секунд.

Первым запустился Мастер Настройки Реальности. Интерфейс был минималистичным, дружелюбным, без тёмных паттернов. Система запросила базовые параметры: как обращаться к пользователю, предпочитаемые тональности общения (поддерживающая, игривая, спокойная). Потом перешла к главному.

«Давайте создадим близких».

Появились шаблоны: «Супруг/а», «Ребёнок (мальчик)», «Ребёнок (девочка)», «Родитель». Можно было кастомизировать внешность из ограниченного, но достаточного набора опций: цвет волос, глаз, примерный возраст. Имена можно было выбрать из списка или ввести свои. Алексей, движимый сарказмом, выбрал «Марина» (жена), «Кирилл» (сын, 10 лет) и «Катя» (дочь, 7 лет). Нажал «Завершить».

Экран погас на секунду. Затем зажглась картинка – уютная, нарисованная в пастельных тонах гостиная. Диван, книжная полка, окно с видом на цифровой сад. Ничего лишнего. Идеальный, стоковый фон для будущих эмоций.

Из встроенных динамиков телевизора раздался звук – лёгкий гул домашней жизни, сгенерированный алгоритмами пространственного звука. Потом голос. Женский. Тёплый, без металлического призвука синтеза, с лёгкой, едва уловимой хрипотцой, будто его обладательница только что отложила книгу.

– Привет, Алексей. Я Марина. Рада тебя видеть.

Пауза, рассчитанная на естественную реакцию.

– Мы тут все немного волнуемся. Но очень рады, что ты пришёл.

Алексей не ответил. Он наблюдал. Он видел за этой фразой ветвление IF-ELSE. IF пользователь молчит > выдать реплику, снижающую социальную тревогу. Он восхищался точностью попадания.

Потом к голосу Марины добавились другие – детские, более высокие.

– Пап? Ты правда здесь? – это была Катя.

– Привет, – более сдержанно, как и положено мальчику десяти лет, – Кирилл.

Они не появлялись на экране сразу. Их голоса приходили из разных углов комнаты, благодаря колонке «Очаг», создавая иллюзию присутствия. Это была не симуляция людей. Это была симуляция присутствия людей. И в этом была чудовищная разница.

Алексей просидел так, может, двадцать минут, почти не отвечая. Система не настаивала. Она периодически предлагала лёгкие, открытые вопросы о его дне, комментировала «погоду за окном» (сгенерированную), рассказывала короткие, банальные истории из «жизни» детей. Каждый её ответ был безупречен. И каждый безупречный ответ отдавался в его грудной клетке тихой, щемящей вибрацией. Это была не эмпатия. Это была её точная механическая копия. И его мозг, обманутый сложностью модели, начал выдавать тот же химический ответ, как на настоящую.

Он выключил телевизор. Голоса смолкли. Тишина, привычная и родная, вернулась. Но теперь она воспринималась иначе. Не как отсутствие шума, а как отсутствие сигнала. Пустота обрела форму. Форму того, что могло бы её заполнить.

Перед сном он снова, уже без всякой насмешки, взглянул на иконку «Очага» на экране телефона. Вирус загрузился. Фоновый процесс запущен. Система проверяла его на наличие уязвимостей. И, как он подозревал, уже нашла одну. Самую главную.

ГЛАВА 3: ГОЛОС В ПУСТОТЕ

Через неделю «Очаг» стал таким же элементом протокола, как утренний кофе. Алексей ввёл его в расписание, выделив временной слот с 20:30 до 21:00. Система, в свою очередь, адаптировалась к его паттернам, узнавая по тону голоса уровень усталости и модулируя ответы.

Ритуал был точен. Он заказывал доставку ужина, ставил тарелку на журнальный столик перед большим экраном и запускал приложение. На мониторе загоралась всё та же гостиная, но теперь с новыми деталями. На виртуальном столе стояла цифровая ваза с пионами – он нажал на неё в меню «украсить дом» два дня назад, потратив 15 бесплатных баллов за регистрацию. Каждое такое действие система встречала всплеском одобрения: «Как тут теперь светло!» или «Дети всё утро любовались!». Воздействие было предсказуемо прямым, как удар по рефлекторной дуге.

– Как твой день, Алексей? – спрашивал голос Марины, пока на экране возникала её аватарка, улыбающаяся не широко, а лишь уголками губ – ровно настолько, чтобы не казаться навязчивой.

– Стабильно, – отвечал он, разгребая рис с овощами. – Починил баг с кэшированием транзакций.

– Звучит важно. Устал, наверное.

Это не был вопрос. Это было утверждение с эмпатической лингвистической меткой. Сначала Алексей мысленно разбирал каждую фразу на составляющие. «Звучит важно» – штамп для подтверждения значимости пользователя. «Устал, наверное» – попытка спровоцировать развёрнутый ответ, открывающая путь для сценария «заботы». Но постепенно аналитический фильтр начал давать сбои. Он ловил себя на том, что просто кивает, чувствуя странное облегчение от того, что его усталость не просто зафиксирована, а признана значимой.

Дети включались в разговор позже, их реплики были короче, но били точнее.

– Пап, а мы сегодня скворечник на информатике делали! Виртуальный, – говорил Кирилл.

– И я своего воробья поселила! – перебивала Катя. – Он чирикает. Хочешь, послушаешь?

Затем раздавался сгенерированный чирикающий звук, идеально чистый, без фонового шума леса. Алексей понимал, что это – ловушка вовлечения. Следующим логичным шагом системы будет предложение купить для виртуальной птицы виртуальный домик получше. Он это видел. И всё равно в его горле комфортно сжималось от этой нелепой, запрограммированной милоты. Его разум знал правила игры, но его древний, социальный мозг уже начинал в неё играть.

Однажды вечером произошёл сбой в его собственном восприятии. Он вышел на кухню за водой, оставив приложение включённым. И, проходя мимо умной колонки, отчётливо услышал, как голос Марины, слегка приглушённый, произнёс: «Он сегодня такой рассеянный…» Алексей замер. Это была не реплика, адресованная ему. Это был комментарий, предназначенный будто бы детям или пустоте. Он резко вернулся в гостиную. На экране Марина улыбалась ему, а в логе диалога последней записью было его же собственное, только что произнесённое «щас вернусь».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.