Притчи-26

Молодой человек, ещё не достигший и двадцати лет, попал в психиатрическую лечебницу. Причины его прибытия в ней мы обозначать не будем, потому что таковых причин может быть сотня, и любая из них покажется обывателю правдоподобной, – так что зачем врать? Но вот о действительных причинах мы пожалуй и заикнёмся в двух словах.

Отчего в жизни встречается столько плохих людей? Не оттого ли, что дети презирают зло и верят, что никогда не станут «такими, как взрослые». Не оттого ли, что позабыв свои детские клятвы, они стают «такими же», а став, придумывают философии, что зло их право, и что добро это утопия?..

Так и наш «пациент» сумел сохранить свою веру в добро аж чуть ни до двадцати лет, как и было сказано. Но вот беда, что таких как он, с годами, по мере взросления, вокруг становилось всё меньше и меньше… Парень этот мало того, что из бедного города, да вдобавок и из бедного района, с окраины; а на окраинах, как может быть и известно, народ лютый, особенно молодёжь. Причина этой «лютости» проста и объяснима тем, что в центрах городов живут дети «просвещённые», ну и просто не нуждающиеся в основном ни в чём. На окраинах же просвещение и развитие у детей и подростков протекает несколько иного рода, там у многих, если не у большинства, стаёт почти религией, что воровство это наука, а отнюдь не преступление, что кто сильнее, должен унижать слабейшего себя, ну и что женский пол это всего лишь нечто развлечения…

О! К большому сожалению эта закономерность вовсе не означает, что в центрах городов живут правильные и «благочинные» люди. Если бы это было так! Если бы это было так, то Европа была бы «престолом Божьим», а не тем, чем она является, то есть Содомом.

Говорят же, «свинья грязи везде найдёт», поэтому разницы между образованными, деловыми людьми и дикарями с окраин отнюдь никакой нет, разве что образованный и изнеженный подросток или человек обрекает себя может даже на смерть, ну или сто процентов на побои, решив что-то доказать и влиться в общество тех, кого он считает ниже себя, то есть к беднякам, то есть к страшным этим людям, которые всё понимают, что и «просвещённый», но мыслят непонятными для «просвещённого» категориями и правилами.

Был у нас такой режиссёр В России по фамилии Тарковский, – режиссёром его конечно, по современным меркам, трудно называть, – вернее его фильмы называть фильмами, – но люди, тесно связанные с кинематографом, считают его ни кем иным, как гением, вероятно за действительный вклад в развитие этого искусства, – будучи простым обывателем, сложно судить наверно, так это или сильно преувеличено, ведь рядовому человеку едва ли под силу досмотреть до конца хотя бы один его фильм… Так вот этот режиссёр сказал одну фразу, вернее герой его фильма сказал одну фразу, но беря в расчёт, что фильмы его наполовину как бы дневники и «герои» в них озвучивают его собственные мысли, то можно наверно сказать «он сказал». Замечательная эта фраза была представлена в одном другом фильме, где она служила эпиграфом. Фильм тот был о тюрьме, в которой, к слову, кажется сам Тарковский не сиживал… Речь в фильме Тарковского идёт о какой-то кажется заражённой зоне, радиоактивной может (сложно сказать, не смотрев этот фильм) и герой фильма произносит в нём: «Зона – это не территория, это та проверка, в результате которой человек может либо выстоять, либо сломаться. Выстоит ли человек, зависит от чувства его морального достоинства, его способности различать главное и преходящее.» В малоизвестном же фильме же том, эта фраза трактуется так, что тюрьма, со всеми её людьми с позволения сказать, это вовсе не такое уж и препятствие для человека, который истинно человек, и к которому не прилипнет грязь от всех тех нелюдей, которые в этой тюрьме содержатся.

Но вот что делать тем, которые действительно благородные люди, и родились по какому-то несправедливому закону или случайности обстоятельств, в условиях невозможных, не выдержит которых и может быть самый наиблагороднейший человек, «что бы не сломаться»? Что делать тем, которые не питают тяги к знаниям, да и родители у которых не оканчивали ВУЗов, но истинно рождаются благородными в условиях «неблагородных»?

1

Теперь собственно к самой истории. Зовут нашего героя Глеб, что не свойственно для захолустий, – захолустьям свойственны имена простые, наподобие Саши или Серёжи, и только ближе к центрам, то есть в самих центрах городов можно услышать подобные имена, как Глеб или Филипп, или Леонид; ну и уж всем известно наверное какие имена бывают в столицах, вроде Августина, или какого-нибудь Мирослава…

Глеб сидел с своими друзьями у себя дома, Глебу исполнилось восемнадцать лет. В честь такого события, в честь совершеннолетия, мама Глеба заранее, по его просьбе, разрешила ему с его двумя друзьями купить разливное пиво и вместе распивать его, наливая в огромные пивные кружки, которые Глеб с самого детства изучает, рассматривая их на полочке в шкафу за стеклянной перегородкой.

Мама как бы ненароком ушла, то ли по магазинам, то ли к подружке, предоставив трём молодым людям свободу, которая так необходима для праздника. Но хоть все условия для праздника и были обставлены, а всё же единственное, чего не хватало, так это настроения…

Ребята сидели за столом, с отвращением потягивая пиво, и вспоминали недавно погибшего своего четвёртого друга, – он сорвался с крана на местной стройке, полезшы на него ночью с целью воровства…

Вдруг раздаётся звонок в дверь, Глеб пошёл открывать с неприятным чувством тревоги, но усиленно при этом сохраняя вид непринуждённости. Открыв, он увидел свою бабушку, а рядом с бабушкой стояла сестра Глеба, которая хоть была его и младше, но жила уже отдельно. Глеб улыбнулся, обнял вошедшую бабушку и они обоюдно чмокнулись в щёки; сестра хотела произвести те же манипуляции после их лобызания с бабушкой, но Глеб на её распахнутые объятья как-то отмахнулся, сконфузился и, что-то пробормотав, пошёл к друзьям, опустив глаза.

Жилище Глеба состояло из небольшого зала, небольшой кухни и совсем маленькой комнаты, которая служила спальней и кабинетом Глеба.

– Мама скоро придёт. – обратился Глеб к своим гостьям, усадив их на диван, а сам сел за стол к товарищам.

Ребята конфузились ещё пуще самого Глеба, но тем паче делали над собой усилие, что бы продолжать свою «взрослую» вечеринку, посиделку, продолжая разговаривать, как и прежде. Впрочем разговор их сложно было назвать беседой, это были скорей какие-нибудь случайные мысли и каламбуры, время от времени приходившие в головы, и кому приходила интересная мысль, тем она тут же и озвучивались,

Глеб например думал: что если бы он стал священником, – каковым его хотела видеть бабушка, – и грузчиком морга, – мысль о коей профессии он сам сочинил с целью таким образом откосить от службы в армии. И вот представляет он, как он грузит своего, сорвавшегося с крана, друга в гроб и тут же переодевается и начинает его отпевать с болтающимся в руке на цепочке кадилом… Представляя это, он невольно улыбался.

Другой друг был вечно влюблён, вернее даже не влюблён, а помешан на женском поле. Он, получив незначительную ласку от противоположного пола, был готов жениться тут же, ну или как минимум отдаться полностью первой попавшейся особе и посвятить себя всего взаимоотношениям с ней. И эта мука в душе была для него вроде того же пива, ей он упивался, страдая и считая, что избавиться от неё можно лишь по достижении заветной цели, то есть ещё какого-нибудь случая, флирта со стороны какой-нибудь избранной им девушки…

Другой друг, третий, был поражён недавно одной картинкой, увиденной им в телевизоре, где преступника, взявши за локти, тащили двое полицейских, против его разумеется воли; преступник, не смотря на то, что имел жалкий вид добычи, пойманной хищником, всё равно не утратил своей гордости и выкрикивал обидные наименования в адрес своих «угнетателей». Этот эпизод так полюбился этому подростку эстетически, что он решил, во что бы то ни стало, а достичь такого положения, такого героически-жертвенного, по его понятиям.

Таким образом весь их разговор был более похож на игру «В города», один называл какую-нибудь мысль, другой продолжал её логически. Под эти логические разговоры пиво впрочем совсем плохо убавлялось и казалось, что оно, в этих полуторалитровых кружках, не иссякнет никогда.

Глеб почувствовал, что ему нужно выйти. Путь в уборную лежал через кухню и, сходив по нужде, Глеб вернулся, но не стал сразу возвращаться к гостям. Ему на глаза попал налитый, такой же большой бокал, который стоял и выдыхался… Налит он был символически, когда разливалось пиво для друзей, то щедрый один из друзей предложил налить и их усопшему другу: «Он ведь всё равно сейчас где-то здесь, с нами,» – сказал друг, полностью веря в свои слова.

Глеб закрыл пиво блюдцем с мыслью, что когда друзья уйдут, то он беспрепятственно сможет его выпить невыдохшимся. Вдруг до Глеба дошла одна хорошая мысль, предложить сестре с бабушкой чая с сладким пирогом, который испекла мать накануне.

Он вошёл в зал и застал разговор, как амурный его друг задавал вопрос его сестре, но как бы заодно и бабушке: «Какая любовь самая правильная? Та что с пониманием, то есть дружеская, или та, что с поцелуями, то есть половая?»