10000 лет до нашей эры. Книга 2

Пролог

Анкхарат не сопротивлялся течению: плыть он все равно не мог. Он часто проваливался в липкую тьму, пропахшую кровью, пока река несла его за пределы Сердца Мира. Чтобы не захлебнуться, в беспамятности скользнув под воду, он с трудом выполз на берег и привязал себя плетями плюща к подходящему бревну.

Сил хватило только на это.

Орла он отправил в Речные земли накануне Церемонии. Анкхарат надеялся, что птице удалось избежать смерти, вряд ли остальные орлы Сыновей Бога пережили своих хозяев.

Полноводная река мчала его по землям Аталаса, подбрасывая изломанное тело на порогах. Не было никакой возможности противостоять этой пытке. Сердце Мира оставалось все дальше.

Благодаря Аталасу, река стала его единственным спасением.

Анкхарат не слышал посторонних звуков : грохот падающей воды заглушал все. Он мог кричать от боли, не опасаясь разоблачения. Узкое русло лавировало меж высоких мокрых скал, в которые врезалось бревно. От ствола отлетали щепки, и Анкхарат благодарил Богов за то, что удары приходились не на его тело.

Он не должен был спать. И нельзя было покидать воду. А единственной его пищей была древесная кора.

Ну, хотя бы воды хватало.

Конечно, он все равно засыпал. Однажды он с головой ушел под воду, пока спал. Ему приснилось, что он снова там, в зале Храма, на Церемонии, а Асгейрр сжал руки вокруг шеи.

Стоило Анкхарату закрыть глаза, он снова и снова видел расправу над братьями. Слышал, как рыдал Саймир, когда было уже слишком поздно для раскаяния, и как его успокаивал Аталас.

Тем утром ему поначалу показалось, что он оглох. Такой внезапной оказалась тишина. Река вырвалась за пределы Долины Аталаса и достигла равнин Саймира. Вдоль берега стеной возвышались леса, дававшие древесину всему Нуатлу. Хозяин этих земель был молод и глуп. Саймир поверил брату-предателю, но оказался не готов к тому, что убивать придется самостоятельно.

Анкхарат позволил реке нести себя до глубокой ночи и только потом, когда на воду опустился ночной туман, взял к берегу.

Как только река обмелела, Анкхарат разорвал зубами задубевшие лианы. Воды было по колено. Он отпустил побитое бревно, и течение понесло его прочь. Нельзя было оставлять его здесь. На древесине была его кровь и даже следы зубов.

Он не прошел и двух шагов. Рухнул в воду и выбрался на берег ползком, дрожа от холода. Если Львы нагоняли его, то сейчас смогли бы найти по одному только перестуку зубов. Кажется, это был самый громкий звук в тонущем в тумане лесу.

Какое-то время он лежал, все еще наполовину оставаясь в воде. Вода казалась теплее, чем ночной воздух. Он успел сродниться с водой, стать частью стихии. Земля под ним ходила ходуном. Лежа на сыром песке и утонув в белесом тумане, Анкхарат грезил наяву жаром разведенного костра. Даже воображаемое пламя согревало.

Болело все. Он подтянулся на руках и увидел, что кожа предплечий на обеих руках содрана до мяса из-за постоянного трения о бугристую кору бревна. Только шрам ближе к локтю все еще оставался заметен.

Айя будет довольна, если увидит. Когда раны на предплечьях заживут, никаких шрамов от предыдущих трех избранниц не останется.

Анкхарат пополз вперед, помогая себе локтями.

Если он хочет жить, то должен идти безоружным и не разжигая огня в сторону заката через эти дикие леса. Какая-нибудь дубина, возможно, поможет против голодного хищника, но не против целой стаи. А если его настигнут преследователи, ему ничего не поможет.

Речные земли должны быть за этими лесами. Если только река не вышвырнула его в один из боковых притоков, которые мелели на лугах Альсафа.

Анкхарат хотел верить, что это не так.

Но он мог ошибаться, и это, увы, тоже следовало учитывать. Если на сумрачном небе утром появится солнце, то Анкхарат сможет сориентироваться лучше. А пока ему нужно найти убежище, съесть хоть что-нибудь и поспать на твердой земле.

Шатаясь, он двинулся вперед.

Лес дал ему пропитание, пусть и скудное в преддверии зимы. Анкхарат ел на ходу – опять кору, кислые ягоды с облетевших кустов, искал грибы среди вороха пожухлых листьев. Этого было мало.

Охотиться он не мог. Он вооружился палкой, но сил едва хватило, чтобы удержать ее в руках. О том, чтобы нанести удар, не могло быть и речи.

Он сильно мерз, – и днем и ночью. Слабеющее солнце не прогревало землю, только воздух. Сырые ветра, казалось, навсегда заблудились в этом лесу и бесцельно плутали между деревьями, как и сам Анкхарат. Кругом был только однообразный серо-черный лес и рваные обрывки неба над головой.

Иногда ему казалось, что его странствие никогда не кончится.

Тогда он касался указательным пальцем белого шрама на правом предплечье под самым локтем и вспоминал ее голос и улыбку. Ее руки на своем теле, когда она впервые помогла ему раздеться.

Он грыз кору, заедая ее красными, как пролитая кровь, ягодами. И шел вперед.

Он пережил Церемонию. Анкхарат убеждал себя, что в сравнении с этим путешествие – всего лишь безобидная прогулка по лесу.

Звери опасались человека, и обычно, достаточно было замахнуться дубиной, чтобы они ушли восвояси.

Он довольствовался лишь кратким сном на закате. Если за ним и была погоня, то, скорее всего, на закате эти люди тоже устраивали привал, а в путь выходили на рассвете. Ночью им пришлось бы зажигать факелы, а это делало их слишком заметными. Днем же среди ровных голых стволов из него выходила отличная мишень.

Он спал, закапываясь в сухие листья.

Однажды Анкхарат попробовал взобраться на дерево. Он повис и попытался подтянуться, но во внутренностях словно вспыхнул пожар. Каждый вдох еще долго отдавался болью.

Дальше он шел, согнувшись пополам, а когда коснулся живота – обнаружил, что одежда стала мокрой от крови. Он не помнил, когда заполучил эту рану на животе: на церемонии или пока плыл. Возможно, на теле были и другие, затянувшиеся и не очень. Он не знал. Только брел вперед, надеясь, что там, куда он идет, ему помогут.

За следующий день Анкхарат преодолел лишь половину намеченного пути. Он едва передвигал ноги. Он снял тунику и разорвал ее на полосы, обвязав вокруг талии, но ткань скоро пропиталась кровью.

Он упал наземь гораздо раньше, чем наступил закат. Он обещал себе, что вот-вот поднимется. И обязательно продолжит путь.

Ночью он так и не поднялся.

Глава 1. Не тут-то было

Эйдер Олар вел меня по темному прибрежному песку. Я то и дело оборачивалась, глядя на охваченное огнем небо. Оранжевые цвета тревоги окрашивали океан.

Анкхарат должен быть где-то там, среди огня, смерти и разрушений.

Должен быть. Он жив. Я буду верить.

Прекрасное далёко, не будь к нему жестоко! Обрушь свою жестокость на меня, я заслужила. Не сдержалась, когда увидела, как он уходит от меня. Опять не сдержалась. Я неисправима! Легче всего мне удается обрушивать проклятия на головы людей, которых я люблю.

Эйдер Олар свернул вглубь острова, и я следом. Темно-рыжие волосы мага, похожие на языки пламени, трепал ветер. Я подумала о Зурии и Швинне. Лучше добавлю их имена к молитве к прекрасному далёку. Им сейчас тоже нелегко.

Подмывало, конечно, спросить Эйдера о Зурии и его чувствах к ней. Она, как-никак, считалась его женой, жрецы могли вступать в брак только со жрецами, и сейчас была там, в Речных землях. Сам Эйдер пока о ней не спрашивал.

Вообще, представить тощего узколицего Эйдера рядом с полненькой, энергичной Зурией удавалось с трудом. Ростом она была ниже среднего; должно быть, доходила ему до плеча. Бойкая Зурия могла достать что угодно и в какие угодно сроки. Нужна просторная клетка для тигра – легко! Никогда не задавала лишних вопросов, а ее покорность и терпимость ко всему не знали истощения. А ведь я не была обычной избранницей, какие ей, должно быть, доставались до меня…

Я споткнулась от неожиданности.

– Эйдер…

Жрец остановился, а я впилась в него взглядом, чтобы не пропустить ни малейшей эмоции.

– Избранницы Анкхарата! Они здесь?!

Маг коротко кивнул. А где еще могут быть избранницы Сыновей Бога, – как бы говорил взгляд его бледно-голубых, почти прозрачных глаз, – если не здесь, на острове бывших жен?

Три. Здесь три бывших избранницы Анкхарата. И они… о Боги!

Они здесь с его детьми!

Боги знают, я ревновала его к бывшим еще до того, как у нас завязались отношения. А уж как я ревновала его после, когда старалась выделиться среди прочих! Тогда я думала: «Выкусите, бывшие подружки Анкхарата: теперь-то он мой!».

Черт! Я не готова встречаться ни с кем из них!

– Что не так? – спросил маг.

Эйдер смотрел на меня сверху вниз, ветер трепал полы его красного видавшего виды халата без рукавов. Выглядел он озадаченным.

Я не знала, как объяснить.

– Что ты чувствуешь к Зурии?

Он нахмурился.

– Она моя названная сестра. Мы дали жизни детям, которые будут служить Огненному Богу после нас.

Мужчина, которому она была отдана, совершенно точно не любил ее. Договорные браки – это не про чувства. Бедная Зурия! На ум пришла серия средневековых романов о любви, в которых дворяне искренне удивлялись тому, что юная героиня без ума от собственного мужа. Но в Средние века хоть знали, что такое любовь, а здесь…

«Сосватав» меня на арене Анкхарату, Эйдер вряд ли думал: «О Боги, они могут стать такой отличной парой!» Черта с два! Для него я была как папка с грифом «Неопровержимые доказательства предательства Асгейрра» и только поэтому должна была попасть в руки хозяина.

А тут я, со своей любовью…

– Я отношусь к Анкхарату иначе, чем ты к Зурии. Совсем-совсем иначе. Понимаешь, мне никто не нужен, кроме него. Я хочу быть с ним. Мне очень больно оттого, что я не знаю, где он и что с ним. Скажи, этим чувствам есть название в твоем языке?

– Тоска.

Проклятье! До чего однообразными были бы кроссворды, если бы они существовали в Нуатле.

– Нет. Давай я объясню иначе. У меня были…

Черт! «Друзей» в их языке тоже нет. «Враги», значит, есть, а «друзей» – нет.

– Когда-то я была избранницей одного мужчины. Но потом… он выбрал другую. Я была очень зла из-за этого.

– Почему? – удивился Эйдер. – Если он не был Сыном Бога, то мог иметь двух избранниц.

Я представила нас вместе – Питер, Хлоя и я.

– Нет, – отрезала я, – в моих землях мужчина выбирает одну женщину и только по ее согласию. И они обычно живут вместе и растят детей тоже вместе. Хотя бывают исключения…

У Анкхарата было такое же лицо, когда он впервые услышал о моногамии. Этим-то я его и убедила, что точно не местная. Это же надо такое выдумать, чтобы мужчина жил всю жизнь с одной женщиной.

Нескоро человечество придет к моногамии, ой, нескоро.

Эйдер Олар сопоставил мои слова и спросил:

– Но ведь ты сказала, что твой избранник выбрал другую? Как же он сделал это, если должен был прожить с тобой всю жизнь?

Один ноль в пользу Эйдера Олара.

– Это сложно объяснить. Но после того, как он сделал это, я… Возненавидела его новую избранницу. И его заодно. Этим чувствам есть название?

Я знала, что нет, но вдруг Эйдер Олар изобретет такое слово?

– Ненависть. Ты сама сказала.

«Враги» и «ненависть», значит, есть, а «любви» и «друзей» нет! Тенденция, однако.

– Ладно, пусть будет ненависть. Так вот, я ненавижу прошлых избранниц Анкхарата.

– Не понимаю, за что, – честно ответил маг.

Ревность вообще не поддается логике, тут-то как раз все логично.

– Просто поверь на слово. Прошу тебя, для меня это очень важно, можешь сделать так, чтобы я… ну, никогда не узнала, кто они? Даже если встречу их на острове, даже если однажды буду пытать тебя, никогда-никогда не называй имен этих трех женщин.

– Двух.

– Что?

– Третья избранница Анкхарата умерла в родах.

– О Боги…

– Она носила сына. Остальные родили девочек. И они здесь, на острове. И…

– Больше ни слова, Эйдер! – я зажала уши руками.

Он пожал плечами.

– Как скажешь. Можем идти? Тебя ждет Таша.

Я чуть не спросила: «А она не одна из них?», но вовремя заткнулась. Эйдер ответит как есть. И что я буду делать, если она из «них»?

Вокруг сгущались сумерки, а ветер усиливался. Я поежилась; на мне было тонкое платье, которое Анкхарат помог мне надеть. Я помню. Утром мы тоже не воспользовались услугами рабов.

Вдох-выдох.

– Идем.

Я знаю себя. Я буду подозревать каждую женщину на острове. Любую стану представлять рядом с Анкхаратом и тем изводить себя. В детях буду искать сходство.

Слышишь, ревность? Тебе не место в Нуатле! Тебя здесь еще даже не изобрели.

Ага, рассказывай, – огрызнулась самая настоящая ревность. – Здесь я, с тобой.

Мы покинули берег и устремились вглубь острова по вытоптанной тропинке. Присмотревшись, я поняла, что заросли вокруг были рукотворными: тонкие лозы тянулись по плетеным перголам, установленным в ряд. С растений свисали стручки, формой напоминавшие фасоль, только были они белыми и пушистыми, как вывернутая наизнанку коробочка хлопка.

– Кто такая Таша? – на ходу спросила я.

– Она правит островом.

– Я должна рассказать ей о том, что ждет Нуатл? Мы поэтому идем к ней?

– Ты расскажешь… если она станет слушать.

В его голосе было слишком много опасения. Значит, меня могут и не выслушать?

– Ну ладно, даже если она не станет слушать – так и что? Мы вернемся в Речные земли. Там солдаты Анкхарата, мы можем рассчитывать на них.

Эйдер шел вперед, я едва поспевала за ним.

– Нам понадобится помощь, – продолжала я. – Люди должны покинуть Нуатл. Ты просил Богов о помощи, и они послали меня. Мне немного известно, по правде говоря. Им лучше было отправить тебе на помощь кого-то другого. Другие знали больше, чем я. Но раз уж я тут… То послушай, Эйдер… Да остановись же!

Он остановился, но не обернулся.

– Разве ты не понимаешь, что предлагаешь? – его голос звучал глухо.

– Жизнь. Спасение. Разве нет?

– Если мы покинем Нуатл, то куда уйдем?

На материк, – чуть не ответила я, – в Европу! А потом поняла.

Это были земли людей из племени краста. Проклятые Богами земли, как с детства внушалось каждому.

Переселение само по себе было мыслью дикой, чуждой этому веку. Люди жили и умирали на клочке доступной им земли, а я собиралась уговорить их все бросить и уйти. И даже если они согласятся и в них пробудится дух первооткрывателей, если они, наконец, поверят моим словам о грядущей катастрофе, то уйти они могут только в земли проклятого народа, выродков и неудачного Божественного эксперимента, как утверждали легенды.

А неандертальцы? Разве они так просто отдадут нам земли? После всех костров, смертей и унижений, что нужно сделать, чтобы отказаться от взаимной, я уверена, ненависти?

Вот он, новый виток в планомерном уничтожении неандертальцев. Они жили во льдах и холоде, строение их тела позволяло им не испытывать холод так остро, как нам, кроманьонцам. Но Ледниковый период подходил к концу, и это вело к затоплению такой развитой цивилизации, как Нуатл. И полному уничтожению второй человеческой расы. Люди Нуатла просто сметут неандертальцев со своего пути. Цивилизация Тигра до сих пор хранила огонь в деревянных клетках, условия их жизни не располагали к накоплению умений, знаний и развитию таланта.

– Ни один мужчина не покинет эти земли без боя и не отдаст их Львам, – заговорил Эйдер. Он смотрел на стручки так внимательно, словно именно от них зависела наша жизнь. – И перебороть ненависть к проклятым землям краста будет очень непросто.

– Должен быть кто-то, кто поведет людей. Кому они поверят.

– Мы пока не знаем, кто из Сыновей Бога выжил. Огонь не видит никого, кроме Асгейрра, разумеется.

Вдох-выдох… Если я узнаю, что Анкхарат погиб во время Церемонии, захочу ли я спасать мир, в котором его больше нет?

О, если бы я только знала, как отменить брошенные в спину проклятия…

– Берегись! – вдруг крикнул Эйдер и оттеснил меня с тропы к первому ряду пушистых насаждений. – Не касайся их, – предупредил он, указав на гроздья стручков.

Я обещала держаться от них подальше.

На тропе появились женщины. Они бежали быстро, но старались двигаться аккуратно – на сцепленных руках они несли девушку. Следом за ними появились еще несколько женщин с доверху заполненными мохнатыми стручками корзинами. Они не удостоили нас даже взглядом.

Внешний вид женщин удручал – пыльные туники из плохо обработанной кожи и длинные бесформенные юбки до пят. Руки были по локоть обмотаны кожаными лентами, а пальцы сплошь в царапинах.

Ни одна из них не произнесла ни слова, Эйдер демонстративно глядел в другую сторону.

Когда они удалились, мы пошли дальше. Тропинка не была прямой, она извивалась и постоянно сворачивала с прямого курса, хотя никаких препятствий на пути не наблюдалось – ни деревьев, ни камней. Только засеянные мохнатыми стручками поля. Похоже, островитяне недолюбливали прямые линии.

– Эти женщины – рабыни? – спросила я.

Иных вариантов не было, особенно с учетом того, что Эйдер так старательно отводил глаза в сторону.

– В каком-то смысле да.

– А что за растение они собирают?

– Скоро узнаешь, – с тяжелым вздохом ответил маг.

Мне не понравилось, как он это сказал.

– Почему?

– Таковы традиции.

Если в дело вмешиваются «традиции» – ничего хорошего не жди, это я давно уяснила.

Вихляющая тропа вывела нас на небольшую поляну, на которой возвышалась круглая, без единого угла, хижина. Стены ее были сплетены из лоз и ветвей, и походила она скорее на временный шалаш, чем на постоянное жилище. Вместо дверей только округлый проем, окон нет вообще, да они и не нужны, дневного света там внутри, должно быть, хватает. Ветки не уложены близко друг другу.

На пороге дома стояла женщина.

Тину Тёрнер я уже повстречала. А теперь, в сумерках, при свете факела, на острове брошенных жен я встретила самую настоящую Одри Хепберн за двенадцать тысяч лет до ее настоящего рождения.

– Это Таша, – сказал маг, отступая назад.

Ни у одной женщины Нуатла до этого я не видела короткой стрижки. Волосы Таши были насыщенно-черными, неаккуратно подстриженными (ну знаете, парикмахерское искусство в первобытные времена оставляет желать лучшего, как и орудия для стрижки!) Не исключено, что Таша равняла волосы каменными ножами, и, весьма вероятно, сама.

Стрижка «под мальчика» подчеркивала ее невероятно тонкую шею. Сама она была изящная и хрупкая, как фарфоровая кукла. И чем дольше я смотрела на Ташу, тем сильнее становилась моя ревность. Пока не сообразила, что Таша, должно быть, даже моложе меня – на вид ей было около двадцати, а то и меньше.

Если она и была избранницей Анкхарата, то в ту пору ей было преступно мало лет. В моем мире, конечно.

Я попыталась вспомнить, были ли на марафоне невест настолько молодые девушки. Но в моей памяти царствовала только трижды благословленная с ее голой грудью, так что вопрос остался невыясненным.

Могла ли эта хрупкая, худая – даже не стройная, а именно худая – женщина родить ребенка приблизительно три-четыре года назад по-нуатлийскому летоисчислению?

Мне хотелось верить, что нет. Хотя бы потому, что это значило бы, что ее не было в постели Анкхарата.

На Таше была узкая кожаная юбка с разрезами, а из-под нее, к моему удивлению, виднелись обтягивающие штаны из тонкой кожи. Сшиты они были крупными стежками, как и юбка, и, в целом, ее наряд напоминал облачения семейки Флинстоун. Сверху был лиф, расшитый бусинами и раковинами, но живот оставался обнаженным. Ровный плоский живот, при взгляде на который хотелось рыдать от зависти.

– Что же ей известно о землях Нуатла? – спросила она. – Ты получил ответы на свои вопросы?

Суровый и строгий, как у учительницы, голос не предвещал ничего хорошего. Как и то, что Таша смотрела сквозь меня. Откуда такая нетерпимость к незнакомым людям?

Эйдер ответил уклончиво:

– Ты должна выслушать ее. Возможно, тогда ты согласишься пойти наперекор традициям.

Остальных девятерых избранниц, которые прибыли на остров вместе со мной, жрицы увели вдоль берега к деревьям, за которыми виднелись соломенные крыши домов. Только меня Эйдер Олар, оставив Эйкинэ в компании черного великана, повел совсем другой дорогой.

Значит, встречей с Ташей я обязана только одному обстоятельству.

– Она «пустое зерно», Эйдер, – сказала Таша.

Вот и разгадка.

«Пустой кувшин», кажется, так меня обозвал тот Высший жрец на пристани. Теперь «зерно». Сдались им эти сравнения. Дела мои плохи. Эйдер не собирался или просто не мог противостоять Таше, так что надо брать свою судьбу в собственные руки.

– Мне известно многое, – заговорила я спешно: – и от моих знаний зависят жизни людей Нуатла. Но прежде всего мы должны связаться с Речными землями. Мой избранник, второй Сын Бога, знал о предательстве Асгейрра. В Речных землях Анкхарат собрал армию. Его солдаты могут помочь нам, если Львы…

Таша остановила на мне полный ледяного презрения взгляд. Я смешалась и замолчала.

– Женщины Острова никогда не буду помогать Сыновьям Бога, – отрезала она.

Рада, конечно, что вы больше не согласны с ролью жертв, но сейчас не самое подходящее для этого время.

– Ты больше не избранница Сына Бога и не можешь приказывать кому-либо, – продолжала она. – И не носишь под сердцем ребенка, а значит, Мать не удостоила тебя благословением. Ты должна вымолить у Нее прощение.

Подождите-ка…

Я оглянулась на Эйдера, но жрец стоял, поджав и без того узкие губы.

Эй, я собиралась спасать Нуатл! Думала, моих слов будет достаточно, чтобы прослыть Пифией, Кассандрой, оракулом, провидицей, да кем угодно! А по итогу?… Служить Матери, вымаливать благословение – это, вообще, что значит?

Из дома показалась сморщенная старуха, увешанная ожерельями из мелких, видимо, птичьих косточек. Таша оглянулась на нее. Та покачала головой и снова исчезла в проеме.

Когда Таша снова повернулась к нам, ее голосом можно было резать камни. Обращалась она, конечно же, только к Эйдеру.

– Не смей больше приводить ее ко мне. Я никогда не пойду против традиций Солнечного острова. Уведи ее туда, где ей самое место.

Эйдер кивнул.

Черт возьми, огненный маг, так нельзя! Мы так не договаривались, Мироздание! Я закусила губу, когда проклятия уже готовы были сорваться с моих уст. Хватит с тебя проклятий, Майя, хватит. Криками, проклятиями и ругательствами такую, как Таша, не сломить. А огненный жрец – моя единственная надежда. Не стоит забывать об этом.

Кажется, настал черед испробовать нечто иное, кроме моего обычного девиза: «Сопротивление и отвага!»

Эйдер Олар посмотрел на меня и кивнул, уходим, мол. Кажется, он тоже удивился моей сдержанности. Таша уже вернулась в хижину, оттуда доносилось тихое пение и перестук костей. Интересно, кем была эта женщина и кем приходилась Таше?

Эйдер не направлялся обратно к берегу океана. Свернул на другую тропинку, виляющую среди мохнатых насаждений. Пора узнать, где мне самое место, по мнению Таши. Поля закончились, и мы вышли на еще одну поляну. На приличном расстоянии друг от друга стояли такие же плетеные хижины, только были они раза в два меньше и ниже, чем Ташина. Если бы я не увидела дом Таши раньше, ни за что бы не признала в этих перевернутых корзинах дома.

Те самые встреченные нами по пути сборщицы стручков в грязной одежде складывали вязанки хвороста в центре поляны. На одинаковом расстоянии от домов для лилипутов было возведено кострище. Там лежала обнаженная женщина, должно быть, та самая, которую они тащили на руках: похоже, спасти ее не удалось.

Заметив Эйдера Олара, женщины опустили глаза долу.

Самая старшая, очевидно, главная среди них, указала на неразожженный костер и обратилась к жрецу:

– Это будет честь для нас. И для нашей погибшей сестры.

На негнущихся ногах я последовала за Эйдером Оларом. Женщина лежала, подтянув колени к подбородку. На голом теле не было никаких видимых ран или повреждений, почему же она умерла?

Женщины держались вместе, с противоположной от нас с Эйдером стороны. На всех была одинаковая безобразная одежда, а руки обмотаны кожаными лентами.

Эйдер обратился к огню за помощью. Стихия ответила тут же.

Старшая обошла пламя и протянула мне грязную робу.

– Надень это и служи Матери, – сказала она.

Я отшатнулась от одежды. Оглянулась на огненного мага.

– Ты будешь жить здесь, – сказал он. – Таковы традиции.

Эйдер не был согласен с этим, я видела это по сжатым в тонкую линию губам, по суровому взгляду исподлобья, но он только добавил тише:

– Главное – не дотрагивайся до стручков, Айя.

Я приняла из рук Старшей одежду мертвой девушки.