В окружении…

Не давайте бесам волю

2195-тый год

Понедельник

В первый день недели, когда впервые сквозь плотную пелену облаков несмело пробивается холодное солнце, неспособное ни осветить, ни согреть, семнадцатилетний Джейкоб Томпсон переступает через порог учебного заведения, задумываясь: «Неужели это последний год его школьной жизни?» Он быстрым шагом идёт вдоль коридора и ему прилетают, как минимум, три одинаковые фразы: «Да храни нас Бог в этом году!», после чего слышится хохот сверстников. Джейкоб отвечает тем же. Обшарпанные стены обвешаны сделанными детьми из младших классов плакатами с яркими, хоть и корявыми, надписями вроде: «Бог всё видит», «Не суди и не судимым будешь», но на фоне остальных одна показалась юноше самой интригующей. Большими буквами, кроваво-красным маркером: «НЕ ДАВАЙТЕ БЕСАМ ВОЛЮ!»

От разглядывания работ Джейкоба отвлекает подходящая особа, в растянутом, ядовито-оранжевом джемпере и сдвинутой набок шляпе, платина волос которой пружинит в натуральных локонах – Миртл Бэйн. Его лучшая подруга детства, с которой они общаются с четырёх лет, а точнее, с первого класса школы имени Руперта Моргана. Руперт был великим лидером «Святой революции», в результате которой государство перестало являться светским, а религиозная вера стала конституционной обязанностью. С ранних лет воспитатели вкладывали в ещё пустые головки детишек правильные ценности; этот путь Джейкоб прошёл с Миртл рука об руку, вместе во всём. Миртл сияет, переливается, бьёт фонтаном жизни, её губы расплываются в широкой улыбке – абсолютная противоположность Джейкоба. Сам он, по сути, все ещё ребёнок, угловатый подросток, застывший в подвешенном состоянии грядущей трансформации в мужчину. Он собирался когда-нибудь жениться на ней, но, к сожалению, от них немногое зависело, ибо только родители подбирают правильного спутника жизни своему ребёнку, подобно тому, как и государство подбирает правильную работу каждому гражданину.

«Ого, кого я вижу!» – воскликнула девушка, накинувшись на Джейкоба с объятиями. От каждого прикосновения Миртл юный Томпсон смущался, каждый раз чувствуя себя по меньшей мере ребёнком. «Разглядываешь плакаты?» Бэйн отстраняется и переводит заинтересованный взгляд холодно-голубых глаз на жирные буквы.

«Да, – отвечает Джейк – В последнее время так много бесов развелось. Я слышал, эти дряни до неузнаваемости меняют личности людей. Как здорово, что даже дети это понимают».

Неожиданно прозрачные линзы, носить которые было обязательно в целях безопасности, слегка помутились и изменили цвет, и перед глазами Джейкоба засветился невидимый для других красный баннер: «Срочные новости», с надписью ниже «безопасная информация». Это было равносильно «Проверено правительством», и юноша осознавал, что перед окружающими высветилась точно такая же проекция. Небольшой кивок, говорящий о том, что Джейк хочет посмотреть информацию, и парящее в воздухе изображение статьи показало ему маленькие фотографии семерых, совершенно непохожих друг на друга людей, с подписью: «Да упокой Господь их заблудшие души», что значило лишь одно – адские существа погубили еще семь человек за ночь.

«Ещё больше жертв, чем вчера», – говорит Миртл очевидную вещь, и её глаза принимают нормальное состояние, как и глаза Джейкоба – линзы выполнили свою функцию оповещения и выключились. Обняв за плечо подругу и успокаивая её, Томпсон ведет Бэйн в класс.

«Так, благодаря святому Руперту Моргану, все люди на Земле приняли одну единственную правильную веру, в 2057-ом году, сразу после Третей Мировой Войны», – заканчивает свою нудную, будто бы скопированную с Википедии презентацию Хлоя Андерсон, интенсивно поправляя рукава своего массивного свитера. Она лихорадочно выдыхает, делая несильный кивок, этим выключая слайды перед линзами одноклассников. Высокая плотная тетка с капризной линией сухого рта, а если точнее, то их преподавательница по истории, прищурила свои крысиные глазки, слегка искривляя верхнюю губу.

«Вы могли ещё тише говорить, мисс Андерсон? Садитесь, 4», – шипит она. Четверка являлась минимальной оценкой при сдаче предмета по десятибалльной системе. Правда, ученика с такой репутацией государство вряд ли отправит на высокую должность вроде руководителя или священника. Девушка поджимает пухлые губы, пряча своё побледневшее лицо за копнами тускло-рыжих волос, садясь за парту. «А теперь я попрошу класс достать учебники по Основам Религиозной Культуры. Эти оставшиеся двадцать минут мы проведём урок, как в двадцать первом веке – по бумажным книгам. Думаю, вам будет это полезно, а то совсем разбаловались», – говорит мисс Беннет, и Джейкоб мысленно чертыхнулся, совершенно позабыв, что нужно брать с собой что-то в школу. Он тихо наклоняется к рядом сидящей Миртл.

«Можешь поделиться учебником?» – шепчет парень, на что Бэйн кивает, кладя книгу посередине стола.

«Что за шум за третьей партой?» – раздраженно спрашивает преподавательница.

Джейкобу думается: «Надо же, на вид лет двести, а слух лучше, чем у собаки», – но он, безусловно, этого не говорит.

«Простите, Мисс Беннет. Я забыл книгу дома», – виновато молвит Томпсон, вставая с места, на что та недовольно морщит вздернутый нос, кривя верхней губой.

«Бегом в библиотеку!», – приказывает учительница, и он пулей вылетает из класса. Библиотека – именно то место, куда обычно никто не ходит, просто потому, что всю информацию можно было найти в открытом доступе, но, по древней традиции, книги прошлого века всё равно оставались в стенах школы. Святая память.

Джейкоб отпирает скрипучую дверь, заходя в комнату, сразу чувствуя этот не выветренный запах старины и пыли. Только вот книг было немного, пару шкафов, да и то все, как одна, гласили либо о Третей Мировой Войне, либо об ограниченности людей прошлого, гадающих о существовании Всевышнего. Только такая литература была разрешена. Остальная история называется тут муторной и трагической, даже, можно сказать, «безбожной».

Внезапно Джейкоб замечает сидящего в углу Барта Уильямса, мальчишку из параллели. Как только их взгляды пересеклись, Барт судорожно захлопывает книгу, находящуюся в его руках. И Томпсон в ужасе осознает, что это далеко не учебник, и далеко не легальная литература, а то направление письменности, запрещенное ещё в 2064-том году… А ведь Джейк с первого дня их знакомства, случившегося пару лет назад, понимал, что с этим подозрительным типом всё не так просто. Вначале Томпсон смахивал всё на ревность к Миртл, с которой Уильямс часто проводил время, но сейчас Джейкоб понял, что тут дело куда серьезнее и интуиция его не обманывала.

У Барта Уильямса нулевая толерантность к чужим проблемам и бестолковой чепухе, до безобразия очаровательная ухмылка и странный рефлекс, заложенный в нем с детства – дёргаться, готовясь ударить в ответ; если вдруг подходят со спины, он приучен быть начеку и никогда, даже в порядке исключения, не расслабляться и не отпускать хватку. У него только два оправдания для сниженного градуса взвинченности, названной Миртл какой-то там «спортивной злостью», под чем подразумевается что угодно, кроме приступов тупой животной агрессии. Но теперь подозрения Джейкоба подтвердились. Барт быстро убирает фашистскую книгу в рюкзак и круглые, как две медальки глаза, жалобно поднимают взгляд на Томпсона, безмолвно умоляя его не произносить ни слова.

«Что это за книга?» – всё ещё не веря в реальность происходящего, спрашивает Томпсон, и его брови тянутся к переносице, отчего между ними образовывается еле заметная складка.

«Джейк, прошу тебя,– но Джейкоб не слышит, уже быстрым шагом направляясь к двери. Его запястье перехватывают ледяные пальцы Уильямса, разворачивая к себе. Удивительно, как в таком болезненно-худощавом мальчишке как Барт так много силы? Взгляд у него такой напуганный и отчуждённый, как у щенка, судьба которого – быть утопленником. Томпсон впервые видит собеседника в таком, по-детски напуганном, состоянии. «Никому не говори!», – произносить Барт.

«Ты болен, Барт, – чётко отчеканивая каждое слово, говорит Джейкоб. – Я должен!»

«Ты не понимаешь!» – чуть ли не всхлипывает Барт, когда Джейк вырывает руку из мертвенной хватки.

«Я и не должен понимать! Всё, что я должен, так это донести на тебя, такова моя доля честного гражданина, хотя откуда тебе знать, что это значит, – Томпсон сам особо не понимает, почему до сих пор не донёс на человека, стоящего напротив, если болеющего таким недугом можно ещё называть человеком. Ведь его должные действия так незамысловато просты, всего-то нужно запрограммировать своё сознание на вызове организации «Защитное Солнце» и кивнуть в сторону красной кнопки, но почему Джейк мешкает? – «Ты одержим, Барт, у меня нет выбора», – только и произносит он.

«Я не одержим!» – Барт почти сорвался на крик, но ловит себя на мысли, что сейчас не время привлекать больше народу, следовательно, и больше внимания. «Джейк, по старой дружбе, я прошу тебя, как друга, никому не говори об этом», – серьезно говорит Уильямс, совершенно упуская тот факт, что эти двое никогда не были друзьями, даже товарищами. Единственное, что их объединяло, так это общение с Миртл и кидание сухого «Привет!» при встречах. И что она нашла в этом прокаженном? Только ради неё Джейкоб тяжело вздыхает, почесывая затылок и, наконец, выдавливает из себя: «Хорошо, – будто бы сдаваясь, поднимает он ладони. – Но ты должен будешь сам обратится за помощью!» – Предупредил Томпсон, навострив указательный палец на Барта. Впервые он видит человека, чей рассудок попутали бесы. Возможно, Джейкоб согласился исключительно из-за растерянности?..

«Клянусь!» – что-то в голосе Уильямса заставило Томпсона напрячься, так звучала только чистой воды ложь.

Всего лишь таблетка – ничего страшного

Оставшиеся уроки Джейк прогуливает, но не таким образом, как делают это безответственные подростки, считающие жизнь всего лишь забавной игрой, нежели проверкой перед грядущей смертью и двумя массивными вратами, одно из которых затаскивает в адское пламя, а второе – в сладостный покой, желанный каждому смертному. Юный Томпсон физически присутствует на всех уроках, мысленно пребывая в своём подсознании, в своих мрачных неконтролируемых размышлениях. Можно ли теперь считать его соучастником? Даже когда профессор Миллс – любимый преподаватель Томпсона, просит его остаться после уроков, Джейкобу приходится потратить пару минут, дабы вылезти из своих мыслей. Юноша думает, что его отчитают за не сосредоточенность на уроке, и в итоге Томпсон сдастся. И протараторит увиденное утром во всех деталях, вплоть до числа прядей тёмных волос, падающих на лицо Барта.

Слишком много мыслей – слишком мало места для информации.

«Поэтому я хочу, чтобы ты, Джейкоб, представлял презентацию в честь дня Воссоединения от лица нашей школы», – гордо завершает свою пламенную речь мистер Миллс, скрещивая свои пальцы в замок и откидываясь на спинку стула. Только сейчас Джейк, прослушавший большую часть слов учителя, наконец понимает, что от него требуется. Он должен был стать представителем дня Воссоединения, праздника в честь Дня Победы над Третьей Мировой Войной, когда все нации и народы воплотились в одно великое Государство. Каждый год, по традиции, рандомом выбиралась одна школа, а затем и один из лучших учеников, которому давалась гордая обязанность самостоятельно создать презентацию в честь этого знаменательного дня и представить её на глазах у всего населения, стоя посреди сцены, когда его проекция прохаживалась по линзам каждого жителя. Такая безусловная ответственность являлась колоссальным стрессом, но в то же время и стартом, ибо после завершения школы подобным «ораторам» давались высокооплачиваемые должности. В любой другой жизненной ситуации Джейкоб уже вопил бы от счастья, прыгая на месте, восторженно хлопая в ладоши, подобно малому дитю, но не сегодня. Эта зараза, носящая имя Барт Уильямс, залезла ему в голову, вместе с его проблемами, долбанной опухолью засев под корой головного мозга, не давая мыслить ни о чём другом.

«Не волнуйтесь, профессор Миллс, я вас не подведу!» – юноша натягивает фальшивую улыбку на бледное лицо.

После тяжелого дня Джейкоб возвращается домой совершенно изнеможенным. Отец, как всегда, допоздна на работе, а мать сидит на диване с идеально прямой осанкой и внутренней дрожью; издалека она больше напоминает безжизненную куклу, нежели живого человека. Медные волосы, собранные на скорую руку в куцый пучок, блестят в подвижном свете.

«Как прошёл день, милый?», – спрашивает она, переводя пустой взгляд выпуклых глаз на сына. Её щеки впали, а в одном из глаз лопнул сосуд, налился кровью. Набухшие голубые вены на кистях рук, растрёпанные волосы с прядями ранней седины и сильно выдающиеся ключицы создавали впечатление нездорового человека, кем Эллисон Томпсон и являлась. Порок души – врожденная болезнь, прогрессирующая с возрастом, незаразная, но неизлечимая. Недуг медленно разрушал организм, вначале переставал вырабатываться серотонин и дофамин, и когда человек уже впадает в глубочайшую эндогенную депрессию, начинают отказывать органы. Доктора пытались бороться с пороком души Эллисон долгих 47 лет, но безуспешно. В конечном счёте Церковь решила, что болеют ей лишь одарённые, чьи души Бог хочет забрать на небеса, что Джейкоб считал тем ещё абсурдом, но ничего поделать с этим не мог. Кто он такой, чтобы спорить со словом Божьим?

«Неплохо», – нагло врёт Джейкоб, уже собираясь подняться по лестнице в свою комнату.

«Дорогой, принеси моих таблеток, пожалуйста, а то вчера предыдущая банка закончилась», – просит Лис, на что младший Томпсон устало кивает. Судя по виду матери, осталось ей недолго, максимум – пару месяцев. Дабы люди с данной болезнью не сильно мучались в свои последние дни на земле, доктора им выписывают сильнейшее успокоительное, созданное исключительно для болеющих этим пороком. Оно создаёт недолговременную, но всё же эйфорию, к сожалению, приближая стопроцентную кончину. Джейкоба немного пугает, с какой скоростью мать опустошает банки таблеток, но сказать ей это в лицо он не решается. Всё же на закате жизни человек имеет право делать то, что хочет. И если Эллисон хочет больше медикаментозных препаратов, её сын их достанет.

Джейк заходит в ванную, встаёт на носочки, дотягивается до верхней полки, нащупывает небольшую баночку, забитую маленькими таблетками. Пару секунд он просто смотрит на препараты, и навязчивая идея попробовать их и этим успокоить свои мысли, уже не кажется ему странной. Но его размышления прерывает голос матери: «Милый, ты не забыл про мои таблетки?»

Вторник

Полночи Джейкоб молился, сидя на коленях посередине комнаты. Назойливые мысли, подобно мухам, крутились у его ушей, вечно что-то нашёптывая, не давая ему заветного покоя. Что, если демоны Барта переселятся в него? Что, если окружающие узнают об Уильямсе и решат, что Джейк соучастник, или хуже: такой же одержимый? И этих «что», «если» было сотни, даже тысячи, они всё жужжали, и жужжали, не останавливаясь ни на секунду, словно безустанные мухи. В итоге Томпсон сам не замечает, как стоит напротив заляпанного в зубной пастой зеркала ванной, дотягиваясь до маминых препаратов.

«Всего лишь одна таблетка, ничего страшного не произойдёт, – Думается Джейку, лихорадочно облизывающему губы. – Мама даже не заметит».

Он проглатывает таблетку, судорожно закрывая баночку и убирая её на верхнюю полку. Когда Джейк уже лежит в кровати, бездумно смотря в потолок, под успокоительным отказывается работать голова, и юноша проваливается в темноту, наконец, засыпая.

Правда сводит с ума

Барт отпадает от дверного косяка, впуская Джейкоба внутрь вместе с запахом свежести, характерной для осени, и Томпсон тяжёлым рассеянным взглядом окидывает тёмную гостиную. Уильямс провел гостя внутрь, даже предложил чай. Такая приторная дружелюбность напрягает Джейка, но вопросы, сорняками разрастающиеся в его сознании, мешают сфокусироваться на рациональном мышлении, мешают ему просто встать и уйти, мешают донести на Барта. Ведь этот теоретический донос мог открыть Томпсону новые границы будущего, ибо существовало между Правительством и жителями молчаливая договоренность: люди, доносившие на одержимых, незамедлительно получают плюсик в портфолио, после чего «волшебным образом» получают хорошую работу и условия для жизни. Никто об этом вслух не говорит, но все это знают.

Сердце Джейкоба пропускает череду ударов: на тонких руках Барта красуются порезы, длинные ровные полосы от лезвия, свежие и чуть подёрнутые засыхающей сукровицей. Уильямс, поймав внимательный взгляд Томпсона, медленно и терпеливо, будто бы ничего не произошло, откатывает ткань черной рубашки до костлявого запястья.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.