– Выходит, – печально вздохнул Горыныч.
– И давно ты здесь?
– С самого рождения, – пожал плечами хозяин.
– И всегда здесь четверг?
– Так вот ты о чем! Я уже давно привык к этому. И ты скоро привыкнешь.
– Я не хочу привыкать!
– Придется. Тут по-другому не бывает. Если только… сколько дней ты уже здесь? – встрепенулся Горыныч.
– Четыре или пять, – неуверенно ответил Иван, – я уже сбился.
– Бумагу, перо и чернила! – приказал хозяин.
Требуемое мгновенно возникло перед юношей.
– Записывай! – велел Горыныч, – записывай все, что помнишь! Максимум подробностей!
Иван не посмел ослушаться.
– Добренькое утречко, Иван! – Сокол потряс его за плечо.
– И тебе, Сокол. Какой сегодня день?
– Четверг, – ни капли не сомневаясь, ответил приглядывающий, – завтра пятница, а послезавтра мы пойдем в город! Поторопись, а то все самые общественно полезные дела расхватают! Все, я побежал. Куда идти, знаешь?
Иван кивнул. Его не оставляло стойкое ощущение, что все это уже было. И не раз. И еще он смутно помнил, что засыпал не здесь. Но где? То ли на холме возле пентаграммы, высеченной в камне, то ли в своей постели, то ли в каком-то неизвестном доме, сидя за столом, заваленным исписанными листами бумаги. Им же исписанными. Что же он записывал? Обязательно нужно вспомнить. Обязательно! Ладно, по дороге подумаем. Нужно торопиться в общественную приемную – там еще забор не крашен. Забор… Четверг… А что было вчера? Он ведь и вчера красил забор! Выходит, вчера тоже был четверг!
И тут он вспомнил. Вспомнил вчера и позавчера, и поза-позавчера. Ивана похолодел. Все снова повторялось. Но он еще помнил! Скорее в особняк! Там Горыныч, он обещал сегодня все объяснить. Вчера этот странный человек – человек ли? – объяснил, как пройти в его особняк, минуя центральную площадь. Ведь на площади обязательно будет приглядывающий Сокол. И тогда Ивану вновь придется белить забор! А ему, Ивану, по словам Горыныча, необходимо максимально исключить себя из жизни Общества. Иначе Общество поглотит его. Этого ни в коем случае допускать нельзя! Почему, Иван пока еще не понимал, но был абсолютно уверен.
Следуя полученным накануне инструкциям, юноша миновал ближайшую калитку и двинулся вдоль огородов, раскинувшихся за околицей. Здесь кипела работа. Люди собирали овощи и фрукты, окучивали картошку, пропалывали грядки. Никто не сидел без дела. Один только Иван, стараясь не привлекать внимания, крался от куста до деревца, туда, где никто никогда не сеял и не пахал. Туда, где за невысоким штакетником раскинулся большой парк. В штакетнике тоже была калитка. Если б Горыныч не объяснил, как ее обнаружить, Иван наверняка прошел бы мимо. За калиткой начиналась давно нехоженая тропка. Она пропетляла по парку и вывела Ивана прямо к задней двери особняка.
Эта дверь ничем от подобных ей не отличалась. Обшарпанная, скрипучая, с самой обыкновенной ручкой. И не запертая. Как и обещал Горыныч. Иван вежливо постучал и, не дожидаясь приглашения, вошел. И замер на пороге. Он очутился в том же просторном помещении, что и накануне. Хотя в прошлый раз он входил не через черный ход, а в парадную дверь. На всякий случай юноша обернулся. И не обнаружил за спиной двери, в которую только что стучал. В недоумении он осматривался: те же двери по бокам, те же зеленоватые статуи, те же гобелены на стенах, та же лестница уходит наверх. И по лестнице спускается улыбающийся… ящер в домашнем халате и тапочках-кроликах! Прежде Иван никогда не задумывался, как может улыбаться ящерица или змея. Но вот на тебе – улыбается ведь! Во все тридцать два – или сколько там у него зубов? Явно больше! И все острые и ослепительно белые. Однако не смотря на зубастость, улыбка явно была радостная.
– Здравствуй, Иван! – приветствовал ящер, – ты меня помнишь?
– Смутно.
– Правильно. Это ведь было сегодня.
– Вчера, – поправил юноша.
– А какой день был вчера?
– Четверг.
– А сегодня у нас что?
– Четверг.
– Здесь всегда четверг. Значит, всегда сегодня.
– Всегда? – ужаснулся Иван.
– Во всяком случае последние лет пятьдесят. Примерно.
– Сколько ж тогда тебе?!
– По человеческим меркам лет шестьдесят пять. Может, семьдесят.
– Ого! А по вашим?
– Я мужчина в самом расцвете сил, больше я тебе ничего не могу сказать.
– А в каком возрасте бывает расцвет сил? – осторожно поинтересовался юноша.
– В любом! Во всяком случае, у меня. Я о себе знаю гораздо меньше, чем об окружающих. Но сейчас речь не обо мне – о тебе. Как у тебя с памятью?
– По утрам трудно вспомнить. И постоянное ощущение, что это уже было.
– Дежавю.
– Наверное. Я, правда, не знаю, что это такое, дежавю.
– То самое ощущение. Сегодня было сложнее вспомнить или проще?
– Кажется, проще. Странно даже. В прошлые разы вспоминать было очень трудно…
– Я пока твои воспоминания на свой жесткий диск поместил. Так тебе хоть чуточку легче будет. По-хорошему, надо тебе собственный жесткий диск создать. Но это дело не одного дня. Успеть бы сегодня твою карту памяти сделать. Большое подспорье для вспоминания, сам проверял.
Иван разинул рот. Столько непонятных слов за раз он еще никогда в жизни не слышал. Горыныч понимающе кивнул:
– В процессе объясню. У нас мало времени. Нужно успеть до перезагрузки, а то придется начинать все сначала. Идем! – он развернулся и бодро зашагал вверх по лестнице.
Весь второй этаж занимала библиотека. От пола до потолка высились полки, заставленные книгами: тонкими, толстыми, очень толстыми, разных размеров и цветов. Все их объединяло одно – потертые, выцветшие корешки. Ни одной новой. У единственного, зато громадного – во всю стену – окна стоял стол. На столе лежала единственная новая книга, открытая на середине. Даже от входа можно было увидеть, что эта книга еще не закончена.
– Ты пишешь книгу? – удивился Иван.
– Две. В условиях вечного сегодня это весьма непросто. Приходится каждый раз копировать на жесткий диск, чтобы не пропала при перезагрузке.
– Да что это за диск такой?
Горыныч молча раздвинул халат. На груди его на тонкой цепочке висел тщательно отполированный круг белого металла. Цепочка проходила через большое отверстие точно в его центре.
– Это моя память, – пояснил ящер, – сюда я копирую всю информацию, чтобы помнить после перезагрузки.
