– «Пчела один». Я «Улей». Что случилось?
– Я вижу «Пчелу два». Чуть ниже и левее меня.
Земля молчала долгих пять секунд.
– «Пчела один», «Пчела два» подает признаки жизни?
– Не вижу. Слишком далеко. Километра три до него.
– Три пятьсот. Продолжай наблюдение.
– Какое к черту продолжай наблюдение. Он же проскочит мимо станции.
– «Пчела один», приказываю продолжать наблюдение, – Борис узнал голос руководителя полета.
– Есть продолжать наблюдение.
Через десять минут стало отчетливо видно, что кресло с Игорем раньше пересечет орбиту «Ковчега». Сейчас Игорь был в километре от Бориса. Его кресло беспорядочно вращалось – Игорь не включил систему стабилизации. Борис прикинул, что он с Игорем сблизится примерно на пятьсот метров. Не ближе.
«Если бы Игорь был жив, он уже подал бы какой-нибудь знак. Хоть рукой бы махнул. Ага, рукой. Очень заметно махание рукой с расстояния в километр. Эх, был бы бинокль. Стоп. Бинокль?! Какой же я дурень! У меня же есть в шлеме видеокамера. Она с такого расстояние разглядит и молнию на комбинезоне», – дождавшись удобного положения, Борис включил видеокамеру. Мгновенно обработав полученный сигнал, чип видеокамеры подал «картинку» на смотровое стекло шлема. Борис оказался прав – с такого расстояния видеокамера разглядела молнию на комбинезоне Игоря. И не только. Смятый, растрескавшийся шлем, лохмотья комбинезона на груди давали исчерпывающий ответ, почему не откликался на позывные штурман «Х–3». Борис направил видеокамеру на станцию. Посередине, четко черными буквами было выведено: «ARК». Слева и справа от названия были нарисованы американские флаги.
«Так, вон там у них шлюз. А добраться до него мне помогут скобы. Молодцы американцы, скоб у них на «Ковчеге», что у ежика иголок».
– «Улей». Я «Пчела один». «Пчела два» погиб.
– «Пчела один». Я «Улей». Вас понял. Уточните, где вы находитесь.
– До станции километров десять. Ее надо чуть опустить.
– На сколько?
– Метров на сто.
– Понял. Ожидайте.
Через минуту в районе шлюза на пару секунд включился двигатель коррекции.
– «Пчела один». Я «Улей». Сейчас нормально?
– Да вроде. Подлечу ближе, уточню.
Станция быстро надвигалась на Бориса. Становилось понятно, что у него скорость метров на десять – пятнадцать больше, чем у «Ковчега».
– «Улей». Я «Пчела один». Прохожу чуть ниже и правее станции.
– «Пчела один». Я «Улей». Вас понял.
И вновь заработал двигатель коррекции.
– «Пчела один». Я «Улей». Ну как?
– Всё равно, чуть ниже и правее. Я от станции в километре.
Земля ответила через полминуты.
– «Пчела один». Я «Улей». У американцев закончилось топливо в кормовом двигателе.
– Черт!
Станция быстро приближалась. Восемьсот, семьсот метров. Борису показалось, что в боковом иллюминаторе мелькнуло чье-то лицо. Шестьсот, пятьсот метров. Неожиданно, где-то на корпусе «Ковчега» заработал ракетный двигатель. Через две секунды он выключился. Громоздкая махина станции неторопливо стала поворачиваться вокруг своей продольной оси. Четыреста, триста метров. Панель солнечной батареи медленно надвигалась на Бориса.
«Молодцы американцы. Догадались крутануть станцию и подставить мне солнечную батарею!»
Двести, сто метров.
«Черт, всё равно пройду чуть выше. Эх, нескольких метров не хватило. Э нет, дудки. Меня так просто не возьмешь!» – Борис с силой надавил на кнопку на груди. Ремни, которыми он был пристегнут к креслу, сразу же отлетели. И тут же Борис изо всех сил оттолкнулся от кресла. Через мгновение он понял, что перестарался. Он пересечет невидимую точку встречи с солнечной батареей раньше, чем она там окажется.
«Проскакиваю, черт, проскакиваю, – решение пришло мгновенно, будто кто шепнул его на ухо.
Пилот военно-космического флота Объединенной Руси с силой ударил себя по груди, включая аварийный клапан сброса кислорода из комбинезона. Тугая струя газа ударила буквально из его груди, тут же превращаясь в кристаллики льда.
«Чем, чем, но кислородной струей я реверс еще не производил. Кислород – основа жизни!» – движение Бориса чуть замедлилось и он, выгнувшись назад, сумел уцепиться правой рукой за солнечную батарею.
В шлеме тревожно зазвенел зуммер – кислорода осталось на пять минут.
«Теперь – что быстрее. Или я попаду внутрь станции, или задохнусь на ее поверхности под эту «жизнерадостную» музыку», – пилот, перебирая руками по конструкции солнечной батареи, устремился к корпусу станции.
Панель солнечной батареи оказалась длинной. Метров двадцать. К корпусу станции Борис добрался уже в полуобморочном состоянии. Легкие с хрипом засасывали в себя всё, что оставалось в пустых кислородных баллонах. В голове шумело.
«Всё. Кислород закончился. Финита ля комедия».
Какая-то тень надвинулась на Бориса и к нему протянулась человеческая рука. И вдруг яркое воспоминание из детства – тянущаяся к нему рука и резкая боль во рту. Всё как сейчас – и рука, и боль. И как в детстве, он из последних сил потянулся к этой руке…
Американские астронавты, вышедшие в открытый космос, чтобы помочь Борису, были поражены. Уже внутри станции они сняли шлем со спасенного и увидели, что его губы в крови – чтобы не потерять сознание, он с силой закусил их. Вот так на боли он и полз.
Объединенная Русь. Россия. Москва. Лубянка 26. Кабинет Директора Службы безопасности. Почти за два года до описываемых событий. 13 августа 2188 года. Среда. 8.17 по местному времени.
Президент Объединенной Руси Владимир Сергеевич Орлов со своего портрета на стене зорко наблюдал за происходящим. Так уж устроено человечество, что основу любого государства образуют три составляющих: армия, полиция и дворцовый аппарат. От эпохи к эпохе названия их менялись, но суть оставалась неизменной – бдить и укреплять государство. И во все времена, власть, если она была в здравом уме и трезвой памяти, а не с печки упала, холила и лелеяла свой треножник. Холила и присматривала. Полиция присматривала за дворцом, дворец за армией, армия за полицией и так по кругу. Окажется ненадежной хоть одна опора – рухнет все. Три точки определяют плоскость, но никак не две и тем более одна. Истории многочисленных переворотов, путчей, революций и прочих занятных игрищ яркое тому подтверждение. И не случайно во всех высоких кабинетах портрет Президента, как напоминание – государево око везде и всюду.
– Итак, я вас слушаю, Игорь Николаевич, – опершись локтями на стол и сцепив пальцы, Директор Службы безопасности Вадим Александрович Кедрин сидел за своим рабочим столом и внимательно смотрел на подчиненного.
Полковник службы безопасности Игорь Николаевич Северский, вошедший в кабинет минуту назад, раскрыл папку, лежавшую перед ним на столе.
– Моей группой был проведен информационно–агентурный поиск людей в рамках программы «Пора», – откашлявшись, начал он. – Разыскиваемые должны были удовлетворять следующим критериям. Первое – возраст от двадцати до шестидесяти лет. Далее. Они должны быть либо: А. Выжившие после аварий или катастроф природного либо техногенного характера. Причем ситуация должна была быть реально опасной для их жизни. Б. Выигравшие крупные денежные призы в различных лотереях. В. Выздоровевшие после тяжелых болезней, которых медики считали безнадежными больными.
– Если бы на последнем пункте не настаивал сам Хохлов, – Кедрин перебил своего подчиненного, – я бы по этому критерию поиск не проводил. Я и сейчас считаю, что любимчик Бога не может заболеть смертельно опасной болезнью. Если Бог действительно отслеживает судьбу каждого из нас, то, скорее всего, этих людей он за что-то наказывает и очень-очень серьезно предостерегает. А по большому счету жестко перевоспитывает. Человек, заглянувший в глаза костлявой – это совсем другой человек, чем был до того.
Полковник Северский вопросительно посмотрел на своего начальника – продолжать?
