Александр Грицан
Ивановы страдания
Посвящается
Разлюбезной жене Светлане
и милым моему сердцу друзьям
Ивану и Рае Антоненко
Вступление.
Ох, не времечко, не время.
Былью бередить народ.
Враз, гляди, проломят темя,
За правдивый оборот.
Обойдёшься с кем не лестно,
Упекут навечно в глушь.
Сказка тем и интересна –
Молоти любую чушь.
Можно гнусно выражаться
И устраивать бардак.
Да и как тут обижаться,
Ежли сказочник – дурак!
Дураку закон не писан,
Так что дайте только срок,
Каждый в сказочке описан
Будет с головы до ног.
Ой, Рассеюшка, Рассея!
Покосившийся плетень.
Кто, да чем тебя не сеял,
А растёт одна лишь хрень.
То ли сглаз, какой в народе,
То ли порча? Не пойму!
И народец умный, вроде,
А живёт не по уму!
Раньше как? Трудись на славу,
Да не покладая рук!
А теперича халяву
Полюбили все вокруг.
Кто попортил наше племя?
То ль кислотные дожди,
То ль неправедное время,
То ль беспутные вожди?
Может быть канцерогены,
Да безмерное питьё
Погубили наши гены,
Испоганили житьё.
Где душевность? Где культура?
Под хвостом они у пса!
Что взамен? Взамен халтура,
Шоу-бизнес, да попса.
Всё в мечтах об изобилии
Мы проводим битый час.
А вот Боженьку забыли,
Вот и он забыл о нас.
Я же, не поддавшись лени,
Весь в смирении и любви,
Припадаю на колени:
«Господи, благослови!
Всё, Владыка, в твоей воле,
Пособи же мне в одном –
Написать смешней о боли
И больнее о смешном».
Страдание первое
Велика моя держава,
Широка моя страна.
Сверху вниз, да слева вправо
Не измерить ни хрена.
Да и надо ль её мерить,
Всё равно ведь не обнять.
Нам в Рассею нужно верить,
Раз уж не дано понять.
Разудалые просторы,
Злато нив, да синь озёр,
Солнцем залитые боры,
Пики величавых гор.
Всем богата мать-землица.
Всем горазда угодить.
Тут бы в пору расселиться,
Да детишек наплодить.
Отчего не жить народу
Припеваючи в стране?
Но народ от года к году
То в похмелье, то в овне.
Вот в такой стране прекрасной,
В лучшей, так сказать, из стран,
Незаслуженно несчастный
Жил певец Иван Дюран.
Ликом не благообразен,
Статью же не обделён.
Словом, и не безобразен,
Но и не Ален Делон.
Волос тёмный, нос нормальный
Без горбинки, не кривой.
Лоб высокий, взгляд нахальный,
Подбородок волевой.
Уроженец Волго-Вятский,
Неприученный грустить,
Он умел по-залихватски
Песни петь, да водку пить.
Ловко шпарить на баяне
Научил его отец,
Сам не ведая, что в Ване
Спит недюжинный певец.
Вроде бы и голос слабый,
Но он так им подвывал,
Что растроганные бабы
Шли за ним на сеновал.
Мужики за это били,
Но не сильно – музыкант!
Так, по своему, любили
Ванькин певческий талант.
Ведь никто не мог, хоть тресни,
Окончательно понять,
Как вот так, простою песней
Прямо до нутра пронять.
Душу вынуть без остатка,
Развернуть, потом свернуть.
Чтоб могла душа-загадка
Посмеяться и всплакнуть.
Свадьба или новоселье,
Новый чин, иль юбилей,
Всюду слышно сквозь веселье:
«Ванька, пой!», да «Ванька, пей!»
Так и спился бы, бедняга,
Весь бы выгорел дотла.
Почитая, почти что, брага
В жилах Ванькиных текла.
На удачу, не иначе,
Когда был певец не пьян,
Встретился ему казачий,
Но без войска, атаман.
Он и сам порою смело
Рвал меха, да мял лады.
Пел истошно, то и дело
Добавляя: «Ёхайды!»
Внешне, вроде, полный дурень,
Но внутри большой хитрец.
Он образовал свой курень
В стольном городе – Москвец!
Кем в столице атаманил
Атаман, Иван не знал.
Но, видать, была в кармане
Атамановом казна.
Что там деньги. Вот искусство
Атаман ценил всерьёз.
Не скрывая в тайне чувства,
Не стесняясь горьких слёз,
Поднимал он рюмку с водкой
За талант, само собой.
Да орал лужёной глоткой:
«Ванька, пей!», да «Ванька, пой!»
Взяв с утра опохмелиться
Пару ящичков пивца,
Атаман повёз в столицу
Волго-вятского певца.
Опохмел – святое дело.
Сам себе сказав: «Держись!»,
Наш герой легко и смело,
Зачеркнул былую жизнь.
После выпитого пива
Жизнь казалась хороша.
И в мечтах неслась красиво
Похмелённая душа.
Не приемля, что бывает
Иногда всё вкривь, да вкось.
Душу русскую ласкает
Непременное «авось».
Сладится, авось, срастётся,
Всё, что раньше не срослось.
Вряд ли посильней найдётся
Вера, нашего «авось»!
Проскользнула иномарка
Сквозь еловые столбы…
Задремал Иван, подарка
Ожидая от судьбы.
Эх, судьба, судьба-злодейка
Объегорит, как пить дать.
По всему видать – еврейка.
Стерва – по всему видать.
Человеческая доля
Извернулась крендельком.
Где встречают хлебом с солью,
Где увесистым пинком.
Где – перинка, где – ухабы!
Не уйти нам от судьбы.
Кабы ведать! Знать бы кабы!
Словом, кабы, да кабы.
Поскакала жизнь людская
Скособоченным мячом…
Ванька спал, слюну пуская
Атаману на плечо.
Страдание второе
Стольный град гудел, как улей,
Надрывая голоса.
Телебашни, как ходули
Утонули в небесах.
Затхлым духом обдавая,
Звонкой денежке взамен,
Поглощал людей, зевая,
Жадный Метрополитен.
Пухли улицы, бульвары,
Словно вены на ногах.
Транспорт всякий: новый, старый
Тарахтел, гудел и пах.
В этом смрадном изобилье
Злобно зыркал красный глаз,
Тормозя автомобили
Много, много, много раз!
Смог кривил прохожих лица,
Отравляя суть вещей.
В общем, пучило столицу,
Как от прошлогодних щей.
Да и шутка ли, народу
Сколь наехало сюда.
Да в столице столько сроду
Не бывало никогда.
Украинцы, молдаване,
Уроженцы южных гор,
Средней Азии дехкане –
Все на шапочный разбор.
Прут из Дальнего Востока,
Так, что удержать нельзя,
Нескончаемым потоком
Узкоглазые друзья.
Все они, как говорится,
Что там истину скрывать,
Будут искренне трудиться –
Торговать, да воровать!
От такой крутой закваски
Только клизмою спасать.
Запашок, не то, что в сказке…
В триллере не описать.
Кто квашню на тесто ставил
Вспоминать какой расчёт?
Как гласит одно из правил:
Кто поставил, тот печёт.
Покупай народец смело
Пирожки за полцены.
А кому, какое дело,
Чем они начинены!?
Пирожок – сытнее фруктов,
Обязательный продукт.
Что с того, что из продукта
Мясо внаглую крадут?
Без разбору человеки,
Не жалеючи гроши,
Покупают чебуреки,
Уплетают беляши.
На ходу, давясь самсою
Возмутительно сырой,
Окружающей красою
Любовался наш герой.
Гулко бухало сердечко.
Ванька явно понимал,
Что, собравшись на крылечко
Покурить, попал на бал.
В окружении прохожих,
В направлении афиш,
Он шагал, слегка похожий
На матёрый русский шиш.
На афишах слева справа,
Сверху вниз и снизу вверх,
Сплошь признание и слава,
Популярность и успех.
Стать известным, знаменитым
Нам желаннее всего.
Чтоб кричали вслед: «Иди ты…
Это ж этот, как его!?»
Чтоб в кафе в спортивном зале,
Все вокруг до одного
Непременно узнавали:
«Это ж этот, как его!?»
Деньги, девочки, букеты
Опьяняющих цветов.
И журналы, и газеты:
«Вот он, как его, каков!?»
Чтобы звёздная тусовка,
Телевидение, кино.
Раз – и все наизготовку!
Слава! То-то и оно.
Слава – подлое лекарство,
С каждой дозой всё нужней.
Слава – сказочное царство,
Где ты всех царей важней.
Славу пьёшь – не видно донца.
Медных труб коварен звон.
Вот он – ТЫ, подобный солнцу!
Чемпионов чемпион!
Сладкозвучным пением славы
Ты не очень дорожи.
Слава, словно бес лукавый
У тебя ворует жизнь!
Жажда славы нас торопит
На великие дела.
Жажда славы – шило в жопе!
И морковка для осла!
Но пока Иван не ведал
Этих мудростей простых.
Он считал, что до победы
Где-то около версты.
Атаман – мужик конкретный,
Слово данное держал.
Где-то сунул незаметно,
Где-то властно поднажал.
Звякнул, встретился, уважил,
Приголубил, отодрал.
В общем, чистенько, без лажи
Увертюру он сыграл.
Подыскал «спецов» покруче,
И, как следствие, итог –
Ваньку учит самый лучший
По вокалу педагог.
Хореограф современный:
Лысый, маленький, худой.
С нейдущей откровенно
Козлетонской бородой.
Рвутся в гости с новой песней
Композитор и поэт,
Чьих имён, поди, известней
Попросту в столице нет.
Музыканты, фонограммы,
Запись в студии весь день.
Клипы, съёмки для рекламы
И подобнейшая хрень.
Начался процесс раскрутки.
У артистов и певцов,
Так же, как у проститутки –
Покажи товар лицом.
Ванька парился, старался,
Надрывался и потел:
То в шпагате разъезжался,
То до посинения пел.
Повторял одно и то же,
Если нужно по сто раз.
Стал похож на кости с кожей
Хоть те в профиль, хоть в анфас.
Глядя на такие штучки,
Атаман твердил своё:
«Ты ж совсем дойдёшь до ручки!
Трудоголик, ё-моё!»
Ванька вяло улыбался,
Да плечами пожимал:
«Да вот, малость задолбался.
Но, ей-богу, не устал.
Я хоть мелкий, но двужильный!
Да на мне пахать, пахать!»
«Всё! Кончай базар дебильный!
Завтра едем отдыхать!» –
Атаман сказал – отрезал,
Словно шашкой рубанул.
Ванька, поразмыслив трезво,
Утвердительно кивнул.
Отдыхать! Какое слово!
Мы всерьёз признать должны, –
Отдыхать всегда готово
Население страны.
Но не буднично и тихо,
Будто в тряпочку дыша,
А размашисто и лихо,
До последнего гроша.
В ресторане, где цыгане
И шампанское рекой,
Чтобы булькало в стакане,
Да гитара под рукой.
Впрочем, это раньше было.
Имидж новый на лицо:
Пепси, экстази, текила,
Голый пуп, в пупе – кольцо!
После наблюдений многих,
Я открыл одну черту:
Отдых разный, но в итоге, –
Шум в башке, сортир – во рту!
Отдых представлялся Ваньке
Приблизительно таким:
В кабаке, а лучше в баньке,
С криком: «Хорошо сидим!»
В запотевших рюмках водка…
На газетке, на столе
В масле золотом селёдка,
Предпочтительно филе.
Хруст проквашенной капустки
Звону рюмочек в ответ…
Отдых – водки и закуски
Соблюдённый паритет.
Ну, не могут наши люди,
Как в Америке гулять,
Чтоб, простите, «хе» на блюде,
Да в бокале граммов пять.
Атаман, лихой гуляка,
Водки выпить не дурак,
В этот раз решил, однако,
Отпуск провести не так.
По культурному, без спешки,
Лета выхватив кусок, –
Только пиво и орешки,
Море, солнце и песок.
Новомодные курорты
Опостылели ему.
Он решил: «Да ну их к чёрту!
Будем отдыхать в Крыму».
Ванька дальше речки Вятки
И не духом, и не сном,
Где купался без оглядки
Голозадым пацаном.
Где мечтал о дальних странах
Возле бани на дровах,
О морях и океанах,
Об открытых островах.
О сокровищах, пиратах,
Кораблях и парусах!
Жаль, что в детство нет возврата
Даже хоть на полчаса.
Говорят мечтать не вредно,
Но ничтожны и пусты
Жизни прожитые бедно –
Без полёта, без мечты!
Явный шанс увидеть море
Ванька предпочёл всему.
И возможность эта вскоре,
Вдруг, представилась ему.
Но не будем торопиться,
Рассыпая слов горох.
Спешка ведь, как говорится,
Хороша при ловле блох.
Мне же вовсе не пристало
Вторить прихоти стиха,
И скакать куда попало,
Как голодная блоха.
Для меня порядок в деле,
Слаще мёду и халвы…
Чуть, гляди, не проглядели
Окончание главы.
Страдание третье
Вот пишу я небылицы
Тонким пёрышком в тетрадь,
А до моря от столицы
Вовсе не рукой подать.
Чтоб обжегшись об медузу,
Непотребно голосить,
Надо сутки по Союзу
Бывшему поколесить.
Дорогущие билеты
Прикупив в СВ-вагон,
Атаман с Иваном в лето
Начинали свой разгон.
Поезд плавно припустился
Жернова вращать свои…
Атаман перекрестился:
«Ну, Господь, благослови!»
После паузы короткой,
Как-то, вдруг, само собой,
Появились рюмки с водкой
И закуска на убой.
Атаман слегка погладил
Барельефность хрусталя,
И сказал: «Не пьянства ради,
А скорей здоровья для.»
Вслед за поглощённой первой
Пропустили по второй.
«Мир – бардак, все бабы – стервы!» -
Подытожил наш герой.
Атаман с досады крякнул
И в ответ сказал: «Сынок!
Ты, прости, конечно, вякнул,
Как серпом про между ног!
Ты вот Ванька славный малый,
Только всё одно – дурак!
В жизни ты ещё, пожалуй,
Знать не знаешь, что да как.
А тем более, чтоб женщин
Ты при мне не поносил.
Женщина, она не меньше,
Чем богиня на Руси!
Да печальней бабьей доли
Нету повести в веках…
Станешь стервой поневоле
При таких то мужиках!
Что ты смотришь изумлённо?
Ход реальности таков,
Что на двадцать миллионов
Подходящих мужиков
Миллион торчит от «дури»,
Превратив мозги в желе:
Часть покамест травку курит,
Часть давненько на игле.
Миллион гниёт на зоне:
Кто за дело, кто – за так.
Что поделаешь, в законе
Нынче полный кавардак.
И, конечно, как обычно,
Полагается учесть
Алконавтов горемычных
Миллионов пять иль шесть.
Вижу, Ванька, эти речи
Впрямь тебе не по душе.
Согласись, что недалече
Мы ушли от алкашей.
Вот сидим, вкушаем водку,
Заедая огурцом» –
Атаман, взглянув на «сотку»,
Искривился всем лицом. –
«Ну, когда ж мы этой дряни
Обопьёмся, наконец.
Ведь у нас же всё по пьяни:
И в тюрьму, и под венец.
Так что, Ванька, бойся Бога,
Баб винить во всех грехах!
Корень зла то неглубоко –
В нас с тобою, в мужиках!
Русских женщин ценят в мире
Хоть те немец, хоть еврей.
Наши бабы сердцем шире
И фигурою добрей!
Эх! Бывало в оно время
(Ты то не был и зачат)
Чуб взъерошишь, ногу – в стремя,
И на ферму до девчат.
Что греха таить охочим
Я до девок был всегда…
Где ж вы пламенные ночи,
Молодецкие года».
Атаман усы пригладил,
Вилкой колбасу поддел,
И в свое былое глядя,
На глазах помолодел. –
«Знаешь, как-то на Урале,
Я решал свои дела.
У меня такая краля
Полюбовницей была.
То ли Лера, то ли Вера,
Позабыл. Не обессудь.
Но, что пятого размера
У неё имелась грудь,
Это, братец, также точно,
Как и то, что ты – дурак!
Я такой фактуры сочной
Сам не ожидал никак.
Вот гляжу, само собою,
Я на этот урожай.
А в башке: «Орудие к бою!
Боевыми заряжай»!
Мыслю: «Как бы затесаться
В окруженье «аки тать»?
А она: «Вы записаться,
Или просто почитать?»
Да, Иван, библиотека –
Это не халам-балам!
Для любого человека
Самонаипервейший храм!
Я поближе наклонился,
Взгляд ответный подловил,
И сказал: «Я б насладился
Книгой о большой любви!»
Вижу, между нами искра
Проскользнула, как гюрза.
Лера-Вера тут же быстро
Отвела свои глаза,
Мягко бюстом покачнула…
Колебанья сосчитав,
Я вздохнул. Она вздохнула:
«Вот. Читали?» – «Не читал!»
И хоть я тогда, признаться,
Был начитан кое-как,
Смог, однако, догадаться, –
Мопассан – хороший знак.
Больше всё же по наитью
Я ловил тогда момент.
Дело близилось к закрытью,
Опустел абонемент.
Я сидел, как на иголках,
Озабоченный весьма,
А она пошла по полкам
Книг рассовывать тома.
– Может, вам помочь, хотите?
Может, я на что сгожусь?
– Есть желанье, помогите.
Так и быть не откажусь.
Вслед за нею книжек стопку
Я носил, лишаясь чувств,
То оценивая попку,
То колышущийся бюст.
И уже совсем не чаял
Напроситься к ней на чай,
Но она сказала: «Чаю
Не хотите ль невзначай».
Чай с малиновым вареньем
Мысли томные будил,
Провоцируя горенье
Нестерпимое в груди.
Возбуждённый выше нормы,
Я вспотел до потрохов,
Жадно впитывая формы
Вместе с запахом духов…»
Атаман едва заметно
Воздух потянул сильней,
Уловить пытаясь тщетно
Аромат далёких дней.
Ванька продолженья жаждал,
А верней сказать, конца.
Любопытственная жажда
Донимала молодца.
«Что там дальше? Что там дальше?» -
Ванька пауз не терпел,
Но рассказчик, вдруг, без фальши
Мелодично захрапел.
«Спит!» – Иван вздохнул досадно –
«Вот ведь старый аморал
Понаврал! Но как же складно
И забористо наврал!»
На столе оставив свинство,
Рассудив: «А на фига»,
Ванька ощутил единство
Головы своей и сна.
И всю ночь, как та химера,
Что коварнее всего,
Грудь огромного размера
Ускользала от него!
Страдание четвёртое
Утро выдалось на диво
Омерзительным, увы.
Оба поправлялись пивом,
Боль гоня из головы.
Атаман кряхтел и охал,
Требовал холодных щей.
Ваньке тоже было плохо,
Хуже некуда вообще!
Эх, железная дорога!
Что за варварская суть:
Если водки будет много –
То короче будет путь.
Ванька щупал то и дело
Свой неадекватный лоб…
Чем-то явственно смердело –
Проезжали Перекоп.
За окном тянулись степи,
Серебрились тополя.
Чем тебе не благолепье?
Чем не райская земля.
Легендарная Таврида,
Крым, короче говоря.
Говорят сама Киприда
Тут бывала «на морях».
Греческий, а может римский
Подвозил богиню чёлн.
И она на берег крымский
Выходила в пене волн.
Ванька вскоре замечтался,
Глядя в высохшую даль.
Атаман ворчал, метался.
Атамана было жаль.
Почему так происходит?
Кто способен дать ответ?
Вроде сказка на подходе,
А восторженности нет.
Вот уже и фея рядом;
И удачливый финал.
Но становишься, вдруг, гадом –
Не поеду я на бал!
То ли души человечьи
Так устроены смешно,
Что впадать в противоречье
Нам с собою суждено.
То ли жизнь такая штука,
Что хоть плюйся, хоть кричи!
К Богу ломимся без стука,
А в бордель всегда стучим.
И стоим в недоуменье
За мгновенье до мечты,
Сознавая неуменье
Перейти с Судьбой на ты.
Философствовать с похмелья?
В этом вправду что-то есть!
Как известно, от безделья
Мыслей в голове не счесть.
О земном круговращенье
И о смысле бытия,
О превратностях общенья
И искусстве пития.
Разобраться в мыслях умных
Ванька быстренько успел.
И устав от них безумно,
Вдруг, тихонечко запел.
Затянул легко и нежно,
Ноты звонкие сплотив
В удивительно-безбрежный
И тоскующий мотив.
О раздольно-вольном поле,
О туманах над рекой.
И о незавидной доле –
Потерять навек покой.
О любви неразделённой,
О предательстве и лжи.
И о маках раскалённых
Посреди кипучей ржи.
Ванькин голос становился,
Как Вселенная большим,
Словно он не пел – молился
За спасение души…
Поезд дёрнулся, споткнулся,
Будто кто сорвал стоп-кран.
Виртуозно матюгнулся
Потрясённый атаман.
Пробежала проводница,
Агитируя народ
Просьбами посторониться,
Не загромождать проход.
А народ наш, между прочим,
Лучше не предупреждать,
Если он чего захочет,
Как ему того не дать.
Скажем так: в Рассее люди
(Анекдот, не анекдот)
Но, как говорится, любят
Делать всё наоборот.
Ради собственного мненья
Голым задом на ежа
Русский сядет непременно
И затихнет не дрожа.
Цирк, ей-богу! Но конкретный
Аргумент у нас в ходу.
Нам бы плод! И чтоб запретный!
И чтоб не в своём саду!
Как индейцы, что в дозоре,
Грозно в прерию глядят,
Все столпились в коридоре,
Созидательно галдя.
Версий разных было много,
Но сходились все в одном,
Что железная дорога
Нынче форменный дурдом.
Ни билетов, ни комфорта,
С расписаньем чехарда.
И сомнительного сорта
Фирменные поезда.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги