Океан

Яркий, наполненный светом день. Недалеко от дома, возле дороги, на большой куче песка, привезённого из ближайшего карьера, сидел маленький мальчик. Усердно и старательно руками и маленькой лопаткой он выстраивал город. Рядом с крепостной стеной задумана большая пристань, от которой он собирался отправлять корабли в дальнее плавание. Устремлённость и внимательность взгляда мальчика были куда сильнее, чем у любого взрослого.

Вместо зелёной травы, окружающей крепость, он представлял воды бушующего от ветра океана. Росший неподалеку кустарник казался многомачтовым парусником, шедшим к нему на встречу.

Откуда в маленьком, не видевшем даже моря, человеке были такие мечты, не знал никто.

***

Наступая на закатанный в асфальт грязный снег, уверенным и твёрдым шагом полковник Чесноков спешил в министерство. Морозный ветер шевелил коротко стриженые волосы непокрытой головы. Куртка, висевшая на массивных плечах, была распахнута, он никогда не знал, что такое мёрзнуть.

Срочный и внезапный вызов к генералу явно не обещал обернуться праздничным мероприятием, что было доказано долгими годами работы. Напряжённость нервов и накал событий были как пища для адреналина, без которого просто голодно жить.

– Заходи, – хозяин кабинета, Николай Алексеевич Архипов, выглядел хмурым. Указав на стул, он смотрел в лист бумаги, постукивая ручкой по столу.

– Ну, вот на 23 февраля нам подарок: сегодня в 6:30 в городе Липецке был взорван ГАЗ 31-10. В машине находился заместитель начальника УВД города Липецка полковник Васютин С. А. и его водитель. Во взрывчатом веществе, заложенном в люк теплотрассы, обнаружены следы гексогена.

Генерал отложил листок в сторону, снял очки и уставился на Чеснокова.

– Вот тебе «вихрь – антитеррор»! Ждали чего-то подобного на юге страны, а на этот раз в Черноземье! Создается оперативная группа совместно с липецкими и московскими оперативниками. Группу возглавишь ты. Капитан Маликов и майор Вяземский, следователь прокуратуры, отправляются в Липецк вместе с тобой.

– А почему не мои подчинённые?

– Они как раз и примут на себя те дела, которыми ты занимался.

Чесноков сделался ещё более мрачным, чем был. Всплывали в памяти те времена, когда его заставляли заниматься поисками угнанных генеральских машин, или кражами с министерских дач и квартир, или забирали людей, отчего становилось гадко. Что-то подобное накатывало и сейчас.

Полковник, не отрываясь от листа, произнёс:

– Помнится в «золотые девяностые» таких взрывов по стране счесть, не перечесть. Я что-то не нахожу связи…

– Да правильно ты говоришь, Владимир Иванович!

Генерал встал, скрестил руки сзади и стал прохаживаться по кабинету. Затем он повернулся к окну и продолжил разговор спиной к полковнику:

– Все средства массовой информации твердят о чеченских террористах. Вся страна шумит об этом. Вот поедешь и развенчаешь эти мифы. Если это был взрыв бытового газа, я был бы очень рад.

– Погода-то какая мерзкая!

– Докладывать будешь лично мне. Вечером на Павелецком вокзале, утром в Грязях будут встречать. Если вопросов нет, то свободен.

«Упираться было незачем» – настраивал себя на позитивную волну полковник, идя по коридору. «Скоро в отпуск, будешь противиться, будут противиться в отделе кадров. Там все смотрят в рот генералу».

Зайдя домой, собирая вещи, мысли становились ещё более оптимистичнее. «Быть полковником из центра в провинции не так уж и плохо. Перечить вряд ли кто посмеет. Да и Вяземский мужик нормальный».

***

В купе уже раскладывал свои вещи Валентин Владимирович Вяземский, водрузив на стол здоровенный чемодан. Высокий, суховатый майор носил колючие усы, волосы у него были прямые и непослушные, как солома, лицо морщинистое. По внешним признакам создавался вид мрачного, злобного зануды. После того, как он снимал шапку, оголяя непослушные, торчащие во все стороны волосы, картина становилась совсем мрачной. Но его коллеги знали, что за этой внешностью скрывается незаурядная личность. В компаниях он мог весело острить, шутить, с людьми был разборчив и понятен, даже мог быть обаятельным.

Чесноков и Вяземский достаточно хорошо друг друга знали, и представляться смысла не было, тем более что днём они уже виделись. Втискивая в купе большую спортивную сумку, Чесноков сказал:

– Уже обосновываешься? Ты где будешь, вверху, внизу?

– Наверх пусть Костя лезет, он помоложе.

– А где же наш капитан?

– Да нет пока.

Картина, нарисовавшаяся в окне на плохо освещённом перроне, заставила их оторваться от своих сумок и чемоданов. Красивая, высокая блондинка в коротком полупальто жарко обнимала и целовала высокого симпатичного парня в кожаной дубленке. Она что-то говорила, при этом много жестикулируя. Парень много улыбался в ответ, пытался в то же время волочить тяжёлую сумку. Наконец их прощание закончилось жарким поцелуем, и парень скрылся в вагоне.

– Ну, вот и наш Ромео, – произнес Вяземский, отрываясь от окна и продолжая заниматься вещами. К их удивлению, пауза перед появлением молодого капитана в купе затянулась. Девушка, провожавшая Константина, уже успела пару раз мелькнуть мимо окна, вглядываясь и пытаясь рассмотреть любимого. Внезапно дверь распахнулась, и в проеме появилась молодая пышногрудая проводница. Улыбаясь и кокетничая, не обращая внимания на Чеснокова и Вяземского, она непонятно с какой радости произнесла:

– Вот ваше купе! – и продолжала улыбаться.

Она была довольно-таки мила. Из-за плеча проводницы, излучая улыбку, появился капитан с большой сумкой.

– Спасибо, Ира. Что бы я без вас делал?

– Ну что вы, заходите за чаем. Устраивайтесь. – Дверь за проводницей закрылась.

– Явился! – стал укорять его Чесноков, показывая на окно. – Твоя уже третий круг нарезает вокруг вагона.

Константин высунулся из-за шторки. И за стеклом, как по команде, возникло лицо девушки. Она, жестикулируя, кричала что-то, понятное только им двоим. Наконец Костя сделал прощальный жест и задвинул шторку.

Вяземский ухмыльнулся:

– Полезешь наверх, мы староваты по верхам скакать.

– Понял, – улыбнулся Костя.

Полковник с майором уже закончили обустройство своего ночлега, лишь Костя продолжал суетиться наверху.

Усевшись к столику, Чесноков уткнулся в какой-то листок. В минуты, когда полковник пытался на чём-то сосредоточиться или задумывался о чём-то, глаза его мрачнели, брови сводились к переносице, лоб хмурился, скулы напрягались, а на висках выступали вены. При этом Чесноков имел привычку одной рукой мять свой коротко стриженый затылок, а другой – с силой давить на массивное колено. Ещё в такие моменты он любил грызть карандаши, ручки, а иногда и ногти.

Дверь раздвинулась, и на пороге появился суховатый низкорослый мужичок, с улыбкой занося сумку.

– Извините, тридцать четвертое место здесь?

И его взору предстал Чесноков во всей красе: широкоплечий, в трико и майке, с армейской татуировкой на левом плече, выпученными глазами и со страшным оскалом, закусывая ноготь мизинца правой руки.

– Здесь, – сказал лохматый, носатый, усатый, с перекошенными бровями, худощавый мужик в черной рубашке, откуда-то слева, показывая пальцем наверх.

Сумка мужика явно потяжелела.

– Здесь, здесь, мужчина, – сказала проводница.

Ира улыбнулась – «Вот змея» – и со стуком закрыла за мужиком дверь сзади.

Тому показалось, будто что-то взорвалось у него за спиной, и сумка выпала из рук. Он нагнулся, чтобы её поднять и куда-нибудь определить.

В этот момент сверху спрыгнул высокий Константин в свитере, поверх которого был пристегнут ремень с кобурой. Определив сумку, мужичок выпрямился и уперся в плечо Константина, на него смотрела кобура пистолета. «Попал, мафия! Да чёрт с ней, сумкой, лишь бы не убили».

Он вскарабкался на вторую полку, хотя было желание вскарабкаться на третью, и принялся неумело разматывать скатанный матрац. Сделать это было очень неудобно при условии, что сам он находился на той же полке, что и матрац, и ему мешала верхняя одежда. Мужичок пытался проделывать эту хитроумную операцию как можно тише и незаметнее, но получалось все донельзя наоборот: сверху доносилось адское шуршание и ёрзание, при этом мужичок несколько раз сильно бился головой об верхнюю полку. Такое поведение соседа-пассажира ввело в недоумение находящихся внизу и много повидавших милиционеров.

Поезд медленно тронулся и понемногу начал набирать скорость. В окнах проносились огни ночного города, вагон стал медленно покачиваться.

«До свидания, столица».

Дикие звуки с верхней полки утихли, и молчание прервал Константин:

– Пойду, узнаю насчет чая и постели.

Через некоторое время он вернулся с тремя комплектами постельного белья.

– Сейчас чай будет, – подмигнул Костя, усаживаясь рядом с Чесноковым.

Проводница, сияющая и улыбающаяся, с тремя стаканами чая заплывала в купе, поблескивая глазами.

– Вот спасибо, хозяюшка, – улыбнулся Вяземский.

– Да не за что. А с вами мужчина до Мичуринска будет брать постельное бельё? – обратилась она к сидящим справа внизу Чеснокову и Маликову. Они недоумевающие пожали плечами и кивнули головой на верхнюю полку слева. Свернувшийся в клубок человек, накрытый сверху курткой, возлежал на полке спиной к присутствующим.

– А, мужчина? – растерялась проводница. – И почему вы в ботинках на матрац залезли?

Мужчина подскочил, ударившись головой об верхнюю полку, обернулся и выставил округлённые глаза на растерянную девушку.

– Мужчина, вы будете брать бельё? – оторопела Ира.

– Да! – почти крикнул мужичок. От долгого возлежания под тёплой курткой лицо было покрыто капельками пота.

– Пойдемте, получите…

Он сполз с полки и зашелестел за высокой проводницей.

– Да, странный хлопец из Мичуринска, – сказал Чесноков, пододвигая к себе чай.

– Может, нервный какой? – стал размышлять Костя.

Майор оголил в улыбке свои зубы:

– Ага, ты бы из кобуры еще ствол достал, он тогда вообще бы… А у тебя, Владимир Иванович, что там за наколка? – показал он на плечо Чеснокова кривым пальцем.

– Армейская.

– Ага, а внизу подпись ВОВА. Неактуально сейчас, более подходит ВАВАН, – и Вяземский истерически закатился в смехе. Его тут же подхватил Костя.

– Сам бы хоть причесался, – строго сказал Чесноков и тут же сорвался в гомерическом хохоте. Их лица раскраснелись, у Вяземского проступили слезы.

– Гы – Гы – Га – Гы – У – У, – отпустило.

– Костя, сходи за ним, а то он не вернется, – выдавил Чесноков, успокаиваясь. И вся компания грохнула смехом с новой силой. Постепенно их действительно отпустило, и вся напряжённость дня куда-то исчезла.

Они приводили в порядок свои лица: кто тёр раскрасневшиеся щеки, кто протирал слезы.

– Может, и вправду не вернется…Костя…

Вдруг дверь раскрылась, и на пороге появился мужичок, прижимая к груди стопку белья: «Как комсомолец-доброволец шёл на смертный бой».

Он закрыл за собой дверь, бросил бельё на полку и сел рядом с Вяземским, потом резко нагнулся под стол к своей сумке, покопался и также резко выпрямился, бухнув на стол литровую бутылку рядом с тремя стаканами чая.

– Меня Николаем зовут, может -…А в голове у Коли проносились последние мысли «Эх, была не была… пан или пропал… помирать, так с музыкой… лучше синица в руках, чем дятел в заднице, да еще с пистолетом».

Разгорячённые лица теперь устремились на Чеснокова: Костя хоть и знал полковника, но трепетал перед его авторитетом, Вяземский понимал, что решать действительно Чеснокову. Но Николай был абсолютно уверен, что сидящий перед ним здоровый мужик, – точно их пахан.

– А что, сегодня, в конце концов, 23 февраля… – после долгой паузы вдруг сказал Чесноков. Напряжение спало, стол был накрыт, и веселье покатилось. Недоразумение было исправлено. Николай оказался рубахой-парнем и долго травил весёлые истории.

Поезд, отстукивая колесами, разгонял ночь, несясь ей навстречу, сокращая расстояние и приближая события.

Одержимый

Да охранит тебя Солнце от мутных зрачков!

Да охранит тебя Солнце от грязного рта!

К. Кинчев

С наступлением ночи в город вселяется новая жизнь, другая, не похожая на ту, какая была днём. Кого-то пугающая, а в ком-то заставляющая кипеть кровь от вереницы звёзд и блеска новорожденного месяца, от тёмного и манящего океана неба, частичкой которого ты себя ощущаешь.

Он выходил на улицу ночью, одетый во всё чёрное, ещё не зная своего сегодняшнего маршрута, он никогда не проходил один маршрут дважды. Не ведая усталости, он устремлённо шёл мимо витрин магазинов, ларьков, домов, по аллеям парков, по дворам старых микрорайонов. Он видел город не таким, каким его видят все. Иногда он, как заворожённый, смотрел на неоновые витрины, останавливаясь на мостах, направлял свой взгляд в покрытую льдом реку, пытаясь что-то разглядеть.

«Неужели никто не видит того, что происходит?» Он погружался в свои мысли, с безумством разгонял их в своей голове, закручивая, завивая новые измышления, а события, происходившие в это время, были картинкой, дополняющей звук. Изображение видений на экране мыслей, озвученных воспалённым сознанием. Иногда опомнившись от того, что сигарета, истлевшая в пальцах рук, его обжигает, а он напряжённо смотрит на луну. Снег падал на волосы непокрытой головы и лицо, таял, превращаясь в капли. В этот момент он оборачивался, оглядывался вокруг и пытался понять, где он и в каком месте находится. Иногда этим местом мог оказаться двор спального микрорайона, лес, заснеженное поле, а огни города находились далеко-далеко. И мысли могли повернуть его обратно, могли, но не всегда… Мысли заставляли биться сердце, отстукивая пульс в висках как удары музыки. Эта музыка мыслей могла быть неистовой, и он мог бежать за ней, возвращаясь в город, или, наоборот, удаляясь от него. Но ночь не бесконечна, и он оставлял себе несколько часов поспать, чтобы вернуться в день или вернуться в жизнь, обыденную, к какой привыкли люди. Люди, проживающие день за днём в своём муравейнике и уже не задающие себе вопроса: «Зачем они живут?».

Провинция

Они были крепкими мужиками, и поэтому после вчерашнего литра утром не ощущали никакого похмелья. Встречавший их капитан с двумя водителями сопроводил их до небольшого эскорта из двух машин. Расстояние от городка с интересным названием Грязи до областного центра Липецка они преодолели за полчаса, так как было ещё рано и машин было немного. Когда добрались до гостиницы, только начинало светать. Уладив дела с оформлением и обустройством, они вновь отправились в путешествие, теперь до областного Управления внутренних дел.

В сопровождении капитана они поднялись на четвертый этаж Управления и предстали пред светлые очи начальника, генерала Асколича, лысоватого, полного, немного обрюзгшего человека. Он выдавил из себя улыбку:

– О, вы уже здесь? Быстро как добрались? – он принялся пожимать всем руки.

– Полковник Чесноков, убойный отдел.

– Капитан Маликов.

– Майор Вяземский, следователь прокуратуры, – представились гости.

– Андрей Сергеевич, – ответил генерал, усаживаясь за стол и указывая вошедшим на стулья. Нахлобучив очки, он взялся за листок возле себя, потом за телефон.

– Колобов, ко мне вместе со всеми, – отдал он приказ в трубку, и пояснил. – Это люди, которые будут работать под вашим началом. С нашей стороны мы сделали всё необходимое, обеспечили всеми средствами: мобильная связь, автотранспорт, можем по необходимости привлечь ещё людей, если это будет нужно.

В кабинет вошли ещё пять человек, уселись за столом, и из этого можно было понять, что совещание началось.

– Знакомьтесь, Владимир Иванович Чесноков, он возглавит расследование.

Потом слова генерала стали сентиментально патриотическими:

– Раскрытие преступления, убийства нашего коллеги полковника Васютина Сергея Александровича, является для нас делом чести, – начал заседание генерал. – Теракт, случившийся вчера утром, был совершён не только по отношению к полковнику Васютину, это теракт против всех нас в День защитников Отечества. И мы не уступим террористам. И от вас, товарищи офицеры, требуется защитить, отстоять, так сказать, честь мундира. Кроме погибших – Васютина и его водителя, три человека получили ранения различной степени тяжести, госпитализированы. Майор Колобов, доложите данные экспертизы.

Колобов встал, держа в руках листок. Он был круглолицый, с высоким лбом, среднего роста.

– Мина дистанционного управления была заложена в канализационном коллекторе, заряд приравнивается к пяти килограмма тротила. Во взрывчатом веществе обнаружены следы гексогена, – отчитался он, откладывая в сторону лист.

– Что за вчерашний день? – спросил генерал.

– Ведем опрос свидетелей. Сделано обращение по Липецким телерадиоканалам к жителям. План «Перехват» ничего не дал. Задержать преступников по горячим следам не удалось, что и следовало предвидеть.

– Хорошо, садитесь, Колобов. С чего бы вы хотели начать, Владимир Иванович? – обратился он к Чеснокову.

– Товарищ генерал, я бы хотел выехать на место преступления и осмотреть всё своими глазами.

– Хорошо, можете выехать, вот вам ключи. Займете кабинет покойного Сергея Александровича. Все свободны…

Эскорт из трёх машин направлялся к центру и приближался к той самой улице Первомайской. Зрелище вырисовывалось мрачное. На асфальте была огромная воронка, в домах местами отсутствовали стёкла, деревья перекорёжены. Чесноков шёл, медленно разглядывая всё вокруг. Сзади шагал Колобов.

Во дворе дома стояла машина аварийной службы. Возле воронки лежали баллоны и шланги, они тянулись прямо в яму. Вокруг суетились люди в грязных спецовках.

– Тяни, давай!

Они вытянули прямо из воронки мокрого человека в сварочных очках с горелкой, шлангом и фонарем, как будто выдернули самого чёрта из преисподней.

– Петрович, задвижка не держит, перекрывай центральную.

– Это же весь микрорайон выключать, а на улице минус пятнадцать.

– А я тебе когда говорил! Если бы сразу выключили, то уже заварили бы.

– Ладно. Вася, Костя, езжайте перекрывать, – обратился он к уставшим, измазанным рабочим. Мокрый сварщик полез в будку аварийки.

– Замёрз?

– Чуть не ошпарился, вода-то горячая.

Колобов и Чесноков подошли к человеку, которого называли Петровичем.

– Ну, какие дела? – спросил Колобов.

– Да хреновые, какие ещё. Вчера целый день эту дырку расчищали, никак до трубы не доберёмся. Воду скачивали, а тут ещё эта задвижка. Вторые сутки ребята пашут. В домах вон окон нет, а тут вторые сутки отопление не работает, все трубы к чертям разморозились.

– Скажите, а в этот коллектор можно как-нибудь ещё проникнуть, не через люк? – спросил Чесноков.

– Нет, только через этот чёртов люк, – ответил Петрович.

Колобов повернулся к Чеснокову:

– Взрывом повреждена теплотрасса. Тут после взрыва всё вокруг было залито горячей водой. Эксперты говорят, что из-за этого многие улики были просто смыты. Люк находится на въезде на Первомайскую, тут машина обычно притормаживает, либо вообще останавливается, чтобы выехать на оживлённую улицу. Водитель въезжал с другой стороны двора, проезжал вокруг детской площадки, останавливался возле подъезда Васютина, – он указал рукой на пятиэтажный дом, – второй справа и выезжал здесь. По-другому просто нельзя, здесь знак «кирпич», то есть в обратном направлении нельзя, да и неудобно. Дорога в этой части узкая, и проехать мимо люка, который посередине невозможно. Машину выбросило на трамвайные пути.

Чесноков погрузился в размышления. Он представил себе тёмное февральское утро, машину, подъезжающею к подъезду. В неё садится человек в форме, и она трогается. Снег хрустит под покрышками, и за этим всем кто-то следит. Уверенное и напряжённое лицо, пульт, зажатый в руке. Он чувствует, как работает двигатель, остановка, первая скорость, водитель отпускает сцепление, и палец нажимает кнопку.

Полковник всматривался в здания, окружающие воронку, пытаясь угадать, откуда этот человек смотрел на неё. Выбитые окна смотрели холодом, как молчаливые свидетели.

– Да, понять смысл этого преступления тяжелей всего, – начал он размышлять вслух. – Машина подъезжает к подъезду, до него пять метров, стреляй – не хочу. Если учесть, что у полковника и водителя не было оружия, можно, не боясь, это сделать в упор. А в будние дни полковник, как простой обыватель, шёл в гараж за машиной или в магазин, и никто его не охранял. Зачем устраивать какой-то взрыв, да ещё закладывать взрывчатку в люк? Могли заметить, и всё это куда сложнее, чем воспользоваться каким-нибудь пистолетом. Показательный теракт? Пять кило взрывчатки, вперемежку с гвоздями, да в людном месте – вот это было бы куда страшнее. Да и Васютин хоть был и полковник, всего-навсего начальник отдела кадров, можно сказать бумажный червь.

Собрав всех, полковник начал:

– Сейчас первым делом займемся опросом свидетелей. Поквартирный обход и желательно привлечь участкового. Подозрительные личности, незнакомые машины. Люк, не видели ли кого-либо возле люка. Далее. Есть здесь какие-либо забегаловки рядом?

– Есть, – ответил Колобов.

– Проверить тоже. Зима всё-таки, может погреться или чего-нибудь горячего попить заходили подозрительные люди. Отработать кавказцев. За домом явно следили. Этим займется Маликов с ребятами. Вяземский – к вдове покойного. В каком настроении находился полковник последнее время, не было ли звонков, угроз? Мы с Колобовым на стоянку, потом в Управление беседовать с коллегами Васютина. Пока всё.

Они сели с Колобовым в машину и отправились на стоянку:

– Товарищ полковник, от МВД в этом доме получали квартиры ещё пять работников милиции. Может, теракт был не обязательно против Васютина?

– Может и так, будем проверять.

Вряд ли можно было определить, что машина была когда-то «Волгой», сейчас это был перекорёженный кусок металла. Вокруг машины суетились люди. Колобов подошёл к одному из них, поздоровался.

– Ну что тут, Коля?

– Люк.

– Что люк?

– Люк канализационный в машине находился, извлекаем.

– Понятно.

Как выяснилось, криминалисты пытались вытащить люк, который при взрыве странным образом оказался в кузове искорёженного автомобиля. Люк выстрелил в автомобиль, как снаряд из пушки, и остался там. Ребята достали отрезную машинку и принялись разрезать кузов автомобиля, брызги красных искр разлетались в разные стороны

Чесноков обошёл несколько раз вокруг этого мятого, рваного, закопчённого куска железа, пытаясь высмотреть что-то неуловимое, что не бросается в глаза с первого взгляда.

Хмурое, напряжённое лицо источало холод, Чесноков уставился в одну точку и долго смотрел…

Колобов решил прервать мысли полковника:

– Может побеседовать с экспертами, пока они здесь?

– Позже, – ответил Чесноков, находясь в позе мрачной статуи.

– Ну что, в Управление?! – выказывал нетерпение Колобов.

– Поехали, – сказал полковник, не двигаясь с места.

Потом внезапно развернулся и зашагал к машине.

«Консервная банка».

Одержимый.

Когда человек уверенно шагает, ему поневоле уступают дорогу, пасуя перед силой и целеустремленностью, огненным и обжигающим взглядом. Но всё меняется в чёрных кварталах города, где ночь для прохожих – событие довольно опасное, и уступать пустую ночную тропинку никто не собирается. Кварталы Ниженки ночью – место страшное.

Человека в чёрном, уверенно идущего мимо, они остановили классическим способом:

–Закурить найдется?

Чёрная одежда, осатаневшие горящие глаза, улыбающийся оскал, пожалуй, последнее, что успели разглядеть в нём.

– Найдется.

Он сунул руку в карман и решительно приблизился. Удар головой в нос встретил первого, проникающий удар ногой в пах заставил согнуться в три погибели второго. Третий успел вытащить кастет, но нанести удар в голову, как хотел, ему не удалось, человек в чёрном увернулся и кастет чесанул ему по левому плечу, но в горячке боя он этого не почувствовал. Он ответил вертушкой: удар с разворота в голову ногой. Такой точный он не получался даже в спортзале, а здесь ещё и в прыжке. Кровь третьего брызнула на снег. Незнакомец дрожал от приступа адреналина, его переполняло возбуждение, он контролировал каждое движение противников, которые казались ему замедленными. Он контролировал каждый шорох, и кровь буквально закипала в венах. Один из лежавших поднял голову. Разбежавшись в три прыжка, как футболист навешивает мяч над полем, ботинком звякнул по голове, – наверное, это хрустнула челюсть. Не останавливаясь, он пошел дальше. Спустя пять минут боль в плече стала ощущаться, сильное сердцебиение утихало, но это не то событие, которое сможет дать настоящее возбуждение. И он чувствовал приближение. … Вот оно! Он обернулся…