Ключевые идеи книги: Плетение сладкой травы. Легенды аборигенов, научные знания и мудрость растений. Робин Киммерер
Оригинальное название:
Braiding Sweetgrass: Indigenous Wisdom, Scientific Knowledge and the Teachings of Plants
Автор:
Robin Wall Kimmerer
www.smartreading.ru
Вернуть словам их смыслы
Знание, или Мудрость пчелыКогда-то индейцы потаватоми жили на землях у Великих озер. Но в начале XIX века их территории были присвоены американским правительством. Большая часть людей потаватоми была принудительно переселена на запад, в Канзас и Оклахому, многие погибли в дороге. Остальные потаватоми долгие годы существовали под гнетом новой культуры. Традиции их тускнели, язык забывался. Но, к счастью, не был окончательно забыт.
Робин Киммерер – профессор биологии, автор множества научных статей и нескольких книг, но в первую очередь – потомок потаватоми. Много лет она изучает природу, ее глубокую связь с человеком, ее влияние на нашу повседневную жизнь. Чуткое внимание ко всему, что живет и растет на земле, понимание великой мудрости природы – все это, как говорит Робин, пришло к ней из древних традиций потаватоми, которые были переданы ей родителями.
Люди потаватоми чрезвычайно ценят сладкую траву, sweetgrass – душистое растение, из которого раньше индейские женщины плели циновки и корзины, которое заплетали в косы, использовали в церемониях освящения жилища. Сладкая трава – священная, по легенде, она самой первой появилась на Земле. Эта книга, как коса из сладкой травы, сплетена из трех нитей: индейской мудрости, научных знаний и опыта человека, который смог все это соединить, – Робин Киммерер. Как у индейского народа сладкая трава использовалась для очищения пространства, так и эта книга сможет стать лекарством для наших разорванных отношений с природой.
Людям западной культуры такое внимание к одному-единственному растению может показаться странным. Согласно привычному нам знанию, в иерархии существ человек находится на вершине пирамиды эволюции, а растения – где-то в ее основании. Но индейцы называют человека младшим братом творения, ведь он возник куда позже остальных растений и животных и знает о мире гораздо меньше их. Растения помнят, как делать пищу из света и воды, а потом готовы безвозмездно отдавать ее, они как никто близки тайне жизни. Животные вступили с растениями в тайный союз, они переносят их семена и питаются ими. Мы же только начинаем постигать сложность этих отношений. Так кто у кого должен учиться?
Именно это представление о растениях как наставниках и товарищах было для Робин главным, когда она решила стать биологом. В университете она, однако, обнаружила, что никто не умеет задавать растениям правильные вопросы. Никто не спрашивает их: «Что вы можете нам сказать?», но только: «Как это работает?» Растения были сведены к объектам. Когда Робин на вступительном испытании стала рассказывать про то, что хочет понять красоту растущих вместе астры и золотарника, профессора мягко поинтересовались, не ошиблась ли она с факультетом.
Но она не ошиблась, напротив, быстро смогла осознать достоинства научного метода. Наука, как и природа, учит сосредоточенному вниманию, только нельзя полагаться на нее всецело. Она может ответить не на все вопросы. Она знает все о структурах и классификациях, но пасует перед феноменом прекрасного. Однако знание о том, как человеческий глаз с помощью колбочек и палочек различает цвета, не отменяет понимания невероятной красоты мира. Союз астры и золотарника привлекает не только людей, но и пчел, редко опыляющих эти цветы по отдельности. Как соединить мудрость человека и мудрость пчелы?
И тут на помощь приходят древние знания индейских племен.
Язык, или Живые глаголыУчась в университете, Робин постигла сложную латынь – наречие ботаники. Но она никогда не могла избавиться от мысли, что этот язык годился для изучения существ по отдельности, в разъятом виде. А какие слова найти для силы, что заставляет растения подниматься из земли и тянуться навстречу солнцу?
Такие слова можно отыскать в языке предков. Но решить проще, чем сделать. Во всем мире насчитывается лишь девять человек, свободно говорящих на языке потаватоми. Девять! Остальные понимают этот язык со словарем. Дважды в неделю, в полдень Робин посещает онлайн-уроки индейского языка. На занятиях обычно человек десять со всей страны. Вместе они учатся считать и говорить фразы типа «Передай, пожалуйста, соль». Сразу обнаруживается, что в языке потаватоми нет слова «пожалуйста»: еда предназначается для того, чтобы ею делились, и никакой дополнительной вежливости не требуется (европейские миссионеры XIX века приняли эту особенность за еще одно подтверждение неотесанности туземцев).
Чтобы говорить, нужны глаголы, и тут Робин ждал другой лингвистический сюрприз. Английский язык опирается на существительные, глаголов в нем только 30 %. Язык потаватоми состоит из глаголов на 70 %. В нем нет категории рода, но очень важна категория одушевленности – и для глаголов, и для существительных. Робин с удивлением узнала про глаголы типа «быть холмом» или «быть ручьем». В англоязычном мире одушевлен только человек, животные – уже it, а не he/she. Конечно, для домашних животных или случаев, когда нужно уточнить половую принадлежность, американец сделает исключение, но оно лишь подтвердит правило: мы не воспринимаем мир как живой, животные, птицы и деревья для нас – не субъекты, а объекты, а раз так, то с ними можно делать все что заблагорассудится, не думая о последствиях. Насколько же одиноки мы в таком мире!
Легенды потаватоми повествуют, что когда-то животные и человек говорили на одном языке и свободно делились друг с другом переживаниями и намерениями. Потом этот дар исчез, и мир обеднел. Его история распалась. Ученые делают немало для того, чтобы вновь соединить ее. Не умея прямо спросить лосося или розу, что им нужно, они придумывают эксперименты, с помощью которых удастся получить частичку нового знания. Но ученые заперты в тюрьме рациональности.
Робин не слишком продвинулась в изучении индейского языка. В конце концов, ей просто не с кем поговорить, язык – это не только набор слов и грамматика, а еще и сплетение смыслов, песни, шутки. И все-таки, идя по саду, Робин может наклониться к траве и поприветствовать ее на языке потаватоми. В такие моменты мир, хоть и на самую малость, становится более цельным и осмысленным.
Дом, или История старого пруда
В переводе с древнегреческого «экология» – это «наука о доме». Часто ли мы воспринимаем окружающее пространство именно как дом, с соответствующим бережным отношением к нему? Бережно ли мы относимся к собственным квартирам, домам, дачам?
…Все началось с того, что Робин развелась с мужем и осталась с двумя дочерями. На севере Нью-Йорка был куплен дом, возле дома был «пруд с форелью», как говорили риелторы, – заросшее тиной болото, как оказалось на самом деле. В нем было бы замечательно плескаться летом, берег отлично подходил для пикников. Но сначала пруд надо было очистить от тины.
Купленные для этой цели утки желали обитать не в пруду, а на теплом заднем крыльце. В конце концов они вовсе исчезли, на берегу осталось лишь несколько перышек. А пруд к весне стал похож на кастрюлю с густым супом из водорослей. Пара канадских гусей вывела птенцов под ивами. Как-то днем Робин отправилась к гнезду посмотреть на птиц и услышала огорченное кряканье. Оказалось, решивший поплавать гусенок застрял в водорослях. Пока Робин раздумывала, как его спасти, птенец выбрался на поверхность и стал расхаживать по толстенному слою водорослей. Это было последней каплей. С прудом нужно было что-то делать.
Робин-эколог прекрасно понимала, что происходит с водоемом. Многолетние отложения листьев, кувшинок, падающих осенью в воду яблок образуют питательный слой, постепенно превращающий пруд в болото, а в долгосрочной перспективе – в луг. Робиндомохозяйка понимала, что работы тут непочатый край. Каждый взмах грабель увеличивал влажно поблескивающую кучу водорослей на берегу. Оставлять, однако, эту кучу возле пруда было нельзя – к упражнению с граблями добавились регулярные походы с тачкой в сторону холма…
Часто в куче оказывались ни в чем не виноватые головастики: Робин-эколог не могла смириться с тем, чтобы они оказались жертвами «оптимизации», головастики тщательно отбирались из кучи и выпускались обратно в пруд, работа затягивалась. В другой раз, когда Робин занималась ивами на берегу пруда, она чуть не разорила гнездо желтой славки. Идея природы как дома приобретала все более отчетливые очертания. А ведь головастики и славка просто-напросто более заметны, чем многочисленные рачки, рыбы, ламинарии. Чем же Робин все-таки занималась: облагораживала собственное пространство или уничтожала чужую среду обитания?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги