Вечер гениев

Андрей Дышев

Действующие персонажи этой повести существуют в реальности. Но их редкостные знания и навыки, если станут достоянием криминальных структур, могут привести к катастрофическому всплеску наркобизнеса. По этой причине в тексте изменены все фамилии, а события изложены с некоторой долей вымысла.

Глава первая

Телефон был с определителем, и Новиков не поднимал трубку, если высвечивался номер Ольги. Лгать не хотелось, но правда тоже напоминала ложь, и он предпочитал вообще не поднимать трубку, чтобы ничего не объяснять. В который раз в его жизни наступал момент, напоминающий эвакуацию пассажиров с тонущего корабля. Взять на борт можно было только одного, а просилось двое: личная жизнь и работа. И в который раз Новиков, опуская глаза перед слезами личной жизни, протягивал руку работе.

Одиннадцатый час. За окнами мрак, дождь, ветер. Мокрая ветвь клена шлепнула по стеклу, словно это была многопалая ладонь какого-то зеленого мутанта. Дождевые капли организовали заезды по стеклу. Они как хамелеоны меняли цвет с красного на желтый, потом на зеленый – всякий раз, когда на перекрестке включался новый сигнал светофора. Новиков смотрел в окно, но не видел этого бесконечного потока машин, блестящих, отмытых, разноцветных, как леденцы. Он вспоминал, как сегодня брали Мамедова. Спецназовцы положили его грудью на капот "БМВ", норковая шапка упала на асфальт в лужу. Понятые – муж и жена, продавцы с вещевого рынка – с круглыми от испуга глазами смотрели на эту безумно дорогую шапку в луже, потом на ампулы, которые оперативники вытащили из карманов Мамедова. Эти два несчастных, мокрых торгаша в дешевых китайских курточках, не испытывали никакого злорадства. Напротив, они воспринимали обыск Мамедова как богохульство, как покушение на запредельно могущественного, всесильного человека, за что милиция обязательно будет наказана – страшно и беспощадно.

Новиков машинально взял с чайного столика заварник. Придерживая крышку, наклонил над чашкой. Заварник был пуст. Кажется, за сегодняшний вечер он уже трижды заваривал чай. "Седой граф", с бергамотом. Цвет темного коньяка. От этого чая, если забыть меру, сердце колотится и в голове звенит, будто на плечах не голова, а старая корабельная рында. Хватит на сегодня. Он дождется звонка от эксперта, потом позвонит прокурору и скажет: "Все, Владимир Павлович, круг замкнулся. Я задержал Мамедова с двумя ампулами героина. Завтра утром допрошу и сяду за обвинительное заключение…"

И после этого он позвонит Ольге. Она наверняка бросит трубку, не станет с ним разговаривать. Но это уже мелочи. Через полчаса он будет у нее – в мокром кожаном плаще, пахнущий осенью, с букетом по-хулигански растрепанных астр, а она теплая, сонная, в ночнушке, станет нарочито ворчливо бормотать, что уже забыла, для чего нужны мужчины, попытается оттолкнуть его от себя, а потом повиснет у него на шее и станет ласково ругать…

Телефон на рабочем столе издал булькающий звук. Гадкая, все-таки вещь, телефонный звонок! Бьет не столько по ушам, сколько по нервам. Надо подсказать инженерам идею, чтобы вместо этих унитазных переливов аппарат издавал нежный женский шепот: "Милый, возьми, пожалуйста, трубочку…"

– Слушаю, Новиков!

Да, это эксперт. Но почему медлит, откашливается, перекладывает трубку с одного уха на другое?

– Сергей Анатольевич! К сожалению, ничем обрадовать вас не могу. Это опять вода.

– Какая вода? Почему вода?

Он даже глаза прикрыл, словно хотел, чтобы все сразу исчезло – и кабинет, и телефонная трубка, и слова эксперта.

– "Аш два о", – уточнил эксперт. – В обеих ампулах оказалась обыкновенная дистиллированная вода.

– Но этого быть не может! – сдерживая раздражение, произнес Новиков, будто от его скептицизма эксперт мог вдруг отказаться от своих слов. – Мы его проверяли у нарколога. Этот Мамедов пребывал в глубочайшем кайфе!

– Я все понимаю, – мягко перебил эксперт. – Но в ампулах я ничего не нашел, кроме воды… Если там содержится наркотик, то на сегодняшний день мы не располагаем методиками его распознания. Точнее сказать, методик существует множество, но те, которые мы используем…

Новиков уже не слушал, что говорил ему эксперт. Это был уже третий случай за минувшую неделю, когда оперативники задерживали человека, находили у него ампулы с жидкостью, которая при последующей экспертизе оказывалась обыкновенной водой. Абсурд какой-то!

– Послушай, – произнес Новиков, пытаясь зацепиться хоть за какую-нибудь версию. – Может быть, у этой наркоты ограничен срок хранения? Скажем, проходит какое-то время, и она превращается в воду?

– В запаянной ампуле? Даже теоретически это маловероятно. Да и зачем твоим клиентам носить в карманах утративший свои свойства наркотик? Лишний раз связываться с милицией?

– Да, ты прав, – пробормотал Новиков, машинально рисуя на календарном листке квадратики. – А ты чем можешь это объяснить?

– В заключении я не буду этого писать, – предупредил эксперт, – но вам скажу. Крыса, которой я ввел немного жидкости из ампулы, ведет себя не совсем обычно.

– Крыса, к сожалению, в качестве свидетеля выступить не сможет, – пробормотал Новиков.

– В том-то вся беда, – вздохнул на другом конце провода эксперт.

Еще некоторое время Новиков просматривал протоколы прослушивания телефонных переговоров Мамедова с неким Эдиком, который передал ему у входа в драматический театр ампулы, оперативные данные по слежке за автомобилем "БМВ", а затем протокол изъятия личных вещей при досмотре Мамедова. Часы "Rollex", портсигар из металла желтого цвета, зажигалка, водительское удостоверение, две стеклянные ампулы объемом два миллилитра каждая, наполненные прозрачной жидкостью…

Новиков в сердцах швырнул карандаш на стол, поднял трубку и позвонил на мобильный своему оперуполномоченному.

– Юра! Ты Мамедова допросил?

– Пытался, Сергей Анатольевич. Он все отрицает, и на вопросы отвечать отказывается.

Новиков машинально взял со стола карандаш и сломал его.

– В таком случае я подписываю постановление. Отпускай его.

– Что?! – опешил оперативник. – Как отпускать, Сергей Анатольевич? Месяц его пасли, гонялись за ним повсюду, и вдруг отпустить?

– Делай, что я тебе говорю. Против Мамедова ни улик, ни вещественных доказательств. Одна вода…

Он кинул трубку, взял заварник и щедро насыпал туда "Седого графа". Все, пропала личная жизнь!

Глава вторая

Серега смотрел на море через полуприкрытые веки. На влажных ресницах дрожали радужные капельки воды. С пляжа доносился шум волн и визг детей. Стакан ледяного шампанского, который он выпил по просьбе Князя залпом, наполнил тело ватной истомой. Серега уютно развалился в пластиковом кресле. Он чувствовал, что впервые за последние полгода по-настоящему отдыхает. "Все-таки Гюндуз молодец, что вытащил меня сюда. Рай! Настоящий рай!"

Он с содроганием вспомнил, как отчим, обнимая хмельную рыжую женщину, кричал его матери, брызгая слюной: "Она теперь здесь хозяйка! Поняла меня? Твое время кончилось! Забирай свои вещи и убирайся вон!" Мать унижалась, плакала, просила отчима не торопиться с решением, а он, жуя жесткую тарань, крутил головой и все указывал ей на дверь. Серега пытался увести мать из этого проклятого дома, но мать сопротивлялась, отрицательно качала головой и упрекала сына, что он еще совсем мальчишка, многого не понимает. Серега, в самом деле, не понимал главного: если мать уйдет из этого дома, то где она будет жить? В Краснодаре у нее не было ни родственников, ни знакомых.

Он возненавидел ее за неразборчивость к людям и доверчивость, за то, что унижается перед этим тупым и жестоким человеком, который три года был ее мужем, и переехал в пропахшее медикаментами студенческое общежитие. Сессию сдал с привычной легкостью и скукой и, не задумываясь, принял предложение своего сокурсника Гюндуза Мамедова отдохнуть неделю у его отца в Геленджике.

Серега, млея на солнце, прислушивался к негромким голосам отца и сына. Они говорили между собой по-азербайджански. Гюндуз, чтобы Серега не чувствовал себя неловко, всегда переводил Сереге суть разговоров с отцом. Но сейчас Серега притворился спящим, чтобы отец и сын могли спокойно поговорить.

– Девушка! – неожиданно громко позвал Мамедов-старший и щелкнул пальцами. – Пожалуйста, бутылочку коньяка, бутерброды с черной икрой, зелень-мелень…

"Хороший он мужик, этот Князь, – подумал Серега. – Богатый и щедрый. Если бы у меня был отец, я бы хотел, чтобы он был похож на Князя."

Вокруг стола началось оживление. Серега открыл глаза и, словно извиняясь перед Князем, пожал плечами. Мужчина рассмеялся, протянул свою волосатую, с толстыми крепкими пальцами руку и легко ущипнул Серегу за щеку.

– Заснул? Сессии, колоквиумы, семинары, курсовые?.. Отдыхай, малыш, отдыхай!

Гюндуз незаметно наступил Сереге на ногу и вопросительно глянул на него, мол, все в порядке, ты хорошо себя чувствуешь?

Серега поднял рюмку с маслянистым коньяком. Ему захотелось сказать этим милым людям какие-то особенные, добрые слова. Он вдруг почувствовал, как против его воли на глаза наворачиваются слезы.

– Спасибо вам большое… – только и смог произнести он.

– Э-э, перестань! – отмахнулся Князь и опустил свою руку на плечо Сереге. – За что благодаришь? Друг моего сына – это мой друг.

Он поднялся из-за стола – большой, грузный, седовласый, в белоснежной рубашке, каком-то навороченном галстуке с золотой планочкой. Сверкнул золотыми часами "Rollex" и тяжелыми перстнями.

– Пойдем, прогуляемся, – предложил он Сереге.

Гюндуз уехал к своей девчонке, оставив Серегу с отцом наедине. Пальцы Князя напоминали Сереге волшебные палочки. Щелк! – и любое желание тотчас исполнялось. Щелк – и их под ручки провели на борт яхты. Щелк – и туда же занесли шампанское и фрукты. Щелк – яхта отчалила от берега и взяла курс в открытое море… "Вот если бы я попросил его щелкнуть и сделать для мамы квартиру", – сфантазировал Серега.

Яхта беззвучно рассекала гладкую поверхность моря. Капитан, закрепив гафель и румпель, сел на носу, свесив ноги с борта. Серега и Князь отдыхали на кормовой палубе. Над ними кричали чайки. Тихо поскрипывали снасти. Булькала за бортом вода. Князь с хлопком откупорил шампанское.

– За настоящую мужскую дружбу! – предложил он тост.

Потом князь стал интересоваться его учебой, планами на будущее.

– Врач-педиатр ведь немного зарабатывает? да? – спросил он.

– Немного, – согласился Серега.

– Это плохо, – покачал головой Князь. – Бери виноград, кушай, не стесняйся!

– Я думаю пойти на преподавательскую работу, – признался Серега.

– Преподаватель получает больше?

– Тоже немного, но я смогу заниматься научной работой.

– Понимаю, – кивнул Князь. – Гюндуз рассказывал, что твоя курсовая по фармакологии произвела настоящий фурор на кафедре.

– Гюндуз как всегда преувеличил, – смутился Серега.

– А ты скромный! – ответил Князь и, прищурившись, погрозил Сереге пальцем. – Такие способности, а все комплексуешь.

– Способности! – усмехнулся Серега и почувствовал, что Князь задел его за живое. – А кому нужны эти способности?

– Что за слова! – с возмущением покачал головой Князь и подлил Сереге шампанского.

– Скажу вам откровенно, – все более распаляясь, произнес Серега, – что два последних выпуска нашего факультета получили свободные дипломы. Это значит, что искать работу они должны сами. Почти все пошли в торговлю. Кто челночит, кто тачки подержанные из Германии гоняет.

– Безобразие! – согласился Князь.

– Если раньше каждый из нас мечтал поступить в аспирантуру, то теперь там вообще нет конкурса, силой туда не затащишь! – продолжал горячиться Серега. – А кто по-настоящему любит свое дело, химию и биологию, те только и думают о том, как уехать и найти работу за границей.

– До чего страну довели! – покачал головой Князь и сочувствующе похлопал Серегу по плечу. – А вот если бы я предложил тебе хорошую работу, за большие деньги, ты бы согласился?

– Хорошую – это значит торговать на рынке? – усмехнулся Серега.

– Ну! – нахмурился Князь. – Зачем так? Я имею ввиду работу по твоей специальности.

Серега взглянул на Князя с интересом.

– А можно конкретнее?

Князь ответил не сразу. Он взял с подноса большой малиновый персик, разломал его надвое, вытащил косточку и кинул ее в воду.

– Взялся бы ты, скажем, синтезировать сложное органическое вещество?

"Он даже такие слова знает!" – мысленно удивился Серега и уточнил:

– Смотря какое. Их в органике тысячи.

Князь опять выдержал паузу.

– А ты не догадываешься, что я имею ввиду?

Глава третья

Серега приехал в Краснодар последним автобусом. Прежде чем отправиться в общежитие, позвонил маме. Трубку взял отчим.

– Твоя мама мне не докладывала, куда ушла, – ответил он. – Но я ее из дома не выгонял.

Серега кинул трубку на рычаг и ткнулся лбом в аппарат. Он боится? Нет, не то слово. Уже не боится. Ему уже на все наплевать. Он устал от безысходности, от бессилия перед человеческой тупостью. И ему очень нужны деньги. Они уже почти в его руках. Они сыплются сверху, надо только протянуть руки…

– Молодой человек, вы будете звонить?

Он обернулся. Девушка с лицом, зашторенным волосами, стояла рядом и кокетливо помахивала кожаным поводком. У ее ног сидела такая же безглазая болонка.

Он позвонил своему однокласснику Мише Ковальскому. В девятом классе Миша стал победителем химической олимпиады среди школьников СНГ. В классе его называли юным дарованием – наверное, эта кликуха перешла от учителей. Учительница по химии, не стыдясь, консультировалась у него, когда готовилась к показным лабораторным занятиям.

– А Миша в школе, – ответила Сереге сестра Ковальского. – Он там подрабатывает.

– Сторожем, что ли?

– Нет, факультатив у пятиклассников ведет.

До школы – пустяк. На автобусе дольше выйдет, чем пешком. Серега прошел через сухой овраг, где в теплые ночи всегда полно пьяниц и наркош, потом через поле заброшенного, поросшего колючками стадиона, и за булочной свернул направо.

Вот она – родная семьдесят третья, где во дворе когда-то стоял бронзовый Ленин, а на фасаде висел какой-то призыв из крупных деревянных букв. Почти все окна темные, только на третьем этаже за желтыми шторами можно угадать движение.

Он едва распахнул дверь, как нос к носу столкнулся с какой-то учительницей. Лицо запомнил, а вот имя и предмет вылетели из головы начисто.

– Кто к нам пришел! – ахнула женщина. – Сережа Хлыстун! Боже, как вырос, возмужал!

Ему стало стыдно, что он не может назвать женщину по имени-отчеству. Их, учителей, много, а он, Хлыстун, единственная яркая личность за последние десять лет. Гордость школы! Портрет, наверное, до сих пор висит на доске почета. Золотой медалист, трижды занимавший первые места на всероссийской химической олимпиаде школьников, член сборной команды России на международной олимпиаде школьников в Японии. Блеск, а не ученик! Любая училка мечтала бы сфотографироваться с ним и заявить, что именно она сделала его таким умным и прилежным.

Он извинился, приложив руку к груди и, не отвечая на град вопросов, быстро поднялся по темной лестнице на третий этаж. Из какого-то класса доносились звуки пианино: нотный ряд снизу вверх и снова вниз. Волны музыки.

Серега на секунду задержался на лестничной площадке у пожарного крана, где впервые признался в любви Людке, мысленно пожалел себя, юного, и вошел в коридор. Он взялся за ручку двери, ведущей в кабинет химии, и вдруг почувствовал какую-то смутную тревогу. "Только поговорю, – успокоил Серега себя. – Только спрошу. Он наверняка воспримет это как шутку."

Он раскрыл дверь и замер на пороге. Две девочки и два мальчика сидели за столами, склонившись над тетрадями. Газовые горелки, штативы, колбы. В колбах пенилась и пузырилась какая-то жидкость. Миша, одетый в белый халат, склонился над девочкой, которая отчаянно грызла кончик ручки.

– Давай проверим еще раз, – тихо говорил он. – С самого начала: цэ аш. Дальше: о аш…

Не бывает людей, которых бы никто не любил. Если девчонки в школе от него шарахались, зато дети, кажется, без ума. Серега кашлянул, и Миша обернулся, выпрямился и удивленно развел руками:

– А ты что здесь делаешь?

Вот и встретились. Миша – это имя Ковальскому подходило больше всего. Серега не представлял, как можно было бы назвать этого человека Николаем или, скажем, Князем. Лицо смешное, щекастое, с близко посаженными глазами, нос картошкой, губы пухлые. Учитель или воспитатель детского сада, может быть и клоун – вот определенное природой предназначение этого живого воплощения человеческой мягкости и доброты.

Они сели в лаборантской. За окном пошел дождь. Крупные капли вразнобой забарабанили по подоконнику. Миша улыбался и внимательно рассматривал лицо бывшего одноклассника, при этом его губы немного вытянулись, словно Миша курил невидимую сигарету.

– Я к тебе за советом, – сказал Серега, не без труда стараясь говорить спокойно, как о вполне заурядной вещи. – Скажи, тебе не попадалась методика синтеза эторфина.

Глаза, самое главное глаза! По ним можно будет понять все и сразу… Но нет, никакой сверхъестественной реакции. Будто Серега спросил о синтезе заменителя сахара.

Миша замычал, думая, почесал за ухом, нахмурил лоб.

– Эторфин, – повторил он тихо и мельком глянул на дверь. – Если не ошибаюсь, это препарат…

– Не ошибаешься, – перебил его Серега.

Ковальский снял очки и принялся протирать стекла краем халата. Он святой человек. Одно только произношение вслух названия препарата должно резать ему слух и доставлять нравственные страдания. Боясь, что Ковальский вдруг откажет ему, Серега взял его руки и шепотом заговорил:

– Мне обещают за него большие деньги… Только ты не беспокойся. Это только химия, никакого криминала. Ведь мы с тобой химики, правда? Мы имеем право заниматься наукой?

"Я мерзавец. Дрянь. Меня убить мало," – подумал Серега.

Миша надел очки. Серега заметил, как вдруг заблестел его лоб. Из кабинета донесся детский смешок. В раскрытую дверь влетел бумажный самолетик и приземлился на полу.

– Извини, – произнес Серега, не в силах больше ждать ответа. Поднялся со стула и, опустив глаза, вышел из лаборатории.

Глава четвертая

Ковальский буквально вытащил Серегу из кровати. Было утро. За окном надрывались воробьи и гулькали голуби. Дворник шаркал метлой. Мусорная машина гремела баками.

Миша ходил по комнате и делал ветер. От него, как от врача, пахло медикаментами.

– Ты помнишь Женю Нечипорука? Когда мы были в десятом, он учился в восьмом. Сейчас учится на химфаке в МГУ. Вундеркинд. Трижды побеждал на российских химических олимпиадах. Сначала начал писать химические формулы, а потом выучил русский алфавит. Но я, собственно, не об этом…

Миша был спокоен, и все-таки можно было заметить, что за ночь с ним что-то произошло. Он говорил невнятно, как бубнил, торопливо, проглатывая окончания, но каждая фраза была завершенной и полна ясного смысла. Ни дать ни взять ученый, сделавший грандиозное открытие.

– У него есть тетрадь, в которой тысячи различных методик и ссылок на литературу. Я с утра уже побывал в библиотеке. Смотри, что я нашел в библиотеке, – говорил он, садясь на край кровати.

Серега протирал глаза и медленно приходил в себя. Ему приснился дурной сон.

– Что это?

– Журнал американского химического сообщества, – пояснил Миша. – Сокращенно – "ДЖАКС". А вот здесь, где закладка, подробная методика изготовления эторфина. Просто и доступно. Задачка для школьников.

– Не кричи, пожалуйста. И дверь закрой плотнее… У тебя сигареты есть?

– Какие сигареты?! В школу поехали! Я в три часа ключи от лаборатории должен отдать химичке!

Дорогой, родной недотепа, ласковый увалень, Пьер Безухов, как его окрестили в школе. Серега вскочил с кровати, вырвал из рук друга журнал и пробежал взглядом по изображению химической формулы, напоминающей паука в паутине. Для кого-то это была непонятная гроздь многогранников и латинских букв. А для него – код, шифр к кладу, зарытому на пиратском острове, увлекательнейшая игра.

– Методика есть? – коротко спросил он, перелистывая журнал.

– Все есть, – подтвердил Миша.

– Золотой ты мой, – пробормотал Серега, натягивая на себя брюки.

Глава пятая

От колбы, которую Миша снял с горелки, еще шел тяжелый запах, и пришлось открыть окно. Серега склонился над препаратным стеклышком, глядя на крохотную горсть еще теплого коричневого порошка.

– Что за хренотень мы с тобой произвели на свет? – спросил он.

Миша мыл руки под тугой струей. Тщательно вытер руки полотенцем и кинул его в свою спортивную сумку.

– Что ты так на него любуешься? – спросил он, перекрывая ключом газовый кран.

– Сам не знаю, – признался Серега. – Щепотка химический пыли, а взгляд почему-то притягивает.

– Это ты сам себе внушил… Пересыпь в пробирку. И давай сваливать… От греха подальше.

В лабораторию в который раз заглянула учительница по химии. Низкорослая, вечно нервная, малоулыбчивая, сейчас она расцвела, глядя на ребят счастливыми глазами.

– Я все наглядеться на вас не могу, – призналась она. – Какие же вы все-таки замечательные ребята!

– Уже уходим, Людмила Георгиевна! – по-своему понял слова химички Миша и принялся стаскивать с себя белый халат.

– Миша, ты не забыл? Сегодня вечером…

– Да-да! – кивнул Ковальский. – Факультатив. В шестнадцать ноль-ноль. Буду как штык.

Они вышли на улицу. Серега стоял напротив Ковальского и чувствовал, как греет пробирка, спрятанная во внутренний карман.

– Спасибо, – произнес Серега и протянул Ковальскому руку.

– Да ладно тебе, – ответил Миша и перевел разговор на другую тему. Сереге никак не удавалось поймать его взгляд. "Он больше никогда не будет иметь со мной никаких дел," – подумал Серега.

Вернувшись в общежитие, Серега заперся в комнате, вытащил из кармана пробирку и долго рассматривал порошок. "Изобрести бы такую гадость, – думал он, – за один грамм которой сразу бы дали миллион баксов."

Он высыпал чуть-чуть порошка на ладонь и лизнул. Потом несколько минут неподвижно сидел у окна, чувствуя, как его легко "ведет", словно от стакана краснодарского портвейна.

Вечером он отправил в Геленджик телеграмму: "Уважаемый Князь Байрам-оглы! Поздравляю защитой кандидатской диссертации…"

Князь приехал на следующий день. Привез бутылку совершенно роскошного коньяка и большую коробку с суджуком, икрой и фруктами. Унес порошок с собой, а вскоре на проходной общежития появилась записка для Сереги. Князь предлагал встретиться в городском парке.

Усадив Серегу за столик кафе, Князь крепко пожал Сереге руку, сказал, что гордится знакомством с ним, что преклоняется перед людьми интеллектуального труда, которые двигают научно-технический прогресс, а потом незаметно сунул ему в карман две купюры.

Когда Серега остался один, он вытащил деньги, разгладил их на колене и внимательно рассмотрел. Это были две стодолларовые купюры. "Сто мне, сто Мише, – подумал он. – И Нечипоруку можно немного подкинуть на мороженное."

Деньги пьянили и кружили голову, как коричневый порошок. Сереге вдруг захотелось снова испытать радость удачи, получить в свой адрес комплименты и честно заработанные деньги. Потом снова работать, и снова восходить на пьедестал. И так всегда…

Глава шестая

Женька Нечипорук, получив от Ковальского "на мороженное", как-то сразу понял, что его тетрадь с методиками содержит неисчерпаемый источник материальных средств. Во время летних каникул он подрабатывал на рынке, торговал нелицензионными дисками, за что несколько раз был бит конкурентами и имел неприятности с милицией. Судя по тому, с какой легкостью Ковальский заплатил ему десять баксов за пользование его тетрадью, Нечипорук пришел к мысли, что живет неправильно, сидит на мешках с золотом, и не замечает этого.

Но более всего его задел тот факт, что недостаточно умный, но хитрый Ковальский воспользовался его знаниями, его разработками и наварил на этом деньги. А он, Женька Нечипорук, для которого органическая химия была матерью родной, развесил уши и позволил себя эксплуатировать.

В нем взыграл азарт спортсмена, уверенного в своем неоспоримом преимуществе. Получив от Ковальского свою заветную тетрадь, где двенадцать страниц занимал только список литературы, Женька на несколько дней засел в библиотеке, где в журнале "Гельветика-Акта" нашел формулу этонитазена – вещества, за которое, по его сведениям, любители "кайфа" выкладывали приличные деньги.