Ламонт взял фольгу дрожащими пальцами.
– Тут ведь не может быть ошибки? Это же подтверждение?
– Да, конечно. Кому ты это покажешь?
– Никому, – твердо сказал Ламонт. – Я ничего больше доказывать не буду. Они мне заявят, что я подделал фольгу, так какой смысл терять время? Пусть паралюди остановят Насос, и он остановится у нас. Только своими усилиями мы его вновь запустить не сможем. И тогда вся Станция примется изо всех сил доказывать, что я был прав, что Насос действительно опасен.
– Это еще откуда следует?
– А что им останется делать, когда разъяренные толпы начнут требовать, чтобы Насос снова был запущен, а они его запустить не смогут? Ты со мной согласен?
– Не берусь судить. Меня беспокоит другое.
– А именно?
– Если паралюди убеждены, что Насос опасен, почему они его уже не остановили? Я недавно воспользовался удобным случаем и проверил. Насос работает как ни в чем не бывало.
Ламонт нахмурился.
– Ну, скажем, односторонняя остановка их не устраивает. Они считают нас равноправными партнерами и хотят, чтобы мы сделали это по взаимному согласию. Ведь так может быть, верно?
– Конечно. Но ведь, с другой стороны, систему нашего общения никак нельзя назвать совершенной. Не исключено, что они попросту не уловили смысла слова «ПЛОХО». А вдруг я совершенно исказил их символы и они решили, что «ПЛОХО» по-нашему значит «ХОРОШО»?
– Этого не может быть!
– Ну что ж, надейся. Но ведь надежда еще никогда не спасала.
– Майк, ты продолжай посылать. Используй как можно больше слов, которыми пользуются они. Тут ты мастер. В конце концов они узнают необходимые слова и ответят яснее, а тогда мы объясним, что просим их остановить Насос.
– Мы не уполномочены на такие заявления.
– Конечно, но они-то этого не знают. А нас человечество в конце концов признает героями.
– Предварительно свернув нам шеи?
– Тем более… Дальнейшее зависит от тебя, Майк, и я уверен, что все решится в ближайшие дни.
Глава 10
Но ничто не решилось. Миновали две недели – и ни одной полоски. Ожидание становилось невыносимым.
Особенно тяжело оно сказалось на Броновском. От его недавнего радостного возбуждения не осталось и следа. И в этот день он вошел в лабораторию Ламонта, угрюмо нахмурившись.
Некоторое время они смотрели друг на друга. Наконец Броновский сказал:
– По всему университету только и разговоров, что тебя выгоняют…
Подбородок Ламонта покрывала двухдневная щетина. Лаборатория выглядела какой-то запыленной, словно бы уже покинутой. Ламонт пожал плечами.
– Ну и что? Это меня не трогает. Неприятно другое: «Физический бюллетень» не взял мою статью.
– Но ты ведь этого и ждал?
– Да, но я думал, что они объяснят почему. Укажут на ошибки, на неточности, на неверные выводы. Чтобы я мог возразить.
– А они обошлись без объяснений?
– Ни единого слова. По мнению их рецензентов, статья для опубликования не подходит – кавычки закрыть. Они просто отмахнулись от нее… Перед такой всеобщей глупостью как-то теряешься. Если бы человечество обрекало себя на катастрофу по бесшабашности или порочности, честное слово, мне было бы легче. Но очень уж унизительно и обидно погибать из-за чьего-то тупого упрямства и глупости. Какой смысл быть мыслящими существами, если мы должны кончить вот так?
– Из-за глупости, – пробормотал Броновский.
– А как еще ты это назовешь? Например, от меня сейчас требуют официальных объяснений: мне полагается представить основания, почему меня не следует увольнять за величайшее из преступлений – за то, что я прав.
– Откуда-то стало известно, что ты побывал у Чена?
– Да! – Ламонт устало потер пальцами веки. – По-видимому, я настолько сильно наступил ему на ногу, что он не поленился нажаловаться Хэллему. И теперь я обвиняюсь в том, что пытался сорвать работу Насоса, сея панику с помощью бездоказательных и ложных утверждений, а это противоречит профессиональной этике и делает мое дальнейшее пребывание на Станции невозможным.
– Все это они могут обосновать достаточно веско.
– Вероятно. Но это неважно.
– Что ты намерен предпринять?
– А ничего! – отрезал Ламонт. – Пусть делают что хотят. Я рассчитываю на бюрократическую волокиту. Официальное оформление подобной истории займет недели, а то и месяцы, а ты пока работай. Паралюди успеют нам ответить.
Броновский болезненно поморщился.
– А если нет? Пит, может, тебе вернуться к той идее…
Ламонт встрепенулся.
– К какой идее?
– Объяви, что ты ошибся. Покайся. Бей себя в грудь. Уступи.
– Ни за что! Черт возьми, Майк! Ведь мы ведем игру, в которой ставка – весь мир, каждое живое существо!
– Да, но насколько это касается тебя лично? Ты не женат. Детей у тебя нет. Я знаю, что твой отец умер. Я ни разу не слышал, чтобы ты упомянул про свою мать или каких-нибудь родственников. По-моему, ты ни к кому не испытываешь любви или горячей привязанности. Ну, так брось все это и живи спокойно.
– А ты?
– И я. С женой я развелся, детей у меня нет, а милые отношения с милой женщиной будут продолжаться, пока не оборвутся. Живи, пока можешь! Радуйся жизни!
– А завтра как?
– А это уж не наша забота. Во всяком случае, смерть будет мгновенной.
– Я не способен принять подобную философию… Майк! Майк, да что это с тобой? Ты просто не хочешь сказать прямо, что у нас ничего не выйдет? Что ты не рассчитываешь установить связь с паралюдьми?