Мои 100 избранных опусов
Михаил Гарцев
Редактор-корректор Ирина Задорожная
Художник-иллюстратор Сергей Муратов
© Михаил Гарцев, 2017
ISBN 978-5-4485-0794-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть I
«Ну, вот и всё…»
Ну, вот и всё.Последний росчеркпера, зажатого в руке,и целый ряд безмолвных точекрастает где-то вдалеке…И там, летя в пыли астральной,в наплыве лунных анфилад,всей сутью нематериальнойты ощутишь ТОТ терпкий взглядсо дна хрустального колодцав янтарном просверке конька,и крепко сдобренный морозцемТОТ пряный запах табака.Примитивизм, или Ответ эстетам-формалистам
Ох, художники-эстеты,Ваши сочные портреты…Богатейшая палитра…Просто глаз не оторвать,а мы с Нико Пиросмани,закусив цветком герани,на расклеенном диване,оприходовав пол-литра,распевали… твою мать.Ох, поэты-формалисты,Ваши строчки так речисты.Мысли флёр окутал тонкий,да и чувств поток не слаб,а мы с Нико Пиросмани,нашу встречу остаканив,в затрапезном ресторанена застиранной клеёнкерисовали голых баб.Ох уж, интеллектуалы,без штамповки и лекала,как играете Вы в бисер,любо-дорого смотреть,а мы с Нико Пиросмани,утром встретившись в тумане,наглотавшись всякой дряни,по Закону Высших Чиселне дразнить решили смерть.Вы рисуете картины,рассыпая бисерины,их нанизывая вскорена искусственную нить,а мы с Нико Пиросманиу последней стали грани,там за ней нас кто-то манит,подслащая жизни горечь,обещая нас любить.«Идеально рассчитано…»
Идеально рассчитано,словно Богом даровано.Шёлком, золотом выткано,у других не своровано.Но ногами орудуеммы на праздничной скатерти.Всё покатится кубаремда к такой-то там матери.Видно, в жизни не ценитсято, что Богом даровано,и судьба наша мельницаперемелет ворованное.«Вот и закончились сказки…»
Вот и закончились сказки.Отголосила гроза.Желто-багровые краскикружатся в сумраке вязком,неба надорваны связкии голосуют вновь зато, чтоб сменилась погода.Хмурая мглистая хлябьк нам снизойдёт с небосвода.В панцире громоотводавыползет новая явь.Снег, как лачком-с, всё покроет,и тишина, тишина…Чёрт или буря завоетс горя иль просто с запоя…Грустно мерцает луна.Ты – дом моего бытия
По правде, эпитет «великий»навряд ли ласкает мой слух,отчизны моей светлоликойсмущая помпезностью дух.У родины вечно на стражестоим, за отчизну моля…Но кто же о матери скажет:ВЕЛИКАЯ МАМА МОЯ?Хотим её видеть здоровой,разумной и сильной, как встарь…Но отзвуки русского слова —горящий любовью янтарь.Сбиваю сомнений оковы,гоню понимание вспять…ВЕЛИКОМУ РУССКОМУ СЛОВУэпитет «великий» подстать.Скучаю с тобою в разлуке,мне тяга к другим – не с руки.Все иноязычные звукиведут к созреванью тоски.Я стал бы отшельник, молчальник —мирской суеты мне не жаль —но я берегу изначальнотвою вековую печаль.Стою часовым на границахтвоей непорочной красыв сполохах вечерней зарницы,и в утренних каплях росы.С тобой я отважный воитель —в ладье неземного литья.Ты – друг мой и ангел хранитель,ТЫ – ДОМ МОЕГО БЫТИЯ.«Замок жемчужный…»
Замок жемчужныйв небе завис одиноко.Тает окружностьв мареве летнего зноя.Мир перегруженвздохами горьких упрёков,лютою стужей —нашей с тобою виною.Символов грудав мире разбросана зыбком.Свет изумрудав отзвуке горных обвалов.В толще ТалмудаБиблия прячет улыбку.Из ниоткудакапля живая упала.Радужной каплине удержать на ладони.Силы иссяклив мареве знойного лета.Солнечный маклерплавится, плачет и стонет.Звёзды размяклив хлябях астрального света.«Я спешу по утрам к метро-по-литену…»
Я спешу по утрам к метро-по-литену,забиваюсь с другими людьми в автобус.Ускоренье придаст нам крутящийся глобус.За окном замелькают дорожные сцены,я хочу осознать алгоритмы замены,торможу, скрежеща, ибо сам себе тормоз.Кадры жизни пойдут, как при съёмке рапидом,и предметы рассыплются вмиг на части.Вряд ли важно, какой они стали масти,вычленять не хочу я подвиды и виды…Только вижу арену кровавой корриды,где все судьбы в руках анонимной власти.Я спускаюсь в метро, подхожу к вагону.Вспышка бьёт по глазам отражением ада.И уже ничего, ничего нам не надо.Сверху смотрит на нас, сострадая, Мадонна:видя наши тела, слыша вскрики и стоны,в пропасть рушится с нами небосвода громада.Жизнь абсурд – по Камю нас учили и Сартру.Меня нет – я разъят на молекул цепочки,а в ответ разбежится по траурным строчкамвесь мой мир: от цветущих фиалок Монмартрадо заношенной шапки из убитой ондатры,продолжая свой бег в этом круге порочном,пищевые цепочки пополняя собою.Ну, а правда сатрапа и ложь правдолюбцапроливными дождями нам на головы льются…Мы гордимся планетой своей голубою,и, бродя по трущобам звериной тропою,громко воем, завидев абрис лунного блюдца.«Куст одинокий…»
Я твой пасынок, Родина, я твой пасынок.
Я парнасцами твоими не обласканный.
Куст одинокий,импульс новеллы печальной.Гнёт атмосферы,и… покатился по свету.Где же истоки,где же твой след изначальный?В пламени верыжажда ответа,которого нету.Кончилась качка,передохни, друг опальный.Стихли боии не свистят больше пули.Что же ты плачешьпасынком родины дальней,корни твоисеткой венозной раздулись.Щедрую почвутело беззлобно отторгло,а в поднебесьептиц перелётная стая…В круге порочномты наступаешь на горлособственной песне……облако медленно тает.«Порою сумеречной, росной …»
Порою сумеречной, росной —природой русской заарканен —я выхожу на берег плеса,посеребренного в тумане.Передо мной разверзлась вечность.Окутан дымкой серебристой,меня в лицо целует вечер,такой пронзительный и чистый.Здесь обозначена приметадробящих воздух междометий.На стыке музыки и света,на рубеже тысячелетий.У поэта вышла книга
Июль, жара, средина лета…В аллеях парков городскихбомжи гуляют и поэты,соображая на троих.А на шоссе вдруг тормоз взвизгнет,а на шоссе рессорный скрип…Проносятся любимцы жизнипод сладостный болельщиц всхлип.Издали книжку в «Геликоне».Теперь сомнений больше нет,и Рудис, словно вор в законе,стал коронованный поэт.А ты не создан для бумаги,хоть наследить успел на ней,твоих столбцов бредут варягичем безысходней, тем верней.Нет у тебя надежной ксивы.Твой статускво на волоске.Проходишь гордый и красивыйты по нейтральной полосе.Издали книжку в «Геликоне».Настала Рудиса пора.Вегоновцы в его «ВеГоне»скандируют ему «ура».Поэт выходит к людям. Слезыскупые по щекам ползут.Благодарит без всякой позыза то, что оценили труд.Благодарит семью и школу,а также Машин с Динкой вклад,Житинскому поклон до пола,Мошкова вспомнил «Самиздат».Издали книжку в «Геликоне».Житинский, гранд тебе мерси,а я твержу, как фраер в зоне:«Не верь! Не бойся! Не проси!»Но как-то раз, гуляя в парке,как фавн, стремителен, суров,вдруг увидал сей книжки гранкив руках хорошеньких особ.Я подошел, смешно представясь:«В сети известный графоман».Они же вздрогнули, уставясьна оттопыренный карман.Переложив под мышку пушку,продолжил, щерясь, як сатир:«Простите, леди, я не Пушкин,да, но и Рудис не Шекспир…»Издали книжку в «Геликоне»,и этой книжки теплый свет,сердца двух женщин переполнив,внушил им, что и я поэт.Еще встречаются особы,не западающие, блин,на мерсы шестисотый пробыолигархических мужчин.Порою, сладостные всхлипыизвлечь из них нам не в укорспособны страждущие типы,из слов рисующие вздор.Издали книжку в «Геликоне».Житинский, черт тебя возьми,в моем беднейшем лексиконенет слов признания в любви.…и строчек пять из книги Юрыпрочел на память, впопыхах.Моя курьезная фигурауже им не внушала страх.Одна шепнула пред рассветом:«Тобой заполнен весь мой кров,как эманацией поэтас тех ярославских берегов».«С детства вижу картинку…»
С детства вижу картинку:вдаль струится ручей…Я бессмертной былинкойна скользящем лучев непрерывном движенье,веру в чудо храня,вдруг замру на мгновеньеу излучины дня.Перед встречным потокомвсплесков полная горсть.Стайки трепетных токов,обретающих плоть.«Чтоб не спугнуть парящий символом-мячиком рок…»
Чтоб не спугнуть парящий символом-мячиком рок,я привстаю с кушетки, держа в руках пульт, осторожно.Кто же тут правит бал: дьявол иль всё-таки Бог?Траекторию полёта мяча рассчитать невозможно.Ранее я утверждал, что дороже победных голов,как разновидность инцеста, – пресловутая духовная близость.И действительно, дух поглощает антагонизм полов,перебарывая природную человеческую стыдливость.А на футбольном поле, смешивая грязь и пот,пробуждая в толпе агрессию и слепые витальные силы,футбольного действа месиво заваривает свой компот,вытягивая из футболистов последние соки и жилы.И, внося свою лепту, фальшь бьёт наотмашь и наповал.Продажность судей оценит даже неисправимый романтик.Омерзительно, когда австралийцев выбивают сомнительнейшим пенальти.Непростительно, когда Германию протаскивают в полуфинал.Но когда счастливые футболисты от усталости валятся с ног,а людские сердца от гордости захлёстывают волны спазмов,я понимаю, что закономерный, спортивный итогвыше любых, даже самых одухотворённых оргазмов.Пророк 2
Я сидел и курил на крылечке,наблюдая реформ плавный ход,но зашли ко мне в дом человечки,объявили, что грянул дефолт.На лужайке своих пас овечек,от людской укрываясь молвы.Прилетели опять человечки,и не стало овечек, увы.Мы с женою лежали на печке,наступление ждали весны.Заползли к нам в постель человечки,и не стало, не стало жены.Отдыхал я однажды у речкина зелёной, душистой траве.Вдруг приплыли опять человечки,поселились в моей голове.В моём доме четыре протечки,ни овечек уж нет, ни жены,но живут в голове человечки,крутят мне разноцветные сны.В храм сходил и поставил там свечку,чтобы сгинуло горе моё,но живут в голове человечки,не хотят выходить из неё.Ни чечен, ни еврей, ни татарин,ни чистейший по крови русак —ЭНЭЛОИЭНОпланетянинв моём доме устроил бардак.Так не стало мне в жизни покоя,очевидно, пришёл мой черёд,и, махнув на свой домик рукою,я пошёл по дороге вперёд.По вагонам я стал побираться,там, где можно, стал песни орать:«Ах, зачем я на свет появился,ах, зачем родила меня мать».Но детина один здоровенный,отобрав у меня свой оброк,мне сказал: «Ты, как видно, блаженный», —по Ахавьеву, типа пророк.Не просил я у жизни иного,но начался в ней новый отсчёт.Про любовь пусть поёт Пугачёва,про природу пусть Филя поёт.И живу я – блаженное чудо —на просторах блаженной страны.У нас много блаженного люда,но не каждый дойдёт до сумы.До тюрьмы здесь доходит не каждый,но одни мы все песни поём.Ах, залейте мне, граждане, жаждуиз монеток звенящим дождём.Ах, не верьте, не верьте цыганкам,ведь обманут, монистом звеня,Вы мне спиртом наполните банку,Вы послушайте лучше меня.Расскажу вам, что ждёт ваших деток,испытают ли крах и нужду…Ах, насыпьте, насыпьте монеток,а потом я всю правду скажу.«Каскад прудов, заброшенных, ничейных…»
Каскад прудов, заброшенных, ничейныхкуда я прихожу порой вечерней —покрытых тиной и зелёной ряской,и водорослей целые семействакак бы в предчувствии ночного лицедействавзирают на меня с опаской.Вода и зелень – символ совершенства.На свете нет приятнее блаженствасмотреть, как пробуждаются виденья…Ложится темень на ночные воды,деревьев тени водят хороводы,в природе начинается броженье.Каскад прудов – ПРА-образ древних капищ.От веток ивы, как от чьих-то лапищ,я отшатнулся. Пискнула зверюшка…А на прудах мелькали леших тени,кузнечик стрекотал, русалок пенье,вдобавок квакали, как пьяные, лягушки.И уханье какой-то странной птицы,желающей воды с гнильцой напиться…И чваканье, и хруст костей, и шёпот…А светлячки весь берег запалили,потом попрятались в бутонах стройных лилий……и табунов был слышен гулкий топот.Но только утренней звезды пробьётся лучик,ночных мистерий мир тотчас отключат.В каскаде – пруд один, очищенный от тины.В нём отразится свод небес лазурный,он нам дороже прелестей гламурных.Сменяют шабаш мирные картины.Зажглись на солнце купола церквушки местной,лазурь и золото бал правят повсеместно.Легка дорога к храму и светла.Святой источник Преподобной Анныв меня вольёт бальзам небесной манны,и продолжается игра добра и зла.«Ты подошла к окошку…»
Ты подошла к окошкус улыбкою виноватойи протянула ладошкик желтой косе заката.Время сужает рамки,я раздвигаю границы.Долго еще подранкибудут ночами сниться.Все – что ушло в бессмертье,вспыхнуло и пропалоночью, Вы мне поверьте,светится в полнакала.Выщерблено на камне,где-то там затесалось,иль протоплазмой в магмебудит слепую яростьвновь прорываясь к жизникаждой угасшей клеткой…Вдруг тормозами взвизгнету роковой отметки.«Храм у подножия Парнаса …»
Храм у подножия Парнаса —епархия дельфийских пифий.Храм сына Зевса – Аполлона.Доисторические расыисторию творили, мифы,и жили по своим законам.По Ницше, буйный бог Дионисв кругу сатиров и вакханок;где фаллос – символ плодородья;со смыслами не церемонясь,инстинктам расширяя рамки,бал правящий в своих угодьях,стал антитезой Аполлона,чей культ непререкаем в Дельфахсредь родовых аристократов.Огонь сбегал с парнасских склоновпсиходелического шлейфадионисийского разврата.В Палладе просыпалась жалость.Акропль хранил свет Парфенона,отображённый свет, небесный.Богиня мудро улыбалась,и, гладя девственное лоно,вновь снаряжала в путь Гермеса.Предостережение
Народ, приученный к тому,чтоб целовать тирану руку.Порядок – высшая наука —дан осторожному уму.Квасной патриотизм порукой —и обойдем суму, тюрьму.Штандарт державный нежным звукомвнушает: «Верь мне одному!»Но там, где правит раболепство,где каждый орган – орган слуха,вдруг видят с горней высоты:взрыв назревает по соседству,и человеческого духапримеры редкой красоты.Триптих 2
1Ты сытый и обутый.Куда тебя влечет?Ты алчешь мякоть фрукта,сорвав запретный плод.Кто там кричит: «О нравы!»При чем твой смирный нрав,ты верный сын державы,и ты, конечно, прав.2Порталы пантеонато бросят в жар, то в холод.На знамени Маммона,а раньше – серп и молот.Сквозь рыночные жерлак нам подползает голод.Какие еще жертвыждет кровожадный МОлох?3…И губы обметалоу страждущих ответрасплавленным металломвзорвавшихся планет.И я ответ взыскую,насквозь изрешечен,вертя турель вслепуюраспавшихся времен.Но солнце вмиг пробилостуденистую рань.Горящею просвироймне обожгло гортань.Ну, с мертвой точки сдвиньсяв слепом круженье дня.В священном триединствеон смотрит на меня.Я верю, очень скоро —отныне навсегда —на трепетных просторахвзойдет Его звезда.Взойдет Его соцветьена солнечной межев конце тысячелетья —последнем рубеже.Крещение
В преддверье нового потопакто, человек, скажи, ты есть.И что влечет так на Голгофутебя: тщеславие иль месть,порывы чести и добра……Провозгласила отчужденье,став первой вехой Восхожденья,измены острая игра.Идет жестокая работа,где правит бал сизифов труд,но поцелуй Искариотаразрыв земных семейных пут.…и Он лицо твое омылпод завывание синкопы……и путь открылся на ГолгофурасКРЕпоЩЕНИЕМвысших сил.«Реальное непостижимо…»
Реальное непостижимо,но сон, фантазии, игра,порой, нам представляют зримо —во что мы верили вчера;а то, во что сегодня верим,вдруг нам предстанет в неглиже,и тайные раздвинув двери,вплотную подойдёт к душе.Архетипическое рядом:неясных смыслов слышим речь —из шифров, символов тирады —мы их должны понять, сберечь.Мы их должны очеловечить,наполнив вечное собой,идя на зов неясной речитой первобытною тропой,которой пращуры ходили.Инстинкты надо подкормить…Проносятся автомобили……взыграла кровь, прибавив прыть.С сигарой сидя в грандотеле,роскошно прожигая жизнь,мы вдруг услышим птичьи трели,увидим солнце, неба синь.И мы поймём: вся наша драмав том, что роднее нет земли —где нас вынашивала мама,где нас любили, берегли.За отчий край свой, за отчизну,как в омут с берега нырнув,солдат готов расстаться с жизнью,мгновенно, глазом не моргнув.Мы все – солдаты, неконфликтны,реликты чтим своих торжеств…И это главные инстинктывсех человеческих существ.Часть II
«Да, мы рыбы красно-золотые…»
«Мы не рыбы красно-золотые…»
О. МандельштамДа, мы рыбы красно-золотые,и не ребрышки – соленой масти кость.Прогрохочет конница Батыя,окающая дымится плоть.Отчего же в водном окоеметак разбросан наш с тобою путь?И при встрече на крутом изломе:«Уходи! Постой, еще побудь!»«Роман конца сезона…»
Роман конца сезона,под занавес роман!На гаснущих газонахпоследний ураган.На гаснущих газонах,на стынущем песке,на сумеречных кронахв предутренней тоске.«Поле все золотое…»
Поле все золотое…Все назойливей зной.Я спасаюсь от зноясредь прохлады лесной.Но я в мире изменчивомвечный пленник полей.Мягким локоном женщиныльется солнца елей.«Дом вздрогнул, рухнул и затих…»
Дом вздрогнул, рухнул и затих.Я с детства жил в тебе, дружище.Стоим мы с дочкой средь пустыхглазниц родного пепелища.А небо шлет дары свои,справляя бесконечно тризныи на развалинах семьи,и на развалинах отчизны.«Играя в вихре ярких красок…»
Играя в вихре ярких красок,звук обнажает темперамент.Она собой напоминаетв стремительном полёте барса.В движеньях резких ток играет,нас погружая в царство транса.Огня пылающий орнаментвокруг неё бушует властно.Очнулись.Новое виденье.К нам нежности поток струитсящемящим, мягким, страстным звуком.В сто раз дороже упоенье.И сердце бьётся, словно птица,взмывая к новым сладким мукам.«Отрешусь и зароюсь…»
Отрешусь и зароюсьв сумрак улиц хмельной,где ночною пороюя бродил под луной.Воздух резкий был чистый,абрис дыма вдали,и слегка серебристыйшел парок от земли.И ночная прохладав купах сонных дерев…Сердце вскрикнет надсадно,в небо выплеснув гнев:«Где в заоблачных паркахотыщу я ваш след,этот теплый, неяркий,искупительный свет?»«Пистолет заряжен…»
Пистолет заряжен,а кувшин наполнен.Критик мой продажен,приговор исполнен.Палачи в прихожей,сердце бьется гулко,то, что было рожей,стало рыхлой булкой,то, что было сердцем,растеклось по полу.Ты прикроешь дверцу,взгляд опустишь долу.Ты прикроешь дверцуи пойдешь сторонкой.То, что было сердцем,прокричит вдогонку:– Ты прости, дурашка,что тебя не слушал,что в компашке с бражкойзаложил я душу.Не ценил я благо,что тобой мне дАно,и стихи слагалисьтолько с полупьяна.Но всегда и всюдузащищал гонимых.Творческому зудупредпочтя рутину,я не стал поэтом,да и слава Богу,видно, в мире этоместь важней дорога.Не смотри сурово,проводи со смехом,и важнее СЛОВА —сдохнуть ЧЕЛОВЕКОМ.«Как саркофаг над Чернобылем…»
Как саркофаг над Чернобылеммрачным вырос надгробием,так надо мной мои фобии.Кто же мне даст ответ?Скачут вопросы вечные,словно друзья беспечные,клятвы звучат подвенечные…Мягкий струится свет…Спорю с незримой силою,плачу и сублимирую,кто же найдёт мою милую.Внятная слышится речь:– Слушай, мужлан неистовый,коли ты ищешь истину,коль погрузился в мистику,должен ты пренебречьжизни мишурной благостью,сладкой манящей радостью.В Лоне Великой Слабостиверен останься Ей.Это твоё избрание,мягкое звёзд сияние,рек полноводных слияниев мутном потоке дней.Это Её решение,тусклое звёзд свечение,над здравым смыслом глумление.Чем же ты Ей так мил?Знать, на тебе отметина,тает в зубах сигаретина,стынет на вилке котлетина.В жилах избыток чернил.Будут ли в жизни женщины,будут разрывы, трещины.Всё, что тебе завещано, —только Она сбережёт.Что Вы глядите, архаровцы,как я шагаю к старости,я не нуждаюсь в жалости.Выставьте гамбургский счёт.В жарких Её объятияхмне не страшны проклятияпишущей нашей братии.Сказано ведь: «Иди!»Вот я иду и каркаю,кровью порою харкаю,где б взять бумагу немаркую.Нет мне назад пути.Лицедей
Постиг ты тайны лицедейства,и вот заслуженный финал:в восторге рукоплещет зал.Достигнув в действе совершенства,гордись, ты про-фесси-онал.И вновь на сцене, в сердце ярость,Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги