Монмартрская сирота

Глава I

Два путника или, вернее, два беглеца – негр и молодая белая девушка – брели, едва передвигая ноги, по отвратительной дороге, с ухабами и рытвинами, усеянной Острым красным булыжником, причиняющим невыносимую боль ногам.

Он – седой старик, с короткой щетинистой бородой, искривленным от страданий ртом и зияющими ранами вместо глаз. Едва прикрытый изодранной в клочья одеждой, носящей следы недавней борьбы, сильно запыхавшийся, измученный долгой дорогой, идет он, пошатываясь и спотыкаясь о камни, раздирающие в кровь его голые ноги.

Она – удивительно красивая, совсем молоденькая, почти дитя – ведет старика за руку, пытаясь облегчить ему путь, но сама на каждом шагу спотыкается, стонет и, несмотря на сверхъестественные усилия сдержать себя, иногда горько жалуется на судьбу. Время от времени она оборачивается и тревожно оглядывает пустыню полными слез голубыми глазами, со страхом ожидая, что вот-вот нагрянут враги.

Вот стон снова срывается с ее губок – видны два ряда жемчужных зубов, созданных для счастливой улыбки.

– О, я изнемогаю… Жо… Мой добрый Жо… Я, кажется, сейчас умру…

Несчастный старик со вздохом остановился и мягким, певучим, голосом, свойственным лишь неграм, произнес:

– Не теряйте бодрости, мадемуазель Элиза. Золотые россыпи недалеко… Мы найдем белых, которые нам помогут!

Изможденная и задыхающаяся, девушка собралась с последними силами и попыталась продолжить путь. Пошатываясь, она сделала несколько торопливых шагов, но ноги у нее подкосились, и она тяжело опустилась на землю.

Ломая в отчаянии руки, она, обессиленная, прошептала:

– Бедный мой отец… Дорогая матушка… В руках этих разбойников… О, кто, кто их спасет!..

– Милосердный Бог не оставит их, – пытался успокоить ее негр.

Девушка лихорадочно отбросила свои тяжелые светлые, с золотистым отливом волосы, беспорядочно разметавшиеся во время бегства.

– Это невыносимо… невыносимо… Неужели надо мной висит проклятие, и я ничего не смогу сделать для их спасения!..

Несчастный старик, тронутый этим взрывом отчаяния своей молодой госпожи, энергия которой изумляла и приводила его в восторг, застыл, стоя в грязной рытвине и дрожа, как на морозе, под яркими и горячими лучами солнца. Не зная, чем и как утешить девушку, он и сам заплакал.

О ужас! Из его глаз покатились жгучие слезы, оставляя алый след на изуродованном лице.

Несчастный старик плакал кровавыми слезами.

Молодая девушка вздрогнула от ужаса при виде этого зрелища.

– Жо… мой бедный, дорогой Жо, – прошептала она. – Проклятое золото… Из-за него тебе выкололи глаза… Из-за него отец и мать попали в плен… и их теперь пытают… Бедный мой отец!.. Он опьянялся собственными словами, говоря: «Больше чем на сто миллионов… Я буду королем золота…»

– Господин говорил правду: так оно и есть.

– А ты… зачем ты не открыл бандитам, где сокровища?.. Мы не знали бы тогда этих несчастий.

– О, я не хотел, я не смел… О нет, никогда!.. – решительно возразил негр.

– А теперь… Мы обречены на смерть от голода, жажды, страха и усталости… Нас преследуют… Я это чувствую… Вот-вот нас догонят негодяи бандиты, гораздо более коварные и жестокие, чем индейцы… Они замучат нас самыми изощренными пытками.

– Мы уйдем… Мы найдем поле золотоискателей… Поле там, недалеко…

– Я едва держусь на ногах…

– Мадемуазель Элиза… Моя дорогая, маленькая Элиза, ваш старый Жозеф понесет вас… – предложил девушке готовый на любое самопожертвование старый негр, забыв и страшную усталость, и страдания, причиненные ему только что совершенной над ним ужасной операцией. – Будьте моими глазами, а я буду вашими ногами, – продолжал он. – Ведите меня… Указывайте мне сторону, где восходит солнце… там мы найдем белых… там мы найдем спасение…

Девушка с трудом поднялась на ноги и, достав платок, с нежностью и любовью вытерла лицо старика.

Затем она обвила руками его шею и, прикоснувшись губами к его впалой щеке, поцеловала бедного негра, сердце которого радостно забилось от этой ласки.

– Идем… – промолвила она. – Я немного отдохну, и мы пойдем рядом.

И вот, опираясь друг на друга, эти два существа, которые, казалось, олицетворяли собой страдание и несчастье во всем их ужасном, душу надрывающем виде, медленно двинулись вперед под знойными лучами солнца по направлению к зеленому холмику, видневшемуся на горизонте.

Еще четверть часа мучительной дороги – четверть часа невыносимой пытки.

Жо совершенно обессилел, он едва переводил дух и только невероятным напряжением воли держался на ногах. Элиза, крепко обхватив его за шею, слышала неровное биение старческого сердца и со страхом чувствовала, что хриплое дыхание Жо становится все прерывистее.

Казалось, вот-вот он упадет и уже не сможет подняться. Не было сил и у Элизы.

И вот, когда путники уже потеряли всякую надежду, где-то за деревьями раздалось несколько выстрелов.

– Туда!.. Лагерь золотоискателей… Милая Элиза, мы спасены!.. – радостно воскликнул старик.

Девушка, хорошо знакомая с американскими нравами, прекрасно знала, что на Дальнем Западе, куда уже начала проникать цивилизация, алкоголь и порох обязательны в часы развлечений.

– Рудокопы выпили и гуляют, – продолжал старик веселым тоном.

Ковбои, скотоводы и искатели золота живут с револьвером или винтовкой в руках, и любой пустяк может стать поводом для стрельбы. Каждый удачный ход во время картежной игры, каждый меткий удар игральной кости знаменуются выстрелом. В театре град пуль заменяет аплодисменты, превращая в решето деревянную крышу дрянного балагана, наскоро сколоченного в центре поселка, состоящего из шатров и бараков.

Какой-нибудь весельчак, желая пошутить, пулей выбивает у приятеля сигару, которую тот курит, прогуливаясь.

Да, Элизе все это было знакомо; ее страшила лишь мысль, как бы вместо дурно воспитанных авантюристов, бесшабашных, но безобидных, не наткнуться на грубых пьяниц, отравленных алкоголем, на безумцев, затевающих кровавые драки и беспричинно убивающих друг друга.

В этой местности, граничащей с Новой Мексикой, Техасом и территорией, заселенной индейцами, где нет иного права, кроме права сильного, иных развлечений, кроме дикого разгула, встречаются отъявленные негодяи, бродяги, выбитые из жизненной колеи.

Однако в этой ситуации беглецы могли выбрать только одно из двух: погибнуть или попасть в этот ужасный вертеп, где все же, быть может, им будет оказана помощь.

Элиза знала, что пионеры постоянно борются с индейцами, пробивая себе путь к обширной долине, окруженной скудными небольшими рощами, ежедневно опустошаемыми пилой и топором. Несколько мутных ручейков вьются по этой долине, поверхность которой, изрезанная во всех направлениях рытвинами, свидетельствует об упорном, но лихорадочном труде человека. Всюду видны сотни продолговатых четырехугольников и столько же наполненных песком ям. Всюду заступы, лопаты, оловянные и деревянные дощечки, ящики из досок, странные инструменты из ивового дерева, формой напоминающие детскую колыбель. Тут же на песке валяются тысячи коробок из-под консервов.

Этот обширный участок, теперь безлюдный, и есть Золотое Поле.

Прямоугольные ямы – те самые claims, как их называют золотоискатели, откуда добывается золотой песок. «Claim» означает то условие, по которому рудокопы допускаются к работам. Брошенные инструменты – это орудия золотоискателей, которые, предавшись бурному разгулу, забыли обо всем на свете.

Здесь же, на этом поле, зарыты тела убитых, подкарауленных алчными людьми, которых страсть к наживе пригнала сюда со всех концов земного шара. Население долины состоит из рабочих и бандитов, привычных к самому тяжелому труду и самым страшным излишествам. Их около тысячи, а может быть, и больше – точно неизвестно; но число их возрастает ежедневно, и через месяц, вероятно, их наберется до десяти тысяч. Они теснятся в телегах и сооруженных на скорую руку палатках, а иные, основательно относящиеся к жизни, умудрились выстроить грубые хижины из толстых бревен, скрепленных болтами. Все вместе имеет вид беспорядочно раскинувшегося городка с населением из англичан, немцев, янки, евреев, португальцев, перуанцев, аргентинцев, испанцев, китайцев, ирландцев, кабатчиков, отравителей, воров, мошенников и убийц, готовых на все ради удовлетворения своих алчных аппетитов.

Затеянная неизвестно по какому поводу оргия была в настоящий момент в самом разгаре. В воздухе чувствовался – запах алкоголя, пороха и крови. Кабаки, претенциозно переименованные в «салуны», были битком набиты, и содержатели этих притонов обделывали «золотые» дела.

Таков был тот ад, куда попали вконец измученные старый негр Жо и прелестная Элиза, девушка не только с французским именем, но и с очаровательной внешностью настоящей парижанки, да, парижанки, поскольку, как увидят читатели, она была родом с Монмартра.

Прибытие двух беглецов осталось бы незамеченным, попади они сюда в разгар рабочего дня: они могли бы найти покровительство у какого-нибудь золотоискателя, быстро разбогатевшего благодаря счастливой находке. Легкая нажива делает человека радушным и щедрым. Таковы рыцари зеленого поля, таковы и искатели золота – те же игроки, но не на зеленом, а на золотом поле, так же подверженном случайностям.

Громадный техасец заметил беглецов в тот момент, когда Элиза, которая не могла долее терпеть мучительную, изнуряющую жажду, стояла на коленях перед ручьем и, превозмогая отвращение, пила илистую воду.

Ростом в шесть футов, с могучим, но нескладным станом, грудью коренника и испитым лицом, на котором отражались все дурные страсти, возбужденные алкоголем, этот человек олицетворял собой физическую силу, грубую и неукротимую.

При виде молоденькой девушки, которая похолодела от ужаса, заметив его, он разразился грубым смехом:

– О черт возьми!.. Это маленькая француженка с той стороны… Немного оборвавшаяся во время путешествия, но прелестная…

Побледнев, она отшатнулась от него и бросилась бежать.

Он снова закатился скотским смехом и крикнул:

– Привет!.. С каких пор не узнают приятелей?

Увы, она прекрасно узнала этого человека, который бродил вокруг их фермы, названной в честь далекой родины Монмартрской.

Он всегда бросал на девушку взгляды, приводившие ее в трепет, и, вопреки обычному уважению, с каким относятся американцы к женщине, позволял себе дерзости.

Теперь слепая судьба столкнула ее с этим негодяем, который всегда внушал ей безумный страх и непреодолимое отвращение.

Он бросился за ней и без труда догнал ее.

Ни слезы, ни мольбы, которые могли бы, кажется, смягчить даже зверя, не оказали на техасца никакого действия. Схватив девушку за волосы, он притянул ее к себе, пытаясь поцеловать, – от него разило алкоголем и нюхательным табаком.

Душераздирающие вопли Элизы сопровождались отчаянными возгласами слепого: он шел на ощупь, с вытянутыми руками и, наткнувшись на камень, беспомощно упал на землю.

Эти крики донеслись до пировавших в тавернах, и они прибежали на шум.

При виде гиганта, в руках которого билась молодая девушка, послышались шуточки и остроты.

Негодяи протягивали руки и теребили несчастную девушку, которая, поддавшись слабости, свойственной ее полу и возрасту, продолжала горько плакать.

Жо, смятый толпой, не мог подняться и страшно кричал от боли.

Это вывело из себя Бена, и он зарычал:

– О дьявол! Заставьте замолчать этого негра или я убью его как собаку!

– Что же нам с ним сделать?

– Опоите его! Откройте ему глотку и лейте виски, пока он не лопнет!

Это дикое предложение вызвало взрыв восторга.

В мгновение ока Жо был распластан на столе с воронкой во рту.

Пока одни хохотали до упаду над судорожными движениями несчастного слепого, подвергнутого ужасной пытке, другие вопили хриплыми, пьяными голосами, решая, что им делать с Элизой.

Измученная усталостью, лишениями и страхом, девушка испустила слабый крик, похожий на жалобный писк смертельно раненной птички, и упала без чувств.

Глава II

Приспешников Бена было человек двадцать пять или тридцать. Это были отъявленные бандиты, отребье Золотого Поля, население которого состояло исключительно из подонков общества. Чтобы никому не было обидно, решили разыграть молодую девушку в лотерею.

Бен, сопровождаемый дико ревущей, пьяной и оборванной толпой, перенес бедную Элизу, еще не очнувшуюся от обморока, в свое жилище.

Нельзя сказать, чтобы оно поражало роскошью. Это была комната футов пятнадцати в длину и двенадцати в ширину. Обстановка состояла из двух кроватей или, вернее, двух огромных деревянных ящиков, наполненных маисовыми листьями и покрытых мехами, правда очень красивыми. Деревянные стены во всю длину были завешаны седлами, уздечками и винчестерскими ружьями. На полу в качестве подстилок валялись отвратительные лохмотья, издававшие острый, тошнотворный запах диких зверей.

Гигант положил девушку на одну из постелей и вышел.

Встретив на пороге близкого приятеля, он быстро наклонился к нему и отрывисто шепнул на ухо:

– Пятьсот долларов, если поможешь мне выиграть… если нет, удар ножа между лопаток…

– Ладно… можешь быть спокоен, – ответил тот, прельщенный крупной суммой и обеспокоенный угрозой.

Местом для розыгрыша золотоискатели выбрали самую, по их выражению, «выдающуюся» в Золотом Поле таверну.

«Выдающийся» – один из их любимейших эпитетов для выражения превосходства.

Таверна эта называлась «Dèesse Fortune» и принадлежала Джошуа Отравителю. Это было нечто в роде местного Cafè Anglais или Maison Dorèe.

Бывший ученик аптекаря, Джошуа Отравитель, попавший в Золотое Поле в силу некоторых обстоятельств, о которых он благоразумно молчал, весьма успешно применял свои профессиональные познания, приготовляя убийственные напитки, столь любезные американским глоткам.

Он, между прочим, успел приобрести громкую известность среди населения Дальнего Запада горячительными напитками собственного изобретения. Его изобретательности, например, обязаны своим существованием так называемые «булавочный» сироп и «тарантуловая» настойка – два напитка, которые даже американцы находят лютыми.

Первый из них – невинная смесь сахарной водки, кайенского перца, безводной серной кислоты и патоки – употребляется как легкое средство, возбуждающее аппетит. Второй напиток появляется на столе только в исключительных, высокоторжественных случаях, и с составом его, как и с действием на организм, читатель познакомится несколько ниже.

Отравителю, который славился среди золотоискателей как большой грамотей, было поручено надписать на тридцати двух билетиках имена участников лотереи.

Пока он, не торопясь, выводил каллиграфически букву за буквой, чтобы посетители успели выпить на большую сумму, пред ним вырос золотоискатель, подкупленный Беном, и шепнул ему:

– Мы разыгрываем девушку, из-за которой Бен готов рискнуть головой. Во что бы то ни стало он должен ее выиграть. Ты положишь в карман двести долларов, если на всех билетах будет имя Бена…

– Понятно, – ответил тот с видом человека, понимающего с полуслова, и принялся быстро свертывать билетики, подделать которые ему было легко, потому что никто ничего не подозревал. Затем он сложил их в засаленную поярковую шляпу и знаком подозвал служанку-ирландку, напившуюся почти до бесчувствия.

Она с важностью выслушала хозяина, выпила, вероятно для прояснения мыслей, стакан «булавочного» сиропа и заговорила ужасным хриплым голосом:

– Я понимаю… Вы хотите, чтобы я вынула наугад одну из этих бумажек… Это лотерея, не так ли?

– Да, лотерея.

– А что даст мне выигравший?!

– Десять долларов и поцелуй!.. – крикнул кто-то.

– О, поцелуй!.. Я предпочитаю кружку «тарантуловой» настойки. Ее требуют не особенно часто… Право, нынешние мужчины разучились пить.

– Если я выиграю, так ставлю целый бочонок, – предложил Бен.

Взрыв аплодисментов раздался в ответ на это обещание.

Мегера опустила руку в шляпу, вынула одну бумажку и подала ее содержателю притона.

Тот медленно развернул ее, расставил ноги и, чтобы окончательно усыпить подозрительность участников лотереи, крикнул:

– А мне что даст счастливец?

– Пятьдесят долларов… Шестьдесят… Сто…

– Это недурно, но все же не так уж щедро.

– А ты, Бен, отчего ты ничего не говоришь?

– Пятьсот долларов. Да расстреляет черт мою душу!

– В добрый час! Вот что значит говорить по-джентльменски. Тебе посчастливилось, приятель. Выигрыш за тобой… Посмотрите, джентльмены, на билете выведены все до одной буквы: «Бен Рэнджер».

Раздался гром проклятий и аплодисментов, сопровождавшийся звоном разбиваемой посуды и треском револьверных выстрелов.

Бен вынул из-за пояса горсть золотого песку, положил ее на стол и вышел.

Товарищи его, беспрерывно пившие со вчерашнего вечера и не менее пьяные, чем он, закричали ему вслед:

– Э, как?.. Уже?.. А «тарантуловая» настойка?.. Выпей свою часть…

– Нет… нет… я спешу, – отказался Бен.

– Ладно, мы проводим тебя до дому.

– Как хотите.

Разбойники двинулись в путь, горланя песни, паля из револьверов и продолжая свою попойку в кабаках, которыми была буквально усеяна их дорога.

Во время этой лотереи, длившейся часа два, Элиза, запертая в хижине бандита, мало-помалу пришла в себя. Она стала вспоминать все, что случилось с ней после того, как она, измученная всякими злоключениями, пришла просить защиты у людей своей расы от бесчеловечных преследователей.

Разве эти люди чем-нибудь отличались от тех бандитов? Увы, они нисколько не уступали в свирепости и зверстве чудовищам, которые отняли у нее родителей и изуродовали бедного Жо, ее кроткого и преданного друга.

Что стало с отцом и матерью? Что теперь с бедным Жо? Какая участь, хуже всяких несчастий, даже хуже смерти, ждет ее?

К ней возвратилась ясность мысли, и она с трепетом стала думать об ужасающей действительности.

Вынужденный отдых в логове негодяя, который с минуты на минуту должен был вернуться, придал ей немного бодрости. Девушка соскочила с постели и бросилась к двери, запертой только на задвижку. Она машинально открыла ее и хотела бежать из этого ада куда глаза глядят.

В это время к хижине подошла безобразная ватага.

Пьяные негодяи узнали беглянку и с криками окружили ее.

– Теперь ты моя! Я тебя выиграл! – обратился к ней Бен, схватив ее за руку.

Страх и отвращение удесятерили ее силы: Элиза выдернула руку, оставив в руках негодяя кусок сукна, и, как безумная, бросилась бежать.

Бен, спотыкаясь и пошатываясь, гнался за ней и, будучи не в состоянии догнать ее, бешено орал:

– Да зажарят меня в аду!.. Не уйдешь…

Она ловко увертывалась от него, а он все больше и больше свирепел, раздраженный неудачей и насмешками товарищей. Наконец он встал, тяжело дыша, вытащил револьвер и прицелился в девушку, которая остановилась перевести дух.

«Он убьет меня, – подумала она. – Пусть, тем лучше».

У бандита, однако, было другое намерение.

– Она бежит недурно, – загремел он. – Надо перебить ей одну ногу… Ногой меньше… Не все ли равно? Не так ли, друзья?

– Стой! – прервал его вдруг один из золотоискателей, вытаскивая револьвер. – Ты не должен ее калечить.

– Мое дело. Что хочу, то и делаю, – возразил Бен.

– А я этого не позволю. Убери револьвер, или я тебя пристрелю.

Бен пожал плечами, презрительно плюнул и выстрелил в девушку, но промахнулся, так как руки его дрожали от ярости.

В ответ грянул другой выстрел, и пуля угодила Бену в живот, туда, где видна подреберная впадина, – это излюбленное место американских стрелков.

Бен зарычал, как смертельно раненный зверь.

– Мерзавец!.. Ты убил меня…

– Я предупреждал тебя… Знаешь, бывают моменты, когда говорят только револьверы.

Чувствуя приближение смерти, колосс проткнул пальцем рану, из которой струей брызнула алая кровь, и, собравшись с последними силами, испустил долгий призывный крик со странными переливами.

Желая отомстить, умирающий прицелился дрожащей рукой в своего убийцу, но тот вовремя это заметил и выстрелом в висок убил его наповал.

Окруженная бандитами, Элиза и думать не могла о бегстве.

Минуту длилось трагическое молчание, вызванное этой непредвиденной драмой, которая была, как мы сейчас увидим, прологом другой, еще более ужасной.

На громкий призыв Бена из соседней таверны стремглав прибежал другой гигант. Увидев труп, он во весь голос завопил, прерывая рыдания страшными стонами:

– Мой брат убит!.. Мой брат убит!.. Кто убил Бена?

Все молчали.

– Отвечайте, отвечайте же, подлые трусы! – яростно кричал он.

– Это я, Фрэд, – с решительным видом ответил слегка побледневший убийца. – Выстрел был вполне законен… Я предупредил Бена.

– Ложь! – заорал Фрэд. – Бен укокошил бы пятерых таких, как ты…

С этими словами он, как бешеный, бросился на своего противника, который снова поднял револьвер и спустил курок, – револьвер дал осечку.

Взмахом могучей руки Фрэд повалил несчастного на землю, придавил ему коленом грудь, и ударом ножа перерезал горло.

Кровь полилась ручьем, образовав на белом песке красную лужу.

Еще одним ударом ножа свирепый золотоискатель отделил голову от туловища и, взяв ее за бороду, бросил к ногам Бена, рыча: «Ты отомщен, брат!»

Бедная Элиза с невыразимым ужасом наблюдала эту сцену.

Несмотря на то что она провела детство в пограничных местностях, ее поразило подобное злодейство.

Человека, полного сил и здоровья, кромсает на куски другой человек. Всюду кровь… Всюду трупы, даже там, где человек только что нарушил своим появлением покой девственной природы.

Значит, верно все то, что рассказывали про кровавые оргии пионеров-искателей золота, ковбоев, скотоводов и охотников, этих виртуозов ножа и револьвера! Значит, нет преувеличений в рассказах об их свирепости, об их потрясающем презрении к своей и чужой жизни!

Она считала себя погибшей: эта сцена, походившая на кошмарный сон, доводила ее до потери сознания, до мысли о смерти… быстрой смерти, которая избавила бы ее от ужасной муки.

Глава III

Охваченная ужасом, она не сводила глаз с бандита, от которого зависела ее участь.

Он был такого же гигантского роста, как и его брат, чей труп лежал тут же, распростертый на покрасневшем песке.

По акценту в нем легко было узнать уроженца Техаса, образчик тех янки, которые сами о себе говорят, что они наполовину лошади и наполовину крокодилы.

Между тем товарищи Фрэда ушли, горланя песни, в таверну Отравителя, оставив Элизу наедине с Фрэдом.

– Теперь они оставят нас в покое, – проговорил гигант, пожимая плечами. – Снадобье Джошуа отшибет им память дней на восемь, а некоторых и совсем спровадит на тот свет.

Из всех ядовитых напитков, употребляемых янки, самый страшный, несомненно, «тарантуловая» настойка, получивший, вероятно, такое название потому, что пьющий его совершенно теряет рассудок, как после укуса тарантула.

Состав этой настойки, открытый несколько лет назад Джошуа Отравителем, весьма несложен: нужно взять десять литров спирта, столько же килограммов сушеных персиков, две папуши черного табака, сорок литров воды и дать этой смеси перебродить.

Эта адская настойка, основой которой является никотин, вызывает у тех, кто может проглотить ее, злокачественное болезненное опьянение, которое продолжается целую неделю. Пьющие ее уподобляются буйным сумасшедшим: у некоторых начинаются судороги, а следующий за ними упадок сил нередко влечет за собой смерть.

Когда ревущая и жестикулирующая толпа скрылась за дверями таверны, острый взгляд Фрэда, прикованный к Элизе, несколько смягчился.

– Я хочу похоронить Бена; поможете ли вы мне? – обратился он к не перестававшей дрожать девушке голосом, звучавшим не так грубо, как раньше. – Это единственный человек в мире, которого я любил, – продолжал он. – Что будет дальше, не знаю.

Она наклонила голову в знак согласия, сообразив лишь только, что погребение на время отсрочит ожидающую ее участь.

Фрэд взял заступ и, отойдя шагов на сто, с лихорадочной поспешностью выкопал в золотоносном песке глубокую яму под одиноко стоявшим деревом. Когда могила была готова, он завернул труп брата в мех и опустил его на ее дно.

Засыпав могилу землей, он обратился к Элизе со словами, в которых слышалась грусть:

– Если вы знаете молитву, произносимую над могилой усопшего христианина, то прочтите. Я ее не знаю.

Просьба эта была равносильна приказанию, и девушка повиновалась. Она опустилась на колени на влажную почву, где сияло несколько золотых песчинок, и стала молиться, в то время как Фрэд вырезал ножом крест на коре дерева.