Domenicco
Без сна
Сон – наше все. Так говорили еще, пожалуй, древние греки…
Кто-то однажды сказал, будто для того, чтобы хорошо спать по ночам, нужно либо за день настолько сильно вымотаться, чтобы потом вожделенные подушка и одеяло показались тебе благом и самым настоящим подарком с небес, либо же абсолютно ничего не иметь в голове, и тогда все твои отсутствующие мысли уж точно никоим образом не смогут помешать провалиться в чистый и глубокий сон, а затем проснуться поутру отдохнувшим и выспавшимся.
Черт возьми, я не могу не согласиться с этим великим утверждением! Плевать на то, кто является автором сих слов – человек этот (человечище!) вне всяких сомнений гениален!
Все дело в том, что вот уже неделю я не сплю. Нет, вы, конечно же, можете усмехнуться сейчас и заявить, будто бессонница рано или поздно обязательно проходит, наберись терпения, парень, мы с тобой и все такое прочее, но… Как мне кажется, здесь все гораздо сложнее. Честно признаться, я даже не знаю, к какому именно доктору смогу обратиться с подобными проблемами, если все это дело вдруг перешагнет всякие границы разумного и, в конце концов, выйдет из-под контроля. Если только это, упаси Господи, уже не случилось…
Впрочем, я продолжу.
Все началось в минувший четверг (по крайней мере, лично я так для себя решил!), когда поздно вечером (часов в одиннадцать, никак не раньше) мне вдруг позвонил Шура и принялся торопить с историей, работу над которой я начал еще в прошлом месяце, и которая вдруг ни с того, ни с сего неожиданно застопорилась примерно на середине рассказа и все никак не желала двигаться дальше. Собственно, сюжет там не слишком и вычурен (молодая мамаша пытается свести концы с концами и после ухода из семьи мужа прокормить двоих детей, когда однажды вечером встречает в супермаркете незнакомца и тот предлагает ей одну весьма заманчивую сделку), но рассказ все равно шел, признаться, чертовски туго.
– Старик, я уже пообещал Питерсу, что готовая рукопись ляжет ему на стол не позже десятого числа следующего месяца, – Шура, как всегда, несколько торопил события (и, быть может, перегибал палку), потому как с мистером Альваро Питерсом (главным редактором второсортного журнала, посвященного фантастике, «The Torch») шутки были, в общем-то, плохи. – Как считаешь, есть смысл поторопиться? В этот раз колумбиец готов заплатить сразу и наличными.
Я оторвался от монитора, на котором до этого просматривал весь написанный за день материал, после чего, сдвинув на лоб очки, принялся массировать подушечками пальцев глазные яблоки.
– Не думаю, что закончу работу в срок, – я не особенно любил подобный треп (тем более, в телефонном режиме), и Шуре было хорошо об этом известно. Черт возьми, я вообще не люблю, когда меня торопят! – Могу подкинуть ему взамен кое-что другое. Тема давно готова, осталось только несколько отредактировать – и можно в печать.
Я надеялся купить этими словами Шуру, но где-то там глубоко в душе все же понимал бессмысленность этой затеи. Пусть мы с ним и болтались лишь только на уровне второсортных, почти неизвестных миру журнальчиков, работу свою надо было делать честно и, по возможности, в срок.
Он тяжело выдохнул.
– Приятель, до десятого числа еще двенадцать чертовых дней! – голос Шуры в этот самый момент, как мне показалось, был нарочито искусственным, словно он сейчас объяснял какому-нибудь несносному сопляку, как правильно вести себя за столом во время семейного ужина. – Неужели ты не сможешь закончить проклятый рассказ за это время, старик? Ведь Питерсу абсолютно плевать на то, каким именно получится у тебя объем.
Я хотел было завести речь о том, что во время работы предпочитаю не думать больше ни о чем другом, кроме рассказывания самой истории (быть может, сочтете меня глупым и немного не в себе, но я все же считаю, будто лучше копать «вглубь», чем «вширь»), но потом отказался и от этой затеи. Сообразил вдруг, что все эти мои сопли о том, будто мне не важны суммы гонораров и объемы самих произведений, лишь бы только работать, работать и еще раз работать, абсолютно никоим образом не отобразятся на собеседнике, и будет лучше, если я просто лишь вежливо пообещаю сейчас Шуре сделать все, что смогу, а затем и вовсе без лишних слов положу трубку, да и дело с концом.
– Хорошо, – я облизал губы и вновь принялся таращиться на монитор своего старенького ноутбука. – Я посмотрю, что можно сделать. У тебя все, мой верный Санчо Панса?
Последние слова явно подзадорили собеседника.
– Будут новости – позвоню, – он дал отбой, перед тем издав почти жизнерадостный смешок, и я остался сидеть в совершенно пустой и темной квартире перед сверкавшим в ночи ноутбуком, наедине с собственными мыслями.
После звонка Шуры в тот вечер я поработал еще около получаса, после чего вышел из комнаты, прошел в ванную, стащил там с себя всю нехитрую одежду (потертый зеленый халат, подаренный кем-то когда-то – уже и не вспомнить! – да нижнее белье) и, наконец, стал под душ.
«В этот раз колумбиец готов заплатить сразу и наличными…» – так сказал Шура, и почему-то именно эти слова взбрели мне в мозг в тот самый момент, когда я принялся намыливать волосы. Я вдруг задался вопросом, а стоит ли вообще вся эта моя писанина (которая, если верить словам Шуры, из года в год становится все более качественной) тех жалких монет, что нам готов заплатить их за нее коммерсант Питерс? Понимал всю абсурдность данной мысли, ведь на безрыбье и рак – рыба (звезд с неба мы с моим редактором уж точно не хватали!), да и цену себе набивать почем зря тоже в этот самый момент, пожалуй, не следовало, но размышления эти отчего-то все никак не покидали моего сознания.
Кончив мыться, я насухо вытерся огромным полотенцем с логотипом «Блейз», после чего, в костюме Адама (самом удобном и практичном из всех, кои только у меня имелись!), прошел в спальню и как подкошенный рухнул в кровать.
– Черт возьми, а ведь эти самые словечки «сразу» и «наличными» – тот еще, надо признать, двигатель! – я даже и сам не понял, с чего это вдруг подобная фраза вырвалась у меня изо рта. А ведь раньше я никогда не произносил подобного вслух. Плата за работу меня не интересовала почти, что в принципе, хотя, конечно же, и до чертиков приятно было слышать, как тебе на сотовый приходит сообщение о том, будто на номер вашей карты переведена очередная сумма, и вы прямо сейчас можете ринуться к ближайшему к вам банкомату с тем, чтобы тут же ее обналичить! Знакомое чувство?
Но я опять отвлекаюсь. Ухожу в сторону, подальше от тропы повествования (как почти наверняка ознаменовал бы сейчас все это Шура), и с этим надо что-то делать.
В общем, заснул я в ту ночь (кстати, с четверга на пятницу – смекаете, в чем здесь все дело?) никак не раньше полтретьего утра (Боже ты мой, а ведь еще два дня назад в это время я мог проснуться разве что только с тем, чтобы попить водички из холодильника!) и снился мне сущий бред.
Какая-то дамочка, стоящая прямо передо мной в очереди в супермаркете, сначала терпеливо ждала, когда же уже, наконец, подойдет ее черед платить по чеку (я успел заметить, что покупки ее были не столь уж и хитрыми – палка колбасы, батон хлеба, пакет молока и, как ни странно, упаковка семечек), а затем, должно быть, устав от томительного ожидания, принялась причитать что-то типа «как мне надоел уже этот ваш развитой капитализм, верните обратно товарища Брежнева!». В общем, все в духе бабушек, целыми днями сидящих во дворе и без конца перемывающих кости какому-то инженеру Петру Павловичу из третьего подъезда.
Я проснулся едва ли не в холодном поту, посмотрел на часы и тут же осознал, что еще до одури рано. Перевернулся на живот (до того спал на правом боку) в надежде вновь отправиться в страну грез (вот только уже в совершенно иной ее отсек), но не смог. Так и провалялся без сновидений до полшестого утра (мое обычное, «рабочее» время), когда вскочил на ноги, спешно заправил постель и отправился в душ.
Черт возьми, в пятницу до шести вечера я не смог написать (выдавить из себя – называйте, как хотите!) ни строчки. Лишь только ближе к началу седьмого пополудни пальцы мои, наконец, настучали на клавиатуре небольшую фразу «Она вновь вскрикнула, после чего выбежала из комнаты прочь» и мне, признаться, от всего этого стало грустно. А ведь еще до недавнего времени я, знаете ли, старался писать хотя бы по две страницы в день.
В восемь позвонил Шура.
Сначала привычно справился о том, как мое ничего, как себя чувствует творец строки из седьмого подъезда (а я и правда живу именно в подъезде с таким номером!), на что я ответил, будто все хорошо, работаю в поте лица и времени на этот его извечный треп, как всегда, нет.
– Старик, я сегодня поговорил с Питерсом, – наконец-то Шура перешел к сути дела. – Он готов несколько подождать и напечатать твой новый рассказ в номере, скажем, за пятнадцатое сентября.
Я сдвинул бровями.
– То есть, ты выбил для меня лишние пару дней? – в моем исполнении все это прозвучало, должно быть, как что-то, отдаленно похожее на благодарность фарисея. – О, великий редактор Шура! Пусть боги благословят тебя и ниспосылают только самые светлые свои дарования!
Несмотря на весь трагизм ситуации, слова сии (глупые, бессмысленные и, наверное, попросту неуместные здесь) дались мне, в общем-то, легко и непринужденно.
Но Шура все же пропустил их мимо ушей.
– Братец, ты должен удивить нас этой историей, – казалось, мой редактор верит в меня даже больше, чем я сам. – Как на счет совместного обеда завтра? Где-нибудь в «Южном Вокзале» или в «Парижанке»?
Шура, в общем-то, знал, куда бил (во всяком случае, целился верно!), и я на коротенький миг даже уже успел представить себе все те яства, что их мы с ним вполне могли бы отведать завтра в каком-нибудь из заведений. Но следующая мысль, влетевшая в мое сознание, о том, что «у тебя, дружок, творческий затык!»(быть может, то была просто лишь «черная полоса в жизни», если выражаться на манер все тех же бабушек возле подъезда), в конце концов порядком остудила весь прежний пыл.
– Мне некогда, и ты об этом знаешь, – быть может, слова сии слетели с моих губ и несколько резче, чем я рассчитывал, но Шура уж точно правильно их для себя истолковал. В конце концов, это ведь его работа.
– Ладно, старик, – он откашлялся. – Тогда до скорого. И помни – у тебя в запасе два лишних дня.
Мы попрощались с редактором, и я вновь принялся таращиться на экран ноутбука, абсолютно не ведая о том, каким именно образом можно было бы сейчас продолжить начатое повествование. Собственно, два лишних дня у меня появилось (в оставшиеся три надлежало сначала отослать рукопись в редакцию, а затем ожидать, пока ее там просмотрят и, наконец, напечатают), но что мне это дает? В какой-то момент времени я даже начал было задаваться вопросом, а не проще ли сразу рассказать обо всем Шуре, вместо того, чтобы продолжать и дальше изображать из себя успешного второсортоного писаку, торгующего своими жалкими историями (россказнями, если уж быть до конца откровенным!), словно какая-то там баба Маня на рынке горячими пирожками?
Это самое сравнение (быть может, даже аллегория, хоть до нее тут, как по мне, далековато) несколько все же пробудило мой разум, и я сходу напечатал еще два небольших, но вполне себе состоятельных абзаца. По всему выходило, что моя героиня таки принимает предложение пока еще таинственного незнакомца (прийти на встречу с «нужным человеком» завтра в шесть вечера на Павловском мосту), ибо терять ей, в общем-то, нечего, а потому все в итоге закончилось не так уж и скверно, как могло бы показаться на первый взгляд.
В тот вечер в постель я отправился в десять.
Заснул сразу, и мне тут же приснился выводок белокрылых гусей, пасшихся у пруда, пока за ними не пришел босоногий мальчуган и не принялся гнать их бамбуковой удочкой к дому.
Проснулся я в половине двенадцатого, с искренним удивлением в душе осознав, будто за окном по-прежнему пятница. Вот уж черт!
– А что, если именно так и начинается паранойя? – этот без малого не полуночный вопрос я адресовал, должно быть, стенам, но они уж конечно не потрудились мне на него ответить.
Примерно с полчаса я широко раскрытыми глазами всматривался в белый прямоугольник потолка над головой (в какой-то миг даже принялся было размышлять о том, а чем именно в этот самый момент занята соседка сверху, красавица Тамара, живущая одиноко и работающая в депо), но потом, из-за разгулявшейся вдруг фантазии (профессиональный недуг!), быстро отмахнулся от этой мысли.
В половине второго в квартиру по соседству воротился пьяный Сергей Павлович Синицын (их семья переехала в наш дом три года назад и подобные явления Христа народу были отныне не такой уж и редкостью), после чего что есть мочи принялся лупить тростью по стенам, требуя от жены «налить рюмашку» перед сном. Честно признаться, я не верил в то, что Вера Ильинична пойдет на это.
В три утра ругань за стеной, наконец, смолкла (должно быть, бедного Сергея Павловича все-таки – в отличие от меня! – сморил хмельной сон) и на этаже вроде бы воцарился покой. Я ворочался из стороны в сторону на влажной от пота белой простыне, считал овечек, вспоминал приятные моменты из жизни и даже пробовал молиться (единственное, на что сподвигся, так это «Милый Боженька, прошу, выруби меня поскорее и даруй хороший и светлый сон, желательно без сновидений!»), но все было тщетно. Судьба (а, быть может, злой рок), казалось, попросту издевается надо мной.
Когда на следующее утро я уселся за компьютер, глаза у меня слезились.
Проклятые знаки сливались воедино, маршируя то вправо, то влево, что-то натужно грохотало в голове, словно там из игла в угол ездили танки, а руки тряслись настолько неистово (в какой-то момент времени я с ужасом отметил это про себя!), что невольно у меня возник вопрос, а что, если накануне вечером пил не Сергей Павлович – тот, который сосед, – а я?
Кое-как одолев положенные две страницы, я поднялся на ноги, прошел на кухню и приготовил себе крепкий кофе. Включил небольшой телевизор, стоящий на пенале (подарок от сестры три года назад на Рождество) и, пока хлебал горячий напиток, клацал программы.
– Этот уникальный шанс улучшить собственный сон обойдется вам всего лишь в двадцать три американских доллара, – завещал вдруг на одном из телеканалов хорошо сложенный, представительный мужчина в костюме троечке, вращая в ладонях какой-то пузырек с таблетками. – Новейшая разработка израильских специалистов в области сна уже в самом скором времени заставит вас позабыть о том, что такое бессонница.
Я смотрел на экран едва ли не с самым настоящим замиранием сердца, но, конечно же, глубоко внутри понимал, что на золотые горы рассчитывать сейчас все же не стоит. К тому же, быть может, что лично моя проблема не так уж и велика. Нужно просто успокоиться, быть может, немного перевести дух (на самый крайний случай всегда можно съездить к брату в Солнечный Острог, давно зовет), и все обязательно наладится. И не придется тратить никаких американских долларов, коих у меня, к слову сказать, и вовсе нет.
Допив кофе, я выключил несносный ящик (всегда звал его так, когда демонстрируемое по ТВ вдруг начинало меня нервировать), после чего вымыл чашку в раковине и потянулся за ключами от квартиры.
– Доллары мы тратить не станем, – сам себе пробормотал я, уже стоя в прихожей и ища глазами удобные, мягкие туфли, – а вот какое-нибудь средство подешевле все же купить, пожалуй, необходимо.
Лифтом я съехал на первый этаж (живу, к слову сказать, на восьмом), после чего вышел на улицу (последние солнечные лучи стремительно уплывающего за горизонт лета палили почти немилосердно, на лбу у меня тут же выступил пот), после чего вышел со дворика (разумеется, перед этим любезно поздоровавшись сначала с Ниной Никитичной, а затем и с Зинаидой Петровной, по своему обыкновению несшими неусыпную службу у подъезда на лавочке), и направился к ближайшей аптеке за снотворным.
В тот день, воротившись домой, я еще где-то с час пытался развивать историю (получалось, откровенно говоря, с трудом), после чего, почти отчаявшись задобрить музу (в моем понимании это всегда была женщина средних лет, блондинка с зелеными глазами, опрятная на вид, с глубоким, пронзительным взглядом и приятной улыбкой), выключил ноутбук из сети и встал под душ.
Около девяти вечера (на Шестом канале вот-вот должны были начаться итоговые новости) из квартиры все тех же Синицыных вновь послышалась какая-то возня. Приглушенные голоса, казалось, что-то выясняли между собой (судя по всему, говоривших было двое – мужчина и женщина; Сергей Павлович и Вера Ильинична, смекнул я), но самих слов было почти не разобрать.
– Ты постоянно донимаешь меня проклятыми деньгами, хотя и сама прекрасно знаешь, какого числа у меня пенсия! – я все-таки приложил ухо к разделяющей наши квартиры стенке (иногда все же проделывал подобные пакости – исключительно забавы ради!), после чего диалог на повышенных тонах стал слышен мне более отчетливо.
Вера Ильинична не пасовала.
– Танечка, наш почтальон, мне вчера сказала, будто пенсию в этом месяце сильно задерживают, – голос старухи дребезжал, как всегда бывало, когда женщина очень нервничала. – Сейчас дают только за девятнадцатое, хотя сегодня уже двадцать восьмое. Отсюда вопрос, старый ты пропойца, откуда деньги на водку?
Я иронично усмехнулся. Ах, вот оно что. Не допилила вчера, допиливает сегодня.
– Уйди! – почти, что взревел Сергей Павлович (мужчина высокий и статный, бывший моряк), после чего даже мне в своей квартире за стенкой разом стало как-то неуютно. – Пойди, принеси мне лучше чего-нибудь почитать. На кухонном столе, я видел, лежала какая-то книжица, давай ее сюда!
Я отстранился от стенки. Дальше все это представление почти наверняка грозилось превратиться лишь только в длительное молчание супругов и колючие взгляды, бросаемые поочередно то ею, то им, а всего этого я, конечно же, услышать уже не смог бы.
В кровать я отправился ровно в половине одиннадцатого.
Как и сказала мне девушка из аптеки, принял две розовые таблетки, запил их достаточным количеством воды (сделал едва ли не с полдюжины щедрых глотков), после чего улегся на правый бок. Спустя какое-то время с удивлением отметил, будто волны сна все же, черт возьми, понемногу накатывают на меня. Последней моей здравой мыслью перед тем, как провалиться в царство Морфея, как это ни странно, оказался вполне себе незаурядный с виду вопрос о том, почему мне сегодня не звонил Шура?
…старик выглядит каким- то измученным, лицо его осунувшееся, бледное и нет на нем абсолютно никаких признаков радости. А ведь Сергей Павлович горазд иной раз пошутить – об этом знает весь двор!
Он стоит напротив меня в тельняшке и старых потертых спортивных брюках, сжимает ладони в кулаки, после чего как-то приглушенно произносит:
– Сынок, ты присматривай тут за моей старой дурехой, ладно? Тебе ведь через стенку все слышно… Боюсь, пропадет она без меня. Усохнет.
Я как-то отрешенно киваю в ответ головой, попутно задаваясь вопросом, а с чего это вдруг сосед, обычно обсуждающий со мной политику и последние спортивные новости (особенно Сергей Павлович любит баскетбол, говорит, в свое время даже на корабле в него играли!), вдруг решил едва ли не душу передо мной наизнанку вывернуть?
– И еще одно, – он несколько приподнимает вверх правую руку и тыкает в меня указательным пальцем. Кончик его, отчего-то вдруг посиневший, дрожит, что-то единожды с громким хлюпом скапывает с него на пол. – Когда приедут эти…в синих сорочках…скажи, пусть ничего в квартире без лишней надобности не трогают. У меня в антресолях кое-чего припрятано, и моя старуха рано или поздно его отыщет. А если вещь эта попадется им на глаза – заберут себе, и были таковы. Деньги ведь все любят, мой мальчик…
…я в ужасе открыл глаза, соображая, а сон ли вообще это? Что, если Сергей Павлович сейчас просто лишь прошел сквозь разделяющую наши квартиры стену пока я безмятежно спал, склонился надо мной и нашептал на ухо эти словечки?
Смачно потянувшись на простыне (как любимый внучок в гостях у бабушки во время каникул!), я осмотрелся по сторонам и, отыскав глазами светящийся в ночи циферблат часов, попросту оторопел… Было без четверти двенадцать гребанной ночи!
– Боже мой… – слова эти сами по себе выпали из моего рта, шмякнувшись сначала на кровать, а затем медленно славировав на пол. Ударились там о линолеум и умерли. – Это что за шутки сейчас такие?
А ведь мне показалось, будто я сплю уже далеко не один час! Черт возьми, да я за это время почти, что даже выспаться успел! Как-то разом почувствовал себя вдруг отдохнувшим, бодрым и готовым к новому дню, но… До этого самого нового дня было еще как до моей пенсии пешком!
Я, что стало сил, принялся лупить сжатыми в кулаки ладонями по кровати. Когда, наконец, попустило, плюхнулся на спину и попытался отдышаться.
Значит, все-таки бессонница.
Что ж, честно признаться, не думал я, будто со мной вообще может приключиться нечто подобное. Всегда считал эту проблему уделом лишь только людей преклонного возраста, а еще, быть может, тех из нас, кому есть, за что переживать в этой жизни, о чем думать по ночам и из-за чего не спать. Тогда тем более странно, ведь я вроде-как ни к одной из вышеперечисленных категорий никогда и не относился.
Литература? Рассказы? Творческий кризис? Я не сплю из-за этого? Рука моя, словно бы в аккомпанемент мысли, тут же описала в ночном воздухе длинный круг.
Брось! Даже самые великие и маститые иногда испытывали подобное чувство – по крайней мере, так утверждает история мировой литературы, книги и учебники по которой я имею привычку время от времени перелистывать. Что уж тогда говорить о моей скромной персоне? О жалком творце строки, как величает меня всегда оптимистически настроенный Шура, который всю свою жизнь болтается лишь только на уровне второго сорта и коего, кажется, подобное положение вещей вполне себе устраивает?
Тогда в чем причина? Какие-нибудь болезни (не дай Бог!), травмы, прочие проблемы со здоровьем?
Вроде бы нет. Почти все время провожу у компьютера, сочиняю истории. В драки не ввязываюсь, на различных банановых ошметках посреди проспекта не поскальзываюсь и головой ни обо что не бьюсь. Черт возьми, я даже спиртное употребляю лишь только раз пять в год – дважды отмечаю Дни рождения (свое и матери), день смерти (все той же любимой мамочки, которая покинула меня три года назад), начало импровизированного творческого пути (первого апреля две тысячи восьмого, словно бы по некоей вселенской шутке, я продал в журнал «Рамзес» свой первый рассказ на двенадцать тысяч слов, его там напечатали, мне заплатили, и я потом пустил вырученные деньги на покупку ноутбука, пусть и подержанного), и, как можно догадаться, день встречи с Шурой, которая пока судьбоносна. Случилось, кстати, сие великое событие в марте тремя годами ранее и, надо думать, очень даже не зря.
Тело мое вдруг задергалось, защемило в груди, а на глаза отчего-то тут же навернулись слезы. Я потащился рукой по направлению к низкому прикроватному столику, где всегда держал стакан с водой (дала о себе знать привычка, выработанная еще в отрочестве, – пить перед сном достаточное количество жидкости, дабы очищать, таким образом, от различного мусора организм), после чего пальцами ухватился за его граненные бока, несколько приподнялся на подушке, а затем выплеснул в лицо остатки воды. Понимал, что поступаю в этот самый момент из рук вон глупо и нелепо, подобное вряд ли поможет мне заснуть, но внутри отчего-то разом стало спокойнее. Там словно бы пожар в этот самый момент загасили.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги