Оливер Кромвель

Правда – это дворовая собака, которую выгоняют хлыстом из дома. Дедушка Томас – пример для внука Оливера

Я родился в три часа утра 25 апреля 1599 года, в красивом саду у ручья, на окраине Хантингдона, у Кембриджа, в доме моих родителей. Меня крестили по обычаю через пять дней в городской церкви и дали имя Оливер, в честь дяди, стоявшего рядом с купелью и ставшего моим крестным отцом. Я, которого моя мать сразу же ласково назвала Ноли, был по рождению джентльмен и жил не в очень высоких кругах. Но и не в безвестности.

Мой прадед Ричард и дед Генри были женаты на дочерях лорд-мэров Лондона. У Генри было два сына – Оливер и мой отец Роберт, оба рыцари Гинчинбрука у Вентингдона. Моя мать Элизабет была дочерью Уильяма Стюарда и сестрой сэра Томаса Стюарда, богатых землевладельцев из соседнего Эли.

Позже мой секретарь и поэт Джон Мильтон писал: «Est Oliverius Cromvellus generi nobiliillus truortus, Оливер Кромвель происходил из знатного и блестящего рода». Это было преувеличение.

И Кромвели, и Стюарды достигли своего положения при Генрихе VIII Тюдоре, получив в собственность конфискованные монастырские земли католической церкви. Нашими семейными традициями были приверженность к Реформации и ненависть к католицизму.

Двоюродный брат моей матери, Роберт Стюард, доктор богословия, двадцать лет был последним католическим настоятелем, а затем еще четверть века – первым протестантским деканом Эли, получив и приумножив там земли.

Мой прадед Ричард Уильямс из валлийского Гламорганшира, близ Суонси, был сыном Екатерины, сестры всесильного лорд-канцлера Томаса Кромвеля, графа Эссекса, malleus monahorum, Молота монахов. Генрих VIII разрешил ему переменить свою фамилию на фамилию знаменитого дяди, и Ричард стал писаться Уильямс-Кромвель, что ныне делаю и я, при случае. Мой двоюродный дед, без сомнения, был великим человеком, и я рад, что ношу его фамилию.

Томас Кромвель, внук кузнеца и сын пивовара, родился за сто лет до меня близ Уимблдона, в Путни. Поругавшись с отцом, хотевшим, чтобы он продолжил его дело, Томас уехал с Острова на материк, служил солдатом и у банкиров в Италии, торговал в Голландии и Франции. Заработав денег и прочитав «Государя» Макиавелли, Томас вернулся домой, в двадцать восемь лет выучился на адвоката и вскоре стал одним из самых известных юристов в Англии. Он стал управляющим лорд-канцлера кардинала Вулси, а в 1523 году после его смерти был избран в парламент. Там его заметил король, который через десять лет назначил деда канцлером казначейства и государственным секретарем. Томас не забыл о своей сестре, моей прабабушке Екатерине, вышедшей замуж за валлийского дворянина и купца Уильямса, ставшей владелицей манора в Кембриджшире, и представил при дворе ее сына Ричарда, моего прадеда.

Томас Кромвель помог Генриху VIII казнить своего предшественника, лорд-канцлера Томаса Мора, автора «Острова Утопия», и сам занял его место, только совсем ненадолго. Дед чересчур верно служил королю, и при нем наша политика на континенте и морская торговля достигли огромных успехов.

Этот незнатный и небогатый вельможа не нравился никому из сильных мира сего за близость к трону и простым людям за новые налоги, которые вводил по приказу короля-деспота. Томас Кромвель наполнил парламент придворными и вельможами и сохранил его от уничтожения всесильным монархом для будущей Англии, в том числе и для меня.

Тиран Генрих хорошо изучил мастерство деда в государственном управлении и убедился в его умственном превосходстве. Король, соскучившись по казням, решил сделать своего канцлера козлом отпущения, чтобы хоть на время успокоить взбудораженный жестокой властью народ.

Присвоив в апреле 1540 года сэру Томасу титул графа, через месяц Генрих обвинил его в том, что канцлер мешает королю проявлять государственные таланты и проведению церковных реформ. Неофициально Генрих объявил деда в своем неудачном четвертом браке.

10 июня Томас Кромвель был арестован, и ему в Тауэре передали слова короля, уже конфисковавшего его имущество: «Тебя, изменник, будут судить по законам, которые ты сочинил».

Генрих объявил в парламенте, что лорд-канцлер Томас Кромвель, хотевший жениться на его дочери Марии – «гнусный изменник и еретик, предатель и казнокрад, позорящий святой алтарь». Обойдясь без судебного фарса, парламент, отобранный сэром Томасом лично, по одному, присудил деда к повешению не до конца, четвертованию и сожжению заживо. Узнав о приговоре, французский и испанский короли пришли в полный восторг, понимая, что теперь интересы Англии будет защищать не мудрый стратег, а никчемный слуга короля.

28 июня Генрих милостиво объявил, что казнь бывшего лорда-канцлера ограничится только отсечением головы от туловища, и уехал в пятое свадебное путешествие. Покидая Лондон, король заявил, что «враги трона вынудили его казнить наиболее верного слугу из всех, которых он когда-либо имел».

Прапрадеда казнили, а его ближайших помощников сожгли живьем. К счастью, опала не тронула остальных членов рода.

В мае 1540 года на турнире в честь четвертого брака короля Ричард Кромвель отличился блестящей атакой и был пожалован Генрихом в рыцари со словами: «Ты прежде был мой Дик, теперь ты мой бриллиант», после чего получил в подарок диамантовый перстень.

После казни своего дяди сэр Ричард сохранил благосклонность стареющего короля и умер за год до него, оставив своим детям поместья в пяти графствах, в том числе земли Гинчинбрукского приорства и Рамсейского аббатства в Хантингдоншире. Часть этих прекрасных земель перешли к моему деду Генри, а затем – отцу Роберту.

В 1563 году Генри Кромвеля возвела в рыцари великая королева Элизабет, и на следующий год он принимал ее в новом замке Гинчинбрук на берегу Уаза, выстроенном на месте бенедиктинского монастыря. Сэр Генри женился на дочери лондонского лорд-мэра Ральфа Уоррена, был избран в парламент от Хантингдона и четыре срока служил великим шерифом Кембриджа. За щедрость и пышность его прозвали Золотым рыцарем.

Мой крестный, сэр Оливер, также был возведен в рыцари Элизабет, как и отец, избирался в парламент и великие шерифы Хантингдона и Кембриджа. В 1603 году он с блеском встретил ехавшего в Лондон нового короля из династии Стюартов и во время коронации получил от Якова I орден Бани. Он роскошествовал, почти разорился и дожил до преклонных лет.

Его младший брат и мой отец Роберт унаследовал от сэра Генри небольшое поместье в Хантингдоне с землями, ранее принадлежавшими Августинскому ордену. Он избирался в парламент и в бейлифы от нашего городка. В 1591 году сэр Роберт женился на Элизабет Стюард, Styward, не имевшей никакого отношения к королевскому роду Steward, Стюартов. Они обосновались на северной окраине Хантингдона, в каменном доме с выходом на древнюю римскую дорогу, с прекрасным большим садом и протекающим через него ручьем Гинчин. В этом доме родились мои старшие и младшие сестры Джоан, Элизабет, Катрин, Маргарет, Анна, Джейн, Робина и я сам.

Мой отец был гордым, но не честолюбивым джентльменом, хорошего образования и здравого ума. Он жил обычной жизнью gentry, охотился с собаками и спорил с арендаторами нашей земли. Мы ходили в гости и принимали гостей, на столе всегда был дымящийся ростбиф, по воскресеньям – жареная свиная нога, овощное рагу с домашним элем, сливовый пудинг с мальвазией.

История о том, что мне в детстве во сне явился дух, предсказавший величие, за что отец после моего рассказа об этом отлупил меня палкой, является вымышленной. В нашей семье, как и во всех семьях сельских джентльменов, не любили крайности, не знали роскоши, но не знали и бедности. Наша жизнь текла спокойно и ровно, без крупных событий, и ничто не предвещало, что я изменю Англию и весь мир в лучшую сторону.

В нашем доме часто вели нравоучительные беседы с приходским священником, читали Библию и по воскресеньям ходили в церковь на службу. Я очень хорошо помню эти привычки семьи, врезавшиеся в мою память, особенно чтение толстой книги, текст которой я не понимал, но почему-то он мне нравился. На мои вопросы – где живет Бог, такой грозный и странный, и почему его надо обязательно слушаться – отец и мать боялись отвечать и отвели меня к директору школы в соседнем городке, доктору Бирду, который сказал, что я должен учиться, чтобы узнать науки, приличествующие моему званию джентльмена.

Доктор Бирд, священник и ученый, оказался пуританином самых строгих правил. Из всех развлечений он делал исключение только для охоты, дворянского занятия. Он видел во всех гуляках и франтах грешников и самого антихриста. Доктор клеймил их по воскресеньям со своей кафедры в церкви, цитировал Библию и не боялся осуждать великих мира сего, нарушивших Священное Писание. Он писал об этом комедии, но особенно интересно говорил об «Откровении Иоанна», идя по следам дьявола, которого нашел в Риме. Его трактаты о том, как прячется враг рода человеческого под обманчивыми обличьями, вызывали в нашей округе благоговейный восторг у друзей и трепет у врагов. Рога антихриста были обнаружены под папской тиарой, в этом у отца Бирда не было никаких сомнений.

С детства я знал, что вся истина – у пуритан, а католический Рим – враг человечества, и все его пособники, даже лорды и короли, заслуживают вечных мук и даже казни. Однажды в школе во время представления драмы Шекспира я надел корону и сказал: «Мне кажется, что мои знатные прихлебатели называют меня Цезарем» и рассмеялся. За время десятилетней учебы я узнал у доктора Томаса Берда не только нужные джентльмену знания, но и суровую пуританскую науку, с помощью которой только и можно было обуздать великих мира сего, не знавших удержу в самовластье.

Отец мой занимал должности и был мировым судьей в Хантингдоне, где был уважаемым человеком. Мы с матушкой часто бывали в Эли, у ее брата Томаса Стюарда, в его богатом маноре. Сэр Томас не имел детей и смотрел на меня как на своего наследника. Все говорили о моих родителях как о «достойных людях, живших прилично при небольшом состоянии и, благодаря своей осмотрительной умеренности, содержавших большую семью». Матушка была проста, проницательна, энергична, добра и кротка. Она любила, ободряла, молилась и боялась за меня до самого конца и умерла несколько лет назад, на девяностом году жизни. Перед смертью в Уайтхолле она благословила меня словами: «Пусть Господь сияет Своим лицом над Тобой и ободряет Тебя во всех Твоих несчастьях, и даст Тебе силу совершить великие дела во славу Великого Бога и быть облегчением для Его народа. Мой дорогой сын, я оставляю с Тобой мое сердце. Доброй ночи!»

Наш род, богатый и со связями при дворе, стоял в первых рядах нетитулованного дворянства. Гинчинбрукский рыцарский замок стоял всего в одной миле от нашего каменного сквайрского дома в Хантингдоне, где раньше была пивоварня, но мы не чувствовали в этом ничего необычного и были дружны семьями. Многие наши дяди и тетки через браки были связаны со многими видными родами государства, и все мы общались и встречались друг с другом.

У нас, сквайров и джентльменов Реформации, древность рода не вызывала благоговения. Единственной книгой, знакомой каждому англичанину, была Библия, переведенная с латыни в 1611 году. Ее читали и слушали все и везде, во всех домах и церквях, и это общее чтение вызывало восторг. За несколько лет Библия на английском языке изменила характер нации. Мы, пуритане, стали согласовывать с ней свои поступки.

Пуританином называл себя мой отец. Он постоянно чувствовал свою ответственность перед Богом. Его расточительный брат разорялся, а Роберт сеял хлеб, выращивал скот, варил пиво и богател, избирался в парламент и мировым судьей. Мы читали Библию дома вслух, и я слышал, что «Тофет давно устроен, глубок и широк, и приготовлен для неправедного Цезаря».

Если праведной жизни мешают привилегии пэров и вельмож, продажные королевские суды, злобные сборщики податей, казнокрады, фавориты короля и жадные епископы – долой их, и вырвем Библию из их загребущих рук!

А если за них король? – этот вопрос задавали себе многие англичане и давали на него ясный и четкий ответ.

Мой Бог не был каким-то далеким и сидящим на небесах. Он знал о нас все, поощрял благочестивых и карал неправедных, участвовал незримо в нашей жизни. Я убедился, что Провидение лично управляет миром и постоянно борется с Дьяволом, и всегда искал одобрение свыше для своих поступков.

Я ходил в школу при больнице Святого Джона, слушал проповеди Томаса Бирда в церкви Всех Святых, читал его трактаты «Зрелище Божьего Суда» и «Антихрист – папа римский», получая обильную пищу для ума.

Я узнал о Мартине Лютере, Жане Кальвине, первых пуританах и сам в старших классах писал о них. Матушка сохранила этот мой школьный опыт, который я привожу в своих записях.

«Когда в 1507 году сын немецкого рудокопа из крестьян Мартин Лютер, окончивший Эрфуртский университет, вступил в Августинский орден и стал монахом, он сказал своим родным, что видит свое будущее в поиске истины и освобождении от грехов. Мартин стал читать лекции по философии морали в старинном Виттенбергском университете и защитил в нем диссертацию по теологии.

Когда в 1510 году Лютер поехал в Рим по делам ордена, то был потрясен в Вечном городе продажей индульгенций и развратом священников. Сам папа разрешал открывать бордели и брал с них четвертую часть прибыли. Потрясенный Лютер вернулся домой и стал думать о пагубности католицизма, в котором уживались беспутство, чистота, разврат и святость. В 1512 году он стал доктором теологии и профессором, а через три года был назначен окружным викарием.

31 октября 1517 года, накануне Дня Всех Святых, Мартин Лютер с сподвижниками прибил на дверях Замковой церкви Виттенберга 95 тезисов о том, как сделать церковь безгрешной. Читая их с кафедры, Лютер объявил, что верующим не нужны обязательные посредники между ними и Богом, особенно в лице погрязших в грехах католических священников. Чем лучше человек делает свое дело – тем он угоднее Богу, и он вправе сам толковать Священное Писание.

Лютер с соратниками распространили Тезисы по всей Германии и Европе, и он стал переводить на немецкий язык Библию, закончив это огромное дело в 1534 году. В результате его Реформации церковь раскололась на католиков и протестантов.

После опубликования в 1520 году трех трактатов «Обращение к христианскому дворянству», «О вавилонском движении церкви» и «О свободе человека-христианина», испанский король объявил Лютера еретиком вне закона, а папа отлучил от церкви.

В ответ великий монах, женившийся на бывшей монахине знатного рода и родивший нескольких детей, заявил, что церковная власть не выше светской, действовать против своей совести – опасно, а влияние церкви основывается не на государственной власти и титулах, а на подвижниках.

Благодаря его переводу, Библия стала доступной для всех, и в Европе стали говорить о том, что главное – понимать и все измерять Словом Божьим. По всему континенту распространялись три тысячи прочитанных Лютером проповедей.

Бог и его слово старше, чем вы, и пребудет дольше, чем вы, потому что оно вечно. Светские и духовные власти находятся на службе у Бога до тех пор, пока они не смешиваются. Если одна из них вмешивается в дела другой, значит, она находится на службе у сатаны.

Дело немца Лютера продолжил внук бондаря и сын епископского секретаря француз Жан Кальвин, переделавший свою фамилию в латинскую Кальвинус.

Родившись в 1509 году в Пикардии, Жан в шестнадцатилетнем возрасте поступил в Парижский университет, где учился вместе с будущим генералом ордена иезуитов Игнатием Лойолой. Он изучал богословие и право, древнееврейский, древнегреческий и латинский языки, прочитал все труды Лютера. После смерти отца, оставившего ему большое состояние, Кальвин стал протестантом. Он проповедовал в Париже, откуда был вынужден бежать в 1533 году, чтобы не быть сожженным на костре. Неуемный француз под чужим именем проповедовал по всей Европе, и, услышав его в Базеле, Эразм Роттердамский заявил во всеуслышание, что «в лице этого молодого человека против церкви готовится страшный бич».

В 1535 году в Базеле Кальвин опубликовал знаменитое «Наставление в христианской вере», которое читала вся Европа. Его идеи обсуждали все, ибо было что обсуждать.

Повседневный труд угоден Богу. Его благоволение к человеку выражается в удачливости в делах, а значит, разбогатевшие люди являются божьими избранниками. Если бедняк будет неустанно трудиться – он тоже может разбогатеть. Если нет, то все равно буден вознагражден в загробной жизни.

Переехав в Женеву, лежавшую на стыке швейцарских, французских, немецких и итальянских владений, которая восторженно приняла его идеи, Кальвин в 1539 году написал для народа «Небольшой трактат о Святом Причастии» и ввел новое устройство церкви с новым символом исповедания веры, катехизисом.

Наряду со строгим контролем над частной жизнью граждан, из церквей убрали пышные церемонии, украшения и символику, отменили праздники, оставив только Воскресение Христово – Пасху. «Женевский папа» Кальвин правил в «Протестантском Риме» Женеве до 1564 года, пережив Лютера на восемнадцать лет.

В городе запрещались любые развлечения, яркие одежды, громкий смех, выход на улицы после девяти часов вечера. Порядок поддерживался «кровью и огнем», на допросах применяли пытки, из Женевы изгнали всех нищих и бездельников, остальные работали и молились.

Кальвинизм быстро распространился по всей Европе, спорившей о том, действительно ли судьба каждого человека предопределена Богом при его рождении и ее не могут изменить ни молитвы, ни добрые дела, и о том, что вечного спасения можно добиться только строгой и праведной жизнью.

Основой кальвинизма стало «Наставление в христианской вере» из четырех частей и восьмидесяти глав с четырьмя тысячами библейских цитат, в котором женевский советник говорил, что Реформация – это восстановление ранней христианской церкви.

Для распространения своих идей Кальвин открыл Женевскую духовную академию и писал тысячам своих сторонников в Европе, призывая присылать к нему студентов: «Растерзанное, с разбросанными членами, лежит на земле тело церкви. Я охотно пересек бы десять морей, чтобы положить этому бедствию конец. Посылайте нам деревья, мы сделаем из них копья, которые пришлем вам обратно».

Кальвинизм покорял одну страну за другой, и сотни тысяч людей спорили о том, прав ли его основатель, выдвигая свои идеи, которые многие заучивали, как «Отче наш».

Есть один Бог, Христос – это Бог и Сын Божий, а наше спасение заключается в милосердии Божьем, ибо человек бессилен перед истиной, волей, словом и делом Бога.

Деньги должны стоять на службе у человека, а не человек на службе денег, которые есть честные и позорные. Большое корыстолюбие разрушает Божественный порядок и общество.

Государство появилось от Бога и должно развивать заповеди Божьи.

Короли – должники подданных, а не владельцы. Одна сторона лишь тогда имеет обязательства перед другой, пока эта другая выполняет свои обязательства.

Нет более счастливого вида правления, чем то, при котором свобода надлежащим образом организована на долгое время. Власть является защитником свободы, и если она ее не защищает, то она – вероломный предатель родины, ибо все люди равны перед Богом и законом.

Наследственная монархия сомнительна, потому что Дух Божий не передается по наследству.

Абсолютная демократия сомнительна, потому что люди по-разному духовно одарены.

Лучше всего, когда правит ограниченная демократией олигархия. Государственная власть должна быть разделена и контролируема.

Жан Кальвин поддерживал широкие связи с новой англиканской протестантской церковью. С 1550-х годов, благодаря его идеям, в Британии появились пуритане, сорок из которых 14 ноября 1620 года на корабле «Мэйфлауэр» унесли учение великого женевца за океан.

К концу XVI века puritans, чистые, широко распространились по всей Британии и хотели доведения Реформации до конца, начиная с полной автономии каждой из отдельных общин.

Пуритане объявили пуританскую епископскую церковь компромиссом между католицизмом и протестантизмом. Богатые купцы, мещане, провинциальные сквайры сплошь были пуританами, как и оба наших университета, выпускавшие набожных и умных ученых джентльменов. Первые пуритане верили в священный характер власти и божественные права короля, но проповедовали общее братство и равенство во Христе. Их взгляды смогла изменить только новая династия Стюартов, недостойная сидеть на троне Англии.

В 1609 году был создан Совет старейшин протестантских общин. За полвека пуритане оставили неизгладимый след на характере нашей нации. Строгие, сдержанные, остерегавшиеся болтливости и легкомыслия, ненавидевшие роскошь, прямолинейные, жесткие, нетерпимые ко лжи пуритане стремились добиться полного самообладания и называли Библию единственным законом Божьим.

Пуритане требовали замены епископата старейшинами-пресвитерами, замены пышной мессы простой проповедью, упрощения и уничтожения многих церковных обрядов. Их отличали трудолюбие, расчетливость, бесстрашие, упорство в достижении цели, уверенность в своей предизбранности и непогрешимости.

Первый Стюарт объявил, что заставит пуритан стать конформистами или выгонит их из Англии. На пуритан обрушились гонения, и десятки тысяч их бежали в Европу и Америку. Пуританами, которые были везде, стали называть всех противников королевского произвола.

Все мы знали решение первой пуританской конференции 1567 года:

«Ввиду того, что проповедь Слова Божьего и совершение таинств позволяется нам в церкви не иначе как с соблюдением языческих обрядов, то мы считаем себя обязанными собираться в частных домах и везде, где представится случай, и совершать служение Богу в такой форме, которая менее всего затемняла бы нам свет нашей совести».

Пуританское богослужение было простым и духовным: молитва, пение псалма, «Отче наш», второй псалом, проповедь, чтение Символа веры и апостольское благословение. Старая литургия была отвергнута как суеверие.

При Якове пуритане разделились на пресвитериан, «партию богатых», и независимых индепендентов.

Independents считали, что не должно быть ни единой национальной церкви, ни всеобщей подати на содержание духовенства. Оно должно жить только за счет добровольных пожертвований верующих. Все общины должны пользоваться полной свободой, а школы – полностью избавлены от церковного давления.

Индепенденты требовали возвращения к раннему христианству и восстановления Царства Христа на земле, и их больше всего преследовал Яков Стюарт. Это были лучшие из пуритан, честные, глубоко верующие, неспособные идти на сделки с совестью, очень энергичные люди. В самом начале нашего бурного века они стали силой, с которой следовало считаться. Индепенденты говорили: «Лютер и Кальвин были великими светочами в свое время, но и они не проникли вполне в тайны Божественной Истины».

Мой отец, конечно, был пуританином, а я стал индепендентом, и никто у нас в 1615 году не знал, что в период нашей великой революции нам придется бороться не только с роялистами, но и нашими бывшими товарищами пресвитерианами, правившими Англией с 1640 по 1648 год.

К окончанию школы мне не надо было выбирать, где продолжить учебу. В Англии уже было огромное количество пуритан – сельских сквайров и деловых людей, которых стала интересовать политическая власть в государстве абсолютной монархии.