Книга Избранные стихи - читать онлайн бесплатно, автор Александр Валентинович Юров
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Избранные стихи
Избранные стихи
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Избранные стихи

Александр Юров

Избранные стихи


***


Ложится снег и царствует молчанье.


Звезда моя замерзла. Дно пруда


Хранит до срока пламень ожидания.


И павший звездный свет


Чуть шевелит холодная вода.


***


Пляж пуст. И шелестит волна,


Так с берегом играя.


На скалах  засыпает древний лес.


Луна, как юная танцовщица,


Робея, от волнения  качаясь


Для нас исполнит вечный полонез.


***


Вдыхаю аромат твоих волос.


Мне больше ничего желать не надо.


Ответ оставлен и забыт вопрос,


Мы смотрим радугу на беге водопада.


***


Еще белеют спины гор вчерашним снегом


И март  все повторяет  увертюру февраля.


Мы здесь одни  и только ветер следом,


Качает сосны будто мачты корабля.


***


Береза за окном стоит вся в белом,


В прощании моем, первом.


Стоит, роняет, молча листья,


От них земля, как шкура лисья.




Октябрь, месяц скорой встречи,


Упал туман на наши плечи,


Я что-то говорю, а ты идешь,


Еще не вериться, что не поймешь.





В десятый год последней осени,


Травою пахнут дни, скошенной,


Но внешне все по-прежнему, кажется,


Лишь кто-то птиц понять пытается.




А в классе осень, только спины парт,


Все зеленеют, возле школьных карт.


Но в геометрии доски, линии,


Уже покрылись легким инеем.




Походку я запомнил, взгляд,-


Глаза, которые молчат.


Была ты рядом, синева далекая,


Чиста, но ложь в тебе жестокая.




Ты далека, и ты с другим, нежная,


Со мною лишь береза снежная.


Ее загнали в осеннюю клетку,


Спугнули память и качает ветку.

Южная серенада в жару



У тебя джинсовые бедра и глаза,


У меня дембельские полторы штуки.


У тебя настороженность и  тоска,


У меня двухлетнее желание суки.



Подхожу я спокойно, на твой телефон,


Перевешалось много, знакомых без зова.


Ты похожа на тайный солдатский сон,


Что приходит дневальному в четверть второго.



Разговор начинается из ничего.


Возникает затертая, известная сразу.


Ты в кармане щупаешь ключ от всего,


Натыкаясь на дежурную вчерашнюю фразу.



Я люблю «Мираж»,


А ты?


Я люблю «Мираж»,


А ты?



Ухмыляется водила, под копеечный треск,


Он-то знает номера всех кривых и косых поворотов.


Мне плевать, что привозит в полутемный подъезд,


Каждый вечер с тобой полупьяных живых и  чуть трезвых уродов.




Я люблю «Мираж»,


А ты?


Я люблю «Мираж»,


А ты?



Ты мне скажешь куда, я тебя положу.


Мы разденемся быстро – у обоих привычка.


Как ты правильно ходишь день за днем по ножу,-


Где острее, там дальше, где короче, там близко.



Я оставлю тебе все, что должен отдать,


И прижму эти деньги старыми часами.


Никогда ты не будешь ни ждать, ни писать,


Здесь всегда небеса закрыты домами.



Я люблю «Мираж»,


А ты?


Я люблю «Мираж»,


А ты?

Сонет



В семь утра она готовит с сахаром


морковь,


Пока муж жует, будит сонную очень


свекровь.


Сама губы, ресницы, не успевает


бровь.


В троллейбус, работы, магазин… и вся


любовь.



Торопиться и опаздывает.




И начальник, похожий на рахитную


морковь,


Обещание не сдерживает вновь и


вновь.


И подруга, напомнив про забытую


бровь,


Обалденно рассказывает очередную


любовь.




Нудно и пошло.



К килограмму яблок в нагрузку


морковь.


Опять масло не купит кряхтящая


свекровь,


А их завтра всех направляют на


кровь.


За отгулы и за комнатную голодную


любовь.




Очередь и лифт.



Она девочкой играла в счастливую


любовь.


Высокую, сильную, для которой… но не


кровь.


Фильмам верила, но не знала, как зудит


свекровь.


И что все будет одинаково как песок.


Нет, как морковный сок.



Схематичная смерть.

Евроремонт



Кто там в гардеробе,


Вывернул карманы,


Ободрал обои -


Это наркоманы.




Кто отклеил плитку,


В санузле и с кухни.


Выпил растворитель -


То токсикоманы.




Кто полы закрасил


Красной много краски.


В зале и прихожей -


Это секс-маньяки.




Кто достал проводку,


Весь металл из ванны,


Ложки из сервантов -


Это алконавты.




Кто поднял полы,


Лаги и настилы,


Закопал весь мусор -


Это некрофилы.




Кто решил с соседями,


Быстро все скандалы.


Успокоил нервных -


Это каннибалы.




Кто всю штукатурку,


Ровно так зачистил,


Подкруглил углы и -


Это онанисты.




Кто сменил замки,


Старые запоры,


Починил все окна -


Это были воры.




Кто из нашей жизни,


Выдернул пружины,


Продал наше завтра -


Это буржуины.


Это буржуины.

Ужин



Не может быть, чтобы случилось так.


Я приготовил оливье салат и вытащил бокалы.


Пожарил судака, что пойман был вчера.


Был брют, к нему котлеты , нежное пюре, и винегрет и даже


Красная икра на бутербродах. Ты пришла.




Я поднял первый тост, а ты только кивала.


Была увлечена картофельным пюре с котлетами.


Потом опять, я долго говорил тебе,


О своих чувствах, о высоком.


А ты закончила есть винегрет и принялась за рыбу.



Мечтал о первом поцелуе я,


О страсти, о таком как мы… Пока ты доедала все.


Потом, ты быстро прилегла на мой диван.


Я воспарил с волною будущего счастья.


Был я готов к любви и чувствовал это буквально.




Но дальше, когда я попытался подойти


И предложить тебе подняться к алтарю страстей.


Я получил удар жестокий от тебя ногой


Прямо в источник моих чувств.


И потерял по моему сознание позже.


Проснулся, ты ушла. Записка на столе


Среди остатков вчерашней нашей трапезы


И в ней, – ни слова о любви, о расставании,


Все по- мещански грубо и жестоко:


«Спасибо, было вкусно»


Не может быть, чтобы случилось так.


***


Мы с тобой никогда не умрем,


Потому что сейчас повстречались.


Твои руки пахнут дождем.


Мы пьем кофе с весной и мечтами.



И ветер нам успел шепнуть:


«Вас не найдут»



Мы на встречу апрельской луне


Кроме нас, никого больше нет.


Мчимся вверх по ночному шоссе


Режет тьму будто нож дальний свет.



И травы провожают нас и в след поют:


«Вас не поймут»



Ты ко мне приходила во снах,


А теперь наяву и ты рядом.


Словно жили мы в разных мирах


Мы слились, едва встретившись взглядом.



И горы открывают сокровенный путь:


«Вас не вернуть»




Наш пикап стоит между звезд,


Ты на теплом капоте танцуешь.


Позади еще светится мост,


Ночь для нас и меня ты целуешь.




И я скажу тебе одной:


«Дыши со мной»

Перевод



Пришлите денег. Я скучаю


По Вашим кудрям озорным.


Мы так прекрасно прошлым маем…


По площадям и мостовым,


Гуляли вместе по Парижу,


В незабываемом турне.


Вы прижимались ко мне близко,


И как заправские туристы,


Кидали мелочь шансонье.




И вот давно как мы расстались.


Угасло счастье, осень, дождь.


Хандра холодными ночами,


В душе моей рождает дрожь.


Все так темно и одиноко


И пусто, будто бы на дне.


Сижу я в омуте глубоком


И заперт в страшной западне.




Прошу, пришлите хоть немного.


Пусть хватит мне лишь на билет.


Приеду к Вам и так, с порога


Вручу мной сложенный букет.


Отдам Вам сердце без остатка,


И приложу тепло души.


И будет вместе нам так сладко…


У нас родятся малыши.




Я сам устроюсь на работу,


Буду пахать, сверлить, паять.


А может и открою что-то,


Да так, что будут награждать.


На премию дадут машину,


И дачу тоже, как не взять.


Не будет лучшего мужчины,


И мы махнем в Париж опять.




Ну хоть немного мне пришлите,


Ну что Вам жалко? Нет уж слов.


Мне так здесь трудно, Вы поймите.


Страдать и думать про любовь.


Хотелось рядом хоть немного -


Побыть, почувствовать, пожить.


Быть может нам одна дорога,


И нам пора уж приступить.




А Вы молчите и молчите,


Смеются в банке надо мной.


Не в деньгах счастье…не судите.


Могу Вас сделать я родной.


Вы только перевод отправьте,


А дальше будет…ого-ого!


Приеду и скажу Вам «Здрасте!»


И все случится как в кино.

Казнь



Он в обрубок ноги, помолился богам шепеляво.


Не долго осталось


Он будет казнен.


Этот подлый преступник.



Тот кивок головой.


Был исполнен с величием, достойным венца императора


Надменному центуриону из Третье центурии


Даже не стоил и старой базарной тетдрахмы.



Червь же, ничтожный мятежник,


Безумный от спеси, хвалился


Что Рим на колени падет,


Как хлеб только встанет в полях


Для нынешней жатвы.



Горбач же получше, сметливей,


Чем мрачный вчерашний нубиец.


Тот долго возился с веревками


И доносили, болтал про девиц прокуратора


Всякую мерзость.



Что дескать они кривоногие и ночью ложатся с рабами.


Плети,


Попробует завтра за это.


Грек же,


Хорошо, хорош он.



Циклопы не могут так руки умело рубить


И кожу снимать, чтобы громче кричали,


Эти бунтовщики.


Пожалуй, пришлю ему женщину


На грубые нары в подвале.


Пускай развлечется.


***


Луна посеребрила ранний снег,


Околицу  и спящий ближний  лес.


Тропа к колодцу видная едва,


Такая тишина.


Покой  разлит окрест.


Мороз рисует арабески на стекле.


И  только книга о цветах в твоей руке.


***


Мою печаль забрали ночью травы,


Луна нагая скрыла, в тучах грусть.


Забытый бог оставшейся дубравы


Глядит с усмешкой. Я целую твою грудь.


***


Мудрец сказал: «Забудь ее, иди один вперед.


Тебе не нужно это все и время так ведет.


Пускай твоя весна цветет и кружит и поет,


Не возвращайся никогда, тебя никто не ждет»





Так он сказал и посох взял, поднялся тяжело.


И взор невидящий его искал мое лицо.


Я видел долго, как он шел, на ощупь, мимо стен.


И солнце из-за спящих крыш являло новый день.





Не принял слов его, к чему мне эта тяжесть лет?


Он прожил долго, ну а мне достался целый свет.


И что узнал – он мне сказал, поведал, в меру сил.


День поднимался ярко, вверх, а он все уходил.





И так расстались мы навек, что стало с ним – не знаю.


Но ряд его суровых слов, храню, не забываю.


Когда иду опять иду я к ней и город еще спит,


Несу нарциссы, звездный свет и сердце так стучит.



Пусть горы обратятся в пыль, и пусть пройдут века.


Живи как можешь, не проси совет у старика.


***


Пойти ли в ванну, или не пойти?


Так размышляла женщина с улыбкой.


Она подняла вверх диван,


Вместе с котом и мужем культуристом,


Остановила время на часах,


И тем спасла реактор атомный от взрыва.


Взглянула в зеркало, там где должно быть ох и рядом ах.


И на маньяка под подъездом гирю уронила.


Так, мимоходом, не спеша, свернула шею урагану.


Теперь уж можно, вот сейчас она идет прямо в нирвану.


Взяла халат и путь ее свободен и открыт.


Пусть будет теплая вода,


Шампуней избранных и мыло нежное щекочет.


Пусть будет все всегда и так, как это женщина захочет.

Ностальгия



Осенняя тоска ольхового дыханья,


То лазурится, то вонзает в высь,


Озерное немое ожидание,


В волне осоковых ресниц.




Распахнута пустеющая даль,


Звенящему полету расставания,


Туманами отмерена печаль,


В овражистых изгибах расстояния.




С полей, стреляющих и гулких, волоча,


Кленовое крыло, избрызганное кровью,


Неумирающий поющий Гамаюн,


Сияет песню, смешанную с болью.




Один и тот же запах у клейма,


Всегда поверженные человечьи души,


Везде один и одинокий Гамаюн,


Льет веру в пустотою заткнутые уши.




Накалываясь на иглистый мелкий дождь,


Срывается намокший ржавый лист,


А песня выше и пронзенная насквозь,


Душа кричит.


И замолкает плач кандальных брызг.




Как в омут муки,в боли и тоске,


Падет пронзенный меткою стрелою.


Так засыпая в гулкой тишине


Ворочается ветер над водою.

Одинокий волк




Собаки шли по следу упрямо.


Ломая лапами ломкий лед.


То влево сворачивали, то снова прямо


И впитывала их шерсть метры и пот.




Они загоняли в ружейные сети,


Ни глоток, ни сил не жалея.


Ведь дома их ждут ржавые цепи,


Хозяйский окрик и соседские дети.


Пока есть время, быстрее.




Голодный прицел жадно цель искал,


Азартный поводырь свинцовых глупых пуль.


Иглисто и гулко расстояние кусал.


И бормотал что-то про последний поцелуй.




И разрывали мокрый воздух морды,


И слепо щурились глазницы стволов.


И занавес тумана падал под аккорды


Стреляющих в упор флажков.




Я стал меньше простреленной точки,


Я – бегущий, я – никто, я – мишень.


По щекам гнилые болотные кочки


На прощание лупила моя тень.




Вязну в серой грязи, как в усталости,


Не уйти мне, как прежде, в снега.


И все туже петля обреченности,


Ненавистная, как смех врага.




Отовсюду в меня целится удушье,


Перебила ногу жестокая картечь.


Но пройду я сквозь равнодушие,


Чтоб в крайнем прыжке сил не беречь.




С хрустом хрип рванулся из горла.


Он промедлил, и время досталось мне.


С бесполезным лаем, ошалевшая свора.

Не смогла отыскать нас в кровавой волне.


Без ответа




Как больно…Мама,ма… больно….


Словно свинцовые руки ломают меня.


От жары с них течет металлический пот,


Обжигающий мою кожу и глаза.


Глаза, измятые электрическими ботинками,


Грязными ботинками с лампы на пыльном шнуре.


Глаза – вы молчали!


Вы тонули в затянувшемся падении крика.


Вы расширялись, только расширялись


С каждым метром,


Вы становились шире, чем ночной


Город.


И все же вы молчали.


А Света медленно, медленно, медленно


Падала.


Потом вязкий удар.


Я прошептал: «Свее-тааа!»


И  эхо моего шепота напугало


Зевающий двор и дома.


Глухонемые люди подходили ко мне,


Говорили, показывали.


Но я забыл о них.


Я только слышал стук разбивающегося


Тела.


Я видел, как растекается по асфальту


Похожая на горькие капли рябины


Кровь.


Свету увезли.


В ненужной машине с надписью «03».


Свету увезли.


И бросили через два дня в мокрую яму


На кладбище самоубийц.


Дворник, хромой небритый дворник, высыпал песок из целованного мешка,


Спрятав под ним случайного убийцу –


Черно- битумную дорогу.


И выкинул пустой мешок.


Тот долго лежал у подъезда, как будто там был всегда.


А я?


Я грызу зубами сухие ножки стола,


С деревянных костей срывая мясо.


Боль, густая, тяжелая,  как смола,


Убивает бесконечностью каждого часа.


Я готов пить бетонные спины стен,


Я готов… Ну что вам стоит, один укол,


Всего один укол. Просто укол.


Ма…Мама…..

Ода к радости




Ах, как чудесно жить без ноги,


Вам легче лежать, Вам меньше терять,


Никто не всунет Вас в сапоги


И не пошлет воевать.




Очень полезно быть без глаз,


Вы в жару первым берете квас,


И не видите страшного лица гражданина,


Согласного в кружке утопить своего сына,


И в мыслях казнившего Вас.




Кто Вам мешает есть без руки,


Соседи? У них застревают в горле куски,


Когда Вы ногою берете котлету,


Или с женою в эту же среду…


Они не ловят от этого кайфу,


Они съезжают в народную Хайфу.


Пусть им дорога будет пухом,


Ведь они не могут за левым ухом,


Почесать спокойно правой ногой,


А Вы, Вы право -герой.




Ну а лучше и вовсе не жить,


Не желая себя вот так вот, родить,


Пока третьекурсник из мединститута,


Уступая еще раз кому-то,


И подкрепленной травмами просьбе,


Вас не вытащит сморщенной гроздью…


Конечно, лучше не жить.

Д.Р.




Твой день – это белый снег,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги