Кроссворд игральных автоматов
Глеб Соколов
Кроссворд игральных автоматов
Поэма в прозах
O tempori, o mori!
(лат. «О, темпура (креветка японская жареная) у моря!»)1. Милый дядя
– Дядя, милый дядя!… Ты не знал моего дядю!… Что это был за человек!
Они по-прежнему стояли в пробке. Кошелев успел сбегать за пивом. На заднем сидении таксикэба «Ситройон» разложили сырок, колбаску, хлебушек.
Дядя Матвей был глуп и потому на свое счастье не смог освоить серьезную профессию. Из него не вышло врача, инженера или даже издерганного снижением товарооборота продавца бытовой электроники. Долгое время он прозябал, не в силах обнаружить своего места сначала в советской, а потом и в рыночной экономике. Смирившись с участью презренного идиота он пошел в ту сторону, откуда в те годы с негодованием отворачивались тщеславные юноши, лелеявшие в себе предпринимательскую жилку. Он победил их. Он доказал, что это не он, а они – идиоты, и жилка здесь трепетно бьется вовсе не там, где она бьется там, на Западе.
Жилка эта – хитрая бестия, угадать ее петляния трудно. Каждому тщеславному юноше я бы посоветовал не читать учебников, а изучать опыт какого-нибудь своего дяди Матвея. Такие, как он, всегда стоят к жилке ближе, чем высоколобые книжники. Пока те морочат друг-другу голову про то, как должно быть, золотая жилка бьется в пухлой изящной ручке дяди Матвея.
– Ты не поверишь, но Скотопасские – старинная дворянская фамилия. Мы не пасли скот. Мы владели скотами. Отсюда и фамилия – сын тех, кто пасет скотов – скотопасов – скотопасских сын – Скотопасских. Не мог же дядя с такой фамилией руководить налоговой инспекцией!… Это не политкорректно. Он решил взять себе другую. Но не отказываться от нашего поистине дворянского фамильного прозвания, а слегка преобразовать его. Сначала дядя убрал Пасских. Получилось Матвей Скот. Дискредитирует. Дядя облагородил: Матвей Скотч. Вот это уже совсем другое дело!…
– Скотч… Скотч… Подожди… Это откуда?…
Угрюмый водитель двинул модный «Ситройон» с места. Двигатель работал беззвучно: казалось, что «шеф», вцепившись в руль, просто перебирает в дырке под сиденьем ногами, медленно движа таксикэб вперед.
– Шотландец! Шотландский виски. Идея пришла дяде в баре, где он этот самый скотч и пил. Матвей Скотч! Звучит. Я тоже со временем возьму себе эту фамилию. Дэн Скотч!… Абсолютный лидер на рынке!… Скоро мы вернем себе родовое поместье – Кремль. А ты станешь моим первым крепостным мужиком. Будешь отдавать мне десятину, – Дэн воодушевился. Импортное пиво было отменно. – Заведешь кур на балконе и станешь отдавать мне каждое десятое яйцо, которое они снесут.
– Сначала пусть твой дядя Матвей выйдет из тюряги!
– Это не проблема. С его связями он там не задержится… Можешь быть уверен, ему привезут выходной костюм прямо в камеру. И он отправится на вечеринку у мэра… Чистый и самодовольный он будет реготать над анекдотом, рассказанным начальником тюрьмы. Этот будет там же и будет одет в такой же полосатый костюмчик, как и дядя. Ворон ворону глаз не выклюет! Они там все в полосатых костюмчиках, точно беглые каторжники. Только полоска – уже!
Именно в эту секунду мобильный телефон Дэна Скотопасских заиграл бравурную трель, радостно оповещая окружающую публику, что в его электронное чрево из воздуха гадюкой вползло сообщение. Беда была в том, что после аварии с первым изящным «рено» Дэнова мобила оказалась в окружении посторонних людей. Проще говоря, телефон у Дэна забрали крупные мартышки.
«Найми адвоката. Меня все кинули» – писал безутешный дядя.
Но Дэн не читал его писем, кроме самого первого.
* * *– Мне нужно одиннадцать тысяч!…
– Никто не даст тебе этих денег, – Виталий был крепко уверен в том, что говорил. – Да и зачем они тебе?… Скоро ты станешь миллионером.
– А как мы доедем до Пушкино? На электричке?…
– А что такого?! Наберем пива и поедем…
– Нет уж, извини. Такие мучения – не для меня. Пиво – это прекрасно. Но тащиться в Подмосковье на электричке… С чего ты взял, что улица Ленина – рядом с вокзалом? Придется переть черти куда пешком или на автобусе. Без тачки я не могу. Первым делом – взять тачку. Это начало начал. Так велел Великий Леннон!… Все остальное – во вторую очередь.
Они добрались до места. В четырех метрах от края тротуара возвышалось офисное здание – розового цвета дом, перестроенный то ли из фабрики, то ли тюрьмы. Маленькие, глубоко запавшие окошки походили на бойницы. За входной дверью открывался мир, – он был несхож с нелепым и странным фасадом. Здесь – белые, с интеллигентной матовостью стены, темно-коричневые лестничные перила полированного дерева. Маленький финский лифт хвалился электроникой и зеркалами. На его табло медленно сменяли друг-друга красные циферки.
Виталий икнул, – ему нравилось в офисе Дэна, – в выборе друга он не ошибся!… Что очевидно, то очевидно. Йог ты, как сказал товарищ Мэнсон!
За двенадцать часов до этого…
2. Дэнова могила
В дверь кладбищенского домика три раза ухнули кулаком.
Два сотрудника сферы обслуживания, гадали: кого черт принес в позднень. Регулярная клиентура придерживалась строгого покойницкого расписания.
Давил страх: в жизни прорезалось много нового. Груженые щебенкой «вольво» летали аки птицы, нежные барышни матерились, из земли фаллическими символами перли в небо лужковские высотки. Бывалому, ко всему привычному человеку с могильным заступом становилось не по себе.
Новая Москва резалась не невинными молочными зубами, – острой акульей челюстью. Население вымирало. Покойник прибывал косяком. Доходы сервисников росли, но невидимая дрожжа баламутила цены. Ей-ей, стремно!
За пятой бутылкой большую часть бригады одолел страх. Мужики шатались и хватали друг друга за рукава. Покидали кладбище. Из-за кирпичного забора к хмурому ночному небу вздымались клубы выхлопов. Там бойцы за личное счастье гуртом возвращались к гаражам. Они были всех видов и мастей, но спешили однообразно.
Светило зловещее полнолуние. Среди звезд, харкая на правила и светофоры, кандыбили жидкие облака. Они заражены неизлечимым туберкулезом. Им не хотелось плыть, – взвыть и усесться на землю непроглядным туманом. Но облака не пьют, не ширяются. В бессильной злобе они облевывают низ подлым холодным дождем.
Стоял декабрь, в котором начиналась история. Вполне современная, чтобы назвать ее историей нового времени.
Русская зима превратилась в старуху – она сопливелась, кисла, пускала ветры, слезы дождя. Как пенсионерка, отчалив с митинга КПРФ, воспоминала прошлое. Но тем, кто был жив и смел, хотелось поймать что-то и в будущем… Это была задача, достойная титана. И этот титан явился.
– Ну и рожа!… Если бы у меня была такая рожа, ни за что б не ходил фотографироваться!… – сказал Терентьич напарнику, Виталию Кошелеву, отходя от окна.
В маленьком домике, расположенном на Введенском кладбище, был еще третий могильщик. Но он спал на лавке мертвецки пьяный.
– Не открывай, – Виталий подцепил со сковороды вилкой, на которой не хватало двух зубьев, жареный пельмень и отправил в рот. Пельмень неслышно взвизгнул.
– Само собой… Что я дурак открывать такой роже.
Терентьич подсел к столу. Его собственная рожа была ужасна.
– Послушай, от коньяка может пучить живот?…
– Если только коньяк гороховый…
– Гороховый? Это как?
– Настоян на стрючках молодого гороха.
– Ни о каком горохе тут нет и помина! – с раздражением произнес Терентьич, поднимая бутылку коньяку в воздух и разглядывая этикетку. – А брюхо у меня теперь раздувает, как будто мне компрессор в задницу вставили.
– В задницу или из задницы?… От горохового коньяка ты сам бы был компрессором. Следовательно, у тебя било бы из задницы, а не в задницу… – философски проговорил Кошелев.
В этот момент в дверь треснули, точно кувалдой.
– Что такое?! – Терентьич подошел к двери и уставился в глазок. – Чего вам надо?!
– Похоронить…
– Кого похоронить?!… Ночь на дворе… Идите на химию!
Очередной удар сотряс кирпичную избушку.
Могильщик приоткрыл дверь.
***
Мертвяка не оставила жажда жизни. Он выл в гробу, пытаясь вылезти. «Суки!», выкрикнутое на том свете, отражалось от стенок гроба. На этом свете оно раздавалось какими-то «щуками».
– Он же орет… – после молчания, продолжавшегося не менее пяти минут, выдавил могильщик. Как будто для того, чтобы ситуация стала нормальной, обитателю гроба достаточно замолчать…
– Погоди, я друга позову… – кладбищенский скрылся в домике. Кругом торчали кресты.
Вышел второй, – здоровенный парень в темно-синей, как таджикская ночь, куртке-аляске с откинутым капюшоном, джинсах, заляпанных кладбищенской глиной. Первый запропастился.
– Клиент всегда в кайф! – проговорил новый могильщик и уставился на них.
Больше он не произносил ни слова.
– Это бараны какие-то… – проговорил главный клиент своим товарищам. – Настолько тупы, что даже испугаться не могут. Ты испугаться можешь?…
– Могу, если трезвый… – ответил могильщик.
– Испугайся, бери лопату, найди место и копай! – велел клиент. – Я тебе бабок дам. Много бабок. Ужрешься – потом неделю дрожжи разбавлять станешь. У тебя пробка в затылке есть?
– Зачем мне?… – вяло спросил могильщик, а сам профессиональным спиртовым глазом окинул заколоченный гроб.
– Отвинтишь, мозги водой разбавишь – сразу окосеешь!
Приезжие посмеялись.
Большая часть гвоздей были вогнаны в дерево не до конца. Сквозь щели мертвец питался воздухом.
– Это хорошо! – пьяно и сладко улыбнулся молодой могильщик. – Воды, значит, попью и окосею…
– Ну да…
– А сколько?…
– Чего сколько?… Воды сколько?! Ты сейчас договоришься!… Тебя как зовут?
– Виталиком звали, – мрачно заметил парень. Он был полным дегенератом и подонком. На общем фоне сходил за нормального.
Клиент поманил Виталю пальцем. Они отошли метров на десять от гроба.
– Покойный был очень нехорошим человеком. Понимаешь?…
– Само собой… Хорошие давно померли.
– Накажем его. Что б помнил… Сейчас ты выкопаешь ему яму. Можно неглубокую. Метр – достаточно. Опустим туда гроб. Начнешь засыпать…
– Он задохнется.
– Ничего… Отдышится. Немного засыплешь, а потом вытащишь…
– Штука баксов!
– Пятьсот… И тебе за это ничего не будет.
– Ну если только так… – согласился Виталик и оба, остановившись на этих условиях, пошли к новопреставленному мерзавцу.
* * *Черный продолговатый ящик стоял на земле и смотрелся для виталиного зрения непривычно. Хоть бы тележку, хоть бы что… Он убрал пять сотенных купюр в карман. Была могила, которую готовили для бригадира. Виталик решил ею воспользоваться. Яма вырыта не до конца, но так даже лучше.
Мертвец больше не издавал ни звука.
Парень сходил в сторожку, приволок ремни, лопату. Приехавшие люди – их было пятеро, подняли гроб и, кряхтя и спотыкаясь, двинулись за могильщиком. Бригадир должен был упокоится на хорошем месте недалеко от входа, – идти пришлось недолго.
Над ямой был сооружен полиэтиленовый шатер выше человеческого роста, – чтобы не заливала вода. Лампочка-времянка, тянувшаяся на длинном проводе, спускавшемся со столба, давала достаточно света. Совместными усилиями спустили гроб в могилу. Виталик принялся засыпать ее. Работал нехотя. История не нравилась. Когда деревянную крышку прикрыл тонкий слой комковатой земли, ночные гости неожиданно развернулись и пошли прочь…
– Эй, вы что?!… Куда?… Что я с ним делать буду?… – могильщик побежал за ними.
– Выкопай и поставь к батарее! – бросил главный. Спутники засмеялись.
Когда ему сунули под нос пистолет, Виталик отстал.
– Счастливо оставаться, дебил! – весело крикнул один из поздних клиентов.
Виталик торопливо вернулся к могиле и принялся откапывать гроб. Что скажет покойник?… Мысль – может стать соучастником убийства – приводила могильщика в ужас. Наконец Кошелев добрался до крышки. Вытянуть гроб в одиночку было не по силам. Он достал из кармана плоскогубцы и немного вытащил гвозди наружу. От его усилий крышка приподнялась. Теперь она держалась за ящик лишь кончиками гвоздей. Покойник не издавал ни звука.
«А ведь он и вправду мог умереть!» – пронеслось в голове. Он окончательно протрезвел и набрав полные легкие воздуха и упираясь в неровные стены ямы сапогами, потянул крышку за край.
3. За гранью
В гробу лежал юноша необыкновенной красоты. Бледное его лицо с тонкими чертами обрамляли длинные светлые локоны. Две восковые руки были сложены на груди. Легкая синева оттеняла закрытые глаза с широкими бледными веками, губы сжаты. Челюсть подвязана бинтом. Бинт, впрочем, сполз и торчал где-то за ушами.
– Что же это? – пробормотал могильщик. – Он же был живой… А он – мертвый… Что же с ним теперь делать?!
Виталик был бы рад, если бы мертвец вскочил и набросился на него с кулаками, но тот был недвижим. Он вытащил крышку наверх и отбросил ее в сторону. Кладбище располагалось в городской черте, неподалеку выла сирена, сигналили машины. Вокруг ближайшего светофора как обычно в пасмурный зимний день распространилась пробка.
Могильщик осторожно, стараясь не угодить ногой в покойника, спустился в яму и, скрючившись, приложил ладонь к его сердцу. Похороненный был тепл. Еще через несколько секунд Виталик уловил биение сердца. «Слава богу! Жив! Просто без сознания!»
Он засуетился.
– Надо же, изверги! Живого человека в могилу закопали! Кто бы мог это сделать?… Сволочи, перепились все! Охрана где-то бродит…
Могильщик приподнял «мертвеца» – голова того запрокинулась – принялся тащить, держа под мышки, наверх. Делать это нелегко, но Виталя очень старался. Вскоре похороненный оказался на земле, отваленной из ямы. Ноги свесились вниз. Подул резкий ветер и усопший, испытав его на своей коже, открыл глаза. Могильщик замер. Никаких действий не последовало. Воскресший опустил веки и безвольно свесил левую руку в яму.
Виталик приподнял его и, крякнув, взвалил на плечо. «Тяжелый, зараза! А с виду не скажешь…» – могильщик посеменил с грузом к сторожке. Предстояло еще утилизировать гроб. Разрубив на части, предполагалось сжечь его в костре.
* * *С погодой происходит пакость. Это уже не требует доказательств науки. Дни с гнилью выдавались прежде время от времени, – теперь оккупировали всю зиму. Глобальное потепление не дало роста тропической растительности. Толстые баобабы не возросли посреди Тверского бульвара. В Александровском саду не появилось гигантских секвой и араукариев. Не приобретя пальм и попугаев, москвичи лишились хрустящего снега, мороза, солнца…
* * *Еще раз удостоверившись, что похороненный жив, Кошелев перетащил его в домик. В кармане нашел паспорт на имя Дениса Анатольевича Скотопасских, двадцати семи лет от роду, уроженца Ростова-Папы. «Кого только не понаехало в Москву!» – чертыхнулся Виталий. Между последней страницей и корешком вложена странная записка…
* * *«Понедельник: десять часов утра – взять в долг до вторника одиннадцать тысяч долларов, полдень – купить изящное «рено», три часа дня – съехать с квартиры. Вторник: к пяти пополудни – взять миллион долларов, подъехать к концу рабочего дня, отдать одиннадцать тысяч, семь часов вечера – начать обмывать полученный миллион долларов. Все быстро, четко, по современному!».
* * *Понедельник отсчитывал последние минуты. Ровно в полночь юноша приоткрыл глаза.
Виталий взял со стола бутылку «Кенигсберга» – пять звезд, набор медалей, как у сенбернара на выставке – подался к восставшему из гроба. Тот мгновенно утерял сознание. Глаза парня раскрыты, зрачки закатились. Испугавшийся Кошелев прислонил горлышко к синим губам. Юноша вновь пришел в себя. Виталий влил в него огненную жидкость, – закашлялся, коньяк проглотил. Могильщик поддал новую порцию… Жидкость во чреве бутылки по-унитазному булькнула. После пятого раза Скотопасских сел.
– Сволочи! Всех ненавижу!…
– Вот потому тебя в гроб и засунули!…
– Я разбил их машину. Потом качал права… Всех ненавижу: бандитов, бюджетников…
Гость выхватил из рук могильщика коньячную бутылку. Выпил. Глаза его подернулись туманом.
– Депрессуха сушит! Ужас! – проговорил он. – Меня зовут Дэн. А почему этот спит?…
На лавке алкогольным сном дрых третий могильщик.
– Это он тебя закапывал…
– Устроим пляски на гробах. Тащи гроб!
Когда деревянный ящик был извлечен из могилы и принесен в домик, они уложили туда спящего воина, накрыли крышкой. Принялись по очереди танцевать на ней. Играло радио.
Кошелев танцевал не потому, что хотелось. Выбора не было: или подладиться под общество, или остаться за бортом. «Как же спросить про миллион?… Что это за миллион и что все это значит?… Только бы втереться ему в доверие».
Вот так же он втирался в доверие к автослесарям, портным, могильщикам. «Легкие пути – мое кредо!» – говаривал Виталий Кошелев.
В пылу танца они не заметили, что третий могильщик уже проснулся, но на всякий случай не подает признаков жизни.
Сизое алкогольное утро наступило для всех троих одновременно.
Нынешним утром…
4. Взгляд анаконды
Москва – удивительный город. Его жители любят игру. Поставщики игровых автоматов любят его жителей. Жители обожают их продукцию. Продукция обожает деньги, а деньги не любят дураков. Но дураки любят игру.
Так движется мир.
К десяти утра деньги, взятые Скотопасских в долг у Кошелева были проиграны целому ряду одноруких бандитов. Ночной гость призадумался.
«Куда же теперь идти?… Съемную квартиру я освободил. Деньги истратил, «рено» забрали. Да еще должен этому идиоту пятьсот баков. Что же получается: атака захлебнулась?!… Но как?! Почему?!… Светило солнце, я был полон радужных надежд!…»
– Землячок, я теперь от тебя, пока ты не отдашь мне тринадцать тысяч, на шаг не отойду! Уж извини… Где мне тебя потом искать?… Я тебя не знаю… Кстати… Уже десять тридцать! Ты никуда не спешишь?…
«Спешу! Конечно спешу… Разрабатываю новый план…»
И в голове Дэна Скотопасских закрутились лихорадочные идеи.
* * *«Вторник. К двум часам дня взять в долг одиннадцать тысяч долларов. (Какая разница, сколько быть должным – одиннадцать или двадцать две?!…)»
– Ты должен мне пятьсот баксов, понял, рожа?!… Или ты ничего уже не соображаешь?!
«Ну тебе-то я отдавать не собираюсь!… Имея в пассиве двадцать две тысячи долга, купить к пяти вечера изящное «рено». К восьми загрузить в него миллион баксов. В девять вечера приступить к обмыванию первого в жизни миллиона. Нарядно! Главное – чтобы атака не захлебнулась!»
* * *– Что ты привязался ко мне?!… Подумаешь, пятнадцать тысяч деревянных! Я ворочал более крупными суммами!… Оставь телефон, я тебе перезвоню…
– Ну ты хам! – вымолвил Кошелев.
«Того мне и надо!» – подумал он и вцепился Дэну в грудки. Рука могильщика скользнула противнику в карман, обшаривая его, якобы в поисках денег. Она наткнулась на знакомый паспорт, поздоровалась с ним, дала документу поддых, потащила его наружу.
Гигантская змея анаконда, проживающая в дебрях по берегам реки Амазонки сидит на свиной диете. Случайная встреча анаконды и дикой свиньи примечательно во всех отношениях. Как правило, свинья успевает заметить свою гибель заранее. И тут анаконда, не шевелясь, уставляет на свинью фирменный взгляд. Он пронзает глаза жирной свинки, лишая ее воли. После чего анаконда спокойно подволакивает к жертве свое омерзительное длинное тело и спокойно заглатывает парализованную свинью целиком. Явление хорошо знакомо парапсихологам и часто приводится ими как доказательство существования передачи мыслей на расстоянии.
«Сволочь! Я всегда кладу паспорт в левый карман. Значит ты обыскал меня, пока я валялся без сознания!»
«Я все знаю. Бесполезно сопротивляться. Не отстану от тебя ни на шаг!… Тринадцать тысяч, твой ресторан и дружба до последней копейки, оставшейся от миллиона!»
Скотопасских сдался. Фирменный взгляд, который Кошелев обрушил в его синие глаза, сделал дело: свинья осознала – пиршество гада неизбежно.
«Ничего, я еще поворочаюсь у тебя в брюхе! Ты еще ощутишь мучительные рези!… Ты будешь гадить мною каждые пять минут!»
Виталий демонстративно прочитал записку. В огромных ладонях могильщика она оказалась соринкой.
– Что за миллион долларов? – равнодушно спросил Кошелев.
– Это аллегория!… Я начинающий поэт. Речь идет о килограмме черкизовской ветчины ко дню рождения.
На этот раз Кошелев посмотрел в синие глаза друга с кротким смирением.
«Я у тебя ничего не отниму. Все, что мне нужно – это быть рядом. Пить за твой счет, курить твои сигареты, купаться в отблесках твоей золотой славы! Ты не смотри, что я такой большой. Я – человек маленький!»
«Ну ладно. Уговорил!… В конце-концов есть некоторые обстоятельства, которые заставляют меня не пренебрегать дружбой такого кретина, как ты…»
– Дай сюда! – Скотопасских грубо вырвал из огромных рук могильщика паспорт и записку. Дрожащими тонкими пальчиками с розовыми аккуратно подстриженными ноготками воткнул бумажку между страниц, убрал в карман.
– Скот ты! Всех ненавижу!… Когда я приду к власти, в этом городе не останется ни одного незанятого фонаря!… Дэн-вешатель – вот как меня прозовут!
– Ты чего?! Обиделся что ли? – смутился Кошелев.
– Йог ты! Иди на химию! Пиджак помял!…
– На химию… На химию… Сам ты иди на химию. Йог ты! Живешь-то ты где?…
Кошелев пригласил Дэна в свои апартаменты. Не озвучил он только того, что квартира уже пять дней как сдана скромной студентке из Ростова по имени Даша Дай за сто пятьдесят долларов в месяц. Это было в три раза дешевле рыночной цены… Сам Виталий проживал на кладбище и у соседа двумя этажами выше. Обстоятельства – позже. В данный момент не имело значения. По плану на апартаменты не оставалось времени. Следовало срочно двигать за миллионом долларов. Пардон, килограммом черкизовской.
Друзья сели в такси. Платил за все с бандитских и своих тысяч Кошелев. Он себе нравился: новая дружба, как бизнес-проект… Вложения: пройти двадцать метров до могилы, держа в руке лопату, понаблюдать, как крупные мартышки опустят в нее на ремнях деревянный гроб, бросить привычными движениями десять лопат земли на крышку, счистить землю, открыть гроб, вынуть покойника, перенести в домик… Легкое волнение, поднесение ко рту коньяка (расходы на пойло вычитаются из полученных авансом пятисот баксов), танцы, оговор старшего товарища…
Скотопасских милостиво позволял за собой ухаживать. Великие должны быть благородны. Миссия давалась с трудом: время от времени по лицу юноши пробегали отсветы глубокой внутренней изжоги: как я всех ненавижу!…
– Вообще-то, я больше люблю сам быть за рулем, – произнес Дэн. Водитель такси был один из тех, к кому он испытывал легкую неприязнь. – Я без тачки – никуда. Была б моя воля, я б и в сортир на машине ездил!… Терпеть не могу ходить пешком.
– Действовать будем современно, четко, по быстрому!… – умудрено произнес Кошелев.
Скотопасских прищелкнул пальцами: Y-YES! Новый друг начинал ему нравится.
Через триста секунд у новой евроразвязки на третьем транспортном кольце они въехали в пробку, в которой простояли ровно сорок пять минут. Из них тридцать минут они двигались мимо домов сорок шесть и сорок восемь. Выхлопное марево стелилось над угрюмой зимней столицей, проникало во все щели, ухало в голове молотом. Вдали пенсионерки перебегали улицу, пугливо отскакивая от никуда не двигавшихся машин. Дэн ослабил ворот.
«Y-YES! Y-YES! Y-YES! Мы сделаем это!…»
* * *Дядя Дэна Матвей Скотопасских трудился на Государство Российское. Иными словами, был чиновник.
Как выразился Коля Гоголь в своей неопубликованной повести «Драповое пальто» «Он был простой коллежский регистратор…»
Денег у этого простого регистратора были просто кучи! Однажды милый дядечка попал в пренеприятнейшую историю. Его сотоварищи вознамерились арестовать какие-то злые демоны из ФСБ. Ни в чем виноват он не был. С крупного банка вымогали взятку за прекращение одного налогового дельца, только и всего. Да этих дел закрывают по десять штук в день! А привязались именно к Матвею. Проклятые приверженцы избирательного правосудия! Просто он был лучше других, чище, изящней одевался, мозолил глаза. Вот к нему и придрались.
Матвей лишь посредничал и был в группе не один. Пока брали других коллежских регистраторов, смог побегать на свободе.
И отправить провинциальному племяннику, недавно приехавшему в Москву странный SMS с загадочного чуждого номера.
«Пушкино. Улица Ленина, 13. Съемная квартира 47, там никого нет. Под кроватью сумка с миллионом долларов. Забери. Дядя Мэтью».
* * *Накануне Дэн занял у своего коллеги Константина Виноградова одиннадцать тысяч долларов, пообещав отдать их до конца следующего рабочего дня. Как и было обговорено, он появился в офисе, но не для того, чтобы отдать бабки.