– Больше чем воин, Эд. Ты многому можешь научиться у него. Миор очень многое повидал и знает жизнь.
– А Зиагаард?
– Кто же из воинов не знает Зиагаарда? Было время, когда он командовал фронтом. С ним связаны самые значительные наши победы.
– Почему он ушел?
Отец нахмурился и посмотрел на меня. После рассмеялся.
– Я не буду тебе ничего говорить по этому поводу. Ты сам для себя должен со всем разобраться. Наблюдай, учись анализировать, обобщать и делать выводы. Тогда тебе станет понятно многое. И, главное, за это ты никому ничего не будешь должен. А у Зиагаарда много врагов.
Сказанное отцом меня сильно удивило. После некоторых раздумий я выразил свою готовность поддержать учителя.
– Зиагаард – гордость нашей школы. Мы все, ученики и учителя, за него горой. Мы уничтожим его врагов. Их злоба бессильна перед ним и его умом. Все, что они предпринимают против него, обернется против них.
Отец только глубоко вздохнул.
– Если бы было так, то многое происходило и складывалось бы по-другому, – закончил наш разговор отец.
На прощанье отец обнял меня, чего не делал никогда, поправил волосы, сбившиеся на моей голове, и сказал:
– Мой меч ждет тебя. Он достанется тебе. Учись, сын, и набирайся сил, они тебе понадобятся.
Пожелав мне быть сильным, отец направился к боевому лерфу, ожидавшему его за территорией школы. Когда лерф исчез в дрожащем воздухе, я понял, что должно произойти что-то непоправимое. Чувство тревоги быстро прошло, и я пошел заниматься обычными делами. Тогда я не знал, что это была последняя моя встреча с отцом.
Школа была государством в государстве и имела свой замкнутый цикл различных производств. Ученики сами обеспечивали себя продуктами. Все, что нам было необходимо из еды, выращивалось здесь же, на прилегающих к школе территориях. Возделывание земли и выращивание различных культур было обязательным для каждого из нас. Хотя мы могли не делать этого сами. Созданные посредством генной инженерии биоты справлялись с земледелием лучше нас.
Биоты – это существа, чьи физические тела похожи на наши, как две капли воды, только ростом они чуть меньше, чем мы. Но учителя в вопросе нашей работы на земле были принципиальны. Если у кого-то из нас не набиралось необходимых часов, проведенных за возделыванием почвы и выращиванием различных культур на школьных участках, в парниках, в садах, то они не допускались к сдаче других дисциплин.
Такое трудовое воспитание укрепляло нас из знания того, что пища, выращенная своими руками, полезнее всего для здоровья. Поскольку в нее закладывается энергия нашего труда, а ценнее этого для нас не было ничего. Такая пища придавала силу, а обладать силой и быть сильными, было для нас превыше всего.
Наше воспитание строилось с детских лет таким образом, чтобы мы с первых шагов становились и были сильными. Сила нужна была для того, чтобы отстоять свою свободу в условиях постоянного натиска империи. Этому была подчинена вся наша жизнь от первого шага до последнего вздоха. У каждого из нас не было никакой другой обязанности перед самим собой и обществом, кроме как становиться сильным. Сильных уважали. Тех, кто не хотел этому обучаться и не становился сильным, изгоняли из наших территорий.
О силе я подробнее расскажу позже. Сейчас же коснусь нашего календаря. Все обучение велось и строилось согласно сезонам и временам года. К каждому времени года и к проживанию в нем у нас было сформировано свое отношение. Оно основывалось на том, что в условиях Земли каждое время года было предназначено для определенного вида деятельности. Каждый сезон и месяц, каждый день были предназначены для того, чтобы в течение этого времени, в сложившихся условиях максимально развить и наработать в себе то, чему они наиболее благоприятствовали. Начну с весны.
Весну мы называли кейла. Это время роста и восхода силы, время обновления и новизны. Весна несла в себе силу пробуждения, роста и обновления Земли, которая восходила в ней вместе с поднимающимся Солнцем. Оно нарастало и прогревало Землю и ее энергии. С самого начала весны мы постепенно активизировались и интенсифицировали обучение. Если почти всю зиму мы отдыхали, работали в ослабленном режиме, то весной обучение форсировалось с началом занятий на природе. Считалось, что у того, кто упустит начало весны и скомкает старт, весь год пройдет мимо. Весна, как правило, была началом всех дел. Перед ней у нас был праздник Роал, или Новый год. В это время десять – двенадцать дней мы отдыхали и набирались сил. Занятия проводились только в утренние часы.
После Нового года, в начале весны, мы отмечали день силы роста и день Земли. Эти праздники обычно совмещались в один. За ними следовал праздник силовых всходов, когда молодая зелень появлялась сама, без сопровождения ее роста искусственными оболочками. В конце весны, на ее стыке с летом, мы отмечали день нарастающей силы Солнца. За ним наступало лето или илан.
Лето считалось у нас временем набора силы и активных действий в овладении учебными дисциплинами. Мы наращивали обороты в учебе, закрепляли и оттачивали навыки, развивали то, чему обучались весной. Все полученное нами осваивалось, осмыслялось и доводилось до совершенства в овладении. К осени мы должны были созреть и показать, чему мы научились с начала года, поэтому мы активно обучались, делая небольшие перерывы. Занятия проходили с раннего утра до полудня и ближе к вечеру. Днем мы отдыхали в тени деревьев.
Осень, или элат, была порой, закрепляющей все то, задел чему был положен весной, развит и продолжен летом. Мы все больше оттачивали и шлифовали навыки в овладении предметами и утверждались в этом, приходя ко всё большей устойчивости и силе в них, выводя овладение на новый качественный уровень и закрепляя наработанное. У нас считалось, что без устойчивого навыка в овладении чем-либо нет и не может быть мастерства. Осень ко всему прочему была еще порой обретения устойчивого навыка в овладении силой. Самым большим праздником этого времени года был день сбора урожая, проходивший в начале осени. В конце осени, перед самыми холодами, когда еще было тепло, мы отмечали день утверждения в своей силе, соревнуясь в силе и ловкости. Осенью большинство пар создавали семью.
Зима называлась у нас ата. На протяжении зимних месяцев мы в основном были заняты анализом прожитого за год. Это было время осмысления и подготовки к новому годовому циклу. Больше всего внимания мы уделяли наработке способности видеть свои ошибки, прямые и косвенные, явные и скрытые, просчеты, недочеты, а также их причины. Развивали умение делать правильные, обоснованные выводы, нарабатывали то, что позволит нам не допустить подобных просчетов в следующем году. В это время шла подготовительная работа для того, чтобы успешно, без задержек, встретить новый год и весну, не скомкать ее начало, заложить нужную базу для успешного старта новых начинаний.
Главным праздником этой поры был гелан – праздник становления силы. Считалось, что к этому времени сила, накопленная нами за год, начинает обретать новое качество в результате правильного видения, осмысления прожитого нами и себя в нем. Проще говоря, это был праздник взросления и становления, ведь именно в зимние месяцы закладывалась необходимая база для того, чтобы успешно стартовать весной.
Таким годовым циклом жили мы, придерживаясь его неизменно, сколько я помню себя. Каждый год был индивидуален и неповторим. Он приносил новые дары для нас и возможность осуществить определенные наработки, овладеть новыми навыками и умениями, обрести бесценный опыт проживания на Земле. Все это складывалось в общую копилку духа и сохранялось там.
Наши занятия проходили на свежем воздухе от начала весны до поздней осени. Лишь на зиму мы переходили в аудитории и залы. Школа была накрыта силовым защитным куполом. Климат на всей ее территории регулировали климатические установки, обеспечивающие нужные температурный и влажностный режимы для всего комплекса зданий и прилегающих к ним территорий.
С годами я втянулся в школьную жизнь. Ее распорядок стал для меня естественным и привычным. Школа стала для меня почти что родным домом. Мне уже не хотелось домой так, как раньше. Даже мысли об отце не вызвали у меня прежних эмоций и беспокойства. Годы шли, я обучался и взрослел, мало обращая внимания на то, что происходит за территорией школы. Происходящее вне стен школы я считал чем-то далеким и не имеющим ко мне никакого отношения. Мы редко смотрели кадры с полей сражений. Война казалась мне не настоящей и далекой, происходящей в другом измерении. Лишь пальцы рук, крепко сжимающие рукояти мечей наших учителей и их сжатые челюсти во время просмотра картины сражений, заставляли меня задуматься о том, что война где-то рядом и происходящее реально. Здесь же, за многослойными защитами и за силовыми стенами школы, было спокойно и безопасно.
Война напомнила мне о себе самым неожиданным образом. Я стал хуже спать и иногда вспоминал в ночных метаниях отца. У меня складывалось такое впечатление, что он звал меня. Я уже, было, собрался поговорить о происходящем с Миором, но он опередил меня и вызвал к себе.
Застал я Миора сидящим в удобном кресле и задумчиво смотревшим что-то на экране. При моем появлении изображение исчезло. Миор обернулся ко мне. В его внимательном взгляде я почувствовал доброту к себе и присутствие скрытой печали.
– Будь сильным, – с порога приветствовал я учителя.
– Тэр.
Миор был не в духе, если не отвечал точно так же. «Что-то случилось», – подумалось мне. Чувство невозвратимой утраты внезапно нахлынуло на меня. Я чуть не заплакал. «Неужели отец погиб?» – пронеслось у меня в голове. Я продолжал смотреть на Миора, не произнося ни слова. Учитель подошел ко мне и обнял меня. Эмоции переполняли меня, но я старался удержаться. Воину и мужчине не подобает лить слезы.
– Не зажимай себя, Эд, – как из тумана донесся голос Миора. – Не сдерживайся, не дави в себе эмоции. Сегодня тебе можно.
Мое тело сотрясли рыдания. Прошло несколько минут, прежде чем я успокоился и посмотрел на Миора.
– Твоего отца больше нет с нами, – тихим, спокойным голосом произнес он.
В голосе Миора читалась усталость и горечь утраты.
– Совет и наши службы позаботятся об Эгране, о духе и душе, воплощением которых он являлся, отправив их в граальг. Там тонкие тела восстановятся и будут готовиться к новым воплощениям, если повреждения не будут критичными для возможности нести тяжесть физического тела.
– А если уровень повреждений будет критичным? – еле выдавил я из себя.
– Тогда будем ждать лучших времен, когда у нас будут энергии, чтобы восстановить дух и тонкие тела твоего отца и еще сотен тысяч свободнорожденных. Все они пока не могут воплотиться после повреждений, причиненных им магической деятельностью и магами.
– А когда наступят эти времена?
Миор невесело усмехнулся.
– На этот вопрос у меня нет ответа. Может быть, кто-то из вас, обучающихся в нашей школе, сможет пробить магические щиты и выйти на них. Пока это никому не удавалось.
– Как погиб отец? Я хочу последний раз посмотреть на его физическое тело. Это можно организовать?
– Лучше тебе этого не видеть.
Миор отошел от меня и начал прохаживаться по кабинету. Остановившись, он, не глядя на меня, произнес:
– Прямое попадание силовой плазменной молнии в то место, где находился он с несколькими воинами. Это мгновенная смерть. Не помогли ни доспехи, ни силовая защита. В радиусе трехсот сэтий испарился воздух, верхний слой почвы превратился в труху, а температура в эпицентре попадания была около двух тысяч градусов. Остался только покореженный шлем. По результатам генетической экспертизы остатки физического тела собрали в шлем, а потом распылили. Ты сможешь поговорить с отцом, с его личностью, когда дух, тонкие тела погибших воинов будут отправлять в граальг. Тогда по распоряжению Совета применят силу, что сделает тонкие тела и оболочки видимыми на несколько минут для прощания с родственниками.
– Я знаю, – с трудом проговорил я.
Миор остановился и посмотрел на меня.
– Будь сильным. Не расстраивайся. Это уже произошло, но главное, что дух и душа его не достались магам. Наши воины успели их забрать с собой.
– Я стану воином и жестоко отомщу за смерть отца, – собрав всю свою силу, пообещал я.
