Романсы бельевой веревки: Деяния женщин, преступивших закон

Al margen de la ley. Atroces, bandidas, adúlteras y un casamiento entre damas. Romances de cordel

© Dirección única, 2018

© П. Рыжаков, перевод, предисловие, примечания, 2020

© Издательство «Водолей», оформление, 2020

Романсы бельевой веревки

Романсом в испанской литературе называется стихотворение или небольшая поэма повествовательного характера, опирающаяся на шестнадцатисложный стих с ассонансной рифмой[1]. В качестве полноправного литературного жанра романс оформился лишь в XVI веке, однако как жанр устного народного творчества он существовал уже в Средние века, а первыми романсами были, вероятно, импровизации певцов-сказителей на актуальные сюжеты.

Как правило, романс строится вокруг какого-нибудь яркого эпизода: исторического или вымышленного. Самые ранние из сохранившихся романсов посвящены борьбе испанцев с маврами. Однако романсы не ограничиваются военной тематикой. Их сюжеты крайне разнообразны: здесь встречаются и сцены частной жизни, и анекдоты об известных исторических личностях, и удивительные приключения вымышленных героев[2].

Поэмы, вошедшие в настоящий сборник, назывались в народе “романсами бельевой веревки” (romances de cordel). Изданные в виде сложенных листов, без переплета, похожие на тетрадки без обложки, они распространялись на рынках, прикрепленные прищепками к шпагату. “Романсы бельевой веревки” – произведения-однодневки с захватывающим сюжетом. Их основные темы – измены, убийства и сверхъестественные явления. Чтобы подчеркнуть сенсационность, авторы (как правило, анонимы) сообщали в подзаголовках, что в основе их поэм лежат подлинные события “самого недавнего времени”. Подобно криминальным хроникам или псевдо-документальным историям бульварной прессы, “романсы бельевой веревки” сочинялись в расчете на одноразовое прочтение невзыскательной публикой. Этот факт, а также анонимность авторов обусловили ряд характерных черт этих произведений. С одной стороны, “романсы бельевой веревки” написаны наспех. Они плохо отделаны, в них встречаются нестыковки или даже пробелы в развитии сюжета, авторы нередко обнаруживают дурной вкус. Поэтому эпоха “романсов бельевой веревки”[3] считается периодом упадка жанра романса, последовавшего за расцветом, который он переживал в Золотой век испанской литературы, когда сочинением романсов занимались столь прославленные поэты, как Лопе де Вега и Луис де Гонгора. С другой стороны, в “романсах бельевой веревки” отсутствует претенциозность, что придает им особую прелесть. Следует также отметить, что несмотря на сниженность жанра, некоторые из romances de cordel написаны авторами, обладавшими значительным поэтическим талантом.

“Романсы бельевой веревки” настоящего сборника объединены общей темой – они повествуют о женщинах, нарушивших закон и ведущих необычный образ жизни[4]. Однако, несмотря на тематическое сходство, представленные здесь поэмы существенно отличаются друг от друга.

В первой поэме сборника, романсе о донье Феникс, проступает, как нам кажется, ироническое отношение автора к бульварному чтиву. Отчетливый комический колорит носят, например, фрагменты, в которых имя героини (доньи Феникс) рифмуется с именем влюбленного в нее злодея (дона Феликса). Стиль автора тяготеет к избыточности. Центральную часть поэмы занимает описание жизни Феникс, ставшей разбойницей, представленное последовательностью почти не связанных между собой эпизодов, выведенных с утрированной мелодраматичностью. Поэма заканчивается прекрасно написанным эпизодом, посвященным встрече героини с Христом. После этой встречи происходит духовное возрождение доньи Феникс. Следует помнить, что птица Феникс в Средние века считалась одним из символом Христа. Автор поэмы удачно обыгрывает эту символику и оправдывает выбор имени героини.

“Донья Колючка” – своего рода блатная песня XVIII века, сочиненная без лишних прикрас и замечательная в своей естественности. Большая часть поэмы написана от первого лица, создается эффект живой речи, обращенной к читателю, что позволяет автору убедительно передать меняющееся эмоциональное состояние героини. Поэма изобилует сниженными разговорными оборотами, отдаленные аналоги которых можно найти в русском блатном жаргоне. Убитая соперница падает, “как овца”, схватка именуется “пляской”, пистолет – “виуэлой[5]”.

“Виктория Асеведо” – незатейливая приключенческая история. Насильно выданная замуж девушка убивает мужа и становится капитаншей разбойников. Далее сюжет развивается по принципу нанизывания увлекательных эпизодов. При этом каждый из этих эпизодов выписан талантливо – автор добавляет специфические детали в шаблонные фабульные элементы, что делает описываемые события осязаемыми. Некоторые сцены не лишены комизма – например, сцена побега из тюрьмы, где указывается, что тюремщик бежал, обгоняя заключенных.

Поэма про донью Изабель Гальярдо резко выделяется плохо выстроенным сюжетом и вообще некоторой сумбурностью. Метаморфоза, произошедшая с героиней, добропорядочной дворянкой, объясняется реакцией на убийство ее отца злодеем-соседом. Однако, отомстив злодею, донья Гальярдо начинает череду убийств, многие из которых никак не мотивированы. Несмотря на то, что приведены имена или род занятий всех эпизодических персонажей, эти детали в дальнейшем никак не используются. Создается впечатление, что автор оставил поэму на стадии черновика. Судя по ряду деталей (например, по сообщению о назначении королем Филиппом пенсии героине и ее супругу), можно предположить, что в основе поэмы лежали какие-то реальные события.

Наиболее разносторонне разработанными являются две последние поэмы сборника – “ Донья Виоланта из Сеговии” и “История о том, как две дамы между собой поженились”. В “ Донье Виоланте” появляются ответвления сюжета и полноценные второстепенные герои, умело варьируется скорость повествования. Остросюжетные фрагменты перемежаются вставками созерцательного характера. Вот как, например, описывается наступление ночи: “Вот уж факел небесного хода / Угасает во мгле океана / Одевается скорбной одеждой /То пространство, где ветры гуляли…”. Огонь любви, охвативший донью Виоланту и ее возлюбленного, уподобляется пожару Трои. Добавляется примечательное пояснение: эти два пожара схожи между собой по масштабу разрушительных последствий. Пусть это сравнение и носит черты литературного штампа, но использовано оно изящно. “Донья Виоланта” написана беспристрастно, лишена сентиментальности, вследствие чего печальная история главной героини достигает поистине трагического измерения, что является редкостью в “романсах бельевой веревки”, тяготеющих, как правило, к кичу.

“История о том, как две дамы между собой поженились” – увлекательная стихотворная новелла, написанная в целом очень добротно, хотя и не лишенная огрехов. В отличие от прочих поэм сборника, в “Истории” сенсационность достигается не за счет кровавых сцен, а за счет оригинальной фабулы. Здесь мы имеем дело не с нанизыванием единичных эпизодов, а с разработанным и целостным повествованием. Некоторые сюжетные ходы в “Истории” заимствованы из таких литературных жанров, как новелла и сказка. Таковы, например, эпизоды, посвященные любовному недомоганию инфанты или трехкратному испытанию главной героини злопыхателями.

Испанские романсы могут быть знакомы русскому читателю по сборнику “Романсеро”[6], а также по ряду антологий испанской поэзии[7]. Однако ни один “романс бельевой веревки” (вероятно, по причине родства этого жанра с бульварной литературой) в эти издания не вошел. Цель настоящего сборника – заполнить эту лакуну и познакомить русского читателя с любопытнейшей разновидностью испанского романса.

Переводчик выражает искреннюю благодарность Изабель де Рикер за помощь в прояснении неоднозначных мест оригинала, Елене Юрьевне Барбанель за содействие в подготовке корректуры, а также Всеволоду Евгеньевичу Багно за ряд ценных замечаний.

Павел Рыжаков

Донья Феникс

[8]

Правдивая история, повествующая о жизни и злодеяниях бесстрашной дамы по имени Феникс, которая, наградив смертью убийцу своего возлюбленного, ушла в горы и стала капитаншей разбойников.

Множество неожиданных поворотов откроется любознательному читателю!

Обратите внимание на развязку!

События, произошедшие в нынешнем году[9]

Зазвучи же, гремящее слово,

Чередуясь напевом созвучий,

Пусть откроется миру история,

Что повергнет и смелого в ужас!

Небывалый пугающий случай –

И не вымысел – чистая правда!

Слушай слушатель, внемли читатель,

Все поведаю я без утайки.

На другом конце океана

Юный город стоит многолюдный,

Посвященный Кресту Господню

И зовущийся Санта-Крусом[10].

Государь этот город славный

Озирает монаршим оком,

Потому как в нем расположен

Самый первый индийский порт наш.

В тех далеких заморских землях,

В Санта-Крусе Испании Новой,

Проживала прекрасная дева

И звалась эта дева Феникс.

На чудеснейшую картину

Походила девица Феникс

Сочетанием красок дивных

И сложением безупречным:

Стопы были миниатюрны,

А ладони подобны жасминам,

Щеки – словно чайные розы,

Шея – цвета нежнейших лилий.

Алебастровый лоб украшая,

Золотые спадали пряди,

Ярко-синего цвета очи

Под покровом ресниц сияли,

Ожерелье из перламутра

Проступало меж губ полнокровных,

А прекраснейший подбородок

Был украшен ямочкой нежной.

Сиротой была дева Феникс

И жила она в доме у тети –

Та, ее окружив любовью,

Заменяла отца и матерь.

А когда повзрослела дева,

Быстро слух о красе чудесной

Разлетелся по всей округе,

Порождая в мужах волненье.

Среди тех, чье сердце внезапно

Запылало любовью к деве,

Было двое мужей благородных,

Звали их дон Хуан и дон Феликс.

Дон Хуан был хорош собою,

Обходителен и приятен,

Дон же Феликс был горд и надменен,

Да к тому же внешности странной.

Удивит ли кого, что Феникс

В пламя страстной любви Хуана

Погрузила крыла золотые

И сама огнем запылала?

Не упрятать жаркое пламя,

И тем паче, когда источник,

Что питает такое горенье,

Есть любовь, а не что иное.

Услыхав признанья Хуана,

Не таясь, ответила Феникс,

Что она не меньшей любовью

Кавалера этого любит –

И ответ ее благосклонный

Окрылил молодого дона,

Он под окнами дома Феникс

Появляться стал еженощно.

Только тайное стало явным:

Все проведал коварный Феликс,

В страшной ревности, в диком гневе

Он задумал дурное дело –

Жизни дона лишить Хуана

На глазах у его любимой,

Чтоб влюбленная дева Феникс

Боль ужасную испытала.

И пошел, и свершил лихое

Под покровом вороньей ночи:

Он, собравши людей с собою,

Подошел и кинжалом острым

Поразил со спины Хуана,

Что стоял под окном беспечно,

С милой Феникс своей воркуя –

И погиб дон Хуан несчастный,

Не успевши и причаститься.

И тогда поднял взор дон Феликс

На дрожавшую птицу Феникс

И такие слова сказал он:

“Вот, негодная, по заслугам

Получил твой Хуан-счастливец!”

Как же вынесет эту муку,

Эту боль, что пронзает душу,

Дева Феникс, отдавшая сердце

Убиенному дону Хуану?

О, никто и гадать не думал,

Что прелестная дева Феникс,

Окруженная от рожденья

Добротою и лаской нежной,

Обретет вдруг страшную силу

И такое свершить сумеет,

Что писать-то об этом страшно –

Кровь от ужаса леденеет!

Но вернемся теперь к рассказу,

Вот, что голос его вещает:

Снявши длинное женское платье

И мужчиною облачившись,

К одному игорному дому

Дева Феникс направила стопы –

Там дон Феликс, как ей сказали,

За игрою проводит ночи.

Донья Феникс за ним послала,

А когда к ней дон Феликс вышел,

Из мушкета смертельный выстрел

Подарила она ревнивцу.

И ему, на земле лежащему,

Гневным голосом говорила:

“Знай, что Фениксом был убит ты

За коварство, подлец трусливый!”;

После скрылась, коня пришпорив,

И покинула город скоро –

Взяв с собою колец и денег,

Унеслась донья Феникс в горы.

Очутившись в горах окрестных,

Повстречала девица шайку,

Приводившую жителей в ужас

Грабежами и разным разбоем,

К ним примкнула бесстрашная Феникс,

С ними дело лихое делила –

Шпага к шпаге, заряд к заряду –

Умножая людей страданья.

И прослыла такой жестокой,

Столь безжалостной Феникс стала,

Что бандиты и воры лихие

Капитаншей ее избрали.

Не желала остановиться

Феникс – ярость не иссякала,

Но себя ощущая пропащей,

Погружалась все глубже в пучину.

По горам и долам окрестным

Разъезжала она в костюме

Очень странном – камзол был сверху,

А внизу – расшитая нитью

Золотой парчовая юбка,

Доходившая лишь до колена –

На воительницу Палладу

Походила девица Феникс!

В одеянии этом бесстыдном

Разъезжала она повсюду,

Заражая дороги страхом,

Грабя путников без разбора.

Ну а если какой-нибудь путник

Приходился тиранше по нраву,

То она такого счастливца

К любострастию принуждала,

А потом, насладившись вдоволь,

Награждала красавца казнью –

Так всецело владел ею демон,

Ко греху ее побуждавший,

Что она одного кавалера,

Красотою плененного дивной,

Усладила, а после в пламя

Приказала живого бросить.

Как-то раз, прознав о мужчине,

Что хулу возводил на женщин,

Отыскала его и стыдила:

“Ты зачем же на женщин клевещешь?”

А потом своим приказала:

“Вы язык его подлый отрежьте,

Языком да поплатится всякий,

Кто на женщин напраслину сеет!”

А другой раз явилась к старухе,

Что лепила похабные сплетни,

И вскричала, ударив болтунью,

В страшной ярости и возмущеньи:

“Помирай, дряннейшая крыса,

Развелось вас сверх всякой меры!

На одну нынче станет меньше,

Хоть от этого толку мало”.

Проезжал через горы однажды

Добродетельный старый пастырь,

Укорял он грешную Феникс,

Уличал он ее в злодеяньях.

Отвечала Феникс: “Изменник,

Где набрался ты этой бравады?

Или, может быть, ты не слышал,

Кто властитель здесь и начальник?”

Так сказав, казнить приказала…

О, чудовище, зла воплощенье,

Ты погрязла в грехах ужасных,

Заслужила ты злую кару!

Но безмерна любовь Господня,

Милосердие безгранично –

Даже эту заблудшую душу

Возвратить он к себе способен!

Как-то раз, блуждая по скалам,

Заприметила юношу Феникс:

Он дремал, на земле простершись,

Как же был он хорош собою!

Описать мы, увы, не в силах…

И решила грешная Феникс,

Неземной красотой пленившись,

Не губить его и не жечь,

Но оставить, к себе приблизив,

И делить с ним и дни, и ночи.

И к нему она обратилась:

“Эй, красавец!” – в ответ молчанье.

Тот не вздрогнул, глаза не открылись,

Видно, сон его был глубоким.

Наклонившись над юношей, Феникс,

Свирепея, рванула рубаху

И отпрянула: ей открылась

На груди глубокая рана.

И воскликнула Феникс в грусти

Над умершей красою дивной:

“Чья же это рука, не дрогнув,

Эту грудь, что белее пуха,

Смертоносной сталью пронзила?

Кто пустил в алебастре этом

Кровяные ручьи-потоки?

Кто посмел такое содеять?

В ком бродила такая ярость?”

Не успела она закончить,

Как восстал перед ней прекрасный

И, пылая гневно очами,

К ней направил слова такие:

“Феникс! Ты покинула дом Мой,

Ты – виновница этой язвы,

Ты открыла глубокую рану,

Что в груди Моей кровоточит!

Ты Мои пути позабыла

И тропиной дурною бродишь,

И копьем злодеяний сердце

Поразила Мое жестоко”.

А едва он это промолвил,

Как с высот голубого неба

Опустились, сверкая, ступени,

И по этим ступеням поднявшись,

Он, одетый облаком, скрылся.

Тут низверглась на землю Феникс,

Вся в испуге, всех сил лишившись,

А когда к ней вернулись чувства,

Разразилась она словами:

“Избавитель, Иисус сладчайший,

Жизнь моя да послужит примером

Исправленья души пропащей!

Вижу, вижу, мои злодеянья

Твою рану разбередили –

Я была овцою заблудшей,

Но теперь я вернусь во стадо,

Покаянием и слезами

Буду пятна грехов великих

Отмывать я до самой смерти!”

Так сказала и, горы покинув,

В монастырь к Босоногим Сестрам[11]

Удалилась и там осталась,

Обратившись к праведной жизни.

И когда смерть настигнет донью,

Описанье ее служенья

Будет миру представлено в книгах

В наставленье и назиданье.

И на этом пора закончить

Наш рассказ о бесстрашной Феникс,

А Хуан из Мендозы просит

У читателей снисхожденья.

Донья Колючка

[12]

Романс, повествующий об убийствах и прочих злодеяниях, совершенных бесстрашной дамой звавшейся Колючкой, уроженкой арагонского города Каспе

Солнце, спрячься, Луна, погасни!

Пусть утихнут морские волны,

Пусть дыханье задержит ветер,

А Земля во мраке застынет –

На сверкающей высшей сфере

В дрожь пришли элементы Вселенной,

Семь планет сотрясаются в страхе,

Опасаясь моих злодеяний!

Ну-ка слушайте страшную правду

Про рожденную в женском обличье,

Что была опаснее змея,

Ядовитей гадюки дикой.

Родилась я в семье благородной

Арагонского города Каспе.

В местной церкви меня крестили,

И родители молодые

Нарекли меня Эспинелой,

Что по-нашему значит “Колючка”[13].

Словно в воду они глядели:

Как я выросла из пеленок,

Ни одна из моих наставниц

Совладать со мной не сумела –

Я творила все, что хотела,

Никого не желая слушать.

Лишь исполнилось мне пятнадцать,

Как жестокая Парка[14] решила,

Что пора мне стать сиротою –

И лишила родителей жизни.

С той поры никого не осталось,

Кто бы мог меня образумить,

Стала я необузданным нравом

Приводить в смущенье соседей.

Время шло, я взрослела и крепла…

В обращении с разным оружьем

Я достигла высот небывалых

И в короткий срок превратилась

В фехтования мастерицу –

Редкий мастер об эту пору

Мог со мною на шпагах сладить.

А теперь я поведаю случай,

Что сломил мою жизнь безвозвратно,

И тогда вам станет понятно,

Как пошла дурною дорогой.

Был сосед у меня пригожий,

Телом ладный, лицом хороший,

Отпрыск местного дворянина,

Кавалер Фабиан из Эрреры.

Все со мною водил беседы

Этот сын господина Эрреры,

И любил он мои ответы

На свои вопросы и речи!

Но не зря говорит поговорка:

“Сладость горечью обернется” —

Потеряла я скоро душу,

Убежала она к Фабиану –

Приманил он ее любовью.

И оставшись с пустынным сердцем,

Вопросила я кавалера:

Не имеет ли он желанья

Взять меня в законные жены.

Вот, что я в ответ получила:

Не гожусь, мол, ему я в жены –

Недостаточно я богата,

Да и род не такой высокий,

И к тому же ему повстречалась

Очень славная дама недавно…

Это выслушав, я удалилась,

И, подобно раненой львице,

В тихой ярости, в страшном гневе

В свое логово воротилась –

Подождать наступленья ночи,

А потом отомстить за обиду.

Поменяла я одеянье,

Облачилась в камзол красивый,

Опоясалась острой шпагой,

Карабин тугой зарядила

И, еще подождав немного,

Вышла в ночь искать кавалера.

Но недолго пришлось бродить мне,

Увидала его я скоро –

Он стоял под резным балконом,

С новой дамой воркуя нежно.

Подойдя к нему, я сказала:

“Что, предатель и хлыщ отвратный,

Надо мною ты надругался

И над родом моим глумился.

Видно, думал, что мне подобных

Предстоит тебе встретить много…

Вот пришла я к тебе, давай же,

Поскорее лиши меня жизни,

А не то смотри, час не ровен,

Я другое найду утешенье.

Что уставился ты, бояка?”

Встав в позицию, он защищался.

Бился он вообще-то отважно,

Но ему ли со мной тягаться? –

Нанесла я четыре укола,

А от пятого он повалился.

Разразилась криками дама,

Увидав, что ее ненаглядный

На земле лежит неподвижно.

Я курок спустила, и пава,

Как овечка, на бок упала.

Тут уж кликнули люди стражей,

Но схватить меня не успели,

Я заранее все рассчитала

И к утру оказалась в Уэске[15].

Навсегда мне пришлось покинуть

Нашу славную милую землю,

Мой родной и любимый город.

Из Уэски ушла я в Памплону[16]:

В плодородной земле Амальфеи[17]

Я до самой весны просидела.

Там же я поменяла имя –

Стала зваться я доном Раймундо,

Уважать меня быстро стали

За отвагу мою и ярость.

Дальше, в Сеуту[18] перебравшись,

Я четырнадцать месяцев кряду

Ремеслу обучалась солдата,

А потом в гарнизоне служила.

Там по осени, в день четвертый

Октября завязалась драка

(По какой причине – не помню),

И в пылу потасовки этой

Я лишила жизни сержанта,

Что на ругань был больно щедрый.

Надо было бежать из Сеуты –

Я тогда на скорлупку села

И отчалила быстро в Марвелью[19].

С корабля я сошла на берег

И в порту, когда потемнело,

Стала в карты с портовыми дуться –

В дурака и в другие игры.

Как там, что там, уже не помню –

Не успела моргнуть я глазом,

Вижу – шестеро наседают.

Я одна. При таком раскладе,

Обойтись нельзя без свистульки –

Я скорее ее достала…

Трое мигом легли на землю,

Остальные же дали деру,

Чтоб судьбы избежать собратьев.

Дальше в Малаге[20] я оказалась.

Как-то раз стою на бульваре

И с торговцем веду беседу.

Вдруг подходит (подослан чертом!)

Важный член городского совета.

Говорил он со мною грубо –

Кто я, что, зачем и откуда?

Я ему – на вопрос вопросом:

Мол, твое-то какое дело?

Он же в ярости стал божиться,

Что засадит меня в колодки…

И тогда я воздела руку,

Преисполнена правого гнева,

И влепила ему по макушке –

Поплясав, он на землю рухнул.

Подоспели порядка стражи,

Говорят: “По своей ли воле

Или против – поедешь с нами!”

Я сдаваться не собиралась

И об этом им сообщила.

Достаю я скорей свистульку –

Начинается танец жаркий:

Альгвасил[21], меня попытавшись

Повалить, был в упор застрелен,

Секретарь получил не меньше –

Головою бодал он землю.

Если уж говорить по правде,

Уцелеть в заварившейся свалке

Я, конечно, не ожидала –

Там бы голову и сложила,

Если б некий храбрец-валенсиец

Не пришел бы ко мне на помощь

И меня не прикрыл бы с тыла.

Я же в ярости порубала

Наседавших – налево-направо,

Ослепленная болью и злостью

И пораненная немного.

Наконец, удалось нам отбиться

И бежали мы с поля брани,

Я на память взяла три раны,

Но они неглубокими были.

Мы в пещере передохнули,

А потом, дождавшись рассвета,

Поспешили на берег, и скоро

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

О метрических особенностях романса см. напр. стр. 129–132 в: Гаспаров М. Л. Очерк истории европейского стиха. М.: Наука, 1989.