Вторжение

© Сергей Шангин, 2020

ISBN 978-5-4498-8025-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АНОНС

Ты умер? Великое дело! Рай, Ад, Страшный суд? Или нечто другое, вполне обыденное, к чему ты совершенно не готов? Почему мир, в котором ты оказался после смерти, так похож на твой собственный? Или не похож, а именно в нём ты и находишься?

Неужели это продлится вечно и тебе суждено скитаться призраком по родному городу? Но что-то подсказывает – не всё так просто, как кажется. На тебя у кого-то есть планы! Знать бы ещё, что это за план, и какой будет плата за проделанную опасную работу.

© Сергей Шангин, 2019

Серия «Иной мир»

Книги этой серии объединяет мысль о жизни после смерти, в которую можно верить или отрицать. Но даже самый заядлый атеист и спорщик втайне верит, смерть не означает конец жизни. Есть люди, которым дано видеть иной мир, общаться с его жителями, управлять энергиями, воздействуя на оба мира. Чтобы окунуться с головой в атмосферу приключений героев этой серии, рекомендую прочитать книги в следующей последовательности:

– «Говорю от имени мёртвых»

– «Проект „PlatZдарм“: Вторжение»

– «Проект „PlatZдарм“: Катарсис»

– «Проект „PlatZдарм“: Говорю от имени живых»

Книги можно приобрести в интернет-магазинах: ЛитРес, Озон, Амазон, Ридеро́

Моя «полка» в издательстве «Ридеро́»

https://ridero.ru/author/shangin_sergei_izrgk/

Никогда не обещай невозможного,

будь до конца правдивым с теми, кто тебе верит!

Но всякий раз, прощаясь с любимой,

обещай вернуться даже из самой страшной битвы!

Только не прячась от опасностей в глубоком окопе за спиной товарищей, а исключительно, проявляя мужество, дерзость, ловкость, опережая смерть хотя бы на мгновение,

потому что ты обещал вернуться!

Живым!

– 1 —

– Алло, это ателье по пошиву верхней одежды?

– Вы ошиблись, мы делаем зонтики для пляжа!

– Но мне сказали, вы можете сшить фрак!

– Если это был Самуил Исаакович, то он пошутил. Что вы хотели ещё сказать?

– Проблемы с проектом, он активирован. Есть четыре проброса!

– Информация принята! Приборные данные передайте координатору по обезличенному каналу!

– 2 —

– Так, стоп, все заткнулись! – заорал Егор. – Достали жалобами на жизнь! Тупые идиоты, маразматики, истерички! Никто не забыл, что мы уже сдохли? Что лыбишься, идиот? Укололся и забылся? Штырит его, блин! А ты, чего застыла, как статуя? Думаешь, явится боженька и откатит всё назад? Ты, старик, сдох, а ума не нажил?

Его голос звенел от злости, присутствующие разом замолчали, ошарашенно переводя взгляды друг на друга. Спор был в самом разгаре, ещё чуть-чуть и в ход пошли бы кулаки, хотя, что такое кулаки в мире, где тебя, по сути, и нет вовсе?

Даже город выглядел каким-то мёртвым, безжизненным, словно его покинули жители. Не так чтобы давно и поспешно, а просто исчезли все разом, оставив его тем, кто сейчас стоял посреди проезжей части широкой мостовой, отказываясь верить в произошедшее с ними.

– Мы умерли! Нас нет! И жизни нет! И нечего тут рассуждать о будущем, у нас его тоже нет! – тишина казалась столь абсолютной, что слова Егора тонули в ней, не порождая ни эха, ни ответных чувств. – Боже, – крикнул он кому-то в небо, – только всё начало налаживаться, только-только удалось слепить из недоумков нормальную команду, сегодня контракт должны были подписать! И что теперь? Я вас спрашиваю, что теперь?

Егор прислушался к себе, надеясь на чудо – что-то заболит, он вынырнет из сна, кошмар закончится пусть и на самом интересном месте. Это всего лишь глупый сон, – уговаривал он себя, – так бывает, бывало и с ним, но сон обязательно заканчивался, как только звенел будильник или организм призывал к действию по нужде. Будильник предательски молчал, а нужды не было и в помине.

Страшная, дикая тоска вцепилась в сердце, закрутила в тугую спираль душу, захотелось упасть и зарыдать, как в детстве – отчаянно, в голос, будто потерял всё в жизни. Почему будто? Именно что потерял и ничего уже не вернуть, не повернуть вспять, не переиграть заново. Он смотрел на стоящих перед ним людей, испытывая к ним страшную ненависть, как будто именно из-за них это и произошло, словно именно они были виновны в его смерти.

Смерть? Умирали родители, умерла бабушка – это было печально, больно, но естественно, потому что не с ним. Ему всего двадцать пять лет, разве справедливо умирать в таком возрасте? Он же только начал жить!

Пусть бы умерли они – толстопузый полицейский, которому давно пора на пенсию, худосочная прыщавая противная девчонка и этот малолетний гопник-наркоман. Почему смерть выбрала его? Это чудовищная несправедливость, немедленно верните всё назад, так не должно быть! Он не заметил, что последнюю фразу отчаянно в голос прокричал кому-то, скрывающемуся там, вверху, за лёгкими белыми облаками.

– И нечего на меня орать! – взвизгнула девчонка, притопнув от злости ногой. – Разорался тут! Все вы мужики сволочи! Молчи и делай, что сказано? Может, мне ещё ноги раздвинуть? А? Командует он! Я не сдохла! Я жива-а-а-а-я-а-а-а! – от её крика закладывало уши.

Но странное дело, крик не заметался эхом между коробками домов, не вспугнул спокойно сидящих птиц, остался совершенно незамеченным этим миром. Словно что-то сломалось, выбилось из ткани бытия, превратив его в ватный, поглощающий любые звуки, суррогат города.

Полицейский, которому такие концерты, видать, были не впервой, решительно шагнул к девчонке.

– Всё сказала? – он бесцеремонно схватил её за плечи и развернул лицом к себе. – А теперь заткнись, дура, если не знаешь, что произошло! Я тоже не сдох! Тьфу, подцепил заразу. Я сплю! С бодуна, с похмелья, смотрю кошмары, наркоз фортели выкидывает! Чего уставился, пацан? Деда Мороза увидел? Сам тут что делаешь?

Оттолкнув опешившую от неожиданности девчонку, он рассвирепевшим медведем надвигался на пацана лет шестнадцати, одетого в модный пацанский прикид – штаны с низкой мотнёй и бич-майку непонятного цвета. Тот, прикрывшись рукой, в испуге отодвигался мелкими шажками.

– А чего, в натуре, как что, так сразу Корень виноват? Я, вообще, не при делах, мне тоже всё это снится или это… ну, ты понял? И чего борзеть, в натуре? Ты тут свои ментовские штучки брось, понял? Тут все равные, все покойники. Или хочешь в мусарню загрести? Ага, давай, вызывай папуасов! Ну, чего застыл, как памятник? Я вот прямо сейчас хочу оказаться в клетке, да хоть в тюряге, но живым! Хочу проснуться! Ну, дай по роже, чтобы сон прошёл!

Происходящее выглядело дико, будто кто-то решил именно сейчас и здесь разыграть спектакль, написанный плохим драматургом. Несмотря на искренность героев, текст выглядел дешёвым и надуманным, а сама ситуация пародией на фильм ужасов. Егор не мог понять, как его угораздило затесаться в такую компанию? Его – гения программирования в один ряд с этими заурядностями? Если это сон, пусть кошмарный сон, но это его видение, он не мог сам для себя нарисовать подобную чушь.

– Высказались? – криво усмехнулся он, с трудом сдерживаясь, чтобы не уйти прочь. – Как и ожидалось, ни одной умной мысли! Угораздило с такими дебилами в компании оказаться! Тупо подумать никто не пробовал?

Все развернулись к нему, и их настроение Егору откровенно не понравилось – полицейский засучил рукава, пацан подтянул штаны, девица скрючила пальцы, как когти. В их взглядах, диких и отчаянных, не было ни капли сочувствия к его тяжёлым душевным страданиям. Как дикие звери, они готовы были разорвать его на куски голыми руками, вцепиться зубами в глотку, выпить кровь из ещё живого тела. Живого? Смерть или сон?

– У кого-нибудь раньше были такие сны? – крикнул он, сделав в испуге шаг назад. – Хоть раз? Нет? И у меня не было. Вы же знаете, в снах нет никакой логики, всё кажется понятным и связанным, а потом начинаешь вспоминать и получается полный бред.

Егор неожиданно понял, что его могут просто избить и не поможет знание программирования, умение создавать команду на пустом месте, способность заключать договора с самыми сложными клиентами. Если прямо сейчас их не успокоить, они навалятся толпой и ему станет так больно, как не было ни разу. А ведь, по сути, он точно так же, как и они, отчаянно хочет неожиданно проснуться и вернуться к жизни.

– А сейчас не бред, что ли? Ты тут самый умный, да? – опять взвизгнула девчонка, заплакала навзрыд, размазывая тушь по щекам. – Не хочу умирать, не хочу, не хочу… Скажи, что это сон и мы обязательно проснёмся! – она смотрела в глаза Егору с такой надеждой, что его кинуло в жар от невозможности выполнить её просьбу.

Но это уже не нападение, ситуация из «сейчас получишь по морде» быстро переходит в «давай поговорим».

– Вспомните, что произошло перед тем, как вы тут оказались? Вот не поверю, что просто легли в постель и уснули, – трясущиеся губы с трудом выговаривали слова, язык заплетался от страха, но Егор спешил развить успех. – Мы здесь и это факт. Не знаю, что он означает, но сейчас нужно просто раскинуть мозгами, сесть и спокойно подумать. Без соплей, криков, пустых разговоров и спешки. Похоже, нам уже некуда спешить.

Его слова прозвучали, как приговор, вогнав всех в дикую тоску. Он и сам чувствовал противный липкий страх от сказанного. Слова вырвались помимо его желания, раскрыв глубоко спрятанную мысль, что никакой это не сон. Ему удалось убедить даже самого себя – спешить уже некуда, всё, приплыли, финита ля комедия!

– Но что-то должно случиться? Зачем мы здесь? – девчонка опустилась на пыльную придорожную траву, наплевав на белое платье. – Мы же есть! – это даже не было утверждением, она словно проверяла сказанное на слух. – Это же не сон? Может, какой-то эксперимент, а? Типа, как «Дом-2» или «Любовь на острове»? Нас усыпили, привезли сюда и сейчас смотрят, что будем делать?

– Значит так, если кто-то знает, что тут происходит, говорите сразу, а то… – полицейский схватился за кобуру, намекая, что миндальничать он не намерен. – Устроят шоу, мать вашу, а потом разгребай за ними! – он неожиданно что-то вспомнил, сдёрнул с пояса рацию и начал крутить ручки, нажимая на кнопку вызова. Рация трещала атмосферными помехами, напрочь отказываясь сотрудничать с блюстителем порядка. – Да что они там, сдохли все что ли? – возмутился полицейский.

– Не они, это мы сдохли, – раздражённо ответил Егор, в глубине души надеясь, что девчонка права.

– А я понял – это глюки! Не хило вставляет, парни! Реальный приход, по-взрослому, ништяк в натуре, полный улёт! – пацан явно находил происходящее забавным и интересным.

Он кружился, приплясывал, подмигивал и выкрикивал нечто невразумительное, словно и в самом деле находился в наркотическом неадеквате.

– Чувачки, вы по ходу тоже нехило приложились, а? Слышь, толстяк, а давай ты нас всех шлёпнешь из пушки, а? Это же глюк, никому ни хрена не будет, в натуре! Мордас, ну, пульни из пушки! Дышь-дышь-дышь!

– Ладно, этот, похоже, наглотался колёс, с ним разговаривать не получится, – Егор посмотрел на девчонку, размазывающую потекшую тушь по лицу. – Ты как тут оказалась, и как тебя зовут, чёрт побери?

Хочешь или нет, но нужно знакомиться с теми, с кем придётся, видимо, плыть в этой «лодке» некоторое время. Главным правилом Егора было – помни, как зовут каждого, с кем ведёшь переговоры, людям это нравится, они становятся податливее и уступчивее, когда слышат своё имя.

– Не твоё дело! – обиженно выкрикнула девчонка. – Не твоё собачье дело, понял? – в её голосе сквозило раздражение и отвращение ко всему происходящему и ко всем, кто в этот момент оказался рядом. – Алина меня зовут! Понял? Я из окна выпрыгнула, с шестнадцатого этажа! – неожиданно продолжила она, явно не собираясь до этого момента что-то рассказывать о себе первым встречным. – Эй, режиссёр, какая следующая реплика? – она огляделась по сторонам, надеясь, что в кустах действительно спрятана съёмочная бригада. – Как я в кадре? – никто не ответил, чем снова разозлил Алину. – И что из этого, умник? Ну, сказала я, как меня зовут и что дальше?

– Не знаю, – Егор пожал плечами. – Меня не каждый день с утра во вторник сбивает насмерть машина. Бац и я здесь, потом вы появляетесь с вашими дурацкими вопросами. Если я первый, не значит, что я всё знаю. Просто хочу понять, почему мы здесь и вместе? Может нас при жизни что-то объединяло, встречались где-то, в один садик ходили, родители друг друга знали.

– Эй, парень, ты тут не философствуй, мать твою! Я тебя знать не знаю и знать не хочу…

– А чего вы хотите? – неожиданно прервала выступление полицейского Алина, встав на защиту Егора. – Этот хоть разобраться хочет, а от вас какая польза? Из пистолета постреляете, на пятнадцать суток закроете, родителей в школу вызовете? Тоже мне, нашёлся старший по подъезду!

Полицейский нахмурился, надул щёки, задышал, как бык перед тореадором, раздувая ноздри, но ничего не ответил, махнув на Алину рукой.

– Прикольно! А я вас тоже не знаю, – пацан расплылся в глупой ухмылке, медленно оглядывая одного за другим, – но вы прикольные! Эй, толстый, дашь пестик пострелять?

– Ага, в рожу дам, нарик проклятый! – разозлился полицейский. – Говорил мне дежурный, не ехал бы ты, Михалыч, в пятницу под конец рабочего дня, пусть молодые надрываются, им это в радость. Так нет же, попёрся хрен старый, думал, премию дадут за задержание, а получил заряд картечи в грудь! – он сплюнул под ноги и устало опустился на траву. – Неужто, в самом деле помер, мать вашу? – лицо его искривилось, он шмыгнул носом и стёр кулаком неожиданно выступившие слёзы.

Умом Егор понимал, что факт неожиданного изменения обстановки является железобетонным доказательством перехода в мир иной, как бы прискорбно это не звучало. Хотя, по всем прикидам они сейчас должны были оказаться совсем в другом месте. Почему этот мир, пустынный и безлюдный, так похож на привычный ему город, если не считать странную троицу, свалившуюся на голову в буквальном смысле этого слова?

Только что вокруг кипела жизнь, куда-то бежали люди, шумели машины, летали воробьи, и вдруг всё разом куда-то исчезло, оставив его, точнее их, наедине с пустым молчаливым городом. Окружающее безмолвие давило на психику – казалось диким, что в полуденный час на улицах миллионного города абсолютно не было людей и машин. Пусть ты умер, но ты же в городе! Куда всё подевалось?

Хотелось разрыдаться и пожаловаться кому-то на… на жизнь? Так нет же её, сам только что убеждал остальных в этом. Но чувство горечи было столь сильным, а жалость к самому себе столь непреодолимой, что он отвернулся от всех, подставив лицо ветру. Нельзя показывать слабость, пусть ветер высушит слёзы. Ещё бы как-то протолкнуть комок в горле, мешающий говорить.

– А я думала, раз и всё, темнота и ничего больше нет, – девочка говорила спокойно, входя в странный контраст с недавним своим состоянием. – Думала отомстить им всем, пусть поплачут, будут говорить, как они меня любили, а мне всё равно, ведь меня уже не будет. Хотя, если честно, хотелось в этот момент посмотреть на их рожи, – с неожиданной злостью выкрикнула девчонка, – узнать хотелось, заплачут или просто примут к сведению? Ненавижу… всех ненавижу… ходят по школе, словно я пустое место… Думала, вот закончатся выходные, припрутся на уроки, а там, бац, новость! Начнут обсуждать, как я… ну, это… в общем, хотела бы я услышать всё… А оказалась здесь. И никого. Никого из них нет. Зачем? Тебя самого как зовут?

Она смотрела в глаза Егора, стиснув зубы, сжав кулаки, словно готовилась с кем-то драться прямо сейчас. Во взгляде карих глаз кипела злость, и одновременно в них было столько беспомощности и страха, что казалось, не хватает малости, чтобы слёзы хлынули потоком.

– Егор, – с трудом протолкнув комок, ответил парень. – Думаешь, есть какая-то цель? Мы не просто так тут собрались? Как в кино, типа испытание? А потом…

– Эй, погодь, в смысле испытание, мать вашу? Нас что всех укокошили, с какой-то целью? Ты там чего насчёт эксперимента плела? Учёные-маньяки что ли? – полицейский чувствовал себя не в своей тарелке, слушая их рассуждения, и его это дико раздражало.

– Ага, мужик, маньяки, – обрадовался пацан, подскочив от восторга, – крутой баян, сейчас второй приход начнётся! Где будем брать супермегапушки для охоты на монстров? Тут же должны быть монстры? – он забегал кругами, как собака перед прогулкой, заглядывая под каждый куст, пытаясь переворачивать случайный мусор, словно и в самом деле искал какое-то оружие. – Пушки, пушки, пушечки, пиф-паф, ой-ой-ой, выходи, кто живой!

– Ты бы заткнулся, торчок поганый, и не отсвечивал, мать твою, – цыкнул Михалыч, раздражённый выходкой пацана. – Если не понимаешь человеческих слов, сейчас огребёшь по полной!

– В клетку запрёшь, папаша? – расхохотался нарик и упал в траву, дрыгая ногами от смеха. – Ой, уморил, ну, ты загнул, старик! Ты же глюк, по ходу, не въехал, мент? Приход закончится, и ты пропадёшь, мудрила! Прикинь, раньше меня так не вставляло, не поверишь, в первый раз всё как в реале! Круто до жути!

– Не обращайте внимания, – Егор придержал руку Михалыча, собиравшегося дать пацану затрещину. – Без него обойдёмся, все равно от такого толка мало. Давайте немного помолчим и подумаем, почему мы здесь вместе и почему никого больше нет? Мы ушли практически одновременно? Это произошло где-то рядом, поэтому мы вместе? Между нами есть какая-то связь или нас собрали в кучу для какого-то действия? Я просто накидываю идеи, – он выставил ладони перед собой, словно защищаясь от готовых возмутиться Алины и Михалыча. – Это мозговой штурм, – пояснил он, – любые идеи принимаются без критики, без обсуждения. Говорите всё, что придёт в голову, любая идея может оказаться правильной, потому что мы ничего не знаем об этом мире или об этом состоянии.

– А это точно не сон? – со слабой надеждой жалобно спросила Алина. – Может, ты всё знаешь и над нами прикалываешься, умник? Чего ты такой правильный? – истерично заорала она, моментально откинув жалобный тон.

– Ничего я не знаю, – Егор инстинктивно отшагнул от разъярённой фурии. – Сон! И что из этого? Даже лучше, – кричал он, не веря в сказанное, – просто пообщаемся, поиграем в страшилки и проснёмся в тёплой постельке. А пока это нам снится, давайте что-то делать! Ну, у кого ещё есть варианты?

– Глюк? – пацан неожиданно перестал дурачится, вопрос звучал вполне адекватно. – Я уже и так и эдак прикидывал, не штырит, не чувствую прихода. Было, сразу, как закинулся таблетками, аж крышу снесло, а сейчас ни хрена нет, как в хрустальном куполе – чисто и звонко. Может, всё-таки глюк? – в его голосе слышалась слабая надежда, что наркотический туман развеется, как это было раньше.

Пусть грязный, побитый, в блевотине и мокрых штанах он очнётся в своей квартире или у кого-то в притоне, но живой и относительно здоровый. Это лучше, чем признать факт последнего улёта, а точнее залёта в никуда.

– Только я одного понять не могу, – пацан задумчиво окинул их взглядом, – мы появились здесь одновременно. Но ушли в разные дни. Вот ты сказал про вторник, мне подогнали синтетику в четверг, толстый сдох в пятницу, а тёлка прыгнула в воскресенье. Кто-то помнит, что было до этого момента?

Егор напрягся, но, кроме удара машины, в памяти ничего не всплыло – бац, темнота и сразу здесь. А пацан – молодец, он сам пропустил эту нестыковку, хотя именно с его талантами должен был заметить первым. Вполне может быть, всё легко объясняется особым устройством этого мира, знать бы только, как именно он устроен? Неопределённость, непонимание, невозможность что-то планировать дико раздражали.

– Ничего… сразу тут… – признался Михалыч, задумчиво почёсывая в затылке. – Стареть стал, запамятовал. Вечер же был, темнело уже, а тут день в разгаре. Разве так бывает? Хотя, кто его знает, как оно бывает? Может, это и не наш город вовсе? Где народ, куда все пропали?

Девочка молчала, погрузившись в мысли и воспоминания. Говорят, в момент душевного волнения, стресса, человек не думает ни о чём, кроме самого себя и своих переживаний. Они настолько переполняют его, что блокируют любые другие воспоминания.

А потом, в более спокойном состоянии, если такое случается, на него накатывает ужас. Человек внезапно осознаёт, что его близкие могли бы сейчас страшно переживать. Мы редко ценим окружающее нас, привыкаем к этому, как к воздуху. И начинаем замечать, лишь поняв, что этого может и не быть с нами никогда более.

– Мне бы только посмотреть, как они там… без меня?

Голос Алины заставил окружающее пространство вздрогнуть и закружить их в водовороте неожиданного полёта. Непонятная сила схватила всех разом, потащила неведомо куда, наплевав на желания, страхи, крики ужаса и проклятия. Они неслись сквозь дома, деревья, рекламные щиты, устремлённые к какой-то определённой цели, пока, наконец, не оказались в странном полутёмном помещении.

– 3 —

Закрытый в разгар дня антикварный магазин на одной из самых оживлённых улиц города выглядел странно. Потенциальные покупатели с недоумением рассматривали табличку «Закрыто на переучёт», которую давно уже нужно было выставить на продажу, как один из раритетов ушедших времён. Подёргав ручку, они уходили, недовольно ворча, но никто не спешил открыть магазин. Хозяин, он же продавец был занят с гостями разговорами, не имеющими ни малейшего отношения к выставленным на продажу предметам старины. Тем не менее разговор для них был важнее прибыли магазина.

Чаепитие в кабинете, обставленном старинной мебелью, выглядело не менее странно, чем его участники – непонятно чем объединённые люди, собравшиеся, по всей видимости, случайно и специально к этому не готовившиеся. Давно умершие богатые купцы, цыгане и роскошные обнажённые девицы, казалось, с любопытством прислушивались к разговору, поглядывая из картин в тяжёлых рамах, богато развешанных по стенам кабинета. Плотно задёрнутые бархатные шторы не выпускали наружу ни света, ни звука именно на тот случай, если кому-то захотелось бы узнать, о чём именно беседуют трое пожилых мужчин.

– Коротко и по существу, без эмоций и оценок, только факты. Знаю я вас, начнёте ворчать, что всё продали. Так вот не надо, и без вас тошно. Что у тебя Антон? – резко, привычным командным тоном спросил сидящий во главе стола сухонький старичок в роскошном, шитом золотом, восточном халате.

– Товарищ ген…

– Антон, без званий! Засиделись, расслабились, заскучали по казарме?

– Понял, тов… Иван Павлович. Если по существу, то аппаратура зафиксировала один возвратный прокол периметра.

– Ты же говорил о четырёх объектах!

– Возвратный один, – уточнил Антон, – но в точке прокола обнаружены ещё три объекта. Время проникновения плюс минус тридцать секунд. Статистика смертности не даёт такого результата. Надо бы сообщить наверх.

Он замолчал, ожидая ответа генерала.

– Откуда информация? – старичок недовольно поморщился, словно узнав о том, чего он ни за что не хотел бы услышать. – Слухи, сплетни собираешь? Кому там сообщать? Давно уже все перемёрли, одни мы задержались на белом свете. Или, может, тебе это приснилось, Антон? Не рыбацкие байки под литру выпитую?

– Обезличенный канал, Иван Павлович, дежурный контроллёр, – спокойно, пропустив мимо ушей ворчание генерала, уточнил Антон. – Я сам чуть не подавился, когда его услышал, думал, давно уже все забыли, что такое Проект.

– Никто не забыт и ничто не забыто! – противореча самому себе, проворчал генерал. – Вопрос – что теперь со всем этим делать? Они, видите ли, зафиксировали, а кто будет реагировать? Как говорится, кто весть принёс, с того и спрос. Чего молчишь, Антон?

– Канал официальный, проверенный, люди попусту болтать не будут. Проект законсервирован, значит, никто не должен был в него проникнуть. Лаборатории закрыты, спецов нет, приказов не поступало. Одно из двух – нас забыли оповестить о запуске Проекта или кто-то работает сам по себе, используя нашу технологию и оборудование. Аппаратура врать не будет, сигнал прошёл, значит, что-то было. Это факт! Другой вопрос, контроллёры, зная о запуске Проекта, не стали бы нам об этом сообщать, как об экстраординарном событии.

Старичок в рыбацкой куртке и таких же непромокаемых штанах замолчал, постукивая пальцами по лакированной столешнице дорогого антикварного стола. Пауза затягивалась.

– И? Какие выводы? Мне из тебя по слову тянуть? – не выдержал генерал. – Факты он принёс! Мне их на сковороде жарить? Ты выводы давай, Антон, а я покумекаю, что с ними делать!