Он опять приснился мне сегодня – он, тень моей детской любви, родившейся, наверное, еще до знакомства с ним в ожиданиях, предчувствиях, мечтах о чем-то, не известном еще моему воображению, но уже дорогом и желанном, и ушедшей в никуда, оставившей лишь потаенную память о себе, легкую, но с горчинкой, грусть о несбывшейся мечте.
Кажется, я влюблялась в него дважды – в одиннадцать и в пятнадцать лет: в первый раз – в веселого и обаятельного симпатягу-мальчишку, потом – в красавца-парня, почти уже сложившегося мужчину. И оба раза – в него одного. Нет, на самом деле я просто обманываю саму себя – от одиннадцати лет к пятнадцати тянулась тонкой ниточкой, но все же жила в душе невысказанная грусть по нему, а потом укрепилась и разрослась до любви.
Не могу вспомнить того момента, когда впервые увидела его. Может быть, я знала всегда – вот этот высокий парнишка с зелеными, наполненными желтыми искорками, по-кошачьи сияющими глазами и короткой темно-пепельной челкой над почему-то черными, удивленно разлетевшимися бровями, – это и есть Сережка Лукьянов. Да просто Лукьянов! Тогда, в школе, у нас как-то не принято было называть друг друга по именам даже среди девчонок, что уж говорить о мальчишках. Имен просто не было – они оставались дома, а в школе – фамилии, реже – прозвища. Вот и были мы: он – Лукьянов, я – Осинкина. Зато как ласково можно было назвать по фамилии, как мелодично и нежно могла она звучать тогда, в пору первых, пробных и самых невинных и настоящих влюбленностей, и поэтому она, своя, родная, слышимая ежедневно по много раз, была привычней и любимей имени.
Да, казалось, я знала его всегда – общие знакомые, одна улица, соседние дворы, примелькавшиеся лица… И когда в шестом, экспериментальном, набранном из отличников и талантов классе, в котором, к своему удивлению, оказалась и я, появился Лукьянов, он мне уже был откуда-то знаком – этот высокий и плечистый мальчишка со смешной, мягкой, словно путающейся в ногах походкой. И я не заметила поначалу в кругу новых знакомых, что именно он давал мне забавные и одновременно ласковые прозвища, которые мгновенно прилипали, сливаясь с моим именем в единое и ничуть не обидное целое, именно он мимоходом ставил мой стул ножками на парту, чтобы поймать мой взгляд – сначала возмущенный, а потом понемногу теплеющий от его добрых и игривых лучистых задорных глаз.
И вдруг однажды я увидела, заметила и – поняла, но не поверила.
Еще бы, в свои одиннадцать лет, я, недавно потерявшая отца, была одинокой и брошенной всеми и одновременно – бывшие верные подружки выразили свои соболезнования, посочувствовали. Но они шли вперед и жили дальше, не понимая, и не желая задумываться о том, что я остановилась и замерла, застыла в каком-то миге из прошлого, не умея жить без самого лучшего в мире папы, – пожалели недолго, да и оставили где-то в стороне от себя.
Мама же боролась за выживание, пропадая днями напролет на работе, – незаконченная перестройка соперничала с проклевывающейся новой стихией, называемой демократией, денег не было – помнятся только гуманитарная помощь в виде пакетов сухого молока и трех свитеров, присланных из Америки, и вафли с сосисками, приносимые мамой два раза в месяц – пятого и двадцатого, в день зарплаты. Килограмм сосисок и пакетик вафель с грецким орехом были тогда настоящим праздником! И все думалось – если бы только был папа, если бы… И плакалось как-то само собой, дома – часами напролет, незаметно и привычно. И когда я, наконец, очнулась от своего горя, словно кошмарный сон, вспоминая свою жизнь за последние два-три месяца, и чуть-чуть, самую каплю, но все же захотела жить – я вдруг ощутила себя никому не нужной, отодвинутой в сторону, просто лишней и чуждой – для всех, как будто меня и не было.
И в этот горький миг неожиданно нагрянувшего полного одиночества, с удивлением заметив, как загораются при моем появлении веселые зрачки самого красивого парня класса, я начала оживать. Сам того не сознавая, он согревал мою еще детскую, но слишком измученную самым страшным взрослым испытанием душу. Я оттаивала, но не понимала, как и почему могу ему – лучшему, нравиться именно я, я – у которой два спортивных костюма на смену, купленные по талонам в Центральном Детском мире, и ни грамма косметики на лице – только большие черные глаза и синеватые тени под ними, да тонкий хвостик сзади из черных коротких волос.
А девчонки, радуясь недавней отмене школьной формы, ходили одна наряднее другой и бросали на Лукьянова призывные взгляды смело подкрашенных глаз. А он смотрел на меня, смотрел, улыбался, и в свете его улыбки становилось тепло, уютно и впервые за долгое время – спокойно, и верилось всей душой, что все будет хорошо, что должно так быть.
Так ярко, словно бы это было вчера, вспоминается тот «Огонек» – школьный праздник с дискотекой на 8 марта, мамина блузка, чуть переделанная для меня, – морковно-красная, с черными рюшками, черная же юбка – тоже мамина, отрезанная до колен… И тогда я уже знала одно: и юбка, и блузка, и я – все это приготовлялось, все было для него, для Лукьянова, чтобы он увидел, замер на миг и остановил на мне завороженный взгляд.
Мама расчесала и уложила феном в пышную летящую прическу мои непослушные чуть вьющиеся черные волосы, слегка провела по губам розоватой помадой с очень сладким запахом, дала свой серебряный перстенек с маленьким переливающимся камушком, капнула на шею неприкосновенными французскими духами, хранимыми годами в шкафу, и я пошла, поплыла, впервые в жизни довольная своим отражением в зеркале, в школу – к нему, навстречу его взгляду.
И все случилось именно так, как мечталось. Нет, даже лучше. Ни одна, даже самая прекрасная мечта не отразит в себе той силы ощущений, той смеси восторга, страха и сладостного безумства, которыми наполнены некоторые, самые короткие, но самые запоминающиеся в жизни, остановленные счастьем мгновения. И я смеялась в душе над своими мечтаниями – они и знать не могли, что жизнь бывает ярче и радостней их.
Мой принц смотрел ошарашенно и нежно, не узнавая и не будучи в силах оторвать взгляд, я же, нарядная и счастливая, наверное, впервые в жизни почувствовала себя красавицей, отразившись, как в зеркале, в глазах первого парня класса.
Мальчишки удивленно косились на меня, будто видя впервые, девчонки втайне завидовали – не моей неожиданной красоте, а в упоении ловимым мной, уже переставшим быть тайными взглядам, а я просто дышала этим моментом радости и не видела ничего и никого вокруг.
Всем классом пили чай, устраивали конкурсы – стандартный «Огонек» самого обычного класса, а все же для каждого из нас он был особенным, потому что этот праздник был наш, и мы, особенно – начинающие расцветать девчонки, ждали от него чего-то необычного, заветного, веря каждая – в свое чудо.
Начиналась дискотека – время редкого, но желанного и как будто случайного сближения в танце еще стеснительных мальчиков и взрослеющих чувствами девочек. Самые смелые из девчонок уже выскочили стремительно в центр класса, уставленного партами вдоль стен – чтобы освободить пространство для танцев, и запрыгали весело и задорно под быструю и громкую музыку, льющуюся из магнитофона, поставленного на учительский стол. «Математичка», она же – наш классный руководитель – Надежда Ивановна, женщина с твердым характером и добрым лицом, устав от нашей суеты, беготни и шума, предупредив, что скоро вернется, спешно вышла в коридор.
Я проводила ее глазами, посмотрела задумчиво на закрывшуюся за ней белую дверь класса, почувствовала на себе взгляд – привычный и родной, как солнце, как воздух, и вдруг ощутила случайную, вспышкой мелькнувшую в голове и уже готовую ускользнуть мысль, продиктованную зарождающейся в моей душе взрослой женщиной: «А если мне тоже выйти? Проскользну в дверь незаметно, когда отвернется, чтоб не видел, сяду в коридоре на подоконник… Потеряет меня, пойдет искать, значит, и правда – нужна ему именно я, а останется там – внутри, в классе, с девчонками, тогда зачем вообще это все, тогда ни надежд, ни мечтаний не надо больше!».
Тихо и незаметно я просочилась в коридор – только он отвел от меня долгий, то грустный, то счастливо-радостный взгляд, шагнула к окну напротив двери класса, уселась на подоконник, отвернувшись и глядя на улицу – на голубей и воробьев, то летающих, то медленно вышагивающих по затвердевшим от дневного, уже пахнущего весной тепла сугробам. Не прошло и двух минут с того момента, как я забралась на подоконник, за спиной тихо скрипнула дверь класса, послышались шаги – кто-то вышел и тихо, несмело подошел. Я не оборачивалась, глядя в окно с театрально-задумчивым видом, напоминающим скорее томную барышню девятнадцатого века. Мне не нужно было видеть – я знала, кто это приблизился и замер в легкой нерешительности – неужели я могла не угадать его мягкие тяжеловатые шаги.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги