Будет день. Городской рассказ

1

Эта солнечная девочка самое совершенное творение, произведённое на свет Создателем, вкупе с её родителями, которое я встречал в своей не совсем уж короткой жизни.

Её лицо обыкновенное и в то же время милое обаятельное. С нежным мягким овалом и бесподобной линией профиля. С очень умным проникающим в самую глубину тебя взглядом сражающих наповал серо-голубых глаз обрамлённых длинными ресницами. Когда девочка смеётся, в её глазах оживают весёлые озорные сияющие существа-звёздочки, посылающие миру свои яркие блистающие тёплые ни с чем несравнимые лучики. И эти лучики насквозь прошивают моё сердце, зажигая в нём огонь.

А какие у неё губы! В меру крупные. Что называется чувственные. Сохранившее ещё что-то детское, но уже сформировавшиеся в восхитительные женские. С чарующим притягательным контуром и своей, какой-то особенной, едва уловимой улыбкой, спрятанной в самых уголках губ. Нефертити и Мона Лиза Джоконда отдыхают. Её улыбка вообще не поддаётся описанию. Эта улыбка некое фантастическое феерическое захватывающее суперкайфовое зрелище. Так, наверное, улыбается Солнышко…

Её носик! Этакий, я бы назвал шаловливый: и не большой и не маленький, и не тонкий и не толстый, чуть курносенький, и весь в проказницах-веснушках, удивительно ей идущих.

Голова девочки с прелестной копной рыжеватых, слегка вьющихся волос умело оформленной в стильную удивительно точно соответствующую её облику причёску восседает на грациозной шейке, которая, в свою очередь, покоится на обворожительных плечиках.

У неё идеальных форм чудесная умопомрачительная фигура. В этой фигуре соразмерны и пропорциональны все её части, отчего девочка смотрится потрясающе.

У девочки достаточно развитая, пленительной бесподобной формы грудь и тонкая талия.

Но доминантами её фигуры, несомненно, являются обалденно стройные длинные ножки и дивная попка. Данные «компоненты» её фигуры, вообще отдельная тема. «Песня песней». Таких изумительных очертаний ножек – в меру худеньких, и, в тоже время имеющих свой неповторимый восхитительный объём; особенно в верхней их части, у бёдер. И такой аппетитной совершенной умопомрачительной округлости попки нет ни у одной знакомой мне девочки. Это я, почти профессиональный художник, могу констатировать с полной ответственностью и знанием предмета.

А какая у неё походка! Нет, на первый взгляда в её походке не наблюдается ничего выдающегося экстраординарного тем более неестественно-заученного механического, как у дефилирующих красоток с подиумов. Подобно ей «передвигается» большинство девчонок. И, в тоже время её походка особенная, с секретом. Этот секрет заключён в совокупности «составляющих элементов». Красивой посадке головы. Прямой, что называется балетной спинке. Хорошо развёрнутых плечиках. И, конечно же, в сочетании этих «элементов» с самой лёгкой и пружинистой походкой. Когда она проходит мимо, уверенно и целеустремлённо переставляя одну за другой свои восхитительные ножки. В облегающих эти ножки, подчёркивающих их форму сапожках на высоких каблучках. Либо в изящных туфельках на таких же каблучках. Половинки её упругой попки обольстительно обтянутой коротенькой юбочкой или узенькими «в облипку» джинсами совершают некое ритмичное волнообразное движение; от которого моя кровь ускоряется и через весьма непродолжительное время приходит к своему логическому, так сказать, апофеозу, выраженному в скоростном бешеном темпе музыкального направления heavy metal; а, точнее, speed metal. Отчего в моей голове начинает долбить большой басовый (он же bass drum, он же турецкий) барабан.

Хочу заметить, что в этом ускорении моей бедолаги-крови нет ничего пошлого низменного вульгарного, как могло бы показаться малознакомому со мной, постороннему человеку. И, думаю, окажись я с ней в одной постели мне понадобилось некоторое время и огромные душевные усилия, чтобы поборов свои чувства настроиться на «рабочее состояние и исполнить свой долг». А всё потому, что это ускорение происходит от самых возвышенных, самых идеальных чувств моей «тонкой и высокой художественной натуры». Это истинная правда, я не стебаюсь…

Надо признаться, кровь в жилах при виде её начинает ускоряться не только у меня. За этой девочкой «ухлёстывает, приударяет и волочится», от неё «тащится and балдеет» немалое количество челов нашего вуза, не считая преподов мужского пола, включая даже самых древних. Но я, в отличие от львиной доли «собратьев по несчастью», реалист и не предпринимаю попытку взять эту совершенно неприступную крепость. Ещё раз повторюсь, я реалист, и отлично осознаю всю тщетность и бесплодность подобных попыток, окажись даже в моём распоряжении весь стратегический арсенал нашего государства.

Почему? На эту тему у нас в институте существует такой анекдот. По коридору идут три девушки. С этими двумя можно – девочки без комплексов. А с этой бесполезно – девушка с искусствоведческого…

Так вот, эта девочка с факультета искусствоведения и мне с ней ничего не светит. На данном факультете «сосредоточены» сливки нашего учебного заведения. Или, как бы выразилась моя мама непростые девушки. Дочери крутых бизнесменов, крупных номенклатурных чиновников и маститых деятелей культуры. Этих девочек природа обделила непосредственными талантами в области изобразительных искусств… Но не идти, же им право слово в серенький не престижный вуз и провести потом всю жизнь в каком-нибудь убогом офисе в дурацкой должности менеджера или средненького технаря со «скучной» зарплатой. Или, скажем, лягушек всю жизнь препарировать. Брр… Да, и, потом, учится в технических и всяких там экономическо-биологических так неинтересно, утомительно, сложно…

А искусствовед, перефразируя великого пролетарского писателя, «это звучит гордо».

Ну откуда, не существуй искусствоведов, художник узнал бы какой экспрессии у него удар кисти, насколько верно найдено цветовое решение полотна, выразителен колорит, правильно ли выстроена композиция, и какова изящная, причудливая пластика и динамика линий его произведения. Не существуй профессии искусствоведа, как бы художники определили кто из них Великий, кто Большой, кто Заслуженный, кто Маститый, а кто просто так – «погулять вышел». А не распределись искусствоведами художники веско и безоговорочно по ранжиру, простой художник, пожалуй, ещё захотел бы в Большие или совсем в Великие пробраться. Да ещё и драку затеял с товарищами по цеху за место под солнцем. Хорошо если этот «претендент» миниатюрист – опасность не велика. Удар у подобного человека в силу специфики его профессии слабый и не опасный. А если он скульптор, привыкший всю жизнь твёрдый скульптурный пластилин разминать и тяжёлой киянкой или кувалдой махать. Тогда всё, «труба» – кого-то можно и выносить…

А так, притопал наш искусствовед на выставку, где коллеги-художники вот-вот готовы в рукопашную пуститься. Прошёлся с умным видом мимо развешенных по стенам полотен, расставленных объёмов и замерших в ожидании его высочайшего вердикта братьев-художников. Бородёнку потеребил (если мужик), очки в обалденно гламурной оправе поправил на симпатичном носике (коли дама). Хмыкнул для порядка. И распределил всех по ранжиру. И наступили в Королевстве Искусств мир и порядок…

И, потом, быть искусствоведом супер престижно. Всякие тебе выставки, рецензии в глянцевых журналах, крутой богемный тусняк и всё такое… А какая тусовка без очаровательных девчонок – пьянка, не более.

Я думаю, что именно по этим причинам девочки «из приличных семейств» и собрались на данном факультете. Нет, на факультете учится и некоторое количество представителей сильного пола. Но это так, как говориться печальный случай, ошибка природы…

Девушки с искусствоведческого факультета держаться от нас, всех прочих «чернорабочих искусства» особняком. Не то чтобы они высокомерно избегают общения, игнорируют нас. Такого нет. Всё в рамках приличия и внешне, со стороны у нас «мир, дружба, жвачка». Эти девушки, как Павел Петрович Кирсанов – дядюшка приятеля Жеки Базарова из известной повести Тургенева о папах и их отпрысках в своих душах большие либералы и демократы (возможно, правильней либералки и демократки). Но это в душах, в самых скрытых и потаённых глубинах их недр. Поэтому наше общение начинается и заканчивается в стенах альма-матер. За его пределами, сделав всего несколько шагов по ступенькам лестницы и оказавшись на институтской парковочной площадке, эти милые симпатичные умные компанейские девочки, точно по воле заколдовавшего их злого чародея превращаются в бездушных холодных незнакомок. Этаких Снежных Королев. Снежные Королевы не отрывая свои царственные ушки от мобильников безлико-обобщёно машут нам в знак прощания своими венценосными ручками, занимают места в дорогих умопомрачительных авто и уезжают прочь, в свои сказочные квартиры, дворцы и замки в элитных кварталах, районах города и загородных коттеджных посёлках.

А мы – вся прочая институтская братия топаем к метро, остановкам общественного транспорта и разъезжаемся кто куда. Счастливчики из местных к себе домой; многие, особенно пары, на съёмные квартиры; «варяги», подобные мне в нашу институтскую общагу с высокопарным названием «Дом искусств». Всё как в реальной жизни. У каждого под солнцем своё, отведённое ему – в силу жизненных обстоятельств, либо приложенных усилий, достижений предыдущих поколений – место…

Эта солнечная девочка была моей Музой. Моей тайной недостижимой Музой. Моим идеалом.

Знакомые с историей человечества подтвердят, у каждого серьёзного творца имелась своя Муза.

Вспомните Эвридику Орфея, Галатею Пигмалиона, Лауру Петрарки, Беатриче Данте, Смуглую Леди сонетов Шекспира, Полину Виардо-Гарсия Тургенева, Маргариту Мастера и так далее, до бесконечности.

Моей Музой является эта девочка с искусствоведческого и никакие обстоятельства, впечатления, подружки не могут пошатнуть в моей душе её пьедестал. Наоборот, пьедестал, на котором в моём сердце покоится её трон, создан из самого прочного во всей вселенной важнейшего на нашей планете материала, название которого состоит из шести букв, начинается на букву «л», а заканчивается на мягкий знак. В моём случае название этого материала имеет перед собой ещё одно слово-сателлит: неразделённая. И для меня это впереди стоящее слово никогда не исчезнет из данного словосочетания. Оно там покоится незыблемей египетских пирамид. Такова жизнь, как говорят французы. Или, как выразились бы в древности, такова моя планида. Всё дело в том, что мы с моей Музой живём в параллельных мирах – у фантастов есть такое понятие. Со стороны кажется, что мы совсем-совсем рядом, близко-близко и можно легко коснуться друг друга рукой. Но это иллюзия, блеф, самообман. Её мир параллелен моему. И, уверен – напомню, я реалист – они никогда не пересекутся. Не существует в природе силы способной изменить ход вещей, заставить их пересечься…

Но это не мешает мне считать солнечную девочку своей Музой…

2

Сегодня первой лекции «по техническим причинам» у нас нет – отсутствует препод – и мы всей группой сидим в пустом фойе у фонтана и балдеем. А точнее занимаемся своими делами. Кто-то болтает по телефону, кто-то дремлет после ночного гульбария, кто-то запоздало штампует недостающие для следующей сдвоенной пары (рисунка) домашние наброски. Я царапаю в альбоме всякие каракули, бесплодно силясь «родить» тему для курсовой работы. Срок сдачи поджимает и приближается к критичной отметке, а я ещё даже с темой не определился…

Она появилась в фойе неожиданно – занятия уже давно начались. Она разговаривала по телефону и на её прелестных губах нежилась в кайфе её очаровательная улыбка.

Она, ни на кого не глядя, быстро двигалась в нашу сторону. Проходя мимо фонтана, на короткое мгновение остановилась. Машинально, не прекращая разговаривать, чуть наклонилась, и грациозно приблизив к струе восхитительную ручку, как-то мягко и нежно коснулась воды пальчиками. Самыми их кончиками, подушечками…

У меня перехватило дыхание. Я застыл, замер, оцепенел, точно получил в уличной драке нехилый удар в солнечное сплетение.

Этот её чарующий жест, и этот умопомрачительный изгиб её наклонившейся к воде фигуры… подсказал мне… тему моей будущей курсовой. Я напишу Афродиту, рождённую из пены морской.

И тут я в малейших деталях увидел композицию будущего полотна и постиг его главную идею.

Это должен стать апофеоз красоте. Апофеоз божественному, что заключено в каждой женщине, за некоторым исключением. Нужно только взять за труд суметь разглядеть в них эту божественную сущность…

3

…Неужели я её закончил!?

Точнее, я полностью завершил фигуру Афродиты. Её фигуру, которую я помнил, знал до самых мельчайших подробностей: форм, деталей, чёрточек. Теперь осталось дописать лишь небольшие фрагменты неба, «добить» облака, более «внятно» прописать волны, пену. И можно сдавать…

Я стоял и критически оценивал работу. Конечно, я отмечал её недостатки, главным из которых являлась некоторая этюдность, поверхностность в изложении. Естественно, я мог, затратив определённое время всё довести до ума, но делать это не стал. Во-первых, с тщательностью проработки, «ретушированием», могли исчезнуть лёгкость естественность и некий, несомненно, теперь присутствующий работе шарм. Точность и выверенность мазка могут убить в ней мою душу, мою страсть. Но, пожалуй, самое главное, у меня почти не остаётся времени на серьёзную доработку. Я уже получил два «китайских предупреждения» и доводить дело до третьего с «взрывоопасным» Борисом Валентиновичем, нашим куратором является делом крайне рискованным.

Впрочем, на мой взгляд, этюдность здесь органично соответствует самой идее. Море только-только создало Афродиту. Оно ещё не отпустило совсем богиню, пальцы которой касаются морской пены. Море – стихия необузданная неуправляемая изменчивая дерзкая жёсткая, можно сказать грубая – сотворило совершенство грацию богиню. Грубое создало прекрасное. Фигура богини написана качественно. Всё остальное можно трактовать, как стилистический приём. Стопудовый зачёт с хорошей оценкой обеспечен…

Сие событие следует отметить. Не откладывая дело в долгий ящик, звоню ребятам и предлагаю программу вечернего «культурно-массового мероприятия». Парни горячо поддерживают моё предложение, девочки «в экстазе»…

4

Полотно я всё же успел повесить вечером, накануне просмотра. Мне отчаянно не повезло с экспозиционным местом. Пока я «копался»: определялся с темой, работал над «Афродитой», все наиболее выигрышные, в плане освещения, места успели забить более расторопные «братья по оружию». Утром, если не появиться яркое солнце мой спаситель, в этом закутке освещение сделается ужасным, точнее никаким и «Афродита» просто не станет смотреться. Померкнет, потемнеет и пропадёт… В общагу я отправился в унылом расположении духа и с дурным предчувствием надвигающегося грандиозного провала…

Мои волнения оказались напрасными. На утреннем, без единого облачка небе, в гордом одиночестве царствовал ослепительный Феб-Аполлон…

Признаюсь, мне было не по себе. Как примут «Афродиту»? Если честно, далеко не все мои сокурсники встретили её с восторгом. Точнее, значительное меньшинство. И то, в основном девчонки. У большинства парней она пиетета не вызвала. Правда, «Афродиту» отметил Валентиныч. Он долго рассматривал работу, потом пожал мне руку и похлопал по плечу, что для меня является равноценным получению Нобелевской премии вкупе со всеми существующими премиями мира…

Вот наконец-то прозвенел звонок на перемену и «народ» пошёл, как, некогда, в эпоху социализма на демонстрацию. Удивительно как наша институтская братия любит подобные мероприятия – хлебом не корми, дай на что-нибудь посмотреть. И никакие смартфоны и айфоны вкупе с «нетом» не конкурируют…

…Тем временем зал наполнялся, но до появления высокого жюри делать здесь было нечего, и я отправился в фойе, выпил кофе, поболтал с ребятами и возвратился в зал.

Я сразу заметил её. Она стаяла со своей сокурсницей темнокожей красавицей, которую в институте называют Чёрная принцесса. Эти две богини стояли возле моей «Афродиты» и обсуждали её! Три грации в одном зале сильно. Почти как у великого Боттичелли…

Стараясь оставаться незамеченным, я подобрался поближе к девушкам…

– …Считаю, полная чушь. – Вынесла она свой уничижительный вердикт. И у меня под ногами закачалась земля.

– А, по-моему, ничего. Выразительно. Композиция отличная и фигура написана великолепно. Какая естественность и пластичность её движения. А какие у неё пальчики! С ума сойти…! А, как написано небо, освещённые солнцем облака, море, волны, пена… И идея кажется присутствует. – С некоторой надеждой для меня возразила ей Чёрная принцесса. – И, вообще, в целом смотрится классно. И модель красивая… Слушай, мне кажется, она на тебя очень похожа. – Принцесса «отсканировала» её критическим взглядом и лукаво произнесла. – Точно, вылитая ты. Всё твоё. И ножки, и лицо, и ручки и… всё остальное. И даже ладони, пальчики точь-в-точь твои… Признайся, ты случайно автору не позировала. Ага, покраснела! Покраснела! Попалась девочка. Ха, ха-ха. – Торжествующе рассмеялась Принцесса.

– Вот ещё. Глупости. Полная чушь. Никуда я не попалась. Скажешь тоже. Мне больше делать нечего, как позировать всяким «любителям древностей». Тем более обнажённой. Особенно для такого «выдающегося шедевра». – Гневно пресекла она Принцессу, и земля… под моими ногами… уже… куда-то… плыла. – Тема, «сама гениальность». Ну, причём здесь Афродита, греки древние? Кому сейчас нужна Афродита? Что других тем нет? Написано неплохо, не спорю. Но это единственное достоинство сего с позволения сказать «произведения». Я вообще не понимаю, как деканат допустил к курсовой подобную дурацкую тему. Стопроцентная дикость и бред…

Мир рухнул. Солнце, ещё минуту назад ослепительно тепло и торжественно заливающее сияющим ярким светом огромные окна зала испугано спряталось куда-то. Всё вокруг сделалось тёмным мрачным и тусклым…

ОНА

ТАК НИЧЕГО

И… НЕ… П-О-Н-Я-Л-А!..

НЕ СМОГЛА!.. НЕТ, НЕ ЗАХОТЕЛА ПОНЯТЬ!

ТОЧНО… НЕ ЗАХОТЕЛА… ОНА ПРОСТО НЕ ЗАХОТЕЛА ПОНЯТЬ!

НЕ ЗАХОТЕЛА ВЗЯТЬ НА СЕБЯ ТРУД СОВЕРШИТЬ РАБОТУ ДУШИ И ПОНЯТЬ МОЮ «АФРОДИТУ»…

А может, у неё и нет души вовсе? Как может скрываться под такой ангельской внешностью такое чёрствое ледяное сердце!? И какое отношение может иметь к искусству человек с таким «бронированным пуленепробиваемым» сердцем? Какое чудовищное несоответствие внешнего и внутреннего.

Я был раздавлен, смятён, распят. Моя божественная солнечная Муза оказалась холодной ужасной безобразной Горгоной. Существом из Зазеркалья – жуткого бездушного параллельного антимира.

Весь остаток этого дня я помню смутно. Помню, что «брёл куда глаза глядят». Помню второсортную забегаловку неподалёку от нашей общаги. Помню каких-то пацанов-строителей и их весёлых разбитных девчонок. Пили много. Чересчур много. Помню, что пытался заняться любовью с какой-то «готовой на все услуги» девчонкой прямо на столе заведения. Потом ничего не помню…

5

Сегодня впервые после выставки я собрался с силами и поплёлся в институт. И надо же случиться такому гипертрофированному невезению прямо с порога (в фойе) я попался на глаза Валентинычу, от которого услышал о себе «много лестного». Борис Валентинович пребывал вне себя от ярости. Он «с пафосом и гневом» принялся клеймить меня и в конце своей пространной тирады объявил, что это «моей «высокой персоне последнее китайское предупреждение». Дальше «за подобные художества» последует отчисление. Я уныло ответил, что вина моя стопудовая, оправдываться не стану, вилять и юлить не имею привычки, и руководство кафедры поступит правильно, если отчислит меня.

– Эх, друг мой, ну что ты творишь. – Как-то тепло и сочувственно произнёс Борис Валентинович и потрепал меня по плечу. – Ты себя давно видел? Наверное, давно. В то время, когда ещё чего-то соображал… Хм, «ну и рожа у тебя Шарапов». Ну и рожа… В общем, друг мой ситный, давай, приходи в себя, потом побеседуем. Так вести себя нельзя. Ты ведь талантливый человек, а катишься, чёрт знает куда… Ладно, ступай в аудиторию… – Расстроено махнул рукой Валентиныч. – Постой, совсем забыл, после занятий зайди, забери свою «Афродиту» она единственная сиротливо пылится в зале. Смотри, не забудь.

Господи, как же невыносимо медленно капля, за каплей истекая бесконечными секундами минутами часами тянулся для меня этот день. Но всё когда-то кончается, закончился наконец-то и он. Я поплёлся забирать курсовую…

Я вошёл в зал… и увидел её. Она! Стояла! И рассматривала мою «Афродиту»!

Но теперь мне стало на это наплевать. Мне больше не было никакого дела до этой холодной бездушной куклы Барби в облике ангела. Я подошёл, равнодушно отстранил её, молча, снял со стены полотно, и принялся его упаковывать. Она неожиданно как-то тепло коснулась моей руки и попросила разрешения ещё раз взглянуть…

СКАЗАТЬ, ЧТО Я БЫЛ УДИВЛЁН, НИ СКАЗАТЬ НИЧЕГО!!!

– Ты знаешь, это самая лучшая работа на выставке. Она мне очень понравилась. Правда.

– И даже тема. – С сарказмом и нескрываемой издёвкой произнёс я.

– Тема. Ты имеешь в виду Афродиту? Богиню?

Я, молча, кивнул.

– Видишь ли, мне кажется, я поняла идею твоей «Афродиты». Ты хотел сказать, что все женщины, девушки богини. Надо только суметь разглядеть это божественное. Ведь, верно?

Я СМОТРЕЛ НА НЕЁ, В БУКВАЛЬНОМ СМЫСЛЕ ЭТОГО СЛОВОСОЧЕТАНИЯ, ВЫТАРАЩИВ ГЛАЗА. МОЕМУ УДИВЛЕНИЮ НЕБЫЛО ПРЕДЕЛА. ОНА СОВЕРШЕННО ТОЧНО СФОРМУЛИРОВАЛА МОЮ ИДЕЮ. НЕВЕРОЯТНО, ОНА!.. ВСЁ!!.. ПОНЯЛА!!!..

– Но ты же сама говорила, что «Афродита» полный маразм. Тема стопудовая чушь, дикость. Что теперь никому не нужны никакие богини. Удивлялась, как только эту тему допустил деканат. – Ошеломлённо выдавил я.

– Ты, наверное, слышал наш разговор с Тагишей!?

Весело рассмеявшись, как-то очень-очень тепло, спросила-констатировала она. Она подошла ко мне вплотную, заглянула в глаза и в её колдовских глазах мирно и даже дружелюбно по отношению ко мне резвились такие знакомые шаловливые солнечные непоседы-звёздочки.

– Ты неверно всё истолковал. Я просто не хотела давать повода Тагишке. Она такая болтушка, фантазёрка. Ещё навоображала бы всякого, и потом растрепала всем…, ну, что я тебе позировала обнажённая и так далее… Твоя картина классная, чудесная. Твоя Афродита и обыкновенная девушка, и, одновременно настоящая богиня. Она красива, но красива естественно, без пошлой мещанской милоты и глянца. Эту красоту создало море, природа. Создало для счастья, потому что каждая женщина, даже богиня, я уверена, мечтает быть счастливой… Тебе удалось передать в Афродите самое главное в женщинах… Знаешь, я всё время после просмотра вспоминаю твою Афродиту.

НУ, И ПОЙМИ ПОСЛЕ ЭТОГО ДЕВУШЕК!!!

Я потрясенный и смятённый протянул ей холст.

– Дарю. «Афродита» твоя. Курсовую оценку я уже получил. А в общаге ей «быстро приделают ноги» или испортят. У нас это запросто. До первого серьёзного гульбария.

Она как-то просто и очень естественно взяла «Афродиту». А потом…

ОНА

ПРИ-БЛИ-ЗИ-ЛА

СВОЁ ОЧАРОВАТЕЛЬНОЕ ЛИЧИКО И НЕЖНО-НЕЖНО,

КАК МЕНЯ НИКОГДА НЕ ЦЕЛОВАЛА НИ ОДНА ДЕВОЧКА, ПОЦЕЛОВАЛА В ГУБЫ!

И я потонул, растворился, погиб, распался на мириады своих молекул и атомов в этом волшебном, ирреальном, восхитительном, сладостном, безмерно кайфовом, бесконечно желанном её поцелуе. И в моё сердце ворвались, беспредельно заполнив его солнце тепло и счастье. Огромное, непостижимо бескрайнее, как галактика, вселенная, космос СЧАСТЬЕ!!!

– Давай пойдём, посидим где-нибудь. – Ласково предложила она.

НЕУЖЕЛИ ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ ВСЁ ЖЕ ПЕРЕСЕКАЮТСЯ? И НЕУЖЕЛИ СУЩЕСТВУЕТ В ПРИРОДЕ СИЛА, СПОСОБНАЯ ЗАСТАВИТЬ ЭТИ МИРЫ ПЕРЕСЕЧЬСЯ!?

1

Я проснулся от невыносимой чудовищной духоты. Задыхаясь. Со сна не сразу сообразил, что просто её волосы закрыли моё лицо «перекрыв кислород».

Совершенно разбитый я выбрался из постели, подошёл к окну, настежь распахнул его и долго стоял, приходя в себя, вдыхая свежий и прохладный предрассветный воздух. Машинально взглянул на часы – моё пребывание в садах Морфея длилось немногим более двух часов…

Я стоял у кровати и любовался ею.

Она спала на животе. Чуть разведя в стороны очаровательные ножки с как-то трогательно и мило вытянутыми вперёд маленькими ступнями; разбросав ручки вдоль восхитительного тела, практически сформировавшегося обворожительного тела взрослой женщины, при этом ещё сохранившего едва уловимые черты милой девичьей угловатости; и мне снова, неудержимо дико захотелось её.

Я склонился над ней и, отодвинув в сторону волосы, принялся целовать шейку, плечи, ручки, спинку. Я словно зомби покрывал поцелуями каждый сантиметр её такого желанного тела, но она даже не пошевелилась. Я спускался всё ниже и ниже. Никакой реакции. Оказавшись на попке, я слегка, ласково прикусил одну из её таких аппетитных ягодичек. Она словно лягушка Павлова едва заметно дрыгнула ножкой, но продолжала крепко спать. Я теперь уже ощутимее укусил вторую ягодицу – другая ножка дёрнулась несколько сильнее, и не более. Тогда я укусил уже чувствительней. Она зашевелилась, во сне перевернулась на спину. Я покрывал поцелуями её шею, плечи, грудь, животик…