Я переворачиваю страницу скоросшивателя, давая понять, что разговор окончен. Дама ещё некоторое время топчется у порога, затем тяжело вздыхает, возвращается на своё рабочее место и нервно швыряет сумку на подоконник. До меня доносится скрежет телефонного диска.
– Аллё, мама, я сегодня задержусь. … Да нет, ничего не случилось. У нас тут полиция объявилась. Что-то ищут. … Не знаю, может и до утра.…
Действительно, одинока. Семейные в первую очередь звонят супругу.
Я затыкаю уши, чтобы не отвлекаться на её болтовню, и продолжаю просматривать списки, для верности проговаривая шёпотом каждую встречающуюся фамилию:
– Сидорчук, Потанин, Елисеева, Прохоренко…
Четвёртый час утра. Я сижу на почте уже почти сутки. Я безмерно устал. Голова ходит кругом, спина ноет, веки слипаются. Но вместе с этим меня переполняет ощущение счастья. Ведь я нашёл то, что искал. Я не зря потратил столько времени. Здановский действительно отправлял Троекурову бандероль. И не одну, а целых две. Первую в марте, после испытаний генератора, вторую в начале июня, ровно за неделю до своей смерти.
Я бужу прикорнувшую на диванчике хранительницу архива, сообщаю, что закончил, после чего подвожу её на такси домой и еду к себе.
Быстро подкрепившись тем, что находится в холодильнике, я ставлю будильник на семь, заваливаюсь на кровать и закрываю глаза. Сон приходит моментально…
Цапко и Орлов задерживались. Дисциплинированно явившись к девятичасовой оперативке, мы с Сергеем и Димой узнали от дежурного, что наше начальство будет только к обеду. Зильберман предпочёл отправиться домой, благо он жил недалеко. Мы же с Чурсиным, недолго думая, проследовали в ДГБэшную столовую. Наполнив подносы тарелками и усевшись за стол, мы завели речь о вчерашнем дне.
– Сколько провозился? – спросил я Сергея, имея в виду его работу на телефонной станции.
– Почти до полуночи, – ответил он.
– Обнаружил что-нибудь?
– Обнаружил. За последние месяцы наш высокочтимый убитый несколько раз общался с Киевом. Угадай, кому он звонил.
– Что тут угадывать? – усмехнулся я. – Троекурову.
– Верно, ему. А у тебя какой результат?
– Аналогичный.
И я поведал ему о своих находках.
– Судя по объёму и весу, в этих бандеролях были бумаги, – заключил Чурсин. – Вряд ли наш покойный старикан сподобился отослать бывшему ассистенту коробку конфет.
– А может и сподобился, – пошутил я. – Может Троекуров до безумия любит воронежские конфеты. Прямо, жить без них не может.
Мы рассмеялись. Мой напарник оглянулся по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, наклонился к моему уху.
– У тебя не создаётся впечатление, что за нашим привлечением к работе этого ведомства скрывается что-то другое, нежели банальная потребность в кадрах? – прошептал он.
– С чего ты взял? – вскинул брови я.
– Ну, посуди сам. Всю эту «оперуху» они могли бы выполнить и без нас. То, что у них не хватает людей – это ерунда. Всё у них хватает. Им определённо зачем-то надо, чтобы её проделали именно мы. У меня такое ощущение, что мы пешки в какой-то игре, истинного назначения которой мы не знаем.
Я пожал плечами…
Цапко был хмур. Пепельно-бледный оттенок его лица наводил на мысль, что случилась какая-то неприятность, и неприятность весьма крупная. Уж слишком угрюм был наш «куратор». Уж слишком отчётливо просматривались в нём признаки подавленности.
Рассеянно выслушав наши с Чурсиным доклады, Цапко откинулся в кресле и задумчиво забарабанил пальцами по столу. Понурый вид Орлова словно вторил ему в унисон. В воздухе явственно витала тревога. Мы, затаив дыхание, выжидательно смотрели на наших начальников.
– Ну что, Константин Николаевич? – нарушил молчание Орлов и, опустив конец фразы, взглянул на «полковника».
– Да, – словно очнувшись, откликнулся тот, и обратил взор на нас. – Новости, ребята, плохие. Очень плохие. Должен вам сообщить, что наши дальнейшие поиски генератора потеряли всякий смысл. Аппарат доставлен в Берлин. Сведения получены из надёжного источника. Как немцам удалось протащить его через границу – известно одному богу.
Чурсин изумлённо присвистнул.
– Это означает, – продолжил Цапко, – что мы на пороге войны. Германия такого шанса не упустит. И в этой войне наши шансы на победу, увы, ничтожны, ибо в руках нашего противника появилось оружие, противопоставить которому мы ничего не можем.
– А как насчёт чертежей? – спросил я.
– Оригиналы чертежей доставлены вместе с прибором. Очевидно, Здановский хранил их дома. Но у Троекурова имеются дубликаты. Здановский действительно высылал их ему по почте. Сергей мыслил правильно.
– Так в чём тогда проблема? – удивлённо воскликнул Чурсин. – Сделать другой прибор и заплести извилины фрицев во фривольный бантик.
– Не всё так просто, – остудил его «полковник». – Здановский выслал Троекурову не всё. Конструкцию некоторых узлов он предпочёл сохранить в тайне. А без них генератор не построишь. Устранять эти «белые пятна» Троекурову придётся своим умом. И не факт, что он с этим справится. Но, так или иначе, ценнее этого человека в нашей стране сейчас никого нет. Если ему удастся в кратчайшие сроки воспроизвести это чёртово изобретение, у нас появится какой-то шанс. Если нет – боюсь, мы обречены.
В кабинете снова наступило молчание. Цапко дал нам возможность переварить услышанное. Во мне заговорило ощущение скорого конца. Неужели бесноватые мечты германского рейхсканцлера Адольфа Гитлера о господстве арийской расы продолжат воплощаться в реальность? Неужели в одно прекрасное утро мы проснёмся безмолвными и безвольными рабами, нисколько не почувствовав произошедшей с нами перемены, словно так и должно быть?
Цапко вскинул голову.
– Двоим из вас предстоит выполнить сверхсекретное государственное задание, – со значением, чётко выделяя каждое слово, проговорил он. – Нужно сопроводить Троекурова к месту работы. Ему сейчас создаются все условия: оборудована лаборатория, подобрана мощная команда ассистентов. Его охрану решено возложить на вас. На ваш небольшой, но боеспособный, как я уже успел убедиться, отряд. Михаил Степанович, кого вы предлагаете командировать?
– Егорова и Зильбермана, – не задумываясь, выпалил Орлов, словно наши с Димой кандидатуры были уже определены им заранее.
«Полковник» поднялся с места. Мы вскочили.
– Лейтенант Егоров и старший лейтенант Зильберман, – скомандовал он, – приказываю вам вылететь в Киев, взять на борт гражданина Троекурова и сопроводить его к месту назначения.
– А куда? – робко поинтересовался Дима.
– Куда – узнаете потом, – отрезал Цапко. – Эта информация засекречена. Она не известна даже мне. По прибытии на место назначения останетесь с ним. Вплоть до особого распоряжения. Дальнейшие инструкции получите позже. Задача ясна?
– Так точно, – отозвались мы.
– А когда вылетать? – спросил Зильберман.
– Прямо сейчас…
Глава шестнадцатая
Сквозь иллюминатор проглядывала затуманенная дымкой даль. Внизу зеленела чёткая, точно расчерченная линейкой, геометрия полей. Петлявшая затейливыми зигзагами река багрянилась последними отблесками заката.
Рёв моторов был немилосердным. Окружавшее меня пространство буквально исходило вибрацией. От давившего на уши грохота раскалывалась голова. Самолёт ведь был не пассажирский, а военный, и свойственный гражданской авиации сервис был в нём не предусмотрен.
Я сидел, опершись руками о колени, смотрел вниз и предавался угнетённости.
Странная какая-то командировка, думалось мне. Её странности выпирают практически отовсюду. Взять хотя бы то, как нам давалось это «сверхсекретное государственное задание». Секретные задания даются обычно тет-а-тет, руководителем исполнителю без посвящения в него посторонних. В нашем же случае таковых присутствовало аж двое. Орлов и Чурсин, конечно, не чужие, но зачем вводить их в курс, если они не при делах? Или Цапко чудит, или я что-то неверно воспринимаю.
