Джо Неуловимый
Чисто эльфийское убийство
Грузите улики бочками
Недавнее прошлое всё чаще всплывает в моей памяти. Уже третий год оно не даёт мне покоя, то уходит на задний план, то всплывает и отбирает покой у моей совести. Стремясь к покою и обыденности, я эгоистично оттолкнул своего друга, который ни за что не вписался бы ни в какие рамки, установленные посредственностью. Стойкое чувство вины вынудило меня ворошить дело, пущенное на самотёк местной полицией, и скорее всего засекреченное властями посерьёзнее.
Досадно, что мне не хватило духу заняться им ранее, когда детали были ещё свежи в памяти, а местные журналисты и прочие сплетники не завалили своими домыслами эту довольно глупую и трагическую, но всё же захватывающую историю. Сегодня, пятого марта две тысячи семьдесят девятого года, я, Николай Вишневский, сижу по уши заваленный жёлтой прессой и университетскими записями. Расплачиваясь за своё безразличие и малодушие, возобновляю поиски своего школьного друга и университетского однокурсника Войцеха Ковальского.
В доме моих родителей, уютно усевшись за папиным столом, я разбросал по экранам институтские документы. Старые бумаги, полулегально добытые из университета, если и не дадут мне ничего полезного, то хотя бы помогут освежить в памяти события тех лет. Здесь ведомости, поточные баллы, списки задолженностей, проваленных экзаменов, балы до и после пересдач, записи о культурных мероприятиях и прочая скукотища.
Мало что из этого имеет хоть какой-то шанс дать мне зацепку, но для начала хоть что-то. А вот и заявленные темы его лабораторных работ, «самозаживляющаяся броня на основе бактерий экстремофилов», «молекулярные процессоры логики». Да уж, в фантазии ему не откажешь. Жаль только, что по этой работе стоит незачёт, хотя работа была сдана и принята, а образец отсутствует. Если бы я не знал Войцеха, то подумал бы что у него ничего не получилось. Но, к сожалению, я отлично знаю на что он способен.
Перелистывая страницу за страницей старых внутренних документов, постепенно приходит ощущение, будто я ищу не под тем фонарём. Вроде бы всё понятно, ничего необычного, да вот только в документах не пишут о необычном. Хотя, постойте-ка, вот рапорт на имя директора об отчислении Ковальского В., который подписан двадцать пятого апреля семидесятого года. Это как раз предпоследний курс, но ведь диплом он получил… Фамилия написавшего рапорт затёрта, почему-то. Рапорт настоящий, числится в каталоге, номера совпадают. Нельзя просто так затереть фамилию преподавателя, если только он не из служб государственной безопасности.
По спине пробежала дрожь. Найти в каком-нибудь подвале наркомана, подсевшего на вещества собственного изобретения, это одно, а вот связываться со спецслужбами это совсем другое. Вот это я влип. На такое я не подписывался. От мысли что придётся рисковать оказаться за решёткой… Нет, лучше об этом вообще не думать и временно переключить мысли на что-то полегче.
Подумать только, мы с Войцехом учились не в самом престижном польском аграрном институте. Я должен был стать счетоводом на ферме, а он выращивать бактерий для силоса. И вот вдруг, какие-то государственные тайны, профессора, которые подрабатывают на всяческие разведки. Ну да ладно, продолжим разбираться.
Итак. Познакомились мы с ним ещё в школе, отличником он не был, но и без дела сидеть не любил. Тогда он мечтал строить роботов для фермы. Он хорошо рисовал и конструировал, постоянно звал меня с собой на всякие скучные посиделки таких же ботаников, как и он сам. А мне было неудобно ему сказать, что я больше люблю спорт, и не могу позвать его просто поиграть в мяч с остальными моими друзьями. Это было связано с тем, что он совершенно бесполезен на поле. Благо, он туда никогда и не просился. А как-то раз на отдыхе, он даже умудрился сломать мизинец на ноге, играя в пляжный волейбол.
Несмотря на то какие мы разные, нам всегда было о чём поговорить. А когда у меня начались проблемы в отношениях с разными девушками, я всегда приходил в гости к нему, чтобы отдохнуть от них. Меня поражало, насколько безразличен он был к подобным вопросам. Все вокруг взрослели, а он всё оставался как десятилетний. В драках он был замечен всего раз и то, потому что я тогда втянул его. Храбрости и холоднокровия у него было достаточно, а вот силы слегка не хватало.
Поскольку наши семьи были примерно одинакового достатка, то и поступили мы в один университет, лучший из доступных нам. Но он сдал итоговые экзамены лучше, чем я, и мог рассчитывать на меценатскую стипендию. Но он отказался от стипендии утверждая, что во всех институтах все знания одинаково доступны и он не видит смысла покидать родной город. В дальнейшем на первых двух курсах толком ничего и не поменялось, правда работать приходилось больше, и поэтому на вечеринки мы ходили реже. А вот в конце второго курса всё начало меняться. В его жизни появилась Юлия.
Эта мерзкая зараза крутила им во все стороны, а он всё надеялся произвести на неё впечатление. Обыкновенно он не искал женского внимания, а если какая-нибудь девушка к нему тянулась, то он отпугивал её сложными терминами и скучными разговорами. Ей ничего не оставалось как уйти, пожав плечами. В отличие от других женщин Юлия была очень грамотной, и к тому же, была на курс старше. Даже среди своих однокурсников Юлия Петровская слыла выдающейся отличницей. Она была опытной женщиной, мастерски владела всеми женскими манипуляциями, и намертво вцепилась в Войцеха.
Переживая за своего друга, я навел справки и выяснил, что она немного старше, чем хотела казаться. Это вызывало подозрение. Выяснилось, что при всей своей грамотности, она никак не могла добиться успеха в своей научной деятельности и не раз была уличена в плагиате. Юлия отчаянно нуждалась в талантливом потенциале, который могла бы цинично «позаимствовать». Хотя я тогда и не был уверен в том, что потенциал Войцеха может быть ей интересен, всё же решил его предупредить об опасности.
Войцех и слушать не хотел. Я говорил с ним его же словами, об инстинктах, об этологии и прочей дарвинистско-нигилистической ерунде, но он просто отмахивался от моих предостережений. Похоже, идеально оточенные манипуляции Юлии, держали его в состоянии помешательства на ней. А когда я привёл к нему людей пострадавших от её козней, он и вовсе перестал со мной разговаривать на эту тему.
Мы собирались в одной компании всё реже, поскольку он полностью погрузился в свои задумки. Всё свободное время проводил в лабораториях вперившись в чашки петри и генетические расчёты. Он постоянно был уставшим, видно было, что по ночам он спал мало. Приходя домой, он продолжал заниматься разработками, имевшими мало общего с университетскими предметами, и уж тем более отношения к возможному заработку. Тогда я даже не пытался выяснить чем именно он занимался, о чём сейчас безмерно жалею.
На следующем курсе изучаемые нами предметы разошлись, на лекциях мы практически не виделись, и я отставил свои попытки как-то влиять на него. Должна же к такому учёному рвению прилагаться хоть какая-то голова на плечах. Тогда мы окончательно и перестали понимать друг друга. Но это не означает что мы перестали общаться. Наоборот, вечеринки были редкими, но весьма оживлёнными. До некоторых пор.
Как-то раз я заметил, что Юлия встречалась с кем-то из своего курса. По редким упоминаниям Войцеха я знал, что он до сих пор к ней не безразличен, и поэтому, я отправился к нему в дом без приглашения. Я опасался, что застать его смогу разве что в университетской лаборатории, но, к счастью, застал его дома. Мне открыл дверь основательно выпивший Войцех.
– Ну привет.
– Привет. Давненько ты ко мне не приходил вот так. – обрадовался он – Надеюсь ты не за рулём? – ответил Войцех.
– Надеюсь ты не горе заливаешь тут? – спросил его я.
– Какое горе? Кто умер? – пошатываясь переспросил он – Денег на похороны не дам!
– По какому поводу попойка спрашиваю! – прямо ответил я, обрадовавшись его бодрому расположению духа.
– А-а-а, да устал очень думать. Сил нет уже, надо было срочно мозги проветрить, а ты занят был. Вот. – добродушно ответил он, и пригласил меня к себе.
В его большой квартире была сверкающая чистота, все комнаты и гостиная были убраны и неплохо обставлены, а на полках слегка неряшливо громоздились стопки научных журналов. Огромная библиотека дорогущей литературы по инженерии и электронике могла впечатлить даже гуманитария. Библиотека была жемчужиной сокровищницы, доставшейся ему в наследство от отца.
В коридоре валялась груда разломанных роботов. Долгие годы он кропотливо собирал эти удивительные механизмы, проводил огромное количество времени, припаивая сервоприводы и датчики к их микросхемам, а теперь… Теперь они валялись в его коридоре как мусор. Они были не просто разобраны, они выглядели так, будто свирепый варвар порубил их огромным топором на мелкие кусочки. В ответ на мой немой вопрос, он лишь горько скривился, и крепко и многоэтажно выругался в адрес производителя импортных микросхем.
– Если бы ты только знал, какой продвинутый робот на самом деле прятался у меня прямо под носом! Когда я первый раз взглянул в микроскоп на молочнокислую бактерию, я понял, что последние десять лет потратил впустую! – Сказал Войцех и топнул ногой.
– Бактерия круче процессора, серьёзно? – недоумевал я.
– Ты не поверишь. Ну ладно, вот смотри. Может твой ноутбук разделиться надвое, и стать двумя? ¬– продолжал Войцех ехидно прищурившись.
– А бактерия может?
– Ты идиот?
– Да прости ступил. Может конечно, в смысле бактерия может. – Ответил я, инстинктивно прикрываясь от его кулаков, на которых уже побелели костяшки.
– Только представь, человеческие гаметы, по устройству даже проще чем одноклеточные водоросли, но именно им роботы обязаны своим существованием. Нет, друг мой добрый, до тех пор, пока роботы не смогут производиться без участия человека – мне они больше не интересны. – сказал Войцех, и пнул носком груду обломков робота.
– Но как же, они и так без участия человека делаются. В чистой комнате, где делают процессоры только станки и манипуляторы. Люди туда вообще не заходят. Первые мясные руки, которые оскверняют кремний, это руки упаковщика, и те в перчатках.
– Ой, не валяй дурочку! Ты знаешь о чём я! – махнул рукой Войцех. – А станки кто делает? То-то. Инженер – слабое место робота. И я это исправлю.
– Инженер – это сильное место! – ответил я, насупив брови. – Бактерия может родить только бактерию! А инженер на станке любую деталь выточит!
– Точно. Ты прям с языка снял. – Сказал Войцех. – Я планирую слить инженера и станок воедино! – продолжил он и пошатываясь направился к двери своей лаборатории.
Он самодовольно поправил золотистую чёлку и передал мне бутылку спиртного. Медленно и торжественно он приоткрыл дверь в свою лабораторию, и меня втянуло внутрь, как мультяшную корову втягивает летающая тарелка инопланетян.
Эх, если бы мне сейчас вспомнить, о чём мы тогда говорили! Пользуясь тем, что вскоре я выпил больше чем он, Войцех толкал безразмерные речи о возможностях которые открывает генетика, о каких то химерах и прочих ботанских диковинках. После долгих пьяных лекций, он водил меня в свою домашнюю лабораторию. Там он показывал статуэтки в форме драконов, выращенные из живых кораллов. Показывал препарированных крыс и горы, горы и горы бумаги, исписанной химическими формулами и странными рисунками, теснившимися между формул.
В тот вечер мне так и не удалось выяснить, знает ли он о свиданиях Юлии. Но увидев, что для него на самом деле важно, я был рад за своего друга, и спокойно погрузился в свои дела, перестав его донимать своими советами и предупреждениями. В общем, на следующий день мы провалили свои экзамены и отправились прямиком на пересдачу. Вероятно поэтому мне и не удалось сохранить в памяти то, что же на самом деле было важно для Войцеха тогда. Вероятно, именно это один из фрагментов того, что важно для меня сейчас.
Спустя пару месяцев после наших посиделок, он оставил попытки заполучить Юлию. С надменной иронией отшить очередную запавшую на него девицу, было вполне в его духе и не стало для меня сюрпризом. Но Юлия была не такова. Она бы не позволила усомниться в её интеллектуальных способностях, а наука вообще была для неё тонким местом. Вероятно, она всё-таки разглядела в нём полезные для себя качества, и стала виться вокруг него с новой силой.
Даже люди не из нашей компании замечали, как менялась она в лице только завидев Войцеха. Изменения в её поведении отражалось и в речи, и моторике, и в макияже и даже в манере одеваться. Прежде строгая, одетая как стюардесса Юлия, могла появиться в вышитой архаичной рубахе, или в балахоне с логотипами любимых групп Войцеха. Как-то раз она даже чуть-ли не выговор получила за слишком откровенный и обнажённый дресс-код. Да всё было напрасно. Войцех поглядит, улыбнётся, отпустит издевательски утончённый комплимент, и пойдёт по своим делам.
Кто знает, может тогда, избалованная мужским вниманием Юлия, действительно ощутила притяжение к загадочному Войцеху. Но гормональная тяга не вечна, а вот какой-нибудь толковый патент, грамотно оформленный в соавторстве, вполне мог обеспечить существенные деньги и научный престиж. Ну допустим она действительно по нему сохла, пусть будет так. Тогда почему он охладел к своему идеалу умной женщины?
Скорее всего, Войцех понимал, что для женщины ничего не стоит «повертеть хвостом» перед перспективным парнем. А если перспективы не туманны, а вполне себе материальны и осязаемы, то такая женщина может одарить его даже минутами интимной близости. И это всё только для того, чтобы потом их отнять и использовать в качестве ниточки влияния на свою жертву. Любовь – это игра, в которой проигрывает тот, кто воспринимает её всерьёз. А Войцех никогда не любил высокие ставки, особенно если куш не так уж велик.
Сколько же она за ним бегала? Май, июнь, а потом ещё в соцсетях донимать пыталась, правда не долго, потому что Войцех быстро закрыл свои страницы от глаз всех. Но вскоре перед самыми изменениями в теле Войцеха она резко погрустнела. Приходя на третий учебный год, мы устроили посиделки, на которые он явился с длинными до плеч белыми волосами и огромными, размером с мужскую ладонь, острыми ушами.
Мы тогда знатно повеселились, празднуя его день рождения. Мало кто из нас мог тогда представить какая чудовищно могущественная сущность будет порождена чёрной дырой между этими ушами. Эта воистину сверхмассивная чёрная дыра ещё выжжет своим джетом весь наш город, весь мой мир, и в довесок половину старухи Европы.
Во время прошлых моих расследований мне удалось собрать воедино почти все фразы, сказанные им тогда. Зная его, мне пришлось по крупицам восстанавливать и те фразы, на которые он отвечал. Вкратце привожу что мне удалось воссоздать.
–Привет земляк! Давно тебя не видел! – обрадовался ему я – ты что-то совсем притих хоть бы раз написал что ли!
– Здарова Кульман! Сам то тоже меня забыл зараза! – ехидно заметил Войцех – По уши в панянках небось зарылся шустрец вротславский.
– Неа, я не такой, разве что по пояс, да и то снизу. Кстати о птичках, петушка тебе накапать?
– Нет, в этом году я не пью, так что только петушка.
– Снимай шапку грубиян, здесь кафе а не кабак, а кто в шапке тот учитель физкультуры – Я дёрнул его за куртку, капюшон сползая обнажил его длиннющие ушные раковины. Я рассмеялся.
– Чего зубы скалишь? Давай за встречу выпьем лучше. – он поднял бокал, и коварно улыбнувшись посмотрел на меня своими голубыми глазами.
Мне тогда и в голову не могло прийти, что деталь его внешности не простая поделка из магазина розыгрышей. Поэтому я решил ему подыграть, и сделал вид что ничего не заметил. Скоро должны были прийти пани, и им по моему мнению должна была понравиться столь простодушная шутка.
– Ну и где? – продолжал Войцех.
–Что где? Не где, а когда, вон они заходят, Юлия со страшной подругой, и ещё две вполне пригодные амфоры. – я продолжал разогреваться – Ваше здоровье.
Поприветствовав остальную часть нашей кампании, мы расселись за столом и начали играть в гляделки. Так мы называли забавную традицию, когда на посиделках никто не начинал разговор. Мы просто молча сидели и переглядывались друг с другом, как будто общаемся телепатически, и это продолжается до тех пор, пока новый человек в кампании не начнёт нервничать, или скучать. Нам каждый раз было весело, мы как будто испытывали нашего будущего собеседника. Но две сестры близняшки оказались крепкими орешками. Они терпеливо смотрели на нас с интересом, синхронно попивая напитки и поправляя белокурые пряди. А когда Юлия наконец засмеялась, близняшки присоединились к нашим иронично укоризненным взглядам.
– Может расскажете наконец, что задумал наш дорогой «сеньор Робинзон»? – прекратила игру подруга – занятно бы и послушать.
– Тысяча девятьсот семьдесят шестой год – неплохо, ты отлично сохранилась с тех времён – подмигнул подруге Войцех. – один ноль.
– Мне шестнадцать. Один-один. – не замедлила с ответом подруга.
– Она культуролог, у неё родители культурологи, отец помешан на романах Сапковского, поверьте, это скучно. – вмешалась в разговор Юлия.
– Это правда – согласилась подруга – Скука смертная отец заставлял меня проходить все перезапуски ведьмака. А вы как считаете, Пятница? – спросила она меня.
– Да, дополненной реальности в третьей части сильно не хватало, да и кнопки на джойстике так себе, чем-то напоминают грудь моей бывшей – похвастался эрудицией я – но в целом могу сказать, что не так уж и скучно.
– Но ты ведь так и не ответил, что ты задумал? – обратилась Юлия к Войцеху, поправляя свои рыжие волосы тонкими пальчиками – Я вижу как у тебя глазки блестят, да и выглядишь ты моложе чем я тебя помню.
– Что задумал, от того уже не откажусь. – Войцех многозначительно поставил стакан на стол – Разве если задумаю что-то новое ещё забористей.
– Хватит красоваться, мы тебе не журналисты, тут люди грамотные сидят. – возмутился я – только без занудства своего, а то я тебя знаю.
– Хорошо. Расскажу иносказательно. Жил был парень. Жил не тужил, и вдруг захотелось ему заглянуть в книгу колдовскую. Открыл он первую страницу и увидел ребёнка в утробе матери, открыл вторую и увидел тварей невиданных, открыл третью, а там чёрт сидит, и пальчиком угрожает. Хочешь дальше смотреть? Отдавай взамен душу, говорит. Говорит парень, душу не могу, у меня её нет. Почесал чёрт лысину, и говорит, давай тогда разум. Послал его юноша, и собирался закрыть книгу. Но чёрт выскочил и говорит, ладно-ладно, отдай мне ту штуку, что детей делает. Парень только усмехнулся не оборачиваясь. Рассердился чёрт, и стал стращать парня, я, говорит, тебя во сне подкараулю, и убью. Ничего ты мне не сделаешь, сказал парень, ты ведь нарисованный, а я настоящий. Да и нет такого богатства чтобы я на него свои фамильные ценности обменял. Подумал чёрт и говорит парню, да я и сам себе не представляю, что это может быть. Задумался парень, любил он загадки сложные и говорит, так сразу и не скажешь, нужно подумать пару тысяч лет. Давай так. Я отдам тебе подарок родителей на это время, а потом мы с тобой новый договор заключим. На том и порешили. Открыл парень третью страницу и начал читать.
– А что, если третья страница пустая оказалась бы? – задала вопрос одна из близняшек.
– А что, если нет? – ухмыльнулся Войцех.
– А что, если ты спятил? – возмутился я.
– Тогда это значило бы что я выполнил часть сделки и отдал разум.
– Тогда можно спокойно читать дальше. – пошутила Юлия – Правда понять ничего не сможешь!
– Нет, нет – вмешалась подруга – в этой притче не сказано, что он хотел понять, сказано, что он почитать хотел!
– Что за глупости ты мелешь? – огрызнулась на подругу Юлия.
– Нет-нет, постой, культуролог дело говорит. Наш разум это просто придаток к третьему варианту договора. Он только для того и нужен, чтобы воспроизводить сам себя в поколениях. Следовательно, чтобы понять какая вещь может быть ценнее воссоздания разума, нужно получить понималку основанную на других принципах, не связанных с размножением. Так что в каком-то смысле необходимо спятить.
– Нечего тут думать. – прервал его я – Нет такой вещи, потому что ценность вещей определяет тот самый разум, как ты пренебрежительно ляпнул «придаток размножения».
– А с чего ты взял, что понималка другого уровня не способна определять ценность? – задался вопросом Войцех – если она способна осознать сверх природное, то природное ей тоже под силу.
– Природное не природное, чушь это всё! – стал бубнить я – тебе надо почаще в люди выходить.
– По какой чаще? Я в городе живу. – сказал Войцех и подмигнул близняшкам.
– Ой да не прикидывайся ты дурочкой блондинчик. – толкнул его локтем я – Тебе сколько годиков, мальчик? Да точно же, мы же твой день рождения пропустили, нужно наверстать!
В такой дружелюбной и непринуждённой обстановке я хотел было потрогать его забавные уши. Я думал, что он мне воспрепятствует, пытаясь спасти свою занятную безделицу от примерки каждым из нас, но он и бровью не повёл. Я взялся за его ухо и дёрнул, но не сильно, так чтобы не сломать. Кончик уха был тёплый и жилистый, он просто выскользнул у меня из пальцев. Тогда я не придал этому значения, и сконцентрировался на том, чтобы во что бы то не стало демонтировать безделицу с его светловолосой головы.
– Что это за фокусы? – никак не мог поверить своим глазам я – Ты что их приклеил что ли?
– Фокусник не выдаёт своих секретов – улыбнулся Войцех.
Тогда я вновь принялся исследовать его уши под одобрительные любопытные взгляды. Тогда я не знал, что они больше, чем настоящие, они вполне себе живые и функциональные. Кровеносные сосудики, и покраснения в местах моего воздействия ещё некоторое время оставались красными, правда на выставках я и не такое видал, и поэтому решил продолжить выяснение истинны. Ровно до тех пор, как не обратил внимание на остальное его лицо, и другие изменения, которые в нём произошли. Вполне себе взрослый двадцатилетний мужчина не имел ни одной щетинки, и даже следов бритья. Наоборот, волоски были, но они были тоненькими как паутинка. Если бы не утончённая, но взрослая форма его подбородка, кожу вполне можно было принять за детскую.
Сидя рядом с ним, я заметил, что его скулы изрядно уменьшились, а лоб принял более округлый вид. Это было на столько невозможно, что было воспринято мной как продукт моего воображения, размягчённого горячительными напитками. Заметив, что я давно превысил норму допустимого внимания к одному человеку, я почувствовал себя неловко и переключился на других наших собеседников.
– Нет, ну вы это видели? Я серьёзно, только посмотрите на его ухмылку! – выкрутился я из неловкой ситуации оглядывая всех и указывая большим пальцем на доминанту нашей композиции.
Вскоре беседа переключилась в совершенно другое русло и Войцех ни проронил ни единой фразы. Внимательно слушая то, о чём спорили наши собеседницы, он только улыбался и смеялся над их шутками. После непродолжительных партий в дартс, и неуклюжих танцев он отправился в уборную. Пани переглянулись и Юлия отправилась за ним. Вероятно, там случился разговор, деталей которого я бы никак не смог заполучить. Спустя несколько песен Войцех вернулся за стол, и стал дурачиться с близняшками, окончательно освоившимися в нашей компании. Через пятнадцать или двадцать минут из уборной вышла Юлия. Её лицо было очень грустным, даже подавленным. Макияж был смыт, а руки белые от холода. Она тихо забрала сумку и покинула вечеринку, не сказав никому ни слова. Юлия пропала из нашей жизни на многие месяцы.
При прощании, мы с Войцехом перекинулись парой фраз. Он был явно в приподнятом настроении, и мог бы рассказать мне многое, если бы конечно я спросил. Тогда он мне доверял как никому более, по крайней мере мне так казалось. Но он не стал распространяться о своих занятиях, сказал только то, что эксперименты вышли из-под контроля. В ответ на мои переживания по поводу его здоровья, он рассмеялся и уточнил, «Вышли из-под контроля преподавателей, а не моего». Он похлопал меня по плечу и посадил в такси.
Следующая заметка, попавшаяся мне на глаза, повествовала о том, что у него начались проблемы со здоровьем, он постоянно носил преподавателям какие-то справки. Но я этого совершенно не помню, так как мы регулярно виделись в коридорах университета, перекидывались парой фраз, но проводить совместный досуг так и не довелось. Больше года он ежедневно пропадал в университетских лабораториях, а как выяснилось позже, то и не только в нашем институте. В его поведении не было почти ничего странного, за исключением того, что он постоянно ходил в осенней одежде, даже в очень жаркие дни он ни разу не снимал куртки.
Затем он пропал, я его не видел несколько месяцев, однако все работы по курсу были выполнены в срок. Его справки касались лишь сроков сдачи работ. Он то и дело сдавал работы пораньше, под предлогом того, что отправляется на лечение. Такое часто бывало со студентами. Возможность отложить обучение по причине болезни – совершенно нормальная практика. Только у Войцеха всё было наоборот, он сначала сдавал работы, потом отправлялся лечиться. Позднее, сверив данные с моими восстановленными наблюдениями, я выяснил что он продолжал работать в своей проклятой лаборатории.