– О, поблагодарите от меня родителей за безупречное воспитание. Я бы даже сказал изысканнее – английское, – похвалил его Миша. Славик покраснел и подумал: «Лучше бы отец почаще ремень снимал. Или заставлял заниматься в секции по сноуборду». В то же время ему вспомнилось трудное детство Маугли, и он приободрился.
– В детстве я прочитал об одном индейский вожде, правда, имя его забыл. Так вот, он, в отличие от некоторых европейских королей, предпочитал не есть руками и по возможности не грешить. Хотя основу дизайна его берлоги составляли скальпы врагов, – делился своими мыслями о воспитательных методиках работник бензозаправочной отрасли. После двух сумасшедших по объему глотков ему на глазах похорошело, и он, интеллигентно протерев горлышко ладонью, протянул самогон Славику. Но тот возразил:
– Не могу, я к самому графу еду.
– Может, не поедешь к его сиятельству?
– Нет-нет, никак нельзя отказаться. Строгий этикет, вилька-тарелька и никаких подозрительных запахов.
– Гм, – задумался Миша и почесал колено. – Вижу, добрый ты малый. Другой клиент пнул бы меня или даже накатал жалобу в центральный офис «Мамули»… А ты раз, и выручил.
Он отхлебнул и еще раз задумался. Потом ударил вора по колену и сказал:
– Знаешь, друг, его сиятельство – человек не простой и даже опасный, особенно когда у него обостряется мания величия. Тогда он несносен и злопамятен. Помнишь, как у Шекспира – тогда он перед небом кривляется, как злая обезьяна…
– Конечно, любой пятиклассник наизусть знает: да так, что плачут ангелы над ним, хотя, родись они людьми, до смерти бы над ним смеялись. Только не помню, в чьем это переводе.
И они пожали друг другу руки.
– Ну вот. Взять этого несчастного малого, что качается на деревенской площади. Он влюбился в девушку-манекена у магазина «Мохнатый розовый фламинго» и украл ее, чтобы любоваться в условиях домашнего интима. Лавочник пожаловался графу. Граф арестовал молодого человека: где шуба? Какая шуба? Какая-какая – из канадской лисы! Не было никакой шубы! Была! Не было! Была, розовая такая! Не было!
– За эту шубу его и повесили? – поторопил рассказчика Славик, не любивший натуралистические подробности. Да и появляться затемно в графских владениях было бы бестактно.
– В том-то и дело, – вздохнул Миша, – именно за шубу. Только за другую. Граф обещал простить несчастного влюбленного, если тот вступит в его лейб-гвардию и будет служить три года без зарплаты. У бедного графа все несут службу без зарплаты. А гвардейскому офицеру при форме полагается носить шкуру барса. Так вот, любитель девушек-манекенов и эту барсовую шкуру украл.
– Какой негодяй!
– Да, некрасиво. Потом следствие показало, что никакой он не влюбленный, а чокнутый эколог. У графа как раз началась мания величия, и он его повесил. Вначале пообещал отсрочку, если воришка публично откажется защищать права животных. Но тот уперся, и все тут! И, как Достоевский перед казнью, процитировал Нину Андрееву: «Не могу поступиться принципами!» Я это все к тому рассказал, что при твоей профессии может получиться отвратительная история. Она, как утверждает историческая наука, любит повторяться.
Воровских дел мастер подозрительно уставился на Мишу.
– Я вроде тебе ничего про себя не рассказывал…
– А мне и не нужно, я и так про твои воровские наклонности все знаю! – ухмыльнулся ответственный работник «Мамули». – Меня святой Дулькамара научил видеть людей насквозь…
Оказывается, когда-то Михаил попал по распределению в Чеховскую районную оккультную лабораторию на должность эксперта-алхимика первой категории. В его обязанности входило, помимо тестирования образцов эликсира молодости, написание агиографии старца Дулькамары, местной достопримечательности. Дело было хлопотное – молодой лаборант таскался за старцем по лесным чащам и оврагам, где тот проповедовал и иногда бодяжил в дыму и копоти свои снадобья, ночевал с ним то на сырой земле, то в каких-то чеховских норах прямо на песке и камнях, которые учитель называл «заповедными».
Когда Михаил окончательно одичал, старец посоветовал ему уволиться по собственному желанию из оккультной науки и подобрать для себя место силы. Ученик послушался и выбрал бензоколонку «Мамуля, заправь меня!». Праведник Дулькамара, посетовав на то, что для внутреннего совершенствования перекрестки больше пригодны, чем загрязняющие атмосферу заправки, принципиально не возражал. С тех пор Михаил и жил на автозаправке, наполняясь ее энергией и заодно зарабатывая пенсионный стаж.
– Я не думаю, что он был великий магистр. Скорее, обкуренный шаман-самоучка. Но талантом внушения он обладал и кое-чему меня научил. Например, языку птиц, – признался, потупив глаза, бывший лаборант. «Саншайн» наполнил его душу нежным теплом, и он готов был открыть душу новому другу. Славик понял его намерения и протянул новому приятелю руку на прощание.
– Погоди, – вдруг сказал Миша и, достав из бездонного кармана фирменного «мамулиного» комбинезона вычурную квадратную поллитровку с лейблом «Амаретто», протянул ее Славику. Тот было запротестовал, отказываясь от такого дефицитного сувенира, но Миша был непреклонен.
–Этот «Амаретто» тебя выручит, когда граф подстроит тебе западню. А он на такие дела мастер. Ты сам из бутылки не пей, а предложи отведать графу или его подручным. И выйдет полный шикардос!
И он прокуковал что-то, вызвав восторженный гвалт в дубовой кроне.
Славик бросил бутылку на заднее сиденье и дал газу, не оглядываясь на прощальные возгласы нового знакомого «Адью, дорогой друг! Я навсегда запомню этот день! Если будешь неподалеку – забегай! Отобедаем где-нибудь, в бильярд раскинем!»
А зря. Не успела машина скрыться за поворотом, как бензоколонка исчезла, как будто ее и не было. Остался только громадный дуб с расщепленной верхушкой, вокруг которого появилась низкая позолоченная решетка. А на дубе возник памятный, размером с фирменный поднос трактира «Рога и хвост» медальон с изображением надменного женского лица и трогательной надписью «Дорогой мамуле».
3
Как раз в ту минуту, когда рослый шеф дворцовой охраны Сантьяго Опанасенко, он же и секретарь графа, в остроконечной каске с графским гербом доложил о прибытии гостя, Головкин наконец-то справился с нервным тиком и отбросил мысли о самоубийстве. Уже много лет граф был подвержен приступам идиосинкразии, которая передалась ему от матери – женщины неистовой и неимоверно страстной. Каждое ее любовное приключение кончалось нервным приступом. А однажды даму, не разобравшись в ее общественной значимости, увезли в уютную швейцарскую лечебницу Аркхем, так как она убеждала метрдотеля ресторана «Крапчатый олень» в том, что является профессиональной убийцей.
Граф же, будучи, как и его отец, добрым семьянином, достигал нервного возбуждения вовсе не от флирта на стороне. Поводом мог стать косой взгляд или смешок, не говоря уже об оскорбительном намеке, но чаще всего Головкин срывался в ожиданиях каких-либо неприятных ситуаций.
Ознакомившись с голубиной весточкой от анонима N, граф почувствовал в голове щипковый инструмент типа электронных гуслей, который резонировал через левый глаз. Он сердито захлопнул окно, чтобы избавиться от ворон, которые самозабвенно орали в парке в такт звуковым трелям в голове. И в этот момент задвигались его руки, они стали необычайно подвижными – теребили одежду, хлопали по груди и дергались сами по себе… Эти ожившие конечности наводили на графа страх. И было от чего: судя по записке, приезд экстравагантного гостя сулил графу неприятности. Да еще не обычные деревенские, а с криминальным оттенком.
То, что приезжий оказался воришкой, Илью Гавриловича не смутило и лишь прибавило забот. Воров он регулярно вешал, начиная с самого первого, по профессии скотника, которого граф возвысил до звания младшего сержанта-гренадера. И который, нарушив устав, украл шесть господских серебряных ложек и даже покусился на адмиральский кортик. Хотя любой военнослужащий знает, что ношение кортика положено, начиная с офицерской должности. Кстати, ложечки, как и шкура канадской лисы, до сих пор находились в розыске.
Но посетитель Печорин, он же якобы Борзов-младший, оказался воровских дел мастером, то есть носителем черного берета с черепом и отмычками, что делало его визит общественно значимым. Во-первых, он был известной фигурой в славянском преступном мире, хотя и не относился к его священным львам или, на индийском жаргоне, коровам. Во-вторых, его уважали романтические грузинские авторитеты. Когда-то грузины собирались и во владения Ильи Гавриловича подселить своего «королька» и открыть игорный зал с тайским борделем. Но граф инициировал кастрюльный марш сельских феминисток, и незваные гости, убедившись в низкой рентабельности местного бизнеса, убрались восвояси. Наконец, Печорина не трогали «чехи». Вряд ли эти парни из горных станов кого-то боялись, но предпочитали со Славиком не связываться. Очевидно, за ним кто-то стоял. Правильнее было сказать «стояли».
«Повесишь такого на свою голову», – нервно размышлял граф. Хотя в приступе мании величия он мужественно отбрасывал любые сомнения.
Напрашивался аналогичный встречный ход. В прошлом месяце, когда Головкин, слушая ирландский альбом «Zooropa», доедал сэндвич с ветчиной, появились с визитом два типа в черных очках со специальными инфракрасными фильтрами. Один был высокий и худой, второй – маленький и тучный, оба в одинаковых черных костюмах и черных начищенных ботинках. Одним словом, типичные «люди в черном» и с удостоверениями сотрудников спецслужб.
– Маньяки в деревне есть? – мрачно осведомился высокий агент.
– Незарегистрированных нет, – сбивчиво выпалил граф, хотя и зарегистрированных тоже не числилось. Маленький агент недоверчиво ухмыльнулся.
Гости обнюхали все закоулки дворца и парка, сфотографировали и обмерили Собачий холм, и даже взяли пробу земли возле погребения знаменитой в свое время суки Матильды. И исчезли на двухдверном маслкаре, оставив черную визитку с пожеланием «звонить по каждому подозрительному поводу». Естественно, монстр на колесах тоже был кромешно угольной расцветки.
«Нет, беспокоить этих парней мне пока не с руки, – раздумывал Головкин, взвешивая варианты. – Допустим, я найду безболезненный повод для казни вора, но от этой публики потом не отвяжешься… Что, если бросить его на съедение диким зверям?»
Своих свирепых животных у графа не водилось, но в местной «Гиппопотамии» наверняка можно найти парочку работоспособных львов. Достаточно всего недельку подержать чудовищ на рыбной диете, потом организовать вору экскурсию-сафари по местной фауне… А дальше дело техники, как сказал бы шеф-повар деревенской заготконторы «Заходи – обглодаем», сортируя свежую расчленёнку.
Кроме того, в позапрошлом месяце в деревне гастролировал «Кэт-хауз» Афанасия Львова-Черного. В задушевной беседе во дворце за картами и кофе с ликером лучший, по его словам, ученик Куклачева пожаловался графу, насколько бесперспективно работать с кошками. Это ленивые существа с кучей комплексов, особенно черные и дымчатые. На них, по его словам, не напасешься кошачьих консервов, а один кот-неудачник по кличке Ганнибал Лектер даже стал выпивать и в конце концов сошел с ума. Львы такие же идиоты, подытожил он.
– Ах, если б я мог приобрести в кредит парочку тигров! – и Львов-Черный вздымал искусанные руки к высоком потолкам графского кабинета. – Как бы я с ними схватился в неравной схватке… Знаете, какой мною придуман оглушительный рекламный ход? На представлениях будем страховать зрителей на случай смерти от страха. Бесподобно, а?!
Идею страховки склонных к инфаркту и нервным припадкам зрителей Головкин одобрил, а вот ролевая игра с таежными хищниками показалась сомнительной затеей. К тому же дрессировщик так налегал на ликер, что граф не удивился бы, получив известие, что тот обанкротился и повторил трагический путь Ганнибала Лектера.
Да, надо будет при случае дать поручение Анониму составить послужной список кровожадных особей в «Хищных тайнах Гиппопотамии». В перспективе в угоду зрителям можно будет разнообразить казни гладиаторскими боями с млекопитающими.
Но виселица все-таки была предпочтительней. Одни слова «приговорить к казни через повешение» и «на рассвете повесить» уже ласкали душу графа. Он словно снова превращался в кудрявого мальчугана, снова открывал свое сокровище – «Щелкунчик и Мышиный король» в старинном телячьем переплете с золотистым обрезом. С каким наслаждением читал маленький аристократ историю о том, как крысы сожрали лучшую королевскую колбасу. Именно за это опечаленный отсутствием обеда монарх отправил каждую десятую мерзавку на виселицу.
А в кабинете напротив портрета героического адмирала Илья Гаврилович повесил аллегорию «Сорока на виселице» Питера Брейгеля-старшего, которая олицетворяла одну мудрую вологодскую пословицу «Дорога к виселице ведет через веселые лужайки с девушками». Хотя эпизод с крестьянином, присевшим неприличной позе в углу картины, казался ему перебором.
«Ну хорошо, а за что я его повешу? Нужен строго законный повод», – уныло подумал Головкин и хотел погрызть ногти, но пальцы не слушались и судорожно барабанили по губам.
Шеф дворцовой охраны терпеливо ждал решения хозяина, поглаживая рыжий лоб невозмутимого графского пойнтера Ибраила. Если Илья Гаврилович поманит в пространство указательным пальцем, украшенным старинным армянским перстнем, то визитера можно впускать в дворцовые покои. И наоборот – спустить с помпезной дворцовой лестницы, если большим пальцем граф резко укажет вниз.
Впрочем, в некоторых случаях пальцы аристократа выдавали более сложные комбинации. Так недавно получилось при посещении дворца флегматичной эстонской Лизой Вик, представительницы благотворительного фонда «Стюардессы Прибалтики, исчезнувшие в Бермудском треугольнике». Тогда граф соединил большой и средний пальцы на одной руке, и Опанасенко решил, что граф собирается предложить Вик остановиться и погостить во дворце одну-две ночи. По слухам, когда-то графиня тоже работала модельной стюардессой где-то в Скандинавии.
Но, оказывается, требовалось лишь уточнить размер запрашиваемого пожертвования. Пришлось шефу дворцовой охраны надеть лицо идиота, наступившего на собачьи фекалии, и виновато раскланиваться перед графом, прижимая руки к ляжкам на прусский манер. А эстонка, походкой напоминавшая муху после зимней спячки, получила чек на половину суммы за вычетом кэшбека.
– Ну что же поделаешь, Сантьяго, подавай сюда этого негодяя, – и граф обреченно сложил ладони в молитвенном жесте. Опанасенко строевым шагом покинул хозяина, и через секунду в кабинет влетел Печорин. Он словно прятался за дверью и, как и Опанасенко, только ждал необходимой команды.
