– Я попрошу Рабика подогнать сюда экипаж. Надо доставить вас домой.
– Да брось ты, у нас еще вся ночь впереди!
Савин выудила свою коробочку с жемчужной пылью. Одна понюшка, просто чтобы развеять тоску. Просто чтобы продолжать куда-то двигаться.
Она пошла в сторону улицы.
– Пожалуй, я не прочь посмотреть на работу мастера Броуда.
Привычные действия
– Так, значит… ты здесь счастлива, так, что ли?
Лидди рассмеялась. Бывало, что Броуд неделями не видел на ее лице улыбки. А нынче она только и делала, что смеялась.
– Гуннар! Мы жили в подвале!
– В вонючем подвале, – подхватила Май, тоже улыбаясь до ушей. Это не могло ему примститься: их гостиная была залита закатным светом через три больших окна.
– Ели очистки и пили из луж, – продолжала Лидди, подкладывая Броуду на тарелку еще один ломоть мяса.
– Стояли в очереди, чтобы посрать в общем нужнике, – добавила Май.
Лидди поморщилась:
– Не говори так.
– Но я ведь это делала, верно? Так почему бы об этом и не сказать?
– Мне не нравится такая манера выражаться. – Лидди училась вести себя как настоящая дама и от души наслаждалась этим. – Тем не менее да, мы действительно это делали. С какой же стати нам не быть счастливыми теперь?
Она подвинула ему соусник. Прежде Броуд и подумать не мог, что существует такая вещь, как специальный кувшинчик для соуса, и уж подавно ему не приходило в голову, что такой кувшинчик будет в его владении.
Броуд тоже улыбнулся. Заставил себя.
– Конечно. Почему бы нам теперь не быть счастливыми?
Он загреб вилкой пригоршню гороха и даже умудрился донести несколько горошин до рта, прежде чем они ссыпались обратно в тарелку.
– С вилкой ты так и не научился управляться, – заметила Май.
Броуд потыкал треклятой штуковиной в свою еду. Даже держать ее было неудобно – кисть уже сводило от усилий. Слишком деликатный прибор для его неуклюжих, ноющих пальцев.
– Наверное, в каком-то возрасте уже трудно учиться новым вещам.
– Ты еще слишком молод, чтобы цепляться за прошлое.
– Не знаю… – Броуд нахмурился, нанизывая на вилку подложенный кусок мяса, слегка сочащийся кровью. – Бывает, прошлое само за тебя цепляется.
После этих слов повисла неловкая пауза.
– Надеюсь, ты сегодня ночуешь дома, с нами? – спросила Лидди.
– Было бы неплохо. Но мне надо еще заглянуть на стройку.
– Так поздно?
– Надеюсь, это не займет много времени. – Броуд отложил свой прибор и встал. – Надо присмотреть, чтобы работа не стояла.
– Леди Савин без тебя никуда, верно?
Май горделиво расправила плечи:
– Она сама мне говорила, что все больше полагается на него!
– Ну так передай ей, что твоей семье ты тоже нужен! Пускай делится!
Броуд хмыкнул, огибая стол:
– Скажи ей это сама.
Все еще улыбаясь, Лидди запрокинула лицо, подставляя ему мягкие губы. За последнее время она набрала вес. Они все поправились с вальбекских голодных времен. В ее фигуре вновь появились прежние изгибы, а на щеках – тот же глянец, что был там, когда он только начинал за ней ухаживать. И запах был таким же, как когда они впервые поцеловались. Столько времени прошло, а он любил ее точно так же, как прежде.
– Все получилось очень даже неплохо, – сказала она, легко касаясь его щеки кончиками пальцев. – Разве не так?
– Я тут ни при чем, – буркнул Броуд сквозь комок в горле. – Прости меня. За все беды, которые я причинил…
– Это все позади, – твердо сказала Лидди. – Теперь мы работаем на благородную госпожу. Здесь никаких бед не будет.
– Нет, конечно, – отозвался Броуд. – Никаких бед.
И он поплелся к двери.
– Не слишком там усердствуй, папочка! – крикнула ему вслед Май.
Когда он обернулся, дочь улыбнулась ему, и от этой улыбки у него защемило в груди. Словно там засел крюк и любым своим действием она тащила за него. Броуд улыбнулся в ответ, неловко поднял руку, прощаясь. Потом увидел татуировку на тыльной стороне своей кисти и поспешил ее опустить. Запихнул руку поглубже в обшлаг своей новой куртки из хорошей ткани.
Выходя, он плотно закрыл за собой дверь.
* * *
Броуд шагал сквозь лес шелушащихся железных колонн по темному пространству склада, держа курс на островок света от фонаря. Чернильная пустота вокруг отзывалась эхом его шагов.
Хальдер ждал, сложив руки на груди; его лицо было скрыто тенью. Он был из тех людей, что любят помолчать. Баннерман прислонился к ближайшему столбу, привычно-нахально выпятив бедра. Он был из тех людей, у кого всегда найдется что сказать, даже когда никто не просит.
Их гость сидел на одном из трех потрепанных старых стульев: руки привязаны к спинке, лодыжки – к ножкам. Броуд остановился перед ним и нахмурился, глядя вниз.
– Ты – Худ?
