– Да вот на святки, зимой, сплю я, значит. Печку протопил, жарко стало, ну и встал я воды испить. И кто-то мне на шею – шасть. Шею сжал, дыхнуть не могу. А он говорит: «Пошли». Я на улицу. Тот понукает: «В Слободу пошли». Идем, он ерзает, приговаривает, слышу: «Не успеем, не успеем. Побежали». Я бегом, бегу, ног не чую. Бежал, бежал, и тут петухи в Слободке заорали. Энтот говорит: «Эх, не успели». И пропал, значит. А с меня словно морок сошел. Оглянулся – стою в одном исподнем, босиком, посреди поля. И мороз такой, что белье прямо на мне застывает колом. Не помню, как до дома добежал, сутки в беспамятстве валялся. Такая вот история.
История для егеря была понятная. Злыдень, больше некому. Это они любят кататься на том, в чей дом поселились. И еще злыдень приносит в дом нищету.
Анчутка вскарабкался на плечо егерю и зашептал на ухо: – Леха, у него душонка как трухлявый пень, он и сам себя поедом ест. И следы на шее от злыдней, они с него, похоже, и не слезают. Таким макаром скоро седло приладят.
– Припомни, ты последний год ничего в дом из найденного не приносил? – Спросил Леха кума.
Апраксий задумался, и как-то замялся. – Было дело, нашел шкатулку железную. Кто-то видать оборонил на дороге.
– И оборонил, видать, на перекрестке, – все для Лехи уже было понятно.
– Точно. На перекрестке, как на Слободку идти. А что?
– Перво-наперво, – Леха посмотрел на Апраксия, – никогда ничего не поднимай с перекрестка дорог. Верное дело проблем нажить. Второе – когда домового последний раз угощал?
Кум закатил глаза и неуверенно сказал , – ну, это, на Успенье вроде, баба кошке молоко ставила, а кошка, дура, ушла. Так молоко у печки день и простояло. Домовые то тоже молоко пьют?
– Я не про кошку спрашивал, я про домового.
– Да чего домовому, он сам что хочешь возьмет, – Апраксий начал горячиться. – Ему что, свою миску заводить? Это же нечисть, из кошкиной пусть пьет.
Леха задумался. Не хотелось Сидора обижать, а то давно бы этот кум катился по дороге, не оглядываясь.
– Руку то на жену поднимаешь?
– Ну, так, бей бабу молотом, будет баба золотом, – Апраксий глупо улыбнулся.
– Иди, – Леха чувствовал, что нервы как-то разболтались. – Мы с Сидором подумаем, поболтаем, а ты иди. Вот просто иди и иди.
– А куда итить то? – Апраксий, похоже, окончательно затупил.
– Тебе маршрут нарисовать или на словах объяснить? – Сидор, похоже, тоже начал терять терпение.
Апраксий бросил на Сидора обиженный взгляд и пошел к двери.
Анчутка на плече хихикнул: – ждала сова галку, а выждала палку.
Леха повернулся к Сидору.
– Злыдни у него поселились. Причем он сам их притащил, в шкатулке подобранной. Обычно злыдней домовой прогоняет, не пускает в дом. Но у кума твоего, похоже, домовой слабый. Когда в доме ни согласия, ни порядка, домовому плохо. И пока он в своей башке порядок не наведет, никто ему не поможет.
– Так что делать то? – Сидор, похоже, переживал за непутевого кума.
– Давай подумаю. Он говорил, что злыдня петух с него согнал. Так если злыдень не обернулся до дому, и если их в доме осталось меньше дюжины, может что и придумаю. Злыдни в гнезде, если обжились, по дюжинам живут.
– Спасибо, егерь. – Сидор задумался. – Ты говоришь, домовой слабеть может?
– Может. Может слабеть, может дурным стать. Может и обидеться.
– А если по мелочи что пропадает – это кто может шалить?
– А что пропало?
– Да не то чтобы пропало, – Сидор стал подбирать слова, – то в комнате постояльцев тарелка меда пустая, то сливки в стакане наполовину уйдут. Я вот думаю – может и у меня кто завелся?
Леха рассмеялся, – никто не завелся, не переживай. Похоже, домовой у тебя чудит. Посмотрю, что с ним.
По дороге в комнату анчутка сидел на плече Лехи и удивленно бубнил: – ты смотри, не зря домовые про этого отщепенца говорили, что приворотами промышляет. Тать не тать, а на ту же стать.
– Не приворотами, а изворотами.
– Невелика разница. Как до жизни такой дошли? Домовой, дому защитник, а начинает по тарелкам мед воровать. Довели страну. Ждали обозу, а дождались навозу.
Зайдя в комнату, егерь достал из рюкзака очки, зажег фитиль стоявшей на столе масляной лампы и посмотрел на анчутку.
– Разыщи как мне этого домового, да если начнет шалить – скажи, что шутковать с ним никто не будет. – И, вспомнив наставления хухлику, добавил, – превращу в болотный пар и жабе в задницу задую. Через соломинку.
Модник
Анчутка появился через полчаса. Появился шумно, пыхтя и упираясь, таща за собой домового.
С первого взгляда егерь понял, что разговор будет трудным. Домовой не просто промышлял городскими изворотами – перед Лехой стоял дистиллированный городской фрик. Волосы были покрашены в модный рыжий цвет, уложены какой-то прической, борода заплетена косичкой. Ноготки были аккуратно обточены, только что не покрашены.
Такому домовому самое подходящее место в будуаре какой-нибудь богемной актрисульки, но никак не в честной деревенской избе.
– Что вы себе позволяете? – Пыхтел домовой, пытаясь вырваться из цепких анчуткиных лап. – Уберите лапы, ваши грязные, противные лапы.
Процесс морального разложения, похоже, зашел далеко, поэтому Леха решил не церемониться. Поставив стул перед отчаянно брыкающимся в анчуткиных объятьях домовым, он вытащил из рюкзака небольшой кнут с железным наконечником и сел.
Домовой, увидев кнут, притих.
– Это у тебя борода или ты от цыганской лошади хвост в зубах держишь?
– Дичь! Деревенщина! – заверещал домовой. – Развели домострой и всех под свою гребенку стрижете!
– Я тебя сейчас постригу, – Леха похлопал кнутом по ладони, – ты у меня с козлиной головой в обнимку под порогом спать будешь.
Анчутка встряхнул домового за шкирку, поставил перед егерем и заорал ему прямо в ухо:
– В глаза смотреть! Руки по швам! Здесь вопросы задаем мы!
Егерь от анчуткиного напора даже оторопел. Да что уж греха таить – совершенно и недвусмысленно офигел. Домовой, похоже, тоже смекнул, что ссылки на индивидуальную свободу не работают, и обескуражено замолчал.
– Рано пташечка запела, кабы кошечка не съела. – Анчутка продолжал держать домового за шкирку и, переведя дух, заорал в ухо домовому еще громче:
– Кто весь хозяйский мед пожрал, паскуда? Почему хозяйского кума злыдни зажрали, и все молчат? Отмолчаться захотел, за печкой отсидеться?
– Какого кума?– домовой оторопело смотрел то на кнут в руках егеря, то на анчутку.
